Изъян

Глава 11

Ева

Я пытаюсь убедить себя, что мне померещилось сходство, и перевозбужденное воображение придумывает то, чего нет. Но чем ближе он подходит, тем отчётливее осознание, что ошибка исключена.

Даже несмотря на эпизодичное знакомство, Теодор Харт не из тех людей, кого можно забыть спустя несколько лет. Слишком запоминающаяся, я бы даже сказала в чем-то уникальная внешность. И дело вовсе не в мужской привлекательности, которой он явно не обделен. Во время последней встречи меня поразило в нем совсем другое — аристократическая безупречность в купе с обезоруживающим обаянием и глубоким ясным взглядом, излучающим тепло и понимание.

Он совершенно не изменился с тех пор… разве что на висках начали появляться едва заметные нити седины, но даже они придают ему еще больше шарма и зрелой мужественности.

Сколько ему сейчас? Сорок два? Для мужчины в наше время это самый расцвет сил, а учитывая его финансовые возможности, он определённо способен превратить свой возраст в достоинство, жизненный опыт — в инструмент влияния, а привлекательную внешность — в оружие. Как и мой муж… В этом они безусловно похожи, несмотря на отсутствие кровного родства.

Боже… я действительно смотрю в темно-серые глаза Теодора Харта, остановившегося в двух шагах от меня. Мой аналитический ум сбоит от обилия нестыкующихся фактов, отказываясь искать хоть какую-то логику в происходящем. Да и откуда ей взяться, если я до сегодняшнего дня была уверена, что Харт живет и работает в Лондоне.

И тем не менее он здесь…

— Тео, познакомься, это Вита, — жизнерадостным голосом представляет меня Алина. — Она мой гость и приехала, чтобы осмотреться и…

— Здравствуй, Ева, — не дав ей договорить, низким бархатистым тоном произносит Харт.

Краем глаза замечаю, как Алина замирает, устремляя на меня вопросительный взгляд:

— Не поняла…

Мужчина делает шаг вперед, протягивая ладонь для приветствия. Уголки красиво вылепленных губ дергаются в теплой улыбке. Я не двигаюсь, слишком ошеломлённая самим фактом его присутствия. Харт понятливо опускает ладонь, но я успеваю заметить блеснувшие на его запястье "Ролекс". Мой муж носит часы той же марки, проносится в голове, и эта деталь только усиливает головокружение.

— Мы с Евой давно знакомы, — поясняет Теодор.

Алина удивлённо моргает, её безмятежная улыбка сползает, уступая место напряжённому недоумению.

— Так и знала, что про имя ты мне соврала, — ухмыляется она.

— Наверняка у Евы на то были веские причины, — невозмутимо резюмирует Харт. — И она мне о них обязательно расскажет, когда мы останемся наедине.

Он слегка наклоняет голову, и Алина мгновенно понимает намёк. На её лице мелькает тень разочарования, но она быстро натягивает прежнюю приветливую маску.

— Конечно, Тео, — сдержанно отвечает. — Я подожду Ви… Еву снаружи.

— Благодарю, — Харт дарит ей ободряющую улыбку, и Алина, словно под гипнозом, послушно разворачивается и быстрым шагом направляется к выходу.

Я остаюсь один на один с человеком, которого до сих пор считала фигурой из прошлого, почти легендой. Легендой, которая внезапно обрела лицо и голос. Я же свой голос резко потеряла, но меня, черт возьми, можно понять.

— Я понимаю, что ты в шоке, — словно прочитав мои мысли, вкрадчиво произносит Харт. Волоски на моем затылке встают дыбом от того, как знакомо звучат интонации его голоса. — Не знаешь, что сказать, и как реагировать на происходящее. Подозреваешь всех вокруг в непонятной игре. И, возможно, считаешь, что попала сюда не случайно, и отчасти права. Но прежде, чем делать выводы и записывать меня в злодеи, я прошу, чтобы ты дала мне возможность все тебе объяснить, — он делает выразительную паузу, пристально изучая стремительно сменяющиеся на моем лице эмоции.

Растерянность, недоверие, страх, смущение — уверена, Харт с легкостью подмечает и фиксирует каждую. Может быть, не так виртуозно, как это делает Александр, который знает каждую мою слабость, но и этого достаточно, чтобы почувствовать себя обнажённой. Мой муж, безусловно, очень многое перенял у своего опекуна, но при этом никогда… никогда не упоминал его имя с благоволением, с которым обычно говорят о человеке, достойном подражания.

— Я не имею никакого морального права записывать вас в злодеи, — хрипло выдавливаю пересохшим горлом.

Дар речи наконец возвращается, но это стоит мне немыслимых усилий. Я сбита с толку, растеряна и потрясена этой внезапной встречей, а он совершенно не выглядит удивленным. То, как спокойно и сдержанно Харт отреагировал на мое присутствие, является очевидным подтверждением моих худших опасений.

