Моя нижняя губа возмущенно выпятилась. Это был всего лишь небольшой удар вилкой в задницу, чем я заслужила клетку для непослушных? Я и похлеще поступала с людьми страдающими от похмелья или простуды. Это даже шалостью не было, — это была долбаная прелюдия. Во всяком случае, я так думала. Я не была точно уверена, что означает слово «прелюдия». Но это было мое лучшее предположение.

Я зарычала себе под нос, а затем замерла, когда большое тело пошевелилось позади меня, и к моему горлу подступил комок. О, сиськи. Матео.

Я медленно повернулась к нему, и его темные глаза прожгли меня немигающим взглядом. Когда я двинулась, его взгляд последовал за мной, и у меня возникло точно такое же чувство, как когда на меня смотрела голодная собака. Я подкармливала бездомных собак на улицах всякий раз, когда они смотрели на меня подобным образом. С изголодавшимся зверем лучше дружить, чем быть врагами. И если не уважать это правило, можно запросто стать их следующей трапезой. К счастью для него, у меня в кармане был припрятан пакетик мармелада из коллекции конфет Найла, и, похоже, мне придется поделиться. В конце концов, он не был паршивой маленькой кошечкой Сьюзен. Он определенно был больше похож на собаку. Поэтому я решила попробовать другой подход, потому что, черт возьми, его выражение лица реально пугало меня.

За свою жизнь я убила кучу людей, но этот парень выглядел достаточно большим, чтобы съесть меня живьем. И у меня даже больше не было карандаша для защиты. Нет, все, что у меня было, — это моя смекалка. Так что мне нужно было убедить его, что я всего лишь безобидный маленький одуванчик, который не желает никаких неприятностей в своем изящном весеннем цветочном саду, потому что, если он учует во мне убийцу, он, скорее всего, нападет первым.

— Привет, мальчик, — мягко произнесла я, медленно приближаясь к нему и пригибаясь, чтобы показать, что не собираюсь причинять ему вред. Судя по бугрящимся мышцам и свирепости, я бы сказала, что он похож на ротвейлера. Я начала причмокивать губами, и когда я подошла ближе, он нахмурился. — У меня для тебя кое-что есть.

Я достала из кармана украденные мармеладки, опустилась перед ним на колени и подползла ближе. Он пахнул потом и кровью, и эта комбинация была довольно аппетитной. Похоже, он тренировался все время, пока меня не было. Он часто так делал. У парня было хобби. Тишина и тренировки. Необычно.

Я не любительница собак, но если бы была, то этот парень мог бы превратить меня в зоофилку. Ладно-ладно, я понимала, что он не пес. Но так было намного проще подойти к нему, если убеждать себя в этом. Мало что могло меня напугать, но этот парень был двухсотфунтовой банкой с надписью «Страх». И раз уж мы теперь соседи по камере, я не хотела проснуться завтра мертвой.

Я разорвала упаковку и высыпала несколько штук себе на ладонь.

— У тебя есть любимые? — Спросила я, и он в ответ глубоко зарычал, а в моей крови забурлил адреналин.

— Ш-ш-ш, щеночек. — Я поднесла к нему мармеладки на ладони, скрестив ноги, когда придвинулась немного ближе так, что мои колени коснулись его. Фартук был не лучшим выбором для этой позы, но если он не наклонится полностью, то не сможет заглянуть в мою вагину. — Зеленые самые вкусные, — заговорщически прошептала я.

Его верхняя губа приподнялась, и я воспользовалась моментом, чтобы просунуть зеленую мармеладку между его губами, наткнувшись на стену зубов. От ощущения его рта на кончиках моих пальцев моя кожа покрылась мурашками, и я задрожала, наполовину как испуганный маленький ягненок, а на вторую наполовину как хочу-еще кролик.

— Открой ротик, — протянула я, и он снова зарычал. Это был пугающий звук, и он не должен был вызывать у меня такое возбуждение и трепет, но что я могла сказать? Я и опасность всегда были хорошей комбинацией.

Я сунула еще одну зеленую мармеладку ему между губ, не встречаясь с его пристальным взглядом. Рано или поздно ему придется их разжевать. Вся эта сладость начнет таять, и он не сможет устоять. Мне самой было трудно удержаться.

Я положила еще одну зеленую мармеладку к остальным, а затем откинулась назад и стала ждать, когда он их съест. Он не стал.

