Клуб смерти

Найл не тренировал меня несколько дней, только спускался, чтобы бросить еду в подвал, и снова уходил, не говоря ни слова. Сколько бы оскорблений я в него ни бросала, он просто игнорировал меня. Я не хотела признавать, но это причиняло боль. Я не думала, что то, что я сделала, было чем-то таким уж ужасным. Это он позвонил своей подруге Мел. Это он посоветовал мне поговорить с ней. Я обсудила с ней, как соблазнять мужчин, и она подкинула мне кучу идей, в том числе несколько специально для него. Чего он ожидал? Это делало меня подлой девчонкой? Потому что я определенно хотела соблазнить его не только ради практики. Он обиделся, что я нашла его привлекательным, потому что я вызывала у него отвращение? Или потому, что я заставила его думать, что он мне нравится, а он думал, что на самом деле это не так? Хотя технически это было так. Но только в моих тайных мечтах.

Я сидела на своей кровати, прижав ноги к груди, и чувствовала, что Матео пристально смотрит на меня, пока я тонула в своих мыслях. Мои мысли зацепились за Пенелопу и за то, как она заманила меня в тот лес много лет назад. Стала ли я такой же, как она? Вот что я сделала с Найлом? Пыталась заманить его в свои сети?

Я думала, что соблазнять — это весело, но теперь у меня появились сомнения. Если бы я делала это с мерзкими маленькими мужчинами, которые умирали бы до того, как успевали прикоснуться ко мне, возможно, я бы не чувствовала себя так, но Найл? Найл не был мерзким маленьким мужчиной. Даже если бы я хотела, чтобы он им был. Потому что тогда я могла бы вонзить ему нож в горло и убежать в горы, пока была так близко к нему. Но нет, я просто чувствовала, как его огромный член прижимался к моему телу, и гадала, как он поместится внутри меня, мечтая о прикосновении его губ к моим.

Я не знала, чего хочу и как этого добиться. Все эти эмоции, чувства и мурашки были для меня в новинку, и я не знала, что с ними делать.

Но я тосковала не только по своему похитителю. Каждый день я смотрела на своего Мертвеца и желала, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я была потеряна, сбита с толку, и не знала, чем заняться в этом подвале, поэтому пела, рыдала или без умолку болтала, пока не поняла, что Матео не хочет ничего из этого слышать. Он произносил так мало слов. А я хотела услышать все его слова почти так же сильно, как хотела врезать ему в нос за то, что он отдалился от меня. Но чего я ожидала? Я всегда так поступала. Сколько бы раз я ни повторяла себе, что не буду доверять людям, часто поддавалась блеску в их глазах, а потом оказывалась использованной и выброшенной, как вчерашний мусор. Для меня это было не ново. Но впервые это было так больно.

Я громко вздохнула, уткнувшись лицом в колени. Сегодня я даже не надела ничего особенно забавного. Просто черные леггинсы с крестообразными вырезами по бокам и белый укороченный топ с надписью «Заткни свой рот, шлюха» яркими желтыми буквами на груди. Лучше бы Матео не прислушивался к надписи на моем топе. Вчера я придумала для него целую танцевальную программу в ванной, но так и не показала ее, потому что он начал тренироваться и, казалось, был слишком занят, чтобы смотреть. Эх. Что мне делать?

Тебе нужно собраться с духом и столкнуться с миром лицом к лицу, вот что. Люди ужасны. Это для тебя не новость, Бруклин. Так что возьми себя в руки.

— Mi sol, — мрачный, грубый голос Матео донесся до меня с другого конца подвала, и мое дыхание застряло в легких, гудя там, как пчела в банке. — Ты грустишь?

— А тебе-то что? — Съязвила я, поднимая голову и прищурившись, глядя на него.

Он подошел к решетке, и прижался лбом к прутьям, что придавало ему зловещий вид, когда он наблюдал за мной.

— Significa todo para mi (Прим. Пер. Испанский: Это значит для меня все), — пробормотал он.

Я цокнула языком.

— Я не хочу слышать о твоем ручном попугае, Матео, — сердито фыркнула я, вставая с кровати и направляясь в его сторону. Хотя и не знала, зачем. Я просто больше не хотела лежать на этой одинокой кровати. А его аура казалась такой соблазнительной. Я хотела встать в ней и окунуться в манящий аромат его тела, витающий в воздухе. Хотя бы на секунду.

