Изъян

Глава 8

Скарификатор

Она чувствует, что я рядом. Каждая из них чувствовала. Страх — это естественный защитный механизм и мощнейший резонатор опасности, который всегда срабатывает, когда рядом появляется хищник.

Поверьте, даже сам хищник подчинён этому инстинкту. Он делает его осторожнее, расчётливее, внимательнее к деталям. Именно поэтому я так безошибочно распознаю пугливую дрожь и смятение своей жертвы.

Я понимаю их, потому что испытываю то же самое. Мы связаны общей природой: они боятся меня, я — быть пойманным. Их паника и моё напряжение сходятся в одной точке, превращая момент охоты в совершенный акт искупления.

Для меня ее страх — особый сигнал, звучащий как приглашение. Порог, через который я вхожу. Она будет сопротивляться. Пытаться сбежать. Спастись. Найти укрытие. Но разве можно защититься от того, кто уже стоит у тебя за спиной?

У нее осталось не так много времени, а затем начнется следующая фаза моей смертельной игры. Догонять и настигать. Призывать к ответу. Карать за малодушие и трусость. Слабость презренна, но еще хуже — ложь и лицемерие, которыми они больны.

У каждой из них был шанс на исцеление и новый путь. По нашим заветам. Но они выбрали искушение, решив, что имеют право на маленький грязный секрет. Уверовав в то, что никто не узнает. Убедив себя в том, что это никому не навредит. Но так не бывает. Каждое отступление от правил запускает разрушительную цепь событий, которую я обязан разрубить.

Почему?

Потому что не могу остановиться.

Уже — нет.

Вы наверняка думаете, что я свихнувшийся психопат, вошедший во вкус и получающий садистское удовольствие от жестоких убийств и мучений жертв. Но это не так. Я защищаю и «зачищаю» свои границы, за которые они посмели переступить.

А клуб, об идеологии которого я так много, нудно и пафосно рассуждаю — всего лишь ширма для самоутверждения одного человека. Ложная вера, за которой удобно прятаться. Культ, прикрывающий личные слабости. Но мне не нужны оправдания. Я действую не ради символов и не ради чьего-то тщеславия. Я действую ради чистоты.

И если придётся стать лезвием, выпускающим гной, я стану им.

Ева

До кофейни «Десять зерен» я доехала на такси, но вовсе не из-за пробок или желания выпить что-то покрепче помимо кофе, а из опасения, что Алина сможет пробить мои личные данные по номеру автомобиля. Не хотелось бы «засветиться» раньше времени. Сначала необходимо убедиться, что ее мотивы не несут для меня опасности.

На летней веранде царит ленивое воскресное оживление. За одним столиком воркует влюбленная парочка, неподалёку две девушки делят десерт, в глубине — женщина с ребёнком разглядывают картинки на планшете. В воздухе стоит терпкий аромат кофе и свежеиспечённых круассанов, слышится негромкий гул голосов, звяканье ложек о фарфор и редкие всплески смеха. Солнце пробивается сквозь тент, ложится на столы золотыми пятнами. Под ноги лениво падает жёлтый лист, напоминая, что лето доживает последние дни.

Я сразу узнаю её. Алина сидит за угловым столиком, спина прямая, взгляд прикован к экрану телефона. Сходу отмечаю, что вживую она выглядит моложе и стройнее. Одета в белое платье-рубашку, перехваченное тонким кожаным ремешком, и бежевые балетки. Тёмные волосы убраны в гладкий низкий хвост, на запястье блестит тонкий золотой браслет, обручальное кольцо отсутствует, как и другие украшения. В ней чувствуется выверенная простота, за которой угадывается тщательно выстроенный имидж и неоспоримая уверенность в себе.

Я застываю у входа, нервно тереблю ремешок сумочки. На мне светлые джинсы, чёрная футболка без рукавов и лёгкий серый жакет — больше броня, чем элемент одежды. На ногах удобные кроссовки, на лице минимум макияжа, глаза спрятаны за темными очками, а волосы густой волной струятся по плечам и спине. Я намеренно выбрала самый неприметный и будничный образ, сквозь который Алине будет очень не просто меня оценить, «считать» и изучить.

