Аня тянет меня в сторону машины. Изящный белый седан подмигивает нам фарами.
— Это твоя?
— Да. Гордей подарил, — улыбается Аня. — Поехали, покатаемся.
Мы едем по ночному городу. Яркие огни бликуют на мокром асфальте и сливаются в радужную картинку. Или это слёзы застилают глаза…
Я молчу. Говорить не хочется. Моя истерика сменяется полным опустошением.
Я очень благодарна Ане, что она не лезет ко мне с расспросами.
Мы долго катаемся в тишине. Видимо, в какой-то момент меня выключает. Когда открываю глаза, машина уже никуда не едет. Оглядываюсь. Мы в незнакомом дворе.
— Где это мы? — потираю сонно глаза.
— Здесь мы сейчас живём с Гордеем, — Аня указывает на окна где-то в вышине. — Пойдём. Гордея нет, он у вас остался. А у нас сейчас будет гастрономический беспредел, — хитро подмигивает Аня, демонстрируя коробку с пирожными.
Едва ли какая-то еда сейчас полезет в меня, но Аню обижать не хочется. И домой возвращаться тоже. Поэтому я поддаюсь.
Мы сидим у них на кухне. Аня суетится, накрывая на стол. К пирожным добавляется травяной чай, домашние печеньки, клубничное варенье.
Аня такая милая и уютная. Домашняя. В простом спортивном костюме забирается с ногами на диванчик рядом со мной.
А мне отчего-то вспоминается Наталья, первая жена Гордея. Всегда идеальная, ледяная и надменная.
Полная противоположность. Она бы точно никогда не допустила такого беспредела, чтобы трескать печенье, сорить крошками и похрюкивать от удовольствия.
— Чёрт, малиновые пирожные — это моя слабость, — горестно вздыхает Аня. — Разнесёт меня скоро, как корову! Придётся на диету садиться.
Невольно отвечаю ей улыбкой. Такая Анька забавная и непосредственная.
— Не нужна тебе диета. У тебя отличная фигурка, а даже если немного добавится, Гордей точно не расстроится.
— Ой, не скажи, — снова вздыхает. — У него в офисе полно силиконовых хищниц. И меня это бесит.
— Если бы ему была нужна силиконовая хищница, он бы не развёлся.
— Тут ты права. Бывшая его… Бр-р-р! — передёргивает Аню. — До сих пор нам нервы пытается трепать.
— Но мужиков на таких тянет, — выдыхаю с болью.
Снова возвращается это омерзительное чувство в груди, которое скручивает в узел.
— Маш, — смотрит Аня сочувственно, — я не знаю всех ваших обстоятельств, но я знаю Гордея. И вот был момент, когда они очень сильно поругались со Святом. Там точно была замешана Наталья. Но потом прошло немного времени, они поговорили. Я не знаю детали, но Гордей как-то поделился подозрениями, что Наталья двинулась головой. Потому что здоровый человек творить такой треш не станет. А ещё он сказал, что Свят попал под этот невменяемый каток по полной программе, и это разрушило вашу семью, и чуть не стоило тебе жизни. Ты тогда ещё в коме лежала. А потом да, мы узнали, что ты очнулась и ничего не помнишь. Свят очень переживал. Видела бы ты его…
— Ань, не нужно его защищать…, — выговариваю устало.
— Не буду… Но хочу сказать, что он тебя любит. И сыночка вашего. И просто выслушать его, я думаю, стоит.
— Я боюсь его слушать, — вдруг понимаю я. Глаза снова наполняются слезами. — Сейчас я цепляюсь за свою ненависть, обвиняю его, и мне так легче. А если он и правда скажет что-то такое… Мне придётся его простить? Ради семьи, ради сына… Но… я не смогу, наверное. Это же всё равно будет висеть между нами. А я не хочу так жить.
— Ты его любишь, Маш?
— Сейчас я уже не знаю, — задумываюсь над её вопросом. — Скорее ненавижу.
— Это обратная сторона любви, — улыбается Аня. — Я тоже Гордея ненавидела. Я ему по роже даже разок съездила. Я же не знала, что он женат. Нас Наталья застала в очень пикантный момент, ну и яду вылила прилично. Мне казалось, я в там и умру. Я сбежала и так злилась на Гордея, что чуть умом не двинулась.
— Ну он же и правда женат. Как ты его простила?
— Как-то, — пожимает плечами. — Он умеет убеждать. Ну и иногда так дурит мне голову, что я ничего не соображаю.
— Это они умеют, — невольно улыбаюсь, вспоминая, как раньше и я таяла в руках мужа. — Но Гордей ведь тебе не изменял.
— Да. Поэтому я не берусь советовать тебе что-то. Единственное, что знаю наверняка: Наталье верить нельзя. Она полностью больная на голову и способна на любые подлости. А Святу просто позволь рассказать, как всё было, а потом будешь решать, казнить или миловать. Ты же не сможешь всю жизнь убегать от правды.
— Ты права, конечно. Но… это так больно, что я не знаю, справлюсь ли… Лучше бы он ушёл и бросил нас, вот честно, — начинаю всхлипывать. — А так… Я себя чувствую отвратительной матерью. Молоко у меня перегорело, пока я в больнице валялась, а теперь я даже накормить Богданчика не могу. У меня он то захлёбывается, то капризничает. А у Свята всё получается, как будто он уже троих воспитал!
— Это же чудесно, на самом деле, — улыбается Аня. — Гордей тоже хочет ребёночка, а я пока не готова…
— Ты не хочешь?
— Хочу. Но чуть позже. Через годика два. Но Гордей сегодня взял на руки вашего малыша, и у него было такое поплывшее, трепетное выражение лица… Короче, мне кажется, он задумал стать отцом намного раньше.
— Если ты его любишь, может, стоит поддаться?
— Я подумаю, — вздыхает Аня. — Кстати, вы на свадьбу нашу придёте?
— Я не знаю. Мне сейчас не до праздников.
— Дело твоё, но я бы очень хотела вас видеть.
И так искренне Аня на меня смотрит, что я не могу отказать.
— Мы постараемся быть, — отвечаю, и тут же понимаю, что по привычке ответила «мы», имея в виду себя и мужа.
Да только правда в том, что «нас» больше нет…