— Иди сюда, — сказал он, и его слова были приказом, которому я не собиралась подчиняться, даже если бы хотела.

— Нет, — просто ответила я.

— Chica, — прорычал он тоном, который говорил о власти, которой он обладал в жизни далеко отсюда.

— Нет, — повторила я.

Насколько я знала, он мог быть королем мира за пределами этого подвала, хотя я была почти уверена, что короля мира зовут Филипп или как-то так, но здесь он был просто пленником, как и я. И это делало нас равными. Кроме того, я никогда в жизни никому не кланялась и не собиралась начинать сейчас. Если, конечно, не считать Королеву Киттикиску. Она была местной бродячей кошкой, которая жила на широкую ногу недалеко от моста. У нее на побегушках была целая армия кошек, и я была очень близка к тому, чтобы попасть в их лапы. Мне пришлось поклониться ей, чтобы пройти. Но я не кланялась людям. Никогда, ни за что.

— Я хочу знать твое имя, — жадно прорычал он. — Настоящее имя.

Я замерла при этих словах, взглянув на него и сцепив пальцы за спиной.

— Я не могу тебе его сказать.

— Почему? — сердито спросил он.

— Потому что я так сказала, — бросила я ему, и он нахмурился.

— Иди сюда, — снова скомандовал он, пока я ходила взад-вперед перед ним, но вне пределов досягаемости, как фруктовый пирог на веревочке.

— Я не хочу подходить. Ты мне не друг, — сказала я, не в силах скрыть горечь в своем тоне.

— Me vuelves loco (Прим. Пер. Испанский: Ты сводишь меня с ума), — сказал он, ударяя рукой по решетке. — Ты не была бы такой дерзкой, если бы я был свободен от этих решеток.

— Почему? Что бы ты сделал? Задел бы меня своим холодным плечом? — Я приподняла бровь, сделав еще один шаг ближе: его глаза манили меня, хотя мое сердце бешено колотилось, и я знала, что не должна поддаваться опасности, исходящей от него. Черт, но я была шлюшкой, любящей опасность.

— Я бы наказал тебя за твое поведение, — предупредил он, и у меня внутри все затрепетало.

Гребаные сиськи. Он бы наказал меня? Почему это слово прозвучало так горячо в его устах и намного сексуальнее, чем должно было?

— А что, если я хочу, чтобы меня наказали? — Спросила я с любопытством. Не то чтобы я этого хотела. Я просто хотела знать, что он подумает, если скажу, что хочу. Ну да, конечно.

— Если бы ты знала, кто я на самом деле, то не задавала бы таких наивных вопросов, — сказал он со своим дьявольским акцентом, когда я придвинулась немного ближе, и волосы у меня на затылке встали дыбом, словно пытаясь предостеречь. Но я не хотела отступать назад, я хотела подойти еще ближе к нему. Глубже, дальше, хотела запутаться в его колючих зарослях и больше никогда никуда не убегать. Одной было так одиноко. На мгновение он стал для меня чем-то большим, чем просто человеком, который спал рядом. Он был моим парнем. Моими первыми отношениями. И они уже были объяты пламенем.

— Кто ты на самом деле? — прошептала я, и он резко вытянул руку, схватил меня за топ и прижал к решетке. Черт возьми, мне это понравилось. Будь груб со мной, Мертвец. Заставь меня заплатить.

Дерьмовые пирожные, я не должна была этого хотеть. Почему его руки на моей коже не пугали меня? Почему они заставляли меня жаждать большего? Больше, чем любая другая плоть, когда-либо касавшаяся моей.

— Я тот злодей, о котором тебя предупреждала мама и от которого пытался защитить тебя папа, — прорычал он сквозь зубы. — А ты — моя новая любимая одержимость, малышка. Когда я нацеливаюсь на кого-то, то не могу отпустить. Так что беги, спасай свою жизнь, потому что я вкусил тебя, и охота началась. Я не остановлюсь, пока ты не станешь моей, mi sol.

— Может, мне понравилось быть в твоей ловушке, — сказала я хрипло, протягивая руку сквозь прутья, чтобы провести пальцами по резким чертам его лица под бородой. — Может, мне это понравилось слишком сильно. Но я никому никогда не буду принадлежать, Мертвец. Ни тебе, ни Адскому Пламени, никому.