Секунду колеблюсь, рассматривая безупречный профиль моей «сетевой» знакомой. Затем натягиваю дежурную вежливую улыбку и решительно приближаюсь к столику.

Алина сразу поднимает голову и фокусирует взгляд на моём лице. В светло-карих выразительных глазах на мгновение мелькает растерянность, затем холодное любопытство.

— Вита? — брови красивой формы удивленно взлетают вверх.

Её взгляд скользит по моему неброскому, почти студенческому луку — и чуть дольше задерживается на кроссовках и сумке.

— Да, это я, — продолжаю улыбаться, отодвигаю стул и присаживаюсь напротив. — Привет, Алина. Я не опоздала?

— Нет, ты вовремя, — она озадаченно хмурится, теперь разглядывая меня внимательнее, словно через призму внутреннего чек-листа. — Я приехала немного раньше. Была неподалёку.

— Живешь рядом? — интересуюсь я, стараясь вести себя открыто и непринужденно, но, честно сказать, это задачка не из простых.

— Не совсем, — уклончиво отвечает Алина, откладывая в сторону свой телефон.

Спохватившись, я снимаю темные очки и убираю их в сумочку. Тянусь за меню.

— Ты уже сделала заказ?

— Тебе не тридцать один, — внезапно выдает она, проигнорировав мой вопрос.

— Двадцать шесть, — виновато улыбнувшись, признаюсь я и торопливо добавляю: — Все остальное — чистая правда.

— То есть замуж вышла в шестнадцать? — ироничная усмешка скользит по её губам. — Смело.

Щёки вспыхивают жаром. Прокол. Легенду стоило продумать лучше.

— Ладно, расслабься, — её улыбка становится теплее.

Она расслабленно откидывается на спинку и смотрит на меня немного иначе: с пониманием и ноткой покровительства.

— Поначалу я тоже этим грешила. В сети легко примерить чужую жизнь, пока не наберёшься смелости показать свою. Это нормально.

Подняв руку, Алина подзывает официанта. И в этом плавном жесте столько естественной женственности, что я невольно любуюсь. И не только я. Официант, кажется, тоже очарован.

— Добрый день. Мне, пожалуйста, латте на овсяном молоке и чизкейк, — мелодичным приятным голосом произносит она, даже не заглядывая в меню. — А тебе, Вита?

— Эспрессо. Без сахара, — смущенно выдавливаю я. — И… чизкейк.

Официант записывает заказ и уходит, а Алина сразу возвращается к прерванной мысли, останавливая на мне проницательный взгляд:

— А имя — твоё? Или псевдоним для форума?

— Мое, — быстро киваю я, решив сохранить хотя бы часть легенды. Вряд ли она потребует у меня удостоверение личности. Так что риск разоблачения минимальный.

— Даже если нет — не страшно. Всему свое время, — полные губы, тронутые прозрачным блеском, снова раздвигаются в приятной располагающей улыбке. — И откровенности — тоже.

— Почему ты захотела встретиться со мной? — напрямую спрашиваю я, но тут же тушуюсь. — То есть, я хотела сказать…Это мой первый опыт знакомства на форуме…

— Да не парься ты так. Я не кусаюсь, — мягко усмехается она, чуть наклоняя голову набок. — Мне показалось, что тебе не помешает общение с кем-то, кто сможет выслушать и понять. Ну и помочь по возможности. Глаза в глаза — это всегда действеннее, чем через экран. Согласна?

— Да, — с улыбкой отзываюсь я. — Но на самом деле у меня все не так плохо, как могло показаться. А проблемы в семье… они есть у всех. Ты, кстати, не замужем?

— Нет, никогда не была и не планирую. Но, кто знает… может быть, однажды я передумаю, — качнув головой, Алина задерживает взгляд на обручальном кольце на моем пальце. — Красивое. У твоего мужа хороший вкус.