— Я слишком многим вам обязана, и до настоящего момента у меня не было возможности поблагодарить…

— Ева, помогать людям, оказавшимся на краю, — это не заслуга, а выбор. — мягко перебивает он. — Я посвятил этому жизнь. И не ради благодарности. Я отлично знаю, что ищет каждый, кто переступает этот порог. Они приходят не за утешением, а за правдой и смелостью взглянуть этой правде в лицо.

— Я пришла сюда за другим… — пытаюсь возразить, но он слегка приподнимает руку, призывая меня к молчанию. И что самое поразительное, я покорно затыкаюсь.

— Все так говорят. Никто не готов сразу признать, что нуждается в помощи, в проводнике, который возьмет за руку и проведет над пропастью, — его голос буквально журчит, обволакивая меня мягкой глубиной, но в то же время в нем чувствуется стальной каркас.

Это не парализующее гипнотическое влияние, как в случае с Сашей, но что-то очень близкое. Если Александр использует свою мощную харизму, как способ подавления собеседника, то Харт применяет более мягкий и щадящий подход, не стремясь замкнуть фокус внимания на себе. Тем не менее я с жадностью впитываю каждое его слово.

— Вы дали понять, что я оказалась здесь не случайно, — сглотнув застрявший в горле комок, я стараюсь заставить свой разум функционировать в привычном рациональном режиме. — Можно об этом подробнее? Что вы имели в виду?

— Давай обойдёмся без условностей, — Харт растягивает губы в обаятельной улыбке. — Обращайся ко мне на ты и по имени. Тео — вполне достаточно. Мы все-таки родственники.

— Хорошо, — натянуто отзываюсь я. — Тогда объясни, почему только сейчас узнаю, что мой родственник живет не в Лондоне, как заверял меня муж, а в Москве?

— Это не мое решение, — не поменявшись в лице, невозмутимо отвечает он. — Александр вышел из того возраста, когда я мог навязывать ему свое мнение. Он взрослый, самостоятельный человек и вправе поступать так, как считает нужным.

— Это не ответ, — резко возражаю я.

— Другого у меня нет, — пожимает плечами Харт. — Я думаю, что ты сама понимаешь причину, по которой Александр так поступил.

— Это как-то связано с его прошлым?

— Не совсем. Скорее с настоящим, где, по его мнению, нет места никому, кроме вас двоих. И раз вы столько лет вместе, то тебя устраивает подобный уклад отношений. — в его голосе нет упрека или осуждения, лишь констатация факта, что невольно подкупает.

И он абсолютно прав, как и Ника, в свое время заявившая, что Саша — патологический собственник и допускает в нашу жизнь только избранных. Так почему же Теодор Харт, его опекун и единственный близкий родственник, не попал в это число?

— Саша знает, что я здесь? — спрашиваю в лоб.

— Разумеется нет, — уверенно отвечает Харт. — Но я должен признаться, что посодействовал его внезапному отъезду.

— Зачем? — я интуитивно отступаю назад, лихорадочно пытаясь осмыслить его слова.

— Он бы не одобрил твое решение прийти сюда.

— Саша тоже член клуба? — вырывается резонный вопрос.

— Нет, Ева, он не член клуба, — все тем же непоколебимым тоном отрицает Харт.

Я какое-то время молча пялюсь на него, ожидая дальнейших пояснений, но он не спешит что-либо объяснять.

— А мой отец? — набравшись смелости, продолжаю допрос. — Он проходил здесь реабилитацию?

Харт окидывает меня задумчивым взглядом, словно решая для себя, как много я знаю и какого ответа жду.

— Олег до сих пор нуждается в помощи, — наконец произносит он, недвусмысленно подтверждая мои подозрения. — Твой отец плохо поддается терапии, но наши специалисты делают все возможное, чтобы не допустить рецидивов. Однако они все еще случаются, — в выразительных глазах Харта отражается искреннее сожаление. — Некоторые зависимости проникают в нас гораздо глубже, чем мы готовы это признать, но для подобных случаев предусмотрены длительные индивидуальные программы. Не волнуйся, Ева, твой отец в надежных руках.

— Значит, клуб существует давно, — прихожу к вполне логичному выводу, но кое-что все равно не сходится.

А точнее, многое. Двадцать лет назад, а именно тогда папа резко завязал с алкоголем, Теодор Харт никак не мог возглавлять эту сомнительную богадельню, потому что территориально находился в другой стране. Уж в этом-то я точно уверена.

— Идём, Ева, — негромко произносит Тео, жестом предлагая следовать за ним. — Обсудим все твои вопросы в более подходящем месте.

Я автоматически двигаюсь следом, хотя внутри всё кричит: остановись, беги, не делай этого.