— Я бы не был так чертовски в этом уверен, — сказал он, отпуская меня, и я отступила на шаг, а мое дыхание стало тяжелее.

До меня донесся звук открывающейся двери подвала, и я отступила еще на шаг, чувствуя, как мой желудок скрутило узлом от адреналина. Мои глаза были прикованы к моему Мертвецу, а его были прикованы к моим, связь между нами была почти осязаемой, когда его грудь поднималась и опускалась в такт моей собственной. Трудно было поверить, что я была с ним в той клетке и выжила. И не только выжила, но и процветала. Он вдохнул в меня жизнь, о существовании которой я и не подозревала. Он был первым мужчиной, прикоснувшимся ко мне сексуально, и не желающим причинить мне зла. Это должно было что-то значить, верно? Что я не отшатнулась, не содрогнулась от жара его кожи, прижатой к моей? Что я жаждала большего с тех пор, как…

В его глазах сверкали невыразимые ужасы, и я задалась вопросом, повезло ли мне, что я выбралась живой. Но почему это заставляло меня еще больше хотеть вернуться к нему? Может то, что он сделал со мной, казалось намного более значимым, потому что я все еще дышала? Он не убил меня, а заставил кончить так сильно, что я была почти уверена, что еще не оправилась. Но пошел он к черту. Это не означало, что он мог предъявить на меня права. Меня нельзя было купить, как старый башмак на блошином рынке. Больше никогда.

Появился Найл в темно-синих спортивных штанах и белой футболке, переводя мрачный взгляд с меня на Матео.

— Поужинай со мной, Паучок, — попросил он таким тоном, который был полон боли и потребности. Его глаза были красными, и я предположила, что он страдал от похмелья, его светлые волосы были взъерошены, а черты лица осунулись.

Я расправила плечи, не поддаваясь на его игру бедного маленького сломленного мальчика, и смерила его взглядом.

— Нет.

Он сделал шаг ко мне, и я почувствовала, как Матео тоже придвинулся ко мне, словно тень на периферии моего сознания. За моей спиной был адский пес, и один быстрый взгляд Найла сказал, что он знал это. Однако он продолжал приближаться, игнорируя Матео, поскольку его взгляд был прикован ко мне.

Он потянулся к моей руке, взяв ее в свою большую ладонь, и я нахмурилась. Мне это понравилось. Мне это понравилось так же сильно, как когда Матео прикасался ко мне. И все же я хотела отдернуть руку, ведь я была зла на него, и он заслуживал этого, но одинокая маленькая утка в моем сердце с надеждой крякнула, и я не смогла ей отказать. Только один раз, Гленда, но нам нужно начать вспоминать, как жить самостоятельно. Это не продлится долго. Но Гленда слишком долго была лишена человеческого контакта. И она была голодна. Ей приходилось брать то, что можно было получить. Даже если это исходило от отчаянно сломленного похитителя, который ненавидел меня.

— Прости, любовь моя. Пойдем поговорим, — сказал он низким и грубым голосом, полным резкости.

Его голос звучал так печально, что это задело какие-то струны в моей душе, отчего мне тоже стало грустно. Но могла ли я так легко простить его? Хотя вид у него был действительно подавленный. И всякий раз, когда я сама оказывалась в такой тоске, мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и вытащил меня из этого состояния. Так как же я могла отказать ему в этом?

— Хорошо, — вздохнула я. — Но я хочу, чтобы Матео тоже пришел. Я хочу, чтобы мы все трое поужинали вместе. Как с… — Я поперхнулась на последнем слове, чуть не сказав «семья». Что за чертовщина? Мы не были семьей. Я уже и не знала, что это вообще такое. Но уж точно не три темные души в подвале. — Члены клуба.

— Он не в нашем клубе. — резко сказал Найл, бросив на Матео убийственный взгляд.

— Ну, а я говорю, что в клубе. — Я вырвала свою руку из руки Найла и положила ее себе на бедро.

— Я не хочу в этом участвовать, — пробормотал Матео.

— Нет, хочешь, — настаивала я, надув губы. — И в любом случае, таковы мои условия. Прими их или уходи, Адское Пламя.