Я машинально поворачиваю кисть, тоже разглядывая кольцо. Белое золото, безупречная огранка крупного бриллианта, сияющего в свете солнечных лучей так ярко, что рябит в глазах. Украшение из тех, что носят женщины со страниц глянцевых журналов, вызывая больше зависти, чем восхищения. Слишком дорогое и кричащее для скромного образа, который я сегодня так старательно подбирала.

— Да… — натянуто улыбаюсь, машинально убирая руку с поверхности стола. — Он умеет выбирать подарки.

— Щедрые мужчины с хорошим вкусом — редкость в наши дни, — непринуждённо замечает Алина.

— Ты не представляешь, как часто я это слышу, — с моих губ срывается нервный смешок. — А еще мне постоянно советуют держаться за него крепче.

— Тебя это раздражает?

— Да, — после короткой паузы согласно киваю я.

— Почему? Думаешь, что они правы?

— Просто бесит.

— Понимаю, — уголки губ Алины поднимаются в лёгкой ухмылке. — Эти «доброжелательницы» наверняка люто тебе завидуют. А ты изо всех сил стараешься не выделяться на их фоне.

В этот момент к нам возвращается официант. Он ставит на стол две чашки: высокий бокал латте с молочной пеной для Алины и крошечную чашку эспрессо для меня. Рядом аккуратно опускает две тарелки с умопомрачительно красивым десертом.

— Приятного аппетита, — улыбается официант, глядя на Алину с нескрываемым восхищением.

Игнорируя неприкрытый интерес молодого человека, она смотрит исключительно на меня. Расстроенный официант удаляется, и мы снова остаемся наедине.

Сделав глоток кофе, Алина прищуривается от удовольствия, слизывая с губ воздушную пенку.

— Невозможно вкусно, — выдыхает она, заставив меня пожалеть о своем выборе. Эспрессо в моей чашке выглядит чересчур суровым на фоне её нежного латте. — Как ты пьёшь эту горечь? — с любопытством интересуется Алина.

— Мне не помешает взбодриться, — поясняю я, сделав осторожный глоток и морщась от терпкой крепости напитка.

— Бессонная ночь? — понимающе подмигивает Алина, отламывая ложечкой аккуратный кусочек чизкейка и неторопливо отправляя его в рот.

— Не в том плане, что ты подумала, — отрицательно качаю головой. — Мы с мужем немного повздорили вчера. В итоге он лег спать в гостиной, а с утра как обычно приготовил мне завтрак и уехал по своим делам.

— Он еще и готовит? — Алина удивленно приподнимает брови.

— Ага, и маниакально следит за порядком, — тускло отвечаю я.

— Да, я помню: неисправимый педант, одержимый контролем и заботой о твоем благополучии. А еще сексуальный доминант с проблемами в достижении оргазма.

— Доминантом я бы его не назвала… — с сомнением протягиваю я.

— Милая, — Алина наклоняется ко мне, её голос становится мягким и доверительным, — они проявляют себя по-разному. Один демонстрирует власть жёстко и открыто, другой — заботой, вниманием и контролем. Это та же динамика «сверху-вниз», только в другой обёртке.

Я задумчиво хмурюсь, но не перебиваю.

— Ты говоришь, что он готовит завтрак, — продолжает она, обводя ложкой край тарелки. — Но посмотри глубже: это акт любви? Или это способ подчеркнуть, что без него ты даже не поешь как следует?

— Никогда об этом не думала… — признаюсь тихо.

— Вот именно. — Её глаза блестят, в них читается азарт человека, попавшего на знакомую территорию. — Ты ведь не случайно упомянула про «маниакальный порядок». В таких случаях забота часто маскирует склонность к тирании и контролю. Удобно, правда? Он делает всё идеально, и у тебя будто бы нет повода жаловаться. Но в то же время он формирует твою зависимость.

Я нервно сжимаю чашку, пытаясь скрыть дрожь в пальцах.

— Это звучит… слишком жёстко.

