Изъян

Глава 4

Ева

— Привет, давно проснулась? — голос отца за спиной заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности.

Задумавшись о своем, я не услышала ни хлопка двери, ни приближающихся шагов. Едва не выронив из рук кружку с горячим кофе, резко оборачиваюсь, цепляясь взглядом за ключи от нашей квартиры в папиной ладони.

Муж отдал ему дубликат сразу после нашего переезда сюда, и я понятия не имею, зачем он это сделал. Как не понимаю и того, почему отец не предупреждает о своих визитах и не звонит в домофон, если уже пришел. Причем папа никогда не пользуется своими ключами, когда Саша находится дома.

— Испугал? Прости, — виновато улыбнувшись, он убирает связку в карман. — Проезжал мимо, решил заскочить на кофе, — отец с теплой улыбкой кивает на мою кружку, а я невольно замечаю, что морщинки в уголках его глаз с каждым годом становятся глубже, а некогда густые темные волосы неумолимо редеют и седеют. — Угостишь старика? — с толикой смущения спрашивает он, неловко переминаясь с ноги на ногу.

От него веет утреней прохладой и древесной туалетной водой, которой он не изменяет уже много лет. Я пробовала ему подарить дорогой парфюм, но тот так и стоит нетронутым на полочке в тесной ванной нашей двухкомнатной хрущевки в Выхино. Мы с Сашей много раз предлагали папе переехать в наш район, чтобы не ездить к нам через всю Москву. Да и до офиса строительной компании отсюда ему добираться гораздо ближе, но он уперся.

Некоторые привычки не ржавеют.

Пройдя путь от простого бригадира до владельца собственной фирмы, он так и не научился пользоваться имеющимися благами, которые может себе позволить. Папа никогда не кичился своими достижениями, всегда предпочитал удобство и практичность — роскоши и моде. Автомобиль меняет только когда тот начинает сыпаться, а новую одежду покупает строго по необходимости. Вот и сейчас на нём дорогой, но далеко не дизайнерский костюм и обычные, немного стоптанные кожаные ботинки.

— Пап, мог бы и позвонить, — мягко упрекаю я, снова разворачиваюсь к кофейному аппарату и ставлю туда чистую чашку.

— Боялся разбудить, — прозвучавшее объяснение звучит так же странно, как запасные ключи в его кармане.

— Скажи честно, это Саша попросил тебя приглядывать за мной в свое отсутствие? — внезапное раздражение прорывается наружу, но я не жалею, что задала давно назревающий вопрос.

Почему именно сейчас? Да черт его знает. Наверное, раньше боялась обидеть. Он же столько лет один. После гибели мамы папа так и не встретил женщину, с которой захотел бы построить семью, а я уверена, желающих нашлось бы немало. Папа неплохо сохранился для своих лет. Серьезный, аккуратный, надежный и обеспеченный мужчина. Глядя на него, никогда не скажешь, что он когда-то злоупотреблял алкоголем и не единожды оставался без работы из-за своего пристрастия к бутылке.

Тот пожар изменил многое, оставив не только рубцы на моем теле и жуткие воспоминания…

— Твой муж ни при чем, — прервав ход моих мыслей, отвечает отец. — Это я попросил его дать мне ключи, и он не отказал.

— Зачем?

— Мне так спокойнее, Ева. Я просто хочу быть уверен, что с тобой все в порядке.

На мгновение в кухне становится слишком тихо. Слышен только шелест фильтра в кофемашине и слабый, ровный шум улицы за окном. Машинально добавив в готовый напиток сахар, я забираю кружку и, повернувшись, ставлю на кухонный островок, за которым сидит отец.

— Я давно не ребенок, пап, — тяжело опустившись на стул, напряженно наблюдаю, как он сжимает чашку в ладонях.

— Знаю, знаю, — поспешно кивает он. — Но я никогда не забуду, как ты лежала там… под капельницами и отчаянно сражалась за свою жизнь. И никогда не прощу себя за то, что меня не было рядом, когда начался пожар. Саша еще сам был мальчишкой, но он не растерялся, а я… взрослый мужик, отец… валялся пьяный в сарае. Тебя же поэтому и оставили на ночь, потому что не смогли меня разбудить.

Отец замолкает, глядя на меня с бесконечной виной и раскаянием, которые прорываются каждый раз, когда заходит разговор о той роковой ночи. К счастью, это происходит крайне редко. Мы стараемся не ворошить прошлое, но иногда оно возвращается… липким страхом, запахом гари и стреляющей болью в спине.