Я отошла от них обоих и бросилась на кровать, схватив подушки и построив из них небольшую крепость, чтобы спрятаться за ней. Я была принцессой в башне, и никакой рыцарь не придет, чтобы спасти меня от двух драконов, ждущих снаружи. Да я и не хотела, чтобы кто-то приходил. Я бы спаслась сама, вооружившись лишь зубочисткой и простыней. Где же мне взять зубочистку…

На лестнице раздались тяжелые шаги Найла, и дверь хлопнула так, что потолок задребезжал. Думаю, это был отказ на мою просьбу.

Ну что ж, пойду вздремну.

Я закрыла глаза, но вдруг услышала громкое сверление наверху и от злости приоткрыла глаз. Серьезно? Это было чертовски громко. Шум продолжался некоторое время, а затем раздался какой-то стук и лязг, и, наконец, все стихло, и дверь подвала снова распахнулась.

Найл трусцой спустился по лестнице, указывая на меня.

— Ты. Наверх. Сейчас же.

— Я сказала…

— Я приведу El Burro, — прорычал он, подходя к клетке Матео, крутя в руке электрошокер.

— Он идет? — Взволнованно спросила я, вскакивая с кровати.

— Ага. — Найл выстрелил в него из электрошокера, и я вскрикнула, бросаясь вперед, чтобы попытаться помочь, но Матео уже лежал на полу, шокированный ударом тока.

— Ооо, тебе понравилось? — спросила я Мертвеца, но он еще не мог говорить. Я посмотрела на электрошокер, жаждая немного поиграть сама, но Адское Пламя, похоже, не заметил этого.

Найл открыл клетку, вошел внутрь, снял цепь с ошейника Матео, схватил его под руки и потащил к лестнице. Я взволнованно побежала за ними, ударив Найла в почку за то, что он причинил боль Матео, а затем последовала за ним в столовую, где на стене был установлен новый крепеж с цепью. Найл толкнул Матео на стул перед собой, и тот застонал, приходя в себя, как раз в тот момент, когда Найл пристегнул его и отошел. Матео рванулся за ним, но, столкнувшись с натяжением цепи, захрипел и с гневным рычанием рухнул обратно на свое место.

Найл указал мне на стул напротив Матео, и я опустилась на него с улыбкой, оглядываясь по сторонам и принюхиваясь, пытаясь угадать, что мы будем есть. Если и было время суток, когда я точно не превращалась в капризную Мэнди, так это когда набивала живот вкусняшками. Я знала, каково это — быть голодной, и собиралась наслаждаться регулярными приемами пищи, пока это возможно. Я стукнула кулаками по столу и посмотрела на Найла.

— Что мы будем есть?

Он ничего не ответил и вышел из комнаты с поникшими плечами и обреченным видом.

— Что случилось с Адским Пламенем? — Пробормотала я.

— Посмотри на меня, chica loca, — потребовал Матео, и я резко повернула голову, встретившись с его пристальным взглядом. — Ты должна убить его, тогда мы сможем сбежать.

— Но я голодна, — пожаловалась я, когда у меня заурчало в животе, и он стукнул кулаком по столу, что, как я догадалась, должно было поторопить Найла.

— У нас есть шанс, — прошипел Матео со своим очаровательным акцентом. Он звучал так сексуально, знал ли он, насколько это было сексуально? Я подперла подбородок рукой, глядя на него с мечтательной улыбкой, когда он начал рассказывать о каком-то плане, в котором фигурировала жена, или, может быть, он сказал «нож». Что бы это ни было, звучало очень горячо.

— Ты меня вообще слушаешь… — он резко замолчал, когда Найл вернулся в комнату, и я нахмурилась, уже скучая по его голосу.

Адское Пламя поставил коробки с едой на стол, и я схватила одну их них, обнаружив внутри роллы с авокадо, сливочным сыром и огурцом.

— О, мои сладкие божественные вкусняшки! Они прекрасны, — простонала я, отправляя в рот первый ролл. Потом следующий, потом еще. Найл стащил у меня несколько штук, и я зарычала, как собака, набросившись на пельмени, которые он припас, и отправила два в рот. Мы с Найлом открыли еще несколько коробок, поглощая все, что попадалось на глаза, сражаясь за то, чтобы заполучить самое вкусное так, что рис и морские водоросли полетели через стол в сторону Матео.

Я схватила коробку овощей в темпуре прежде, чем Найл успел наложить на нее свои грязные лапы, и как раз собиралась запихнуть в рот сразу три куска, когда мой взгляд упал на Матео: его брови поползли вверх, а губы слегка приоткрылись от шока. О нет, мой бедный песик тоже голоден.