— Жёстко — не значит неправда, — мягко возражает Алина. — Поверь, самые сложные случаи именно те, где партнёр не кричит и не бьёт кулаком по столу, а ласково улыбаясь, лишает женщину выбора. Ты можешь этого пока не замечать, но подсознание уже сигналит. Иначе ты бы здесь не сидела.

— Нет, я не думаю, что мой муж делает это намеренно, — неуверенно оспариваю я.

— Ты говорила, что он — практикующий психиатр, — напоминает Алина. — В этой профессии закон «сапожник без сапог» тоже действует, но тут, я думаю, не тот случай. Он отлично осознает, что делает и для какой цели.

Она выдерживает паузу, давая мне время переварить ее слова, и добавляет с ободряющей улыбкой:

— Но я не утверждаю, что манипуляторы — это всегда зло. У них разная мотивация. Иногда они сами верят, что защищают любимого человека. Иногда искренне считают, что лучше знают, «как правильно». И да, такие отношения могут быть даже удобными… пока однажды не становится тесно. — Алина дотрагивается до моей руки, мягко сжимая пальцы. — Хочешь пример из моего личного опыта?

— Давай, — быстро киваю я, переводя дыхание.

И правда, сколько можно мусолить мою жизнь. Пора бы послушать и другую сторону.

— Если ты читала мой блог, то знаешь предысторию, — поставив локти на стол, начинает Алина. — У меня было дерьмовое детство, не менее дерьмовая юность и огромный багаж дерьмовых поступков. Я была зависима от наркотиков больше десяти лет, начиная с подросткового возраста. Я сбегала из дома, тусовалась в таких злачных местах, что ты бы в обморок грохнулась, если бы оказалась там хоть на минуту. Ну и плохие парни — само собой. Куда без них? У меня нет отца, мать — сущий дьявол, а я искала внимания и тепла совсем не там, где их можно было найти. Один подонок сменялся другим, и я каждый раз думала, что вот этот точно лучше предыдущего. Но правда в том, что все они были лживыми ублюдками и наркоманами, готовыми продать меня за дозу своему поставщику дури. Знаешь, когда ты уже на дне, то самые чудовищные и грязные моменты воспринимаются через искривленную призму реальности, становясь чуть ли не нормой.

Я слушаю ее открыв рот и затаив дыхание. Не верится, что все рассказанное Алиной — о ней. Глядя на эту самодостаточную красивую женщину жутко представить, что когда-то она вела самоубийственный образ жизни. И в то же время меня восхищает ее честность и прямота, с которой она делится самыми неприглядными эпизодами своего прошлого. Для этого необходима огромная внутренняя сила, свобода и полное принятие себя. Я бы так не смогла… Сгорела бы от стыда.

— Я не стану долго и нудно рассказывать, как мне удалось вырваться из этого гиблого и порочного круга, — бесцветным тоном продолжает она. — Это было трудно и больно, словно с меня заживо содрали кожу, а потом нарастили новую. Я стала другим человеком, внешне и внутренне, но кое-что осталось.

— И что же? — выдыхаю я, боясь даже моргать, чтобы не спугнуть собеседницу слишком бурной реакцией.

— Тяга к подонкам, — напряженно смеется Алина. — Подонкам более высокого социального класса, а они, поверь мне, гораздо опаснее и изощреннее.

Она выпрямляется, откидывается назад и смотрит прямо на меня.

— Последний мой любовник — типичный садист. Образованный, успешный, с отличными манерами, но только на людях. За закрытыми дверями — пытки и игры на грани. Он больной на всю голову псих с четким списком правил и требований, которые невозможно выполнить. Но в этом и суть игры. Чтобы он мог получить удовольствие, я должна страдать и испытывать невыносимую боль. Молча, не издавая ни звука и не шевелясь. Словно я гребаный труп.

— Боже… — ошеломленно бормочу я, потрясённая до глубины души. — Зачем ты это терпишь?