— Не мучай себя, пап, — прочистив горло, я протягиваю руку и сжимаю его крупную ладонь. — И не думай о плохом. Я ни в чем тебя не виню. Ты был рядом со мной в больнице и сделал все, что мог.

— Я не сделал ничего, Ева, — ссутулив плечи, горько произносит отец. — Меня могли посадить, если бы не вмешательство Харта. Он замял дело, прежде чем ему дали ход, оплатил твое лечение, помог мне с работой. Если бы не он, все могло бы сложиться намного трагичнее. Для нас обоих.

Прозвучавшая фамилия действует на меня, как удар тока, заставив невольно отпрянуть. Теодор Харт — сводный брат отца моего мужа. Юридически он приходится Саше дядей, но кровного родства между ними нет. После той трагедии именно Харт взял Александра под опеку и стал управляющим его наследством.

Понимаю, что это прозвучит странно, но мы практически не знакомы. Я видела Харта всего дважды. В первый раз — в больнице, где он навестил меня вместе с Сашей, когда я только вышла из комы и с трудом различала окружающую меня реальность. Второй — на нашей свадьбе в Сочи, куда он прилетел на пару часов из Лондона. Я тогда была слишком поглощена собственным счастьем и бурлящими внутри эмоциями, чтобы уделить должное внимание человеку, который, по сути, изменил судьбу сразу двух семей.

Сложно объяснить, почему наше знакомство так и осталось формальным. Его деньги действительно спасли мне жизнь и помогли отцу не сломаться. Для Александра он сделал не меньше. После гибели родителей Харт забрал Сашу к себе в Лондон, дал ему возможность учиться за границей, поддержал первые шаги в профессии. Всё, чего добился мой муж, в какой-то степени и его заслуга тоже.

Мы оба обязаны ему очень многим, но парадокс в том, что я знаю о нём ничтожно мало и не имела возможности хотя бы поблагодарить. Всё, что я запомнила с нашей последней встречи — мужественное привлекательное лицо, вежливый взгляд, безупречный английский костюм и обаятельная улыбка, которая словно приклеилась к его губам, но не вызывала ощущения фальши.

И еще одна удивившая меня в тот день деталь — с моим мужем они выглядели почти ровесниками. Позже Саша пояснил, что дядя старше его всего на шесть лет, а я… я не могла понять, почему этот факт вызвал у меня смутное чувство тревоги. Из глубин подсознания всплыли размытые образы и обрывки полузабытых фраз, сказанных мне маленьким перепуганным мальчиком, которого не удалось спасти:

«Я прячусь от монстров…

Они здесь повсюду…»

От внезапного воспоминания меня бросает в дрожь. Температура воздуха в кухне словно резко уходит в минус, по коже бежит леденящий озноб, все мышцы разом цепенеют. Рефлекторно вздрагиваю, уловив боковым зрением молниеносное движение, похожее на блуждание тени, отбрасываемой колышущимися на ветру шторами. Но загвоздка в том, что никаких штор на окнах нет, да и сами окна закрыты.

Не в силах пошевелиться, я потрясенно смотрю, как за спиной отца из кружащихся в солнечных лучах крупинок пыли собирается полупрозрачный силуэт ребенка.

Мальчик… лет семи-восьми. Чуть склонив голову, он смотрит на меня таким же испуганным взглядом, как и двадцать лет назад. Светлая растрёпанная челка падает на глаза, губы приоткрываются в немом крике. Он протягивает ко мне правую руку, держа что-то на раскрытой ладони, и в это же мгновенье его образ вспыхивает и исчезает, распадаясь на миллиарды тлеющих частиц.

Сердце больно ударяется о грудную клетку, губы в миг становятся сухими. Почему Илья пришел сейчас, а не ночью, когда измученная приступами бессонницы и стреляющими спазмами в спине я вижу в сгустившихся темных углах нечто такое, от чего стынет кровь. Утром я списываю подобные состояния на обман зрения и сонный паралич, но днем… днем такое случилось со мной впервые.

— Ева, что с тобой? Ты побелела как мел, — осторожное прикосновение отца к моей руке резко возвращает меня в реальность.

Проморгавшись, я тщетно пытаюсь привести дыхание в норму, продолжая сверлить взглядом то место, где только что стоял Илья.