Мраморный пол под подошвами отзывается гулким эхом, которое тянется за нами, будто зловещая тень. Вскоре мы сворачиваем в коридор, скрывающийся прямо за лестницей, и упираемся в массивную деревянную дверь. Харт распахивает её, пропуская меня в просторный кабинет.

Переступив порог, прохожу чуть дальше и, остановившись перед громоздким столом, с недоумением осматриваюсь. Я определённо ожидала чего-то другого — помпезного и кричаще роскошного, но кабинет выглядит старомодно-строгим, почти аскетичным. Низкий потолок давит холодной белизной, узкие окна с тяжёлыми шторами пропускают лишь тонкие розоватые полосы мягкого закатного света. Книжные стеллажи вдоль стен скрывают корешки в потёртых кожаных переплётах, от которых тянет пылью и вековой тишиной.

Воздух наполнен терпким ароматом кожи и сандала, впитавшимся в обивку кресел и гладкую поверхность полированного стола. На стенах почти нет декора, лишь несколько абстрактных картин в тёмных рамах и массивные антикварные часы с тяжёлым маятником, мерно отмеряющим время.

И всё же одна деталь выбивается из общей стилистики: большой портрет за стеклом, выполненный маслом. С полотна на меня смотрит красивая темноволосая женщина в белоснежном брючном костюме, сидящая за этим самым столом. Тёплая улыбка и тёмные глаза с экзотическим разрезом неотрывно следуют за мной, и её живой, пронизывающий взгляд вызывает странные пугающие чувства, вынуждая отвернуться и вопросительно взглянуть на стоящего за спиной мужчину.

— Кто она?

— Основательница Ordo Simetra, — без колебаний отвечает Харт, неторопливо огибая стол.

Опустившись в кожаное кресло с высокой спинкой, он чуть подаётся вперед, не сводя с меня внимательного взгляда. Удивительно, но даже на значительном расстоянии от него исходит успокаивающая аура, в лучах которой хочется расслабиться и согреться.

Черт, что за чушь мне лезет в голову? С тем же успехом можно расслабиться в клетке со львом или в аквариуме, кишащем акулами. Да, он многое сделал для меня и моей семьи, но нельзя исключать того, что этот человек виртуозный лжец и игрок, прикрывающийся маской добродетели и преследующий свои корыстные цели и интересы.

— Ordo Simetra — название клуба? — задаю вопрос, ответ на который мне уже известен.

— Да, — коротко кивает Харт и, поставив локти на стол, сцепляет пальцы под подбородком. — Оно означает порядок симметрии и символизирует восстановление через принятие своего изъяна.

— Что подразумевается под понятием «изъян»?

— Все, что мешает людям чувствовать себя полноценными и счастливыми.

Я рефлекторно потираю шею за струящимися по спине волосами, но тут же одергиваю руку. Заметил ли он мой неосознанный жест? Уверена, что да, но ему хватило такта промолчать.

— Присаживайся, — вежливо просит Харт, кивая на кресло напротив.

Я послушно выполняю, скользя взглядом по столешнице, по узору древесины, блестящему корпусу ноутбука и настольной лампе, разгоняющей по углам мрачные тени. Я готова смотреть на что угодно, лишь бы хоть как-то отвлечься и снова не попасть под магнетическое обаяние Харта.

Протянув руку, он запускает шарики Ньютона, заставив их раскачиваться в монотонном ритме. Вероятно, его действия продиктованы желанием помочь мне снять накопившееся напряжение, но мой взгляд опять утекает на портрет брюнетки за спиной Харта.

— Ее лицо кажется мне знакомым, — озадаченно говорю я. — Но мы точно никогда не встречались. Я бы запомнила.

— Это Виктория Демидова, — невозмутимо отзывается он.

Сердце с размаху ударяется о ребра, внутри ревет тревожная сирена. Я прижимаюсь лопатками к спинке кресла, возвращая взор к лицу Харта, источающему дружелюбие и доброту, в которые просто невозможно не поверить. Я нервно сглатываю, мышцы снова сковывает оцепенением, как в затяжном кошмаре.

— Мать Александра, — спокойным тоном поясняет Харт, пристально наблюдая за моими заторможенными реакциями. — Саша очень похож на нее. Неудивительно, что ты заметила общие черты.

— Она давно умерла… — выдыхаю я. — Саша говорил, что его мать умерла от сердечного приступа, когда ему было всего шесть лет.

— Да, все верно. Трагичная и скоропостижная смерть. Она была так молода, полна сил, амбиций и энергии… — Харт сокрушенно покачал головой, снова ударил пальцами по металлическим шарикам и задумчиво уставился на них. — Я понимаю, что это прозвучит неправдоподобно, но Виктория обладала особым даром — видеть глубже, чем остальные, проникать в самую суть и оказывать исцеляющее влияние. Снимать шоры с глаз, указывать путь… Но свой собственный путь она разглядела не сразу. Раньше здесь был частный оздоровительный санаторий, принадлежащий ее семье, как один из многочисленных активов. После окончания престижного медицинского вуза в Европе, Вика решила применить полученные знания в деле и взяла бразды управления санаторием на себя. Первым делом она организовала групповые занятия для тех, кто страдал разного рода зависимостями. Её программы отличались от стандартных. Вика работала не столько с симптомами, сколько с первопричинами.

