Измена. Боль моего сердца (СИ)

Глава 5

Свят.

Сижу на кушетке в коридоре больницы и тупо пялюсь в ненавистные стены. Запах этот больничный меня просто убивает. Он рождает внутри беспомощность и страх. Беспощадные чувства. Я не знал их, пока Маше впервые не стало плохо. Тогда она потеряла сознание, и я не знал, что делать, куда бежать. Скорая ехала бесконечно долго, а мне казалось, что девочка моя любимая уже умерла на моих руках, и я никогда больше не услышу её голос, не поцелую её любимые губы, не утону в бездонных глазах.

Я до сих пор помню те ледяные щупальца ужаса, которые сковали меня острыми прутьями. Не вздохнуть, не дёрнуться… И самое страшное, ничего не изменить.

Тогда врачам удалось вернуть Машу к жизни. А потом мы узнали, что у девочки моей слабое сердце. Много врачей мы обошли, лекарства, обследования, режим.

В последние пару лет приступов не повторялось. И всё бы ничего, но Маша отчаянно захотела ребёнка.

Врачи были категорически против, предупреждали об огромных рисках. И мне казалось, что мы решили этот вопрос раз и навсегда. Я запретил себе даже думать о детях, и Машке тоже не позволял. Но эта упрямая девчонка решила иначе. Она всегда была такой, нежной и хрупкой снаружи, но со стальным характером внутри.

И всё же я не ожидал от неё такой подставы. Просто в какой-то момент начал замечать, что к её румяному лицу вернулась болезненная бледность, уставать стала моя девочка слишком быстро.

Я настаивал на повторном обследовании, но Маша упорно убеждала меня, что хорошо себя чувствует. Пока однажды её снова не накрыл приступ.

Стоит ли говорить, что в тот момент я снова испытал весь тот дерьмовый спектр чувств, которого так боялся?

Хотя нет! Когда мне сообщили шокирующую новость о причине изменения в самочувствии жены, я как будто погрузился в пучину воды и долго не мог вынырнуть. Как и принять тот факт, что Машка меня попросту обманула.

Сказать, что меня это разорвало — ничего не сказать. Потерять Машку — это мой самый большой страх. Она уже давно стала для меня настолько родной и близкой, что без неё, мне казалось, у меня у самого сердце остановится. Зачем ему стучать без его половинки? Правильно. Незачем.

Я и так с неё пылинки сдувал, а теперь основная угроза поселилась у неё внутри. И самое паршивое, что сделать я уже ничего не мог. Прерывать беременность она категорически отказалась, ведь срок был уже приличный.

И так уж вышло, что рвало меня на части от желания спасти жену, а в итоге я совершил то, что погубило нас окончательно.

Да, это случилось в тот самый вечер, когда я узнал о беременности Маши. Мы поругались, но на самом деле я не смог высказать и десятой доли того, что меня убивало. Как на неё орать, если от любого волнения ей становится хуже? В итоге я проглотил большую часть своих разрушающих эмоций и просто сбежал, чтобы утопить их в стакане.

Поехал к другу. Как назло, в тот момент Гордея в городе не было. Он был в очередной командировке. А вот жена его была дома. И она предложила мне залить горе в баре.

Если бы тогда я знал, что это за змея, я бы её придушил собственными руками, но… Я повёлся.

А эта тварь действительно помогла мне расслабиться. Нет, я тоже хорош, не спорю. В какой-то момент отпустил тормоза и выпил лишнего. А потом я уже и вспомнить не могу, как в моём вискаре оказалась какая-то сильнодействующая дрянь, которая окончательно расплавила мозги. Ну а дальше всё как на карусели. Какой-то дикий кураж, и бабы эти развязные я даже не помню, откуда взялись. И как-то мы с ними оказались в приват-комнате…

В памяти не осталось ни их лиц, ни имён. Мною правили животные инстинкты, похоть, и желание слить агрессию, которая меня просто распирала.

Слил, блять! Очнулся у Наташки в квартире с дикой головной болью. И она рядом голая лежала. Но с ней я точно секса не помню. Хотя… ручаться на сто процентов не могу. Теперь-то я знаю, какая она на самом деле оторва без принципов и морали.

И вот с того дня начался мой персональный ад, который сейчас достиг своего апогея.

Осознание, что я натворил той ночью, пришло постепенно. Мозги после загульной ночи заработали не сразу. Обрывочные воспоминания не позволяли составить полную картину. И вот тут “помогла” Наташка. Показала мне то самое видео, от которого у меня волосы зашевелились.

— Ты зачем сняла это, идиотка! — набросился на неё.

— Ну чего ты завёлся, успокойся. Поржали и все. Прикольно же.

— Удали! Немедленно! И если это всплывёт где-то, я тебя урою!

— Ой, не пыли, уже удалила!

