Богданчик всё же заболел. Проснулся он уже с температурой, которую никак нельзя списать на обычный детский перегрев. И теперь уже второй час орёт на разрыв.
У ребёнка явно что-то болит. И вот теперь в панику впал даже я. Это ужасно, когда твой крохотный родной комочек так кричит, ему плохо, а ты не знаешь, чем помочь. Страх и бессилие скручивают внутренности. Доктор вызван, но идти к нам он явно не торопится.
А Богдану всё хуже. Температура только что переползла за тридцать девять. Жаропонижающий сироп сын выплюнул, ещё и срыгнул обильно. Поэтому мало шансов, что подействует. Ещё и сыпь какая-то странная вылезла.
— Свят, что делать? — хватается за голову Машка. — Может, жаропонижающую свечку? В попу?
Кривлюсь от этой мысли. Не хочется делать малышу больно, но…
— Или укол?
Эта мысль ещё более неприятная, но… А что делать?
Раздаётся звонок в дверь.
— Врач! — подскакиваем мы с Машкой оба.
Да, это он. Осматривает ребёнка, хмурится. От манипуляций Богдан плачет ещё надрывнее, а когда врач придавливает его ушки, просто переходит на сверхзвук.
— Что с ним? — дрожащим голосом спрашивает Маша.
— Похоже на отит. Когда воспаляются ушки, температура бывает очень высокой. Точнее покажут анализы. И вообще, вам нужно стационарное лечение. Дома вы не справитесь.
— Стационарное…, — хватается Маша за сердце.
— Так, малышка, не переживай, — за неё пугаюсь значительно больше, чем за Богдана. — Я лягу с ним в больницу сам.
— Нет, так нельзя, — трясёт головой Маша.
— Да-да, — кивает врач, — папочек в детском отделении отродясь не видели.
— В смысле, — смотрю на педиатра, как на идиотку. — Я что, не родитель? В чём дело?
— Родитель, конечно, но… Понимаете, там палаты двух-трёх местные. А мамочки в основном кормящие. Они будут вас стесняться, и вообще…
— Платные палаты там есть?
— Наверное, точно не знаю.
— Узнайте. Нам нужна индивидуальная.
Врач всё ещё смотрит на нас, как на инопланетян. Злит меня. Возможно, это и редкость, но всё же.
— Свят, не нужно. Я смогу справиться, — не слишком уверенно выдаёт Маша.
— Как? — начинаю злиться сильнее. — Я же вижу, тебя уже передёрнуло от мысли вернуться в больничные стены. Но не это главное. Не забывай о своём лечении. У тебя сегодня через два часа капельница. Медсестра приедет. Не будет же она тебе капельницы в детском отделении ставить?
— Нет. В патологию новорождённых никого не пускают, — категорично заявляет педиатр. — Поэтому прямо сейчас решайте, кто из вас будет лежать с ребёнком. Это не шутки.
— Хорошо, всё понятно.
— Я сейчас сделаю укол ребёночку, собьём температуру. А потом выпишу вам направление на госпитализацию. И езжайте в отделение как можно скорее.
Педиатр уезжает. Через некоторое время температура у Богдана спадает, и он, наконец, засыпает. Мы с Машей собираем всё необходимое для малыша. Маша хлюпает носом.
— Маш, нужно успокоиться, — пытаюсь приобнять её за плечи. — Всё будет хорошо.
Кивает, выкручивается, на меня не смотрит, складывает дрожащими руками ползунки, боди. Уже двадцатые по счёту.
— Маш, нам не нужно столько вещей, — убираю половину. — Самое необходимое нужно собрать.
— Вот, — начинает всхлипывать сильнее. — Я даже вещи собрать не могу.
— Маш, что тебя так беспокоит, скажи? — хмурюсь, потому что реально не понимаю.
— Я не могу объяснить! — бросает с психом вещи на кровать. — Я просто не мо-гу!
— Маш…
— Я чувствую себя ущербной! Я… Я ничего не могу! Я так хотела ребёнка, а теперь… Я не понимаю, что происходит. Я не хочу тебя видеть, но и без тебя не справляюсь! Мне с тобой плохо, а без тебя ещё хуже! Я не знаю…, — мучительно сжимает виски.
— Маша, давай так, — беру её за плечи, слегка встряхиваю. — Давай попробуем сосредоточиться сейчас на здоровье. Ты на своём, а я — на здоровье Богдана. Пока мы будем лежать в больнице, ты отдохнёшь, придёшь в себя, восстановишься, наберёшься сил. А когда мы все будем чувствовать себя лучше, начнём решать проблемы наших семейных отношений. Согласна?
— Да. Ты прав. Ты, чёрт возьми, опять прав! — злится, а я всё не могу понять, почему.
Выдыхает несколько раз.
— Всё, я успокоилась. Только…, — снова слёзы. — Я не хочу оставаться одна… Я тут чокнусь!
— Ты не будешь одна. У нас есть телефон и видеосвязь. Вспомни, как мы часто и много общались, когда ты лежала в больнице, а Богдан был здесь со мной.
— Да, — горько усмехается. — Но тогда я не знала, что ты… Ну, ты понял.
— Маша, — смотрю на неё строго, — мы сосредотачиваемся на здоровье.
— А ты думаешь, эти мысли легко отключить?
— Я понимаю, что нелегко, — вздыхаю. — Но нужно попытаться.
— Ладно, — зло вытирает слёзы. — Ты прав! Не буду думать о твоих изменах. Я подумаю о себе, — прищуривается.
Не нравится мне её интонации.
— Да, точно. Я побуду одна, восстановлюсь. Вспомню, в конце концов, что я женщина. Свободная уже практически женщина. Выйду, погуляю, пообщаюсь. Я же могу себе это позволить?
— Что? — сатанею тут же.
— А что не так? — смотрит с вызовом. — Ты же сам сказал, я должна думать о своём здоровье. А для здоровья мне нужно…, — оставляет многозначительную паузу.
— Что тебе нужно? — закипает в груди адский коктейль.
— Неважно. Это теперь мои дела, — упрямо отворачивается, входит из комнаты.
А я просто охреневаю.
Это что ещё за подачи?