— И в итоге она превратила обычный санаторий в клуб для психически больных людей? — снова перебиваю я.

— Не совсем так, — мягко возражает Харт. — Со временем она поняла, что любая зависимость — лишь верхушка айсберга, проявление более глубокого разлада. Виктория шаг за шагом расширяла поле деятельности. К первоначальным методикам добавлялись новые практики, привлекались энергичные и амбициозные специалисты. Со временем круг участников тоже изменился — сюда приходили уже не только зависимые, но и люди, пережившие тяжёлые утраты, глубокие психологические травмы и длительные внутренние кризисы. Так рождалась целая система. Виктория назвала её «Симметрия боли». Суть была проста и гениальна: если вырезать черноту, терзающую человека, её нужно заполнить новым смыслом, выверить баланс. Она учила не отрицать боль, а перестраивать её, превращать в опору.

Харт на секунду прерывается. Щелчки шариков сливаются с его словами, и у меня появляется ощущение, что он не просто рассказывает о идейном пути матери моего мужа, а с апломбом и пафосом повторяет заученный манифест.

— Виктория была невероятной женщиной с чутким огромным сердцем. Наверное, поэтому оно и не выдержало, — подытоживает Харт, взглянув мне в глаза.

Похоже, он искренне восхищается всем, что Виктория Демидова успела создать за свою недолгую жизнь или виртуозно притворяется восхищенным. Поразительно, что единственный сын ни разу, ни единым словом ни обмолвился о достижениях своей матери. Черт, о чем мы говорим, если я даже фото ее никогда не видела…

— Но… если она умерла так давно… почему Ordo Simetra всё ещё существует? Кто продолжил её дело?

Харт расслабленно откидывается в кресле, на одухотворённом лице проскальзывает печальная улыбка.

— Идеи сильнее смерти, Ева, — философским тоном провозглашает он. — После ухода Виктории нашлись люди, которые считали своим долгом сохранить и развить её детище.

Откровенно говоря, предыстория создания клуба прозвучала весьма достоверно и максимально правдоподобно. Безопасно. По-хорошему идейно. И в какой-то степени даже благородно. Я бы почти поверила и в благие намерения нынешних владельцев псевдотерапевтического центра, обещающего избавить несчастных богачей от их зависимостей и травм.

Но слишком много «но». Слишком отточенная, гладкая версия, в которой нет ни шероховатости, ни случайных оговорок, без которых не обходится ни одна реальная история. Слишком правильная легенда для того, чтобы она не скрывала под собой нечто иное, о чем не принято говорить вслух.

— Если я правильно поняла… — нахмурив лоб, начинаю я, пытаясь ухватить мелькнувшую мысль за хвост, пока та не ускользнула, как множество других до нее. — То этот клуб — наследие моего мужа.

— Да, — подтверждает Харт. — Но он не хочет иметь с ним ничего общего.

— В отличие от тебя.

— Снова в точку, — открыто улыбается он. — Три года назад я продал свой бизнес и всю недвижимость в Лондоне и переехал в Москву, чтобы связать свое будущее с клубом.

— Почему?

— Почему ты об этом не знала? — Харт окидывает меня озадаченным взглядом, вопросительно приподняв брови. — По-моему, мы уже обсудили причины.

— Нет, почему ты решил так резко изменить свою жизнь? — конкретизирую я.

Его лицо внезапно темнеет, глубокая морщина прорезает лоб. Он отводит взгляд в сторону, указательным пальцем потирая висок. У меня невольно перехватывает дыхание, а пальцы рефлекторно сжимают подлокотники кресла.

— Потому что потерял самое ценное, что у меня было, — бесцветным голосом отвечает Харт. — Моя жена, беременная нашим долгожданным первенцем, погибла в аварии. Я был за рулем… Всё произошло за считанные секунды, — он прикрывает глаза, потирая переносицу двумя пальцами. — Она умерла мгновенно, а я отделался парой сломанных ребер…

Я судорожно втягиваю воздух в резко опустевшие легкие. Господи, какой кошмар. Не стоило мне спрашивать и лезть ему в душу, но я даже предположить не могла…

— Мне очень жаль, Тео. Соболезную твоей потере, — сдавленно шепчу я, понимая, что мои слова звучат жалко и банально, но других еще никто не придумал. — Я ничего не знала… — добавляю с досадой. — Саша, он…

— Ничего тебе не рассказывал, — подхватывает Харт. — Он не умеет делиться болью, ни своей, ни чужой, но, как и его мать, понимает ее истоки. Поэтому твой муж так востребован. Он видит людей насквозь и умеет подобрать подход к любому, но сам… сам остается…

— Непробиваемым сукиным сыном, — подсказываю я, ощущая на языке знакомую горечь.