Конечно, эта тварь соврала. Но самое паршивое, что она нашла моё слабое место. Поняла, что я прихожу в ужас от одной только мысли, что Маша может увидеть эту грязь.

И пользовалась потом этим так, как хотела, делая меня марионеткой её больных игр.

С Машей мы помирились. Нет, я не принял её беременность, но решил делать всё, чтобы её защитить.

Я продолжал вариться в своих диких страхах за Машкино здоровье, и балансировать на грани, выполняя Наташкины капризы.

Шли месяцы, животик у Маши рос, а вместе с ним рос и мой страх. Я никак не мог осознать, что жена носит моего ребёнка. Её беременность чётко ассоциировалась у меня с опасностью. И совесть сжигала. Ещё и перед другом.

Я чувствовал себя преступником, который, совершив одно преступление, продолжал совершать их снова и снова, заметая следы, но в итоге только ещё больше запутываясь в своём вранье. Это как спрут, который душит с каждым днём всё больше.

И теперь я на самом дне. Знаю, Машка не простит. Да я и сам себя простить не могу. Наверное, я мог бы сказать, что мне стало легче, когда всё открылось, если бы не одно “но”. Машкино сердце.

Теперь я совсем не могу ни есть, ни спать. Каждую секунду мне кажется, что вот сейчас её сердце совершит последний удар и остановится.

Мне снятся кошмары, где я снова держу в руках её бездыханное тело.

И агонии этой теперь нет ни конца, ни края.

Из Машкиной палаты выходит Гордей. Бросаюсь к нему.

— Как она? — выдавливаю хрипло.

— Дела у Маши не слишком хорошо, ну а что ты хотел после твоих закидонов, — смотрит волком Гордей. — Развода хочет. Готов?

— Что? — получаю очередной удар под дых. — Это она сказала?

Я, конечно, понимал, что измену Машка не простит, но всё же была у меня слабая надежда, что она не будет рубить сплеча, и даст хоть какой-то шанс искупить вину. Но… это же Машка! Идеалистка во всём. И эта черта в ней мне тоже раньше нравилась, а сейчас… А сейчас уже терять нечего.

— Да. А ещё её парит, — продолжает Гордей, — что если с ней что-то случится, то сын ваш останется сиротой при живом отце. Не хочешь пояснить, как в голову твоей жены поселилась эта мысль? — спрашивает с наездом в голосе.

А я зажмуриваюсь, потому что его слова находят свою болевую точку. Не знаю я, что ответить другу. Как объяснить, что понятия не имею, как быть с ребёнком, что я вообще всё это время старался не думать о нём. И да, я понимаю, почему Маша переживает. Это обоснованно, но…

— Сына я не брошу, что бы ни случилось, — цежу сквозь зубы.

— Короче, Свят, — Гордей тяжело опускает ладонь мне на плечо, — мой тебе совет, оставь пока Машу в покое. Она на тебя очень тяжело сейчас реагирует, а нервничать ей нельзя. Дай немного времени. Мы договорились, что она подумает насчёт развода до выписки из больницы. А тебе я советую пока решить, с чем останется твоя жена и сын, если вы всё же разведётесь.

— А что тут решать, — усмехаюсь грустно. — Пусть всё им и останется.

Я своей жизни без Машки всё равно не представляю, так что имущество мне ни к чему.

— Здорово ты придумал, благородный, блять. А фирму тоже на неё повесишь? Пусть сама рулит с младенцем на руках?

— Придумаю что-то.

— Вот и придумай. Делом займись. Хватит сопли жевать! — режет жёстко. — Я вообще не пойму, что с тобой стало? Ты же не был таким? Где твоя хватка, задор? Что с тобой случилось вообще?

— Ты хочешь об этом поговорить? — усмехаюсь цинично.

— Вообще-то, не особо, — поглядывает через плечо на свою зазнобу.

Хорошенькая, рыженькая и неиспорченная. Не то что Наташка. Рад за друга. А ещё прекрасно понимаю, что ему сейчас не до моих проблем.

— Но я чувствую, — продолжает Гордей после паузы, — что в какой-то момент упустил что-то важное. Это так? — смотрит пытливо.

— Да, кое-что ты точно упустил. Но твоей вины в этом нет. Я всё сам, — развожу руками. — Много чего случилось, но мы последние полгода почти и не виделись. Ты всё в разъездах, а потом праздники и вся эта канитель с твоим разводом. Но теперь уже ничего не изменишь. И да, имей в виду, что жена твоя всё ещё кипит злобой. Пыталась заставить меня, чтобы я тебе подставу организовал в бизнесе. Теперь на меня у неё рычагов давления нет. Но она их продолжит искать. Ты же понимаешь.

— Спасибо за предупреждение. Давай, друг, приходи в себя и бери свою жизнь в руки. Ради себя не хочешь, так ради Машки и сына постарайся, — хлопает меня по плечу Гордей.