— Все нормально, просто задумалась, — нервно дернув головой, я тянусь за своей кружкой с остывшим капучино и делаю небольшой глоток. — Расскажи лучше, как у тебя дела. Что нового в компании? Дела идут в гору?

Папа с нескрываемым облегчением пускается в подробные описания рабочих моментов, а я периодически киваю, делая вид, что внимательно его слушаю, стараясь прогнать мучительные образы и мысли. Спустя пару минут меня немного отпускает. Переключив внимание на лежащий на столе телефон, я чувствую себя гораздо лучше, но данное Нике обещание свербит неприятным напряжением между лопаток.

Вчера вечером до мужа мне дозвониться так и не удалось. Он и предупреждал, что будет занят до глубокой ночи, но я все равно ждала, прокручивая в голове жуткое и опасное расследование, в которое вписалась моя сумасшедшая подруга. В итоге заснула только под утро, а через два часа вскочила как ошпаренная от сигнала будильника.

— У тебя точно все в порядке? — обеспокоенно спрашивает отец, не дождавшись ответа на вопрос, который я благополучно пропустила мимо ушей, по инерции ограничившись коротким кивком. — От Саши ждешь звонка? — проницательно добавляет он, заметив мой приклеенный к телефону взгляд.

— Да, он со вчерашнего вечера не выходит на связь, — вымученно улыбнувшись отцу, я дерганым жестом убираю за ухо длинную темную прядь.

— Ты же знаешь, какой у него напряженный график. Как появится свободная минутка, обязательно наберет, — пытается приободрить меня отец.

— Сомневаюсь, что он работает по ночам, — хмуро отзываюсь я.

— Отдых нужен всем, Ева. Саша не железный, будь немного терпимее, — папа, как всегда, встает на сторону моего мужа.

Ника была по-своему права…

— Ладно, разберемся. Тебе, наверное, пора.

— Да, поеду, — отец суетливо встает из-за стола, задерживая на мне обеспокоенный взгляд. — Ты береги себя и не тревожься по мелочам. Александр очень любит тебя.

— Я знаю, — коротко кивнув, я позволяю себя обнять и клюю его в гладко выбритую щеку. — Хорошего тебе дня, пап.

— И тебе. Ты в офис сегодня?

— Нет, на удаленке.

— Ну и хорошо. Дома спокойнее.

Я бы так не сказала… Работать мне гораздо комфортнее в офисе. Там хотя бы жизнь бурлит, а здесь… Здесь она словно стоит на месте.

Проводив отца до двери, я направляюсь в гостиную, где у меня оборудовано рабочее место. Включив компьютер, я снова набираю номер Александра. Несколько секунд слушаю автоматический монотонный голос, сообщающий, что абонент находится вне зоны действия сети.

Черт, как назло! И где его носит, когда он мне так срочно нужен? Точнее, я догадываюсь где, но не могу припомнить, чтобы Саша выключал телефон во время своих выступлений. На беззвучный ставил — да, но это вынужденная необходимость.

Часы в углу экрана показывают начало десятого. Рабочий день в разгаре. Но было же утро. Он встал, принял душ, выпил кофе, наверняка проверил свои соцсети и согласовал с менеджером расписание на день. Не может быть, чтобы Саша не видел моих пропущенных вызовов и сообщений.

Закусив от досады губу и окончательно себя накрутив, я звоню Нике, представляя, как та волнуется и ждет от меня новостей. Но номер подруги тоже почему-то не отвечает. Неужели дрыхнет до сих пор, пока я тут места себе не нахожу? Вчера Вероника немного перебрала, и Сергей забрал ее от меня еле тепленькую. Так что ничему не удивлюсь. Главное, чтобы она спьяну не сболтнула ему лишнего. Или… лучше, чтобы сболтнула, и он по-мужски вразумил ее, раз уж я не смогла.

Пока все телефоны молчат, на корпоративную почту одна за другой сыплются задачи и заявки коллег с пометками «срочно». Чтобы хоть немного себя отвлечь, я погружаюсь в привычную рутину, но свербящее чувство тревоги не дает полностью сосредоточиться на текущих делах. Я остро реагирую на любой шорох. Меня нервирует буквально все, начиная с писклявого лая таксы соседки снизу и скрипа моего кресла до монотонного гудения кондиционера.