— Ты злишься на него, — понимающе кивает Харт. — Напрасно, Ева. Саша — сложный человек со своими странностями и механизмами защиты, но именно он настоял, чтобы я переехал в Москву и прошел реабилитацию в Ordo Simetra. Если бы я не прислушался… — Тео протяжно вздыхает. — Клуб помог мне вернуться в мир живых, — на тонких губах появляется натянутая улыбка. — Так что я на собственном опыте убедился, что это работает. Не сразу…, но работает.

Он на секунду замолкает, взгляд упирается в полированные шарики Ньютона, которые продолжают раскачиваться в своём ритме. Я с сочувствием смотрю на его опустившиеся плечи и потускневшее лицо, испытывая целый спектр противоречивых эмоций. Стена недоверия никуда не исчезла, но стала немного тоньше.

— Сначала я был одним из новичков, приходил на групповые встречи и молчал. Потом начал говорить, делиться и в какой-то момент понял, что людям становится легче рядом со мной. Так я стал куратором нескольких программ, а затем «вырос» до статуса Архитектора Симметрии и вошел в синклит клуба. Это единственное, что вернуло мне смысл жизни и открыло возможности, о которых я даже не представлял.

— Что такое синклит? — осторожно интересуюсь я.

— Внутренний совет клуба, — спокойно поясняет он. — Те, кто принимают управленческие решения.

Я киваю, но мысль уплывает, а взгляд цепляется за его пальцы, длинные, красивые с аккуратно подстриженными ногтями. На безымянном пальце поблёскивает ободок обручального кольца, и меня снова накрывает лавина сочувствия. То, что он так легко открылся мне, безусловно подкупает и снижает градус возникшей межу нами напряженности, делая Харта более живым и понятным, но я не должна забывать о главном… О цели, которая привела меня сюда.

— Ты так и не спросила, как и зачем я устроил нашу встречу, — внезапно произносит Харт.

Подняв голову, я встречаю его пристальный взгляд и на мгновенье теряюсь в бездонной глубине дымчатых глаз. Приоткрыв рот, безуспешно пытаюсь сформулировать вопрос, но в итоге не издаю ни звука.

— Знаешь, Ева, ответ может тебя напугать, — с коротким смешком предупреждает он. — И я отлично понимаю, как это выглядит со стороны, но я не хочу, чтобы ты неправильно истолковала мои мотивы и действия.

— Если честно, ты уже меня пугаешь… — мрачно признаюсь я.

— Не бойся и просто выслушай, а потом уже сделаешь выводы, — советует Харт и, чуть подавшись вперед, продолжает: — Я слишком хорошо знаю своего племянника и догадываюсь, что тебе с ним приходится непросто. Поэтому я присматривал за тобой. По-родственному. Без всякого злого умысла.

— Что значит присматривал? — настороженно уточняю я.

Он какое-то время молчит, только усиливая мою тревогу. Дерьмовое предчувствие стягивает мышцы живота и неприятным зудом отдается в спине.

— В твоём компьютере установлена программа, которая фиксирует посещаемые сайты, — наконец произносит Тео. — Александр поставил её ещё давно. Это его способ контролировать пространство вокруг себя.

Меня словно током пробивает. Дернувшись всем телом, я буквально врастаю в спинку кресла и в немом шоке смотрю на Харта.

— Что?.. — хрипло выдавливаю я.

В висках стучит кровь, руки предательски дрожат. Я всегда понимала, что в Сашиной дотошной опеке присутствуют маниакальные признаки, но даже мысли не допускала, что он может отслеживать меня технически. Это… это болезнь. Паранойя, одержимость… да что угодно, но не обычная забота любящего мужа.

— Господи, он совсем свихнулся, — бормочу я, сжимая пальцы в кулаки. — Подожди… — внезапно осеняет меня. — Получается, что ты имел доступ к этой программе?

— Да, — без колебаний признаётся Харт. — Когда-то я помогал ему выстраивать систему безопасности, и у меня остались ключи. Александр уверен, что я ими не воспользуюсь, но когда всплыл сигнал с форума «Живые границы»… я не мог пройти мимо.

— Но он… он ведь не знает, что я здесь? — слова вырываются с усилием. — Ты сам мне сказал, что Саша не знает! — с агрессией бросаю я, импульсивно вскакивая с места.

— Нет, Ева, он не в курсе, — твёрдо констатирует Харт, жестом указывая мне сесть обратно. — Я перенаправил отчётный канал. Система фиксировала твои действия, но Александр не имел к этим данным доступа.

— Ты отрезал ему доступ, но оставил себе. Это как называется?