Я надула губы.

— Может, тебе нравится другой цвет? — предположила я, но он не дал мне понять, что это так. О…кей.

Я наклонилась вперед, вытащила зеленые мармеладки из его рта и с улыбкой сунула их себе в рот. Это было похоже на фейерверк сахара на моем языке, покрытый вкусом рта этого зверского мужчины.

— Ммм, как вкусно, — вздохнула я, и его глаза загорелись от звуков, которые я издавала, полные каких-то порочных эмоций, которые я не могла определить. Я не ела ничего сладкого с тех пор, как несколько недель назад украла пачку чуррос у восьмилетнего мальчика. Малыш держал один чуррос на полпути ко рту, а его глаза блестели от возбуждения. Возбуждения, которое я хотела украсть. И я украла. Наверное, сбивать его с ног было перебором, но я должна была вырвать последний чуррос из его мясистых пальцев.

— А красные тебе нравятся? — Предложила я, поднеся мармелад к его губам.

Я подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом, пытаясь лучше его понять, хотя и знала, что с дикими животными это плохая идея. Внезапно он бросился ко мне, и я в испуге отпрянула назад, опрокинувшись так, что моя спина ударилась о пол, а он навис надо мной. Мое сердце бешено заколотилось, когда я замерла, как кролик в свете фар. Это ведь должно было сработать, правда? Машины всегда объезжают их, когда они так делают. Правда? Правда??

Он пополз вверх по моему телу, его кожаный ошейник был пристегнут к стене так, что цепь натянулась, когда он уставился на меня сверху вниз. Он был настоящим монстром со здоровой дозой варварства. Мужчина моей мечты. Хотя встреча с ним во плоти была немного более тревожной, чем в безопасности моих собственных фантазий.

Я выронила мармеладки из руки, и они рассыпались вокруг меня. Я быстро поднесла упаковку ко рту, закинув несколько штук за щеку. Если мне суждено умереть, я хотела, чтобы перед смертью мой рот был полон радуги. Всегда лучше держаться за что-то сладкое, когда жизнь становится невыносимой. А судя по всему, сейчас должно было стать очень, очень плохо. Если он причинит мне боль, я буду драться. Я была как сжатая пружина, готовая к действию. Но я все еще надеялась, что моя тактика притворяться полумертвой сработает.

Его тень поглотила меня, пока я лежала под ним в неудобной позе. Его тело опустилось так низко, что его грудь коснулась моей, пригвоздив меня к месту, пока он просто пялился на меня. Он был так близко к моему лицу, что я чувствовала его дыхание на своих губах, ощущала исходящий от него совершенно мужской, убийственный аромат повсюду. Его борода щекотала мою челюсть, и она была такой приятной, что мне захотелось залезть в нее и жить там, как птенец. Я бы зарылась в нее поглубже и выкопала его улыбку. Держу пари, она у него была вкусная, такая, которую хочется съесть.

Я отложила мармелад и медленно подняла руку, не желая делать резких движений, пытаясь приручить этого бешеного зверя. Мое сердце бешено заколотилось, когда я запустила пальцы в его темные волосы и нежно погладила его.

— Хороший мальчик, — промурлыкала я. — Тебе здесь одиноко, бедняжка? Мне тоже одиноко. — Иногда я чувствую себя более одинокой, чем луна, которая висит высоко в небе, не имея ни одного друга, который бы ее любил.

Между его бровями образовалась глубокая складка. Его глаза были словно растопленный темный шоколад с вкраплениями меди в глубине. Сатана, если ты слушаешь. Я знаю, что он твое творение. И браво. Он — произведение искусства. Ты вылепил его из той же глины, что и Найла, потому что, черт возьми, я не уверена, кто из них заводит меня больше. P.S. Ты все еще планируешь вытащить меня отсюда, да? Потому что эти демоны, может быть, и хорошенькие, но у меня такое чувство, что один из них станет моей погибелью. И если ты планируешь отправить меня в ад таким образом, я была бы признательна, если бы ты меня предупредил. Иначе я наброшусь на них со всей яростью, хорошо?

— Я буду твоим другом, — прошептала я, когда он вдохнул, словно вбирая частичку моей души. На самом деле я не планировала заводить с ним дружбу. Для этого нужно было доверять ему, а я не доверяла. И, честно говоря, видеть в нем собаку было единственным способом сохранить самообладание. Ведь если подумать, я находилась в клетке с огромным мужчиной, который мог убить, изнасиловать, покалечить меня или сделать все сразу, если ему вздумается.