— Потому что подсела, — ее спокойный ответ заставляет меня оцепенеть от шока. — Потому что привыкла получать кайф через боль. Потому что он — единственный, кто видит меня насквозь и не осуждает. — на секунду умолкнув, Алина делает большой глоток кофе, не сводя глаз с моего вытянувшегося в изумлении лица. — Не думай, что я не понимаю, чем чреваты подобные отношения и какой риск для меня несут, но если мы говорим о рамках дозволенного — то в моем случае они не нарушаются. Я с самого начала знала, чего он хочет, и согласилась дать ему желаемое. Меня никто ни к чему не принуждал. Это был мой, и только мой выбор.

— Твой… хм-м… личный пример очень отличается от того, что происходит у нас с мужем, — растерянно говорю я, не зная, как реагировать на услышанное, и понятия не имея, к чему она ведет.

Зачем вообще мне эта информация?

— Ошибаешься, Вита, — проникновенно улыбается Алина. — Отличаются только рамки допустимого и правила. В остальном динамика одна и та же: власть и подчинение. Только в моём случае всё завуалировано под «игру», а у тебя — под «заботу».

Я отвожу взгляд в сторону, крутя в пальцах кружку с остывшим кофе. Чизкейк, видимо, так и останется нетронутым. Откровения Алины напрочь отбили аппетит. Мне безусловно есть что ей возразить, но я не собираюсь спорить и не вижу ни малейшего смысла в продолжение дискуссии.

— В твоем блоге об этом… мужчине нет ни слова, — негромко замечаю я.

— Я же не идиотка, Вит, — она небрежно пожимает плечами, ковыряя ложечкой десерт. Удивительно, как ей лезет кусок в горло после всего, что она тут наговорила. — Одно дело делиться негативным опытом, рассказами о том, как я поднималась с самого дна. Это полезно для читателей, это мотивирует, показывает, что из любой ямы можно выбраться. А совсем другое — вывалить в массы, что я чертова мазохистка и не знаю, как это исправить.

Алина поднимает глаза, ее лицо становится серьёзным и сосредоточенным:

— И потом… ты первая, кому я вообще об этом рассказываю. Даже в закрытых группах поддержки я не поднимала эту тему.

— Почему я? — растерянно вырывается у меня.

— Не знаю, — Алина устало улыбается. — Наверное, потому что почувствовала в тебе ту же трещину, что и во мне.

Она откладывает ложку и сцепляет ладони перед собой:

— Считай это комплиментом. Ты единственная, кому я позволила заглянуть туда, куда обычно доступ закрыт.

— Но ты же не собираешься оставить все как есть? — нахмурившись, я внимательно всматриваюсь в ее лицо, пытаясь понять, что она планирует делать со своей «трещиной».

— Разумеется, нет, — Алина бросает на меня укоризненный взгляд. — С этим можно и нужно бороться, потому что рано или поздно рамки раздвинутся настолько широко, что я могу просто не выжить. И ты, кстати, тоже.

— Но мне никто не причиняет боль ради получения садистского удовольствия, — протестую я, чувствуя, как во мне поднимается волна возмущения.

— Превратиться в чью-то тень или предмет мебели — это не жизнь, — Алина медленно качает головой. — Посмотри на себя, Вита. Ты красивая девушка с потрясающими волосами и шикарной фигурой, но зажата и закомплексована настолько, что на тебя больно смотреть. Мне хочется тебя обнять с того момента, как ты вошла в кафе. Поверь мне, счастливые любимые жены выглядят иначе.

— Это жестоко, — шепчу я, пряча взгляд в чашке с холодным кофе.

— Зато честно. — безжалостно отрезает Алина. — Кстати, что насчет детей? Твой муж ведь старше, так?

— Какое это имеет значение? — мгновенно напрягаюсь я, ощущая, как спина под футболкой покрывается холодной испариной.

— Дай угадаю? — в ее улыбке сквозит сочувствие и понимание. — Он не хочет. Я права?

— Дело не только в этом, — отбиваю я, всем видом давая понять, что она влезла на запретную территорию.

Алина будто не замечает моего раздражения и продолжает тем же настойчивым, уверенным голосом:

— Я помню про его проблемы с эякуляцией. — она обводит меня внимательным взглядом. — Вопрос не в диагнозе. Вопрос в том, готова ли ты отказаться от полноценной семьи ради сохранения статуса «идеальной жены идеального мужчины».