Я вскочила со своего места, переползла через стол и села перед ним, положив ноги ему на колени.

— Вот, держи. — Я сунула кусочек ему в рот, и он на секунду нахмурился, прежде чем съесть его.

Его руки обхватили мои лодыжки, и я улыбнулась, несмотря на то, что все еще была на него зла. Но он был таким милым в этот момент, как я могла не улыбнуться ему?

Большая рука Найла сжала мое плечо, и он резко толкнул меня на стол, перелез через меня и схватил коробку темпуры, заменяя ее раменом с пластиковой вилкой внутри.

— Это твое, El Burro. Темпура — моя. — Он ухмыльнулся, а затем начал пожирать последние кусочки этого восхитительного блюда.

— Эй! — Зарычала я, бросаясь к коробке в его руке, когда он потянулся за последним кусочком темпуры. Он зажал его между зубами, победоносно ухмыляясь мне, но я не отступила, бросилась на него и схватила зубами то, что торчало у него изо рта. — Мое.

Найл надкусил, и я сделала то же самое, наши губы соприкоснулись, когда мы разорвали его пополам и каждый съел свою половину. Мои губы горели от этого мимолетного прикосновения его губ к моим, и я поняла, что мои руки вцепились в его футболку, а сама я была тесно прижата к нему. Я чувствовала его жар повсюду, слышала, как его порочная душа зовет меня по имени.

— Вернись на свое место. — Найл подтолкнул меня к нему, и я скользнула обратно, вытирая губы, пока он убирал со стола и выносил мусор из комнаты.

Матео закончил трапезу гораздо более достойно, чем мы, хотя и облизал пальцы дочиста, и благоговейный взгляд его глаз сказал о том, как ему понравилась еда. Почему же он тогда не присоединился к нашему варварству? Мне было бы интересно посмотреть, как выглядело бы если бы он дал волю своим первобытным инстинктам.

Я имею в виду с едой. И со мной. И с Найлом. Ооо, какая это была бы вечеринка.

— Если будешь играть с уличными собаками, тебя укусят, — предупредил Матео низким голосом, пока его золотисто-карие глаза прожигали дыры в моей плоти.

— Я уличная собака, Мертвец, как ты думаешь, откуда у меня шрамы? — Я нахмурилась, подтягивая ноги и скрещивая их на стуле.

Найл вернулся и внезапно швырнул что-то передо мной на стол.

— Теперь, когда мы разобрались с едой, не хочешь рассказать мне об этом подробнее?

Я подняла глаза и обнаружила, что смотрю на полицейское досье. Мое полицейское досье. На фотографии я была моложе, мне было всего девятнадцать лет, снимок сделан, когда меня признали невменяемой и перевели в ужасную больницу с ужасными медсестрами. Нет, нет, нет, нееет.

На мгновение я очутилась в той больнице, услышав голос мадам Люсиль, шепчущий мне на ухо.

— Ты скверная, скверная девчонка. Ты заплатишь за свое непослушание, милая, — промурлыкала она. — Ты будешь сидеть в своей комнате одна целую неделю, чтобы другие пациенты могли отдохнуть от тебя. С тобой очень трудно находиться рядом. Всем нам очень трудно. На тебе будут наручники для «непослушных девочек», пока будешь там, и тебе придется пользоваться судном вместо общей ванной.

В ушах звенело, череп раскалывался. Найл перевернул страницу, и я обнаружила фотокопии газетных статей с моим именем и фотографиями повсюду. Я, я, я. Он нашел меня. Настоящую меня.

Прошлой ночью «Мясник-Задир» Бруклин Мэдоу сбежала из психиатрической больницы «Иден-Хайтс», оставив после себя двоих убитых. За информацию о ее местонахождении объявлено вознаграждение в размере десяти тысяч долларов. Гражданам рекомендуется проявлять бдительность, так как осужденная чрезвычайно нестабильна и опасна.

Горло сдавило, глаза расфокусировались. Все это только возвращало меня в прошлое, где жили мои демоны, а я не хотела сталкиваться с ними сегодня. Я не хотела сталкиваться с ними больше никогда. Но они всегда были где-то рядом, и теперь я не могла от них убежать. Они тащили меня вниз, в темное-темное озеро внутри меня, и я тонула там в отчаянии, так и не обретя свободы.