— Друзья, — проворчал он с ноткой веселья в голосе, и трахни меня консервным ножом, какой у него был голос. И не просто голос. Он был глубоким, греховным и с мексиканским акцентом, который вызывал во мне всевозможные нечестивые желания. Он звучал как чудовище из морских глубин, и я была совершенно не застрахована от его воздействия, когда он прогремел где-то в центре моего существа. — Это большое слово.

— В нем всего шесть букв. Есть слова и побольше. Например, звукоподражание, — сказала я, и он облизнул губы, глядя на мои. Хотел ли он меня? Какая-то часть меня определенно хотела его. В другой реальности моя девственная плева, возможно, лежала бы у меня на ладони, готовая к тому, чтобы он написал на ней свое имя.

Я пожалела, что у меня не было подруги или матери, которая не-была-бы шлюхой-сбежавшей-с-Эстебаном, и с которой можно было бы поговорить о сексе. Я видела несколько порнороликов на телефоне Вонючки Джима (я была почти уверена, что это был не его телефон и что он украл его у кого-то, потому что он точно не заряжал его с помощью того старого шланга, как утверждал) и множество фотографий в непристойных журналах, но я была не совсем готова.

Я знала, что быстро разберусь. Мне бы хотелось всего этого. Мое воображение всегда уносило меня в мрачные места, и когда дело доходило до секса, то было то же самое, я просто не была до конца уверена, соответствуют ли мои фантазии реальности, потому что никто никогда не говорил со мной об этом. Конечно, я знала, куда вставляется Ч. И я нашла свой клитор, когда мне было пятнадцать. Но я не была уверена в мелочах. Я догадалась, что разберусь. Порно показывало, что члены доставляют огромное удовольствие, а сперма на вкус так же хороша, как эти мармеладки, поэтому я была уверена, что мне это понравится, как утке вода.

Но я не собиралась позволять Матео трахать меня. Если я когда-нибудь найду достаточно надежного парня, с которым смогу это сделать, то хотела бы иметь оружие под рукой, и, возможно, он должен был быть ниже меня, а не наоборот. Дело было не в том, что я не фантазировала о том, чтобы меня удерживали и заявляли на меня права такие парни, как этот, просто всякий раз, когда я это представляла, я чертовски боялась, что они сделают это против моей воли. Что у меня не будет плана отступления, ножа, спрятанного в рукаве. Соблазнение — это сила. Но всегда казалось, что секс означает, что кто-то должен отказаться от этой силы. А я никогда не хотела терять контроль. Только не снова.

— Он называет тебя Паучком, а как тебя зовут на самом деле? — снова прорычал он своим хриплым голосом. Черт, вдвоем с Найлом они могли бы создать собственное подразделение баритонов в группе акапелла.

— Это секрет, — выдохнула я, и он протянул руку, чтобы обхватить мое горло, чувствуя, как я тяжело сглатываю под его загрубевшей ладонью.

— Скажи мне, — настаивал он, его глаза горели желанием узнать, но я давно никому не говорила своего имени. И на то была чертовски веская причина.

— Ты расскажешь Найлу, — прошипела я. — А я не хочу, чтобы он знал. — Не в последнюю очередь потому, что я была осужденной преступницей, и за мою голову была назначена награда, а Найл мог сдать меня за деньги, если ему это будет выгодно.

— Зачем мне что-то рассказывать этому куску дерьма? Он мучил меня месяцами и не вытянул из меня ни слова.

— Ты мне не верен, — сказала я, когда его пальцы сжались на моей шее, достаточно крепко, чтобы удержать меня на месте. Моя рука все еще была в его волосах, и я снова начала поглаживать их, пытаясь смягчить жесткость, которую видела в его глазах. Давай, щеночек, стань моим новым лучшим другом. А когда у меня появится шанс сбежать, я натравлю тебя на Найла, как охотничью собаку, и воспользуюсь этим, чтобы убежать. В любви и крови все средства хороши.

— Я мог бы стать, — сказал он, наваливаясь на меня всем своим весом, и твердый выступ его чудовищного члена уперся в мое голое бедро через его спортивные штаны. Святое гребаное печенье.