Я прикусываю губу, не находя слов. В горле застревает ком, в груди нарастает паника, и тут она говорит то, чего я больше всего боялась услышать и одновременно понимала, что за предложением Алины встретиться стоит нечто больше, чем внезапно возникшая симпатия:

— В сложных жизненных ситуациях, вроде наших с тобой, трудно разобраться без профессиональной поддержки. Твой муж явно тебе не помощник, но у меня есть на примете один реабилитационный центр.

Она делает паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией, и удостоверившись, что я достаточно сильно заинтригована, уверенно продолжает:

— Там работают самые лучшие специалисты. Никаких показных приёмов и дешёвых техник — только профессиональная работа с твоей проблемой и гарантированный результат.

Я с неимоверным трудом «держу лицо», сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот пробьет ребра и выскочит из груди. Это же «оно»? Да? То, что я пыталась найти на чёртовом форуме?

Мое персональное приглашение в ад?

Но почему все происходит совсем не так, как описывала Ника?

Черт, Ева, очнись! Эти сектанты — не конченные идиоты, чтобы использовать одни и те же наживки для поимки новых жертв. Способов привлечения может быть масса, как и площадок, на которых ведется охота.

Алина чуть подаётся вперёд, её пальцы снова мягко касаются моей руки, а взгляд становится обволакивающе теплым:

— Но есть один нюанс — без приглашения туда не попасть. Я помогу решить этот вопрос и составлю тебе компанию, — голос собеседницы буквально сочится медом.

Наверное, именно так и должен выглядеть и действовать куратор закрытого культа. Располагающая внешность, репутация успешного медийного коуча, правильно подобранные слова, мягкий тон и обезоруживающий понимающий взгляд. Я ловлю себя на мысли, что почти верю ей. Алина словно гладит мои внутренние шрамы, обещая, что дальше будет легче, стоит только переступить порог. Но что за этим порогом? Спасение или ловушка?

— На чем конкретно специализируется этот центр? Пояснишь в общих чертах? — как можно спокойнее интересуюсь я.

— Направлений и методик много, — серьезным тоном отвечает Алина. — Работа с зависимостями любого уровня, посттравматический синдром, профессиональное выгорание, хронический стресс, депрессии, панические атаки, вспышки гнева. Плюс у них особый комплексный подход: современная психотерапия, выездные ретриты, телесные практики, арт- и групповая терапия, медикаментозная поддержка, если нужно. Всё на высшем уровне. Под каждого новичка составляют индивидуальную программу.

— Звучит впечатляюще…

— И главное — полная анонимность. Твоя история не выйдет за стены центра, никакой огласки. Всё абсолютно конфиденциально. Понимаешь? Это как закрытый клуб, но с профессиональным лечением. Люксовые условия, безопасность… и стопроцентный результат. Мы с тобой, скорее всего, попадём в разные группы, но сможем встречаться, общаться и поддерживать друг друга.

— Я могу где-то найти отзывы на этот чудо-центр и его специалистов? — не удержавшись, спрашиваю я.

— Нет, — Алина отрицательно качает головой. — Ни названия реабилитационного центра, ни отзывов ты не найдёшь. Это своего рода терапевтический клуб для своих. С улицы туда не попасть. И да, это… недёшево. — она слегка морщит аккуратный носик. — Но я — живое доказательство того, что их тактики работают.

Она делает очередную паузу, усиливая эффект.

— После того как они вытащили меня с самого дна и поставили на ноги, я заработала в разы больше, чем потратила. Вернула желание жить, уверенность в себе. Поэтому хочу пройти ещё один курс. Я уверена, что там мне помогут, и мой внутренний Феникс наконец-то воспарит в полную силу.

Алина заговорщически подмигивает мне и тянется к своей объёмной сумке.

— Кстати. Я кое-что тебе принесла! — с торжественным видом она достаёт оттуда книгу и протягивает мне.