А меня снова совесть перед ним обжигает.

— Спасибо тебе, — встречаемся взглядами.

Я понимаю, что друга я не потерял. Не сейчас, но найдётся момент, когда я смогу во всём ему покаяться. И есть шанс, что он простит. А вот с Машей, боюсь, шанса нет. И от этого хочется взвыть волком.

Поднимаю взгляд и замечаю в конце коридора знакомую фигуру.

— Постой, это не Наташка там мелькнула? — настораживаюсь я.

Мы с Гордеем всматриваемся в спину удаляющейся по коридору прихрамывающей женщины.

— Это Наташа, — хмурится друг, подтверждая мои подозрения.

Дама сворачивает в крыло травматологического.

— А её выписали уже? — уточняю я.

— Понятия не имею. И выяснять не собираюсь, — цедит с плохо скрываемой яростью друг.

Знаю, Наташка достала и его до печёнок. Не так давно она в пьяном угаре, пытаясь доказать что-то Гордею, вылезла на балкон, ну и полетела с него.

(Кому интересно, как это произошло, приходите в историю о Гордее и его рыжей зазнобе — Анне. Книга называется “Измена в новогоднюю ночь”. Вот ссылка: https:// /ru/book/izmena-v-novogodnyuyu-noch-b461019)

Я находился в этот момент в другой комнате, это был очередной вечер, о котором не хочется вспоминать. Скажу прямо, когда я понял, что случилось, честно желал в душе, чтобы эта курва свернула шею. Но такую змею не так-то просто добить. Ей повезло. Грохнулась она с третьего этажа в огромный сугроб. Отделалась переломом ключицы, ушибами, синяками. И вот, спустя буквально несколько дней, уже вовсю бегает, снова портя всем жизнь.

— Она приходила ко мне домой, как раз когда Маша вернулась. Может, Наталью отпускали на выходные? — вспоминаю я тот проклятый вечер.

— Спроси у неё сам, — бросает тяжелый взгляд. — Или ваша “дружба” закончилась? — ядовито.

— Гордей, — смотрю на него устало, — я думаю, нам всё же нужно поговорить. Я хочу рассказать, как всё было, а дальше ты уже сам решишь, кого казнить, а кого миловать.

— Поговорим, — кивает недобро. — Наберу тебя. А сейчас… позаботься о жене и ребёнке, но так, чтобы не отсвечивать. Кстати, Маша просила забрать её заказ из детского магазина. Справишься, или мне самому? — выгибает провокационно бровь.

— Справлюсь, — недовольно цежу я.

— Отлично, данные скину. Всё, не раскисай! — хлопает меня по плечу.

Гордей уходит, обняв за талию свою невесту. Смотрю им вслед. И сердце начинает так неприятно тянуть. Чем-то они напоминают восторженными взглядами нас с Машкой в конфетно-букетный период, когда мы тоже были безумно влюблены и счастливы. Впереди открывалась вся жизнь, мы были уверены, что до конца проведём её вместе и умрём в один день.

Кто же знал, что коварная судьба готовит нам такие испытания?

И самое паршивое, уже сейчас понятно, что мы не справились. Череда роковых ошибок пробила трещину между нами, которая теперь разрослась в пропасть.

С тоской смотрю на дверь палаты жены. Невыносимо хочется увидеть Машку сейчас, вдохнуть запах её волос, обнять так крепко, чтобы не смогла вырваться. Так хочется, что руки зудят, но…

Подхожу к двери и смотрю на неё, как преданный пёс, которого хозяин выгнал на мороз.

Такая тонкая преграда между нами, но абсолютно непреодолимая. Поднимаю руку, чтобы приоткрыть дверь и увидеть мою Ириску хоть через щёлочку.

В этот момент дверь распахивается, на пороге стоит Машка. Немного бледная, растерянная, но такая красивая…

Мы сталкиваемся шокированными взглядами, время замедляется…

Онемев, зависаем глаза в глаза…

Тону в её пронзительной синеве, воздух застывает в лёгких, а тоска взрываются в груди с новой силой…

В какой-то миг мне кажется, что между нами всё живо, она всё ещё моя. Такой у неё взгляд родной. Поднимаю руку, желая прикоснуться к её щеке.

И тут этот взгляд резко леденеет. Машка отталкивает мою руку, а чистые озёра её глаз наполняются слезами.

И всё! Снова стена вырастает между нами и весь магнетизм улетучивается.

Маша зажмуривается, захлопывает перед моим носом дверь, но я успеваю хватануть достаточно кислоты из её взгляда.

Грудь нервно вздымается от ощущения, будто её пробили насквозь, и через эту дыру вытекает всё хорошее, что было между нами.

А остаётся только пепел и выжженная земля…