— Плохая этика и временная защита. Я забрал у него глаза и оставил себе пульс, чтобы понять, когда тебе понадобится помощь.

— Я не просила помощи.

— Я знаю, — не спорит Харт. — Но ты уже однажды пострадала по вине нашей семьи. Я не могу допустить этого снова.

— Да вы оба чокнутые! — яростно рычу я.

— Успокойся, — спокойно произносит Харт. — Я не видел переписку. Программа фиксировала каждое посещение форума и все.

— Дальше? — требую я.

— Дальше включилась Алина. Она не знала всех деталей, я лишь дал понять, что хочу встретиться с человеком под ником Вита.

— А ей это зачем?

— Она — глашатай клуба.

— Вербовщица? — я не удерживаюсь от едкого тона.

В голове сразу всплывают ассоциации: менеджеры по продажам, инфоцыгане, коучи с вымученными улыбками, втюхивающие людям иллюзию счастья за огромные деньги.

— Не совсем, — поморщившись, отвечает он. — Глашатаи — члены клуба с расширенным статусом, привлекающие новых участников. В основном это специалисты, блогеры, ведущие подкастов или лекторы, чьё мнение вызывает доверие. Люди, у которых есть голос и аудитория. Их задача не «продать», а вовремя заметить тех, кто ищет выход, и подсказать, что дверь существует.

Меня невольно передёргивает. Сколько бы красивых слов он ни подбирал, «глашатай» в моём восприятии звучит архаично и почти по-сектантски. В воображении всплывают образы рыночных зазывал, выкрикивающих лозунги, или проповедников с горящими глазами, уверяющих, что знают единственный путь к спасению.

— А мой отец? Кто его направил в клуб? — резко меняю направление вопросов, откатываясь на несколько пунктов назад.

От обилия информации трещит голова, но мозг работает в полную силу, раскладывая новые вводные по отдельным ячейкам, чтобы впоследствии соединить в единую цепь событий.

— Я дал ему контакты одного из кураторов, — без заминки отвечает Харт. — Помнишь, мы с Сашей приезжали к тебе в больницу? Олег выглядел очень плохо и был не трезв. Я предложил единственный вариант, который мне тогда пришел в голову.

— Ты вмешался в расследование пожара. Удалил некоторые факты, оплатил моё лечение, помог отцу с работой и почти сразу же устроил его в клуб. — перечисляя неоспоримые факты, я смотрю ему прямо в глаза. — Мне интересно, что за этим стоит? Благородное желание помочь? Или откупиться и держать нас под контролем?

Харт не меняется в лице, не пытается возмутиться или возразить. Он сидит всё так же спокойно, сцепив длинные пальцы в замок, и лишь в уголках глаз проступает тень усталости.

— Ева, я действительно вмешался, — произносит он после недолгой заминки. — Потому что был в Москве в ту ночь. Я понимал, что дело обернётся обвинениями в адрес твоего отца, а он был нужен дочери, которая находилась в критическом состоянии и нуждалась в лечении и постоянном уходе. — Харт медленно проводит ладонью по столешнице, стирая несуществующую пыль. — Я вышел на нужных людей, надавил на некоторые рычаги и не позволил сделать из него козла отпущения.

— Ты был там? Во время пожара? — похолодев от сдавившей грудь догадки, сипло спрашиваю я.

В памяти адскими всполохами вспыхивают события двадцатилетней давности, утягивая меня назад… в самый страшный день моей жизни. И я как наяву вижу перепуганное лицо Ильи, прижимающего палец к губам, слышу его дрожащий голос…

«Я прячусь от монстров. Они здесь повсюду…»

Что он имел в виду? Кого, черт возьми, он имел в виду?

А еще я помню звук шагов и другие голоса, хриплые, суетливые, резкие. Мы убегали, а они преследовали нас.

«— Илья, хватит убегать. Иди сюда, мелкий говнюк.»

«— С чего ты взял, что он здесь? Ублюдок давно спит в своей кровати.»

«— Нет, я проверил, в детской его нет. И девчонки тоже. Их нужно найти. И быстро!»

Отрывки чужих реплик вырываются из памяти так отчётливо, что спину словно сковывает льдом, а потом обдает жаром, заставляя кожу гореть от фантомной боли. Тогда я запаниковала, испугалась, а после запрещала себе даже думать об этом… Потому что страх никуда не ушел. Маленькая девочка боялась, что монстры были настоящими… Боялась, что они поймут… Поймут, что она знает, и догонят…

Моргнув, я пытаюсь отогнать морок и сосредоточиться на лице Харта, который не спешит отвечать. Но Илья не исчезает. Он стоит справа от кресла Харта — бледный, полупрозрачный, с глазами, полными слёз и ужаса. Тряхнув головой, он снова прижимает палец к губам, словно умоляя меня о молчании, и медленно отступает в тень, растворяясь, как дым.