«Путь Феникса», автор Алина Рокс», — читаю на обложке.

Незаметно сглотнув, я забираю презент и выжимаю из себя самую естественную улыбку, на которую сейчас способна. Переплёт лаконичный, но бросающийся в глаза: пылающая птица на грязно-сером фоне, под названием золотым тиснением выбито: «Твоя боль — твой источник силы. Позволь себе возродиться». С маркетинговой точки зрения — прямое попадание в читательскую аудиторию.

Но самое интересное скрывается внутри. И это вовсе не в автограф Алины и её пожелание несуществующей Вите: «расправить крылья и обрести истинную свободу».

На первой странице, сразу под названием книги, напечатан символ, который я видела вчера на перстне отца и потом ещё полночи разглядывала в темноте: Феникс в центре замкнутого уробороса.

Я замираю, ощущая, как кожа покрывается мурашками. Символ зловеще пульсирует перед глазами, словно пытаясь вырваться со страницы и обрести форму. Дыхание сбивается, в висках начинает стучать кровь. Название клуба нигде не указано. Но оно и не требуется. Этот знак сам по себе — пароль. Тайный ключ, понятный лишь посвящённым.

— Спасибо, обязательно прочитаю, — взяв себя в руки, вежливо благодарю.

— Там базовые советы. Ничего сверхъестественного, — непринужденно улыбается Алина и делает глоток своего латте. — Путь в свою лучшую жизнь начинается не на страницах книги, а в том опыте, который ты получаешь в реальности.

— И сколько стоит такая… реабилитация? — интересуюсь я, закрыв книгу и с трудом засунув ее в свою маленькую сумочку. Не уверена, что найду в этом опусе что-то полезное для себя. Я никогда не увлекалась подобной литературой. Не стоит и начинать.

— О цене пока говорить рано. Сначала нужно увидеть всё своими глазами. Познакомиться, пообщаться в неформальной обстановке с участниками, почувствовать атмосферу, поговорить с кураторами. Понять, твоё ли это, — пожав плечами, она оставляет чашку в сторону. — А потом уже можно обсудить стоимость и подобрать программу под тебя лично. Если хочешь, я узнаю подробности, как и где это можно устроить, и сообщу тебе.

— Я бы попробовала, — согласно киваю, ощущая, как внутри снова поднимается та же тревожная дрожь, что и при взгляде на символ.

Договорившись с Алиной списаться вечером в нашем приватном чате, мы оплачиваем счет пополам и расходимся в разные стороны. Она грациозной походкой направляется к заранее заказанному такси, а я неторопливо бреду по тротуару вдоль трассы, позволяя шуму и жаркому воздуху развеять напряжение. Но мысли не отпускают, и я пытаюсь их структурировать, призывая в помощь свои аналитические способности.

Итак, что мы имеем?

Центр без названия и отзывов, но с «гарантированным результатом» — слишком сомнительно и размыто. Символ феникса в уроборосе, встречающийся мне второй раз подряд. Совпадения? Нет. Скорее сигналы, которые складываются в определённую систему.

Идем дальше — обещание «анонимности» и «индивидуальной программы» — классические вербовочные крючки.

И, наконец, сама Алина — обаятельный, харизматичный куратор с мягким вкрадчивым голосом, обволакивающим, как тёплый плед. В её арсенале стандартный набор: правильно расставленные паузы, доверительный взгляд, ненавязчивый тактильный контакт. Меня этим не проймешь, хотя должна признать, что Алина — хороша в своем деле. Но я замужем за лучшим.

Александр отточил эти приёмы до совершенства. На конференциях по психиатрии он мастерски владеет аудиторией так, удерживая её на невидимом поводке. Я видела, как даже опытные врачи поддаются его обаянию: кивают, улыбаются, соглашаются, словно загипнотизированные. Дома он использует ту же тактику — мягкий тон, уверенность, подчеркнутая забота, которые оставляют меня без аргументов.