Внезапно раздаётся характерный щелчок замка на входной двери, босые ноги обдает сквозняком. Я вздрагиваю, чуть не опрокинув на себя кружку с освежающим зелёным чаем. Сердце без всякой причины падает в пятки, хотя я почти уверена, что вернулся отец. Может быть, что-то оставил или забыл сказать…

Но ещё до того, как я различаю первые шаги, по квартире разносится знакомый аромат. Свежесть бергамота, едва уловимая кислинка лайма и терпкие древесные ноты. Я узнаю этот запах с полвздоха, как и твердую уверенную поступь, свойственную только ему.

Александр входит стремительно, не разуваясь, что уже само собой заставляет меня внутренне сжаться от надвигающейся тревоги. Он всегда педантично снимает обувь в прихожей, ставя ее в одно и то же место, а потом неизменно направляется в ванную, чтобы тщательно вымыть руки. Сейчас же гулкие удары его подошв по намытому до блеска ламинату отзываются болезненной пульсацией где-то под рёбрами.

Вскочив из кресла, я делаю шаг ему навстречу и нерешительно замираю, изумленно наблюдая, как он быстро приближается ко мне. На нём строгий, сшитый на заказ деловой костюм цвета мокрого асфальта, пиджак распахнут, несколько верхних пуговиц на черной рубашке расстёгнуты, галстук отсутствует, словно он собирался впопыхах.

— Откуда… Ты же должен быть в Питере, — растерянно выдавливаю я, охватывая взглядом родной образ.

Не считая легкой небрежности в одежде, внешне он выглядит как обычно: презентабельно и стильно. Тёмно-русые волосы аккуратно уложены, ухоженная щетина подчёркивает высокие скулы и чувственный рисунок губ, при этом скрывая небольшой шрам, пересекающий ямочку на мужественном подбородке. Его напряжение выдает только едва заметный излом между нахмуренных бровей и пронзительный острый взгляд, неотрывно улавливающий каждую эмоцию на моем лице.

— Вылетел ближайшими рейсом, как только узнал, — подойдя вплотную, Александр бережно берет мое лицо в ладони и взволновано смотрит в глаза.

Точнее, мне только кажется, что он взволнован, потому что в иссиня-черных радужках мужа невозможно что-либо прочитать. Я даже зрачки не всегда могу различить, но сейчас при ярком солнечном свете, падающем ему прямо в лицо, они выглядят неестественно широкими.

— Ты как? Держишься? — задает он еще один странный вопрос, выбивающий у меня почву из-под ног.

— О чем ты? — растерянно выдыхаю, запрокинув голову. Я не коротышка, но даже при росте метр семьдесят семь дотягиваю макушкой лишь до его подбородка.

Он будто не слышит вопроса. Крупные теплые ладони сжимаются крепче, удерживая мои скулы и не давая уклониться от его сканирующего взгляда. Немного сбитое, как после долгой пробежки, дыхание мужа обдает мятной свежестью мое лицо. Запах его дорогого парфюма забивает обонятельные рецепторы, вызывая легкое головокружение. Обычно я реагирую на его близость иначе…

— Ты не читала новости? — негромко спрашивает он, озадаченно прищурив глаза.

Я медленно качаю головой. Сглатываю, пытаясь собраться с мыслями, но в груди нарастает паника. Пальцы Александра слегка дрожат — или это я сама вибрирую от напряжения, не понимая, что происходит.

— Ева…, — он опускает голову и проводит кончиком носа по моей щеке, его руки перемещаются на мои плечи, прижимая к твердому мужскому торсу так сильно, что я едва могу сделать вдох. — Мне так жаль, что приходится сообщать тебе об этом… Но лучше так, чем если бы ты узнала, когда меня не было рядом, — сбивчиво добавляет муж.

— О чем я должна узнать? — на грани истерики восклицаю я и, высвободившись из крепких объятий, отступаю на шаг назад.

Не могу мыслить связно, когда он так близко. Нависает, доминирует, давит своей энергетикой.

Александр какое-то время молча смотрит на меня, запустив пальцы в свои волосы и тем самым испортив свою безупречную укладку. Затем рывком достает из кармана брюк свой телефон и, разблокировав экран, подает мне. Я беру гаджет дрожащей рукой, продолжая гипнотизировать взглядом мрачное лицо мужа, боясь, что если отведу глаза — всё, что держит меня на поверхности, исчезнет. Мир рухнет, оставив после себя только хаос, боль и руины.

— Там все написано, — осторожно произносит Александр, кивая на зажатый в моих пальцах айфон. — Прочитай.