Его вес придавил меня, и внезапно я задышала слишком тяжело. Мне это нравилось. Мне это нравилось слишком сильно. Нет, не нравилось. Мне это совсем не нравилось. Ужас сгущался в моем сердце оттого, что я вот так попала в ловушку, зажатая на месте. Черт возьми, это сбивало с толку. Я хотела подчиниться его воле почти так же сильно, как вонзить нож ему в грудь и убежать, спасая свою жизнь.

Моя голова начала гудеть от воспоминаний рук на моей плоти, которых я не хотела, но они смешались с ощущением того, насколько приятно было чувствовать вес Матео на себе. Я дернулась в его хватке, пытаясь отогнать вспышки отвратительных, чудовищных воспоминаний в моей голове. Нет, нет, нет. Это происходит. Я возвращаюсь туда снова. Я не хочу возвращаться.

Смех звенел в ушах, а влажный ночной воздух прилипал к коже. Я была маленькой, маленькой, маленькой. Муравьем под воронами, которые клевали мою плоть, рвали мою одежду. Они смеялись, щипали и прикасались ко мне в тех местах, где я не хотела, чтобы они прикасались.

Я забилась под Матео, начала толкать и пинать его, и его рука соскользнула с моей шеи.

— Отвали, отвали! — Закричала я. — Отойди от меня, Эндрю! — Взревела я, на мгновение засомневавшись, в какой реальности я нахожусь, когда увидела луну сквозь деревья, или это был свет между прутьями клетки?

Большая рука приоткрыла мои глаза и избавила меня от кошмара, в котором я была заперта. Темный взгляд Матео встретился с моим, и мое дыхание замедлилось, а мои руки опустились на его плечи, где на коже виднелись кровавые царапины. Он слез с меня, так что я больше не была в ловушке, но его тело все еще окружало меня, поскольку он стоял на коленях по обе стороны от моих обнаженных ног.

— Кто такой Эндрю? — угрожающе прорычал он. — Что он с тобой сделал?

Эндрю был одним из плохих. Он выжил, а другие — нет. Я вспомнила, как вонзила нож в живот Люка Дэмси, колола, колола, и колола, пока он кричал, видя свою смерть в моих глазах. Это было прекрасное воспоминание, каждая частичка которого принадлежала мне. Его смерть была бальзамом для моего сердца, и мое дыхание замедлилось, когда я вспомнила, что его больше нет в этом мире, а Сатана, вероятно, прямо сейчас вырывает ему позвоночник из задницы. Я просто жалела, что Эндрю не смог присоединиться к нему там.

— Он мой враг, — ответила я, и он медленно кивнул, обдумывая это.

— Он причинил тебе боль? — проворчал он.

— Да, — сказала я, давая ему это осознать. В любом случае, это было очевидно. Я только что набросилась на него, как разъяренный енот, так что нетрудно было догадаться. Я провела пальцами по отметинам на его коже, царапинам, которые выглядели почти красиво на его оливковой коже. — Прости.

— Не извиняйся, — сказал он своим слишком восхитительным голосом, и у меня снова по коже побежали мурашки.

Я не знала, хотела ли выгнуться навстречу его прикосновениям или построить стену вокруг себя, чтобы он никогда больше не смог прикоснуться ко мне.

Я начала отползать назад из клетки его рук, но он поймал меня за лодыжку прежде, чем я успела отодвинуться слишком далеко, и потащил обратно к себе. Его руки на мне были греховными, заставляли мое сердце биться быстрее, а жар разливался по всему моему существу. Но мне не нравилось, когда люди прикасались ко мне. Когда они прикасались ко мне, они делали плохие вещи. Вещи, которые причиняли боль, вещи, которые заставляли меня кричать.

— Не шевелись, — приказал он, и я послушалась, потому что у меня не было оружия и я не хотела умирать. Он сел, а затем взял меня за руки и притянул к себе на колени. Мои колени опустились на бетон по обе стороны от него, а его твердый, как камень, член оказался между моими бедрами, пока он держал мои запястья в одной из своих рук. На мне не было трусиков, и по тому, как его взгляд стал более напряженным, я поняла, что он это заметил. Он наблюдал за тем, как учащенно я дышала, страх пронизывал меня до глубины души, а инстинкт убежать пытался овладеть мной.