— И что ты собираешься делать, Адское Пламя? — С горечью спросила я. — Собираешься забрать награду? Уверена, к этому времени она уже выросла.

Я не смотрела ему в глаза. Я не хотела. Ни ему, ни Матео. Внезапно мне совсем не захотелось здесь находиться. Это была моя правда. Я была беглянкой, ни на что не годной сумасшедшей, за голову которой была назначена награда. Люди продавали меня и раньше. Они сделают это снова. Найл был человеком. Почему он должен быть другим?

Найл взял меня за подбородок, заставляя повернуть голову, чтобы посмотреть на него, и все, что я увидела в его глазах, было море вечной боли.

— Мне насрать на награду за тебя. Я потратил полмиллиона, чтобы купить тебя, идиотка.

— Ага, картошек, — усмехнулась я.

— Я же сказал тебе, что долларов, — прорычал он, но в это все еще было трудно поверить. — И мне плевать на все это. Я хочу знать подробности того, как ты оказалась в тюрьме, а не то, что напечатано в этих газетах. Мне нужна твоя правда, твое прошлое. Каждая его крупица. И если ты поделишься со мной, я открою тебе кое-что взамен о себе. Ту часть меня, которую я ценю превыше всего остального.

Я попыталась понять, какую часть он имел в виду. В нем было столько всего, что я хотела, что не могла догадаться, что он мог ценить больше всего.

Я посмотрела на Матео и увидела, что он смотрит на меня так же пристально, как и Найл.

— А что насчет тебя? — выпалила я. — Если ты выберешься отсюда, ты сдашь меня им? — Я ткнула пальцем в полицейское досье.

— Он никогда отсюда не выберется, — ледяным тоном сказал Найл, и моя челюсть сжалась, но я отказалась признавать это, уставившись прямо на моего Мертвеца, ожидая его ответа.

— Я украл гораздо больше денег, чем эта маленькая награда, mi sol, — сказал он, бросив пустой взгляд на Найла.

— И ты скоро отдашь их мне, если не хочешь лишиться ног, парень, — предупредил Найл, и я фыркнула, поднимаясь на ноги.

— Я никому ничего не скажу, пока вы двое ссоритесь, — огрызнулась я, собираясь пройти мимо Найла, но он поймал меня за руку и потянул назад, сжав челюсти.

— Я больше не скажу ему ни слова, только расскажи мне свою историю, любовь моя. Мне это нужно.

— Зачем? — Прошипела я, заметив вспышку отчаяния в его глазах.

— Ты поймешь это, как только расскажешь, — сказал он грубым тоном, от которого у меня воспламенилась кровь.

Я перевела взгляд с него на Матео, и мое сердце тревожно забилось в груди. Я никому не рассказывала эту историю с тех пор, как выступила в суде. Потому что она ничего не значила для тех, кто ее слышал. И я поклялась никому в мире не доверять ее. Но сейчас эти двое смотрели на меня так, будто они могли бы не просто выслушать, а действительно услышать мою версию событий, и это было слишком заманчиво, чтобы проигнорировать такую возможность. Никто не верил, что во мне есть что-то хорошее. С тех пор, как умер папа. Мама не появлялась после моего ареста. Она не писала мне. Она даже не сделала заявления для газет. Она отреклась от меня так жестоко, как будто я никогда не была ее дочерью. И я осталась одна в этом мире, и единственной компанией мне было бремя моих грехов.

Но у этих мужчин были свои грехи, так что если кто-то и мог меня понять, то это были они.

— Хорошо, но я хочу алкоголь, — потребовала я. — И шоколад. Много шоколада. У меня месячные, что сделало последние пару дней еще более эмоциональными.

Я подумала, что это все же лучше, чем жить на улице и пихать в трусы тряпку или ту шапочку-бини, которую я как-то стащила у Сварливой Сью. Сейчас у меня там был модный гигиенический тампон, и это была такая роскошь, что я мысленно пообещала себе ограбить целый склад с ними и раздать бедным. Я буду появляться ночью и оставлять средства гигиены у ног бездомных девушек. Они будут называть меня «Багровым приливом». Буду спасать вагины по одной за раз.