Парадокс в том, что я всегда восхищалась этим — его умением убедить, склонить, облечь жёсткую правду в форму, которую хочется принять. Но сейчас, анализируя слова Алины, я вдруг ясно вижу: механика одна и та же. Разные декорации, разные цели, но одинаковая структура влияния.

А еще есть перстень… чертов перстень, который я второй день таскаю в своей сумочке в потайном кармане. Отец его откуда-то взял, он не мог случайно попасть в его квартиру. И, если верить Нике, папа был зарегистрирован на форуме. Я его там так и не нашла, как и своего мужа. Значит, они оба удалили профили.

Вопрос — зачем?

Почему папа, человек замкнутый и далекий от сетевых сообществ, вообще оказался там? И почему мой муж, у которого всегда тысячи оправданий и аргументов, тщательно подчистил своё присутствие?

Чем больше я перебираю факты, тем явственнее становится пугающая параллель: слишком близка специфика Сашиной работы к тому, что предлагает этот загадочный центр. Конференции, симпозиумы, закрытые профессиональные клубы, где он выступал с докладами — ведь, по сути, это те же площадки для воздействия на сознание.

Меня вдруг пробивает холодная дрожь, а сердце словно замирает в груди. В ушах нарастает низкий гул. Я резко останавливаюсь, судорожно хватаюсь за металлическое ограждение, но пальцы предательски скользят по гладкой поверхности. Горло сжимает железным обручем, перед глазами плывут цветные пятна, и каждый глоток воздуха превращается в тяжёлый ком, не дающий вдохнуть.

А затем я чувствую это… Лёгкое, почти невесомое прикосновение к руке. Настолько холодное, что кожа мгновенно покрывается мурашками. Вздрогнув, я резко поворачиваю голову.

Боже… он снова здесь. К горлу подкатывает новая волна ужаса, кровь стынет в венах.

Илья.

Призрачный и бледный, как утренний туман. Голубые глаза, полные немой мольбы, светлая, чуть вьющаяся челка, прозрачная кожа, покрытая тонкой сетью черных трещин.

Я хочу отпрянуть, отдернуть руку, но не могу. Тело будто окаменело. Мороз сковывает ладонь там, где коснулись его пальцы, и этот холод распространяется по венам, парализуя каждую клетку.

«Ты должна вспомнить, Ева», — тихо шепчет он, впервые заговорив со мной. Его голос дрожит в воздухе и растворяется как эхо.

Призрак протягивает ко мне вторую руку, медленно разжимает кулак. На его ладони что-то есть. Я щурюсь, пытаясь рассмотреть, но предмет вдруг вспыхивает ярким пламенем и мгновенно исчезает, словно прогоревшая бумага. Образ Ильи рассеивается следом, как дым от спички, оставляя после себя пустоту и удушающий холод.

Я резко втягиваю воздух, наконец обретая способность вдохнуть, и, рывком дернув молнию на сумке, достаю телефон. Пальцы дрожат, экран плывёт перед глазами, но я на автомате набираю номер отца.

— Пап, ты дома? — сипло выдавливаю я, когда он отвечает на звонок.

— Да, милая. Что у тебя с голосом? — в его тоне слышится тревога. Кажется, сегодня он в нормальном состоянии… в отличие от меня.

— Ничего, просто гуляю. Тут ветер… свистит, — сбивчиво бормочу я, понимая, что оправдание звучит нелепо. — Можно, я приеду?

— Конечно, что за вопрос? — мягко откликается он. — Александр как раз заехал меня навестить. Поужинаем вместе.

Черт, нет. Я не готова сейчас видеть их обоих. Не смогу сдержаться и выдам все как на духу, а потом пожалею… Обязательно пожалею.

Я прикусываю губу и придумываю на ходу:

— Извини, пап… я только что вспомнила, у меня запись на маникюр через двадцать минут. Давай я завтра вечером к тебе заскочу, хорошо?

— Хорошо…, — разочарованно и с ноткой растерянности отзывается отец. — Береги себя, ладно?

— Конечно, — отвечаю я, глядя на чёрный экран телефона, где ещё секунду назад светилось его имя.