…Нужно показать Камо так просто и правдиво, таким беззаветно храбрым, спокойным и ясным, каким он был. Он был человеком без позы и был художником революции.
На исходе первая осень Отечественной войны. Гитлеровские танки на ближних подходах к Ленинграду, Москве. Тяжко неимоверно.
Эвакогоспиталь в городе Ессентуки на Кавказских Минеральных Водах. По обе стороны длинных коридоров палаты, палаты… В той, что в дальнем углу второго этажа, у дверей располагается немолодой солдат с отнятой по плечо правой рукой — Кирилл Трофимович Вегера. Учитель из приднепровских пшеничных степей.
Спрос на того солдата огромный. Из каждой палаты неуступчивые напоминания: «Не забудь, сегодня наша очередь!»
По какой причине к солдату такой возрастающий интерес? И какое отношение имеет к Камо?
Никто лучше самого Кирилла Трофимовича не объяснит. Его письмо к биографу Камо, ныне покойному моему другу, Льву Степановичу Шаумяну.
«В 1941-м я был мобилизован. С собой захватил книгу с биографией Камо. Ко мне она попала порядком зачитанная, без обложки, по объему небольшая (75 страниц), на польском языке. Я по-польски мог читать.
Перед выступлением в бой под нашим областным центром Днепропетровском книжку закопал. Думал: придется в живых остаться — заберу, а не придется — не хочу, чтобы она германцам попалась. С боя вынесли меня почти что неживого. В себя пришел в санитарном поезде. Доставили в госпиталь на Кавказе. Палата — двадцать покалеченных людей. Я в счастливчиках — всего одна рука ампутирована, могу еще сгодиться.
«Фронтовики! — обращаюсь как-то после врачебного обхода к соседям, — желаете, расскажу одну историю. Чистая правда, потому как этого человека звали Камо». — «Давай рассказывай!»
Успех, как говорится, полный. Слушали, затая стоны, пересилив боль. И веселый смех, когда я касался того, как Камо водил за нос полицию и следователей 19 стран.
К вечеру являются представители другой палаты. «Зашел бы, Трофимович, к нам. Хотим твою историю послушать. Пойдем!» — «Пожалуйста, — отвечаю, — с удовольствием».
Иду рассказываю. А на следующий день та же просьба.
Понимаю — нельзя так. Комиссар госпиталя должен знать. Обращаюсь к старшему политруку за разрешением.
«Напишите конспект». — «Рад бы. Но левой рукой я только учусь писать. Попытаюсь набросать короткий план». — «Хорошо. Что сумеете, то и ладно».
«План» был составлен. Комиссар «благословил». Я обошел все 28 хирургических палат.
Через месяц попадаю на долечивание в Канибадам, есть такой город в Таджикистане. Сразу обращаюсь к комиссару и с его согласия принимаюсь знакомить раненых с художником революции, помните — так Алексей Максимович Горький назвал Камо.
В марте 1942-го то же самое в Саратовском гарнизонном госпитале.
С сорок третьего я снова в школе и при всяком удобном случае беседую с ребятами о Камо. Хотите знать, какое впечатление?
На улице в Днепропетровске меня останавливает молодой человек. «Здравствуйте, Кирилл Трофимович! Не помните меня?» — «Извините, что-то не припоминаю». — «Я ваш выпускник 1955 года. Вы нам о Камо говорили…»
Выпускник пятьдесят пятого года! Стало быть, прошло одиннадцать лет. А помнит! Уверен, образ Камо у этого человека навсегда запечатлелся. Он и своим детям передаст…
С уважением