— Договорились. — Найл направился на кухню, чтобы принести то, что я просила, а я прикусила нижнюю губу, обдумывая, что собираюсь сделать. Так ты просто расскажешь им все? Заново переживешь ту ночь? Позволишь ужасу снова поглотить тебя?

Ну, я не хочу, Мозг, но что прикажешь мне делать?

Мозг не знал, что ответить, но Сердце билось как сумасшедшее, испытывая мини-паническую атаку, потому что знало, что будет дальше. Потому что я приняла решение. Я расскажу Адскому Пламени и моему Мертвецу, почему я оказалась в тюрьме. Я слишком долго держала это в себе. Это жило во мне, как демон в клетке, и мне показалось, что пришло время выпустить его на волю. Может, это освободит меня от него навсегда, но я в это не верила. Для этого понадобится целый чан святой воды и распятие размером с дом.

— Ты не обязана делать то, что он тебе говорит, — прорычал Матео, и я, оглянувшись, увидела, что костяшки его пальцев, которыми он сжимал пластиковую вилку, побелели.

— Я знаю, — сказала я. — Но теперь он все равно знает, кто я, и я не хочу, чтобы то, что он прочитал в этих документах, было тем, что он думает обо мне.

— Почему тебя это волнует? — выплюнул он, и в его глазах вспыхнула ярость.

— Потому что это не я, Матео. Это не моя правда. А моя правда — это все, что у меня есть, — вызывающе сказала я.

Он нахмурил брови, и его хватка на вилке разжалась, а затем он кивнул.

— Entiendo (Прим. Пер. Испанский: Понимаю).

Я знала, что означает это слово, я видела это ясно, как день, на его лице. Он понял.

Найл вернулся с большой плиткой шоколада и бутылкой ирландского виски. Я жадно выхватила у него и то, и другое и запрыгнула на стол, поджав под себя ноги, а затем разорвала обертку шоколада и откусила от нее огромный кусок. Я открутила крышку от виски и сделала глоток прямо из горла, так что смесь сахара и алкоголя забурлила у меня на языке.

Найл вырвал бутылку из моих рук, сделал здоровый глоток и вернул ее мне, а я протянула ее Матео.

— Нет, — отрезал Найл. — Ему не положено такое хорошее пойло.

— Заткнись. Это мой момент, и я говорю — положено. — Я поднесла бутылку к губам Матео, и Найл пробормотал что-то о жадном осле, но не попытался остановить меня, когда я налила виски в его рот. Матео не отрывал от меня взгляда, пока глотал. Я снова поднесла бутылку к своим губам, ощущая на ней вкус Матео и Найла — это сделало виски еще слаще. Сделав еще один глоток, я почувствовала, как жидкость огненным шаром опускается в желудок.

Передав бутылку обратно Найлу, я поднялась на ноги и закрыла глаза, позволяя себе погрузиться в то темное, бездонное место внутри себя. Клянусь, я слышала, как в моей голове заиграла фортепианная музыка в стиле нуар, пока я готовилась рассказать им все. И какой бы мерзкой ни была моя история, я никогда ничего не делала без атмосферы погружения. Поэтому я расскажу ее правильно. Заставлю их прочувствовать каждое слово.

— Пенелопа была самой популярной девушкой в моей школе, — начала я. — Она встречалась с капитаном футбольной команды, Эндрю. Они были как школьные королевские особы, спортсмен и чирлидерша, полное клише. И они ненавидели меня, потому что я была бедной, странной и не вписывалась в их мир. В то время все, чего я хотела — это спрятаться. Если бы у меня было одно желание, я бы загадала стать невидимой, потому что тогда никто больше не смог бы меня побеспокоить. Но у меня исполнилось столько желаний, сколько было поцелуев. Ноль. Никому не нравилась девочка, которая приходила на занятия в дырявых ботинках и грязной одежде. Так что Пенелопа и футбольная команда превратили мою жизнь в ад. Они заставили мир возненавидеть меня, и я возненавидела их всех в ответ. — Я забрала бутылку виски у Найла, прошла мимо него по столу и сделала большой глоток, устремив взгляд на часы на стене. Они перестали работать: секундная стрелка дергалась, не в силах продвинуться дальше, застряв в бесконечном отрезке времени. Именно так я чувствовала себя той ночью в лесу. Как будто это никогда не кончится. Как будто время остановилось и солнце никогда не взойдет. Может быть, в каком-то смысле так оно и было. Потому что теперь я