Грудную клетку стягивает ледяным ужасом, когда я опускаю взгляд на экран. Замираю, когда в тексте вижу имя Вероники… Первые строки бьют прямиком в сердце, запуская нервную дрожь по всему телу. Глаза непроизвольно наполняются слезами, буквы новостной статьи расплываются, пульс оглушительно бьется в висках…

«РИА Новости

Взрыв газа в Одинцово: двое погибших.

Минувшей ночью в частном доме в Одинцово произошёл взрыв бытового газа. Жертвами трагедии стали 34-летний сотрудник правоохранительных органов Сергей Прохоров и его 27-летняя сожительница — наша коллега, Вероника Лазарева.

По данным МЧС, сообщение о хлопке и пожаре поступило около двух часов ночи. Соседи вспоминают, что звук был настолько сильным, что проснулась почти вся улица. Дом, где проживали погибшие, практически полностью уничтожен огнём.

— «Мы услышали громкий взрыв, потом вспыхнуло пламя, — рассказывает соседка. — Дом был старый, отопление газовое, возможно, произошла утечка. Мы сразу вызвали пожарных, но спасти людей не удалось».

На месте работают следователи и специалисты газовой службы. Основная версия — нарушение эксплуатации газового оборудования.

Редакция РИА Новости выражает глубокие соболезнования родным и близким Вероники Лазаревой.

Проводится проверка, устанавливаются все обстоятельства случившегося.»

Вокруг становится слишком светло и слишком тихо. Внешний шум растворяется, исчезают даже самые привычные звуки, словно кто-то невидимый выдернул вилку из розетки, выключив целый мир. Силуэт мужа меркнет, айфон в руке кажется неподъёмным. Закусив щеку изнутри, я чувствую вкус металла на языке.

Время вязнет, застревает между строчек, заставляя вглядываться в них снова и снова.

Прочитать заново.

Убедиться.

Пальцы сводит судорогой, но я не могу отпустить телефон. Он как якорь, который удерживает на дне. Реальность сжимается, оставляя только бездушную статью и знакомые до боли фамилии. По коже пробегает жар, сменяющийся холодной, липкой испариной. Голова кружится, но я цепляюсь за взгляд Александра, потому что только он сейчас кажется реальным.

В памяти вдруг всплывает голос Ники, чуть охрипший после бессонной ночи, с ее вечными шутками про жизнь и кофе, который она пила ведрами. «Ты же знаешь, Ев, я не умею держать рот на замке. Но ведь именно поэтому мы и дружим, да?»

Я слышу этот смех так отчётливо, словно она всё ещё рядом, и до хруста в костяшках стискиваю в руке телефон. Отчаянно хочется прокричать: «Это правда?», но даже не открываю рта. Потому что, если скажу вслух, уже не получится спрятаться от того, что написано на экране.

— Мне жаль, Ева, — Александр снова шагает ко мне, сгребая в крепкие объятия.

Я не отстраняюсь, в полнейшем оцепенении позволяя ему гладить меня по спине и растрёпанным волосам. Напитываюсь его теплом и силой, по привычке ища утешения на его надежном плече, уткнувшись в него лицом и дрожа от глухих рыданий.

— Скажи, что мне сделать, чтобы облегчить твою боль? — обволакивающий ласковый голос мужа вызывает новый поток слез.

— Я не верю… не верю, Саш, — сдавлено хриплю я, впиваясь пальцами в его пиджак. — Она только вчера была здесь… со мной. И Сережа… он…

— А он тут что делал? — резко отстранившись, Александр бросает на меня жесткий взгляд. Я все еще держусь за него, чувствуя, как каменеют мышцы мужа под одеждой. — Ева, мы же с тобой все решили!

— Ника немного выпила, и Сергей приехал за ней, — сбивчиво отвечаю я, с запозданием понимая, что снова оправдываюсь — Как ты можешь? Сейчас? — с горечью выплевываю я. — Когда их больше нет?

— Ладно, прости, я был не прав, — он виновато разводит руками и снова обнимает меня, укладывая мою голову себе на грудь.

Несколько бесконечных минут мы стоим посреди гостиной, не произнося больше ни слова. Я тону в отрицании и скорби, мысли лихорадочным потоком мечутся в голове, рождая сотни вопросов и подозрений.

«Это не случайность. Не случайность», — настойчиво стучит в висках одна и та же мысль.