Его пальцы скользнули между пальцами моей правой руки и переплелись с ними. О.

Новое ощущение заставило меня замереть. Оно не должно было мне нравиться. Действительно, действительно не должно. Но, несмотря на то, что прикосновение этого мускулистого мужчины пугало меня, оно было также неожиданно приятным.

Он ничего не сказал, снова замолчал, положив наши переплетенные руки на мое колено. Я не хотела двигаться, чтобы не потревожить его огромный член, но между моих бедер разлился жар, а голова начала кружиться. Возможно, медсестры в психиатрической больнице «Иден-Хайтс» были правы. Возможно, я действительно была сумасшедшей. Потому что сейчас это грозное существо под мной не просто прикасалось ко мне так, как мне хотелось, оно еще и возбуждало меня. И я хотела окунуться в безумие, бушующее внутри меня, и увидеть, насколько безрассудно безумной я действительно могла бы стать с ним.

Я начинала нервничать, и когда это происходило, я начинала говорить. Словесный «понос» приближался, и я не могла его остановиться, потому что у меня были вопросы. Много-много вопросов.

— Тебе приятно, когда твой член становится таким твердым? — Он приподнял бровь с едва заметной ухмылкой, но промолчал, поэтому я поспешила продолжить. — Или тебе больно, и ты должен потрогать его или попросить кого-то другого потрогать его. Или полизать его. Лизать его — это странно? — Я поерзала у него на коленях, и он похотливо застонал. — Это было не приглашение, — испуганно пояснила я. — Я просто подумала, что, может, ему это нужно. Или ему просто нужна узкая дырочка? Любая узкая дырочка? Или это должна быть вагина или задница? И он твердый, потому что хочет мою вагину или задницу? И под «он» я имею в виду тебя и… Черт, не отвечай на этот вопрос. Я не хочу знать. Нет, постой, я действительно хочу знать. Я тебе нравлюсь, или это просто потому, что ты застрял здесь один на целое столетие? А если бы я была старой-престарой бабушкой, ты бы все равно хотел меня? Члены гниют, если их слишком долго не используют? И существуют ли синие яйца? Они на самом деле синие? Можно мне посмотреть? Нет, постой, я не хочу смотреть. Ничто из этого не является приглашением.

— Ты уже об этом говорила, — прорычал он, а его глаза потемнели, пока он смотрел на меня, и я вздохнула. Что я делаю? Это настоящее безумие. То самое, что прорастает внутри тебя, как плющ, оплетая все твое существо, пока все не становится настолько прекрасным, что ты с таким же успехом можешь просто оставить все как есть.

— Почему ты держишь меня за руку? — Внезапно спросила я, прищурившись на него. — Держание за руку означает согласие? Я что, только что на что-то согласилась? Потому что я отзываю свое согласие.

— Господи Иисусе, chica loca (Прим. Пер. Испанский: Сумасшедшая девчонка), — прорычал он, и я удивилась, почему он называет меня «куриной головой». Я свободно говорила по-испански, меня научил Малыш Хуан. Он всегда говорил: «por favor deja de hablarme» (Прим. Пер. Испанский: Пожалуйста, перестань со мной разговаривать), когда мы начинали болтать, и это определенно означало «привет, как дела». — Ты хотела знать, каково это — держать кого-то за руку, вот я и показываю тебе, только и всего. Вот на что это похоже.

— О, — выдохнула я. Так просто? Ничто не было таким простым, как это.

Я посмотрела на наши переплетенные пальцы, и душу наполнила тоска. Никто раньше не прикасался ко мне так. Никто. И это пробудило во мне какую-то глубокую потребность, которая всегда была во мне, но я как-то от нее отгораживалась. Это было больно. Но в тот момент я хотела этой боли, потому что она напоминала мне, что я просто девушка с желаниями и мечтами, и мне не нужно притворяться, что их не существует.

Я смотрела на Матео, на то как его мышцы напрягались, будто он пытался сдержать себя от чего-то. Хотя я не была уверена, от чего именно. Вероятно, от того, чтобы убить меня. Но, эй, это означало, я приручила собаку. Он не укусил меня. Он сделал для меня что-то хорошее. Конечно, он мог в любой момент наброситься на меня с острыми зубами и когтями, но сейчас он этого не делал. Так ли формируется доверие? Люди снова и снова делают друг для друга что-то хорошее, пока однажды не могут предсказать, что они будут делать что-то хорошее и в будущем? Но как узнать, будут ли они продолжать делать эти хорошие вещи вечно? Что, если они сделают пятьдесят хороших вещей, а потом одну по-настоящему плохую? Что тогда?