— Я был в Москве, а не в особняке Демидовых, — нарушив тягостную тишину, отрезает Харт. — Но я приехал на место пожара вместе со спасателями. Саша успел мне позвонить.

— Я думала, что ты прилетел позже… — отзываюсь задушенным тоном.

— Я прилетел вечером и заселился в отель. С Сергеем, отцом Саши, мы были не особо близки, и мне бы в голову не пришло поехать к нему на ночь глядя и задержаться в его доме дольше, чем на пару часов.

— Но вы же братья, — вырывается у меня.

Мне немного известно о родственных связях. Саша никогда не вдавался в подробности, а фамилии и так намекали на разных отцов. Но если учесть, что и Харт не приходился ему кровным дядей, то и матери у них, скорее всего, были разными.

Тео на этот раз не заставил меня долго ждать ответ или просто не рискнул дать мне еще одну паузу для раздумий. Очень благоразумно с его стороны, потому что додумывать детали — мой излюбленный конек.

— Только на бумаге. Моя мать воспитывала Сергея с младенчества, являлась его официальной матерью, но родила его другая женщина…

— Как это? — изумленно спрашиваю я.

— Банально, — небрежно передергивает плечами Харт. — Одна из многочисленных любовниц ее первого мужа умудрилась оставить о себе живое напоминание. Слава богу, это был единственный случай адюльтера с последствиями, но измены продолжались на протяжении всего брака. Мама долго терпела и прощала, но в итоге не выдержала и подала на развод. Обошлось без скандала, но Демидов настоял, чтобы мальчик остался с ним. Спустя время мама переехала к новому супругу в Лондон, а через пару лет появился я.

— А как же Сергей? — резко вставляю я, поражаясь той лёгкости, с которой Харт излагает, мягко говоря, уродливую историю старшего поколения Демидовых. Сама мысль о том, что мать может оставить ребёнка, пусть и неродного, вызывает у меня острое непонимание и отторжение. — Она так легко отказалась от мальчика, которого вырастила?

— Пока мама была жива, она не теряла связи с первым сыном, — в стальных глазах Харта вспыхивает огонек раздражения, но тут же гаснет. — Он приезжал к нам, мы навещали его. Мама всё время пыталась сблизить нас. Но ничего не вышло. Большая разница в возрасте, несовместимые характеры. Ради нее мы поддерживали видимость братских отношений, но, когда моей матери не стало, общение скатилось к минимуму. — закончив короткий, но исчерпывающий экскурс в прошлое, Харт устремляет на меня вопросительный взгляд. — Эта часть моей биографии требует дополнительных подробностей?

— Нет, — отрицательно качаю головой. — В общих чертах мне все ясно. Кроме…

— Так и знал, что будет какое-то «кроме», — мягко усмехается Харт.

— Ты не нашёл общий язык с братом, — подытоживаю я, — но при этом привязался к его сыну.

— А что в этом удивительного? Сашка младше меня всего на шесть лет. Конечно, с ним мы гораздо быстрее нашли общий язык.

Сделав вид, что полностью удовлетворена ответом, я перевожу взгляд на монотонно раскачивающийся маятник антикварных часов. Есть в этом зрелище нечто неуловимо чарующее и завораживающее. Серебряные стрелки на старинном циферблате показывают восемь вечера.

Черт, неужели уже пролетел целый час? По ощущениям я провела здесь гораздо меньше, но, возможно, с учетом дороги так оно и есть.

— Спасибо за откровенные ответы, Тео. И за то, что уделил время, но мне пора возвращаться домой, — разгладив невидимое складки на джинсах, я решительно встаю.

— Ева, я пока не готов тебя отпустить, — его голос звучит так настойчиво и серьёзно, что внутри всё замирает.

— Что? — я рефлекторно подбираюсь, воинственно расправляя плечи и готовясь дать отпор. — Предупреждаю, что в девять мне будет звонить мой юрист. Если я не отвечу на звонок, она сообщит Александру, что я попала в беду, и передаст ему необходимую информацию. Если он не среагирует должным образом, она обратится в полицию.

— Попала в беду? — с искренним недоумением переспрашивает Харт. — Это самое безопасное место в области. Задержись, и я все тебе покажу и расскажу. Спорим, ты сама не захочешь уезжать?

— А как же мой юрист? — упираюсь я. — Можно мне хотя бы забрать сумку и позвонить?

— Ни связи, ни интернета здесь все равно нет, — спокойно объясняет он. — Но я что-нибудь придумаю. Кстати, зачем тебе понадобился юрист? — Харт вдруг резко меняет тему, глядя на меня с неподдельным беспокойством. — Все это настолько плохо, что ты решила подать на развод?

— Вера не совсем мой юрист, — смущенно признаюсь я, проигнорировав реплику про развод. — Мы работаем в одной компании, и я попросила ее меня подстраховать. Уверена, что она не подведет. Вера — очень ответственный человек, — добавляю на всякий случай.