«Таких совпадений просто не бывает», — следом проносится вторая, и я судорожно стискиваю телефон в онемевшей руке.

Не бывает так, черт возьми!

Прошло меньше суток с того момента, как Ника рассказала мне о своем расследовании, орудующем в городе маньяке, убивающего женщин, и связанным со всем этим кошмаром тайным центром. Она пришла ко мне за советом, потому что боялась вляпаться в опасную историю. Хорошо, пусть не мой совет в конечном итоге оказался в приоритете, но это не умаляет того, что в виду известных мне фактов «утечка газа» и гибель сразу двух людей, имеющих прямое отношение к этому делу, выглядит максимально странно.

Я же предупреждала ее… Практически умоляла не лезть в это дерьмо, но Ника такая чертовски упертая, ставила свои амбиции превыше личной безопасности, а теперь… Что теперь? Они мертвы… Оба.

Как мне с этим жить? Что предпринять? Могла ли я ей помочь, или было уже поздно — и судьба подруги была предрешена, как только она сунула свой нос в это проклятое расследование?

Тихо и обреченно застонав, я упираюсь лбом в плечо мужа и, сунув телефон в карман его пиджака, отчаянно обнимаю обеими руками.

— Почему ты мне не перезвонил? — обретя возможность говорить, тихо спрашиваю я.

— Я был в самолете, Ева. Летел к тебе, — поглаживая мой затылок, тихо отзывается Александр.

— А ночью? Я звонила тебе раз десять.

— Ты что-то путаешь… — немного отстранившись, он приподнимает мое лицо за подбородок и напряженно смотрит мне в глаза. — Ты звонила мне только один раз. Около полуночи, и мы проговорили с тобой минут сорок.

— Нет, это ты что-то путаешь, — качнув головой, уверенно отрицаю я. — Может, тебе приснилось. Я не знаю…

— Ева, ты позвонила и рассказала про исследование форума «Живые границы», которое поручило тебе твое агентство по заказу статистического городского фонда, — сдержанно отвечает Александр.

Как это может быть, черт возьми? Я же помню, что почти до утра набирала его номер, мысленно проговаривая все, что ему скажу. Я застываю, обескураженно глядя в черные зрачки, заполнившие темную радужку. Где-то внутри шевелится мерзкое чувство: или я схожу с ума от стресса, или происходит что-то очень странное.

— Тебя насторожили анонимные приглашения на некую закрытую программу. И ты хотела узнать, что я об этом знаю. — продолжает он, не отводя взгляда. В его голосе слышится тень раздражения или, может, это просто моё воображение, доведённое до предела.

— И что ты ответил? — выдавливаю через силу.

— Я сказал тебе, что подобные приглашения — обычная история для форумов, — он нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке. — Анонимность, обещания особого подхода, закрытые группы — всё это уловки для выманивания денег у доверчивых клиентов. В итоге мы договорились, что ты не будешь отвечать на подобные сообщения и не станешь переходить по сомнительным ссылкам.

— Я не помню этот разговор, — поджав губы, отклоняю голову в сторону и делаю шаг назад.

Его рука на секунду повисает в воздухе, потом он убирает ее в карман, глядя на меня все с тем же сочувствием и беспокойством, что и минуту назад.

— И это не впервые, — мягко произносит Александр. — Когда ты нервничаешь или чем-то сильно взволнована, у тебя случаются кратковременные провалы в памяти. Это абсолютно нормально для людей, переживающих стресс. Психика блокирует или стирает детали, которые кажутся несущественными в моменте. Иногда мозг «отсекает» целые куски разговора, особенно если они связаны с тревогой или внутренним конфликтом. Я наблюдал это у своих пациентов десятки раз. Главное — не мучить себя и не фиксироваться на провалах. Всё остальное можно восстановить по событиям, если потребуется.

Я слушаю, и часть меня хочет довериться этому объяснению. Я знаю, что он прав — в периоды стресса я действительно забывала какие-то мелочи. Например, куда положила ключи, о чем собиралась написать коллеге, выключила ли плиту перед уходом, сообщила мужу, что задержусь на работе, или только собиралась. Да, я неоднократно забывала про запись к врачу или в салон красоты и пропускала мимо ушей болтовню коллег, а потом удивлялась, когда они утверждали, что уже обсуждали со мной какую-то тему, но, чтобы вылетел из головы целый разговор с мужем… Такого не было ни разу.