— Время вышло. — Он выдернул руку и столкнул меня со своих колен.

Моя задница ударилась об пол, и он отступил в самый темный угол клетки, сев спиной к стене. Мою руку покалывало от его прикосновения, и я долго смотрела ему вслед, гадая, прикоснется ли кто-нибудь когда-нибудь ко мне вот так снова. Его руки сжались в кулаки, а дыхание стало тяжелее, и затем он демонстративно отвернулся от меня.

— У тебя приятный голос, — сказала я ему.

Он ничего не ответил, и у меня возникло ощущение, что он снова на время перестанет разговаривать. Обычно люди в конце концов уставали от меня. Он выносил мои бредни дольше, чем большинство. Но, с другой стороны, он был заперт со мной в подвале. Так что он не мог сбежать, даже если бы захотел. Он был просто львом, запертым в клетке с дикой кошкой, и ему пока не хотелось меня есть.

Я собрала мармеладки с пола и подтолкнула их к нему, коснувшись его руки, когда он не взял их.

— Ты их еще даже не попробовал.

Он поднял их, а я отползла назад, чтобы прислониться к решетке напротив него, затаив дыхание в ожидании, пока он их съест. Он уставился на меня, а я, не моргая, жестом предложила ему попробовать. Он сунул все мармеладки в рот и начал жевать, издавая глубокие, звериные стоны, пока ел.

Мое сердце словно увеличилось вдвое, пока я наблюдала, как он наслаждается ими, в конце концов проглотив их и закрыв глаза, словно смакуя послевкусие.

Молчание затянулось, и через некоторое время я прочистила горло. — Итак… мое соблазнение наверху прошло не совсем по плану, — сказала я ему со вздохом, опуская фартук между бедер и скрещивая ноги. — Но я буду продолжать пытаться. Не думаю, что я во вкусе Найла, но у него же должны быть потребности, верно? Может, в следующий раз я станцую для него. Стриптиз.

— Нет, — яростно прорычал Матео. — Не делай этого.

— Я не то чтобы не умею танцевать, Мертвец. Я умею двигаться. — Я закатила на него глаза. Однажды я перетанцевала лису в переулке.

— Это не то, что я…

— Я потрусь о него задницей, а он снимет с меня спортивные штаны и скажет что-то типа: «Великие лепреконы, это самая лучшая задница, которую я когда-либо видел, — я отлично его спародировала, но Матео даже не улыбнулся. — Потом я позволю ему сделать со мной все, что он захочет, и воткну ему нож в глаз!

— Ты. Не. Будешь. Его. Трахать, — ядовито выплюнул Матео, и мое сердце подпрыгнуло от удивления.

— Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул, — усмехнулась я. Подождите, это прозвучало неубедительно. Надо сказать еще раз. — Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул. — Не знаю, почему это продолжало звучать именно так, потому что я действительно, действительно, действительно хотела трахнуть Найла, не хотела трахать Найла. Черт побери.

— Зачем ты повторила это дважды? — зарычал он.

— Некоторые вещи лучше сказать дважды. — Я пожала плечами и отвела взгляд. Я не была уверена, почему я так уклончиво ответила на этот вопрос. Возможно, потому, что я была в клетке. Потому что, конечно, я не хотела, чтобы мой похититель трахал меня. Конечно, я не хотела чувствовать, как его член входит в меня, пока он произносит алфавит со своим прекрасным акцентом. Очевидно. Я не была настолько ебанутой.

— Просто доверься мне, Мертвец, — взмолилась я, и он снова затих, уставившись на меня. Вечно он так пялится.

Хотя мне вроде как нравилось его внимание. Большинство людей вели себя так, будто я невидимка. Но не он. Он вел себя так, будто я — единственное, что есть в комнате, и я сияла и была интересна.

Но сегодня мне будет нелегко уснуть. Этот парень выглядел так, будто мог скрутить из моего тела фигурку животного из воздушного шарика. И то, что он еще не причинил мне вреда, не означало, что не причинит. Он оказался в этой клетке не просто так. И одни только его глаза говорили мне, что он не новичок в насилии.

Загрузка...