— Очень разумно, — без тени фальши и притворства комментирует Харт. — Ты все сделала правильно. Но не волнуйся. Я решу вопрос.

— Как? — я смотрю на него в упор, не понимая, каким образом он собирается вмешаться, если буквально через час Вера начнёт мне названивать, а потом поднимет тревогу.

— Очень просто, — уклончиво отзывается Харт. — Давай сделаем так. Сейчас мы быстренько перекусим, потом я устрою тебе небольшую экскурсию, после чего лично доставлю домой. Согласна?

Я не успеваю даже возразить, как дверь открывается, и в кабинет вплывает ослепительно красивая девушка в белом приталенном платье. В руках она держит поднос с двумя дымящимися кружками кофе, тарелкой с сэндвичами и парой фисташковых эклеров на хрустальном блюдце.

— Спасибо, Юля, поставь здесь, — вежливо поблагодарив, Харт указывает на стол.

— Не за что, Тео, — лучезарно улыбнувшись, красавица окидывает его полным неподдельного обожания взглядом. И что самое поразительное — на меня она смотрит почти с таким же восторгом.

— Можешь идти, Юля, и передай, пожалуйста, Алине, что я сам доставлю нашу гостью домой.

— Будет сделано, — охотно откликается девушка, горящая готовностью исполнить любое его пожелание. Честно говоря, это немного настораживает.

Оставив поднос на столе, она грациозной походкой направляется к выходу, но на пороге внезапно оборачивается, глядя на Харта с робкой заискивающей улыбкой.

— Тео, я хотела узнать… Скоро начнется вечерний круг. Все уже собрались и ждут тебя… — ее сияющий взгляд плавно перетекает на меня. — И твою гостью.

— Мы задержимся. Начинайте без нас, — с ласковой улыбкой отвечает Харт.

Понятливо кивнув, девушка поспешно скрывается за дверью. После ее ухода кабинет вновь погружается в тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов и гулкими ударами пульса в моих висках.

— Я не давала своего согласия, — возмущенно бросаю я, подозрительно покосившись на угощение.

Харт даже бровью не ведёт. Спокойно берёт кружку, вдыхает густой и терпкий аромат, делает первый глоток…

— Ты не голодна? — уточняет он, обратив внимание на мое полное бездействие.

— Я ничего не ем и не пью в незнакомом месте!

— Разве я недостаточно тебе рассказал? — терпеливо спрашивает Харт, глядя на меня с мягкой понимающей улыбкой, — Ты устала и пережила настоящий мозговой штурм. Тебе кажется, что нужно защищаться, держать оборону…, но здесь нет врагов.

— Серьёзно? — вспыхиваю я, не скрывая сарказма. — Я должна поверить на слово человеку, который только что решил за меня, останусь я или уйду?

— Хочу напомнить, что ты сама сюда пришла. По собственной воле. — невозмутимо парирует Харт, поставив чашку обратно на блюдце. — Никто не держит тебя силой. Никто не собирается причинить вред. Скажи, разве у тебя есть хоть одна веская причина остерегаться меня?

Я не нахожу ответа. Внутри всё кричит, что причина есть и не одна. Но его ровный и бархатный голос словно проникает под кожу, заставляя мои доводы звучать в голове как слабое, неубедительное эхо.

— Доверься мне, — вкрадчивым тоном продолжает он. — Ни один человек не появляется здесь просто так, из любопытства. Ты — часть моей семьи, и, если у тебя возникли сложности, я искренне хочу помочь.

Харт прав в одном: никто не тащил меня в этот клуб насильно. Я сама переступила его порог, сама ввязалась в расследование, которое начала Ника. И отступить сейчас — все равно, что предать её память.

Значит, я должна остаться. Должна понять, что скрывается за фасадом Ordo Simetra, и как связаны убийства женщин с этим местом. А в том, что связь есть, у меня нет ни малейших сомнений. Вероятно, все три жертвы были так называемыми «глашатаями» клуба. Новые факты, услышанные от Харта, указывают именно на это.

И он, конечно же, в курсе происходящего, но устроить ему допрос с пристрастием — откровенно дерьмовая идея. Так я ничего не добьюсь. В лучшем случае меня выставят от сюда вон, а в худшем — я окажусь следующей жертвой.

Сейчас мой новоявленный родственник уверен, что я пришла сюда по другой причине. Искать помощи, спасения, как и все, кого он привык «проводить над пропастью». И в этом его заблуждении — моя единственная защита.

Я делаю глубокий вдох, поднимая на Харта решительный взгляд. Затем осторожно беру чашку и делаю первый глоток, успокаивая себя тем, что у него нет повода чем-то опаивать меня или травить.

— Хорошо. Я задержусь, но ненадолго.