Я машинально приглаживаю волосы, чувствуя, как внутри растет сопротивление:

— Это ведь был важный разговор, Саша, — почти шепотом выдыхаю я. — Неужели я могла его не запомнить?

— Могла, — уверенно отвечает он, чуть склонив голову. — Ты много работала в последнее время, а вчера выпила с подругой…

— Я была трезвая! — невольно повышаю голос. — Я знаю свою норму и никогда ее не превышаю.

— Успокойся, пожалуйста, — он делает шаг ближе и снова обнимает меня, заключая в кольцо своих рук. — Ты устала, Ева. Ты только что потеряла подругу, и у тебя сильнейший стресс. Я обещаю, что позабочусь о похоронах Вероники. У нее же кроме тебя никого не было?

— Сережа… — всхлипнув, бормочу я. — Но он тоже… Боже, я не могу в это поверить.

— Я всё устрою, слышишь? — его голос становится ещё мягче, но в нем явственно звучит знакомая мне бескомпромиссность. — Я поговорю с редакцией, выясню детали, свяжусь с родственниками Сергея. Если тебе нужно поработать, займись делами. Иногда рутина помогает прийти в себя. Но, прошу тебя, не копи все в себе.

Я молча киваю, на автопилоте вытирая слёзы с лица. Внутри простирается пустота, поверх которой наползает тугая плёнка притупленного, мутного напряжения.

— Спасибо, — шепчу я, — мне и правда легче, когда я занята делом… Если останусь без работы, точно сойду с ума.

Александр понимающе кивает и легко касается губами моего виска.

— Я буду рядом, если что-то понадобится, — обещает он, и я точно знаю, что это не пустые слова. — Но сначала сделай над собой небольшое усилие: смени пижаму на что-то более удобное для работы, причешись и надень тапочки. Поверь, такие простые действия — первый шаг к тому, чтобы хоть немного почувствовать почву под ногами. Движение вперёд начинается с мелочей, даже если сейчас тебе это кажется бессмысленным.

Он ободряюще улыбается, убирая прядь волос у меня с лица, и снова целует. На этот раз в уголок губ. Нежно. Почти невесомо.

— Некоторые удары судьбы нужно просто пережить. И сделать это с высоко поднятой головой, а не утопая в жалости к себе. Понимаешь, о чем я?

— Конечно, — коротко отзываюсь я и, развернувшись, на ватных ногах направляясь в спальню.

Сомневаюсь, что смена одежды и тапочки каким-то образом облегчат мое состояние, но я делаю так, как он просит. Автоматически перебирая вещи в шкафу, я останавливаю выбор на легких светло-бежевые брюках и свободной белой блузке с коротким рукавом. Волосы быстро причёсываю, на ноги обуваю мягкие шлепки без задника.

Отрешенно уставившись на свое бледное, заплаканное лицо в отражении зеркала, я вдруг ловлю себя на зудящей мысли, что хочу — нет, обязана! — рассказать ему о своих подозрениях, о том, что во всей этой истории с Никой и Сергеем слишком много тревожных нестыковок. Что я не могу принять официальную версию, потому что просто в нее не верю.

Может быть, если я поделюсь с ним тем, что сообщила мне Ника, он сможет найти нужные рычаги, подключить связи, выйти на людей, которые знают больше, чем пишут в новостях. С его влиянием и профессиональным весом наши шансы добиться ответа от следствия куда выше, чем были у Ники, решившей в одиночку бросить вызов системе.

Но стоит мне вернуться в гостиную и поймать одобрительный взгляд Александра, скользнувший по моим волосам и фигуре, как все слова застревают в горле. Я даже не пытаюсь начать этот разговор. Не потому, что не доверяю мужу. Наоборот, я слишком хорошо знаю его реакцию. Стоит мне хотя бы намекнуть на расследование подруги, Саша со своей гиперопекой и страстью к контролю тут же сделает всё, чтобы оградить меня от малейшей опасности. Посадит дома, отключит интернет, заберёт машину и телефоны — и всё это под благовидным предлогом заботы. В его мире я всегда должна быть защищена, даже если сама не прошу защиты.

Я тяжело опускаюсь в кресло, закрываю глаза и медленно выдыхаю. Пусть он думает, что полностью контролирует ситуацию. Пусть помогает с похоронами и разговаривает с редакцией, где работала Ника.

А я…

Я буду искать ответы сама, даже если для этого придётся делать это тайком, скрывая свои мысли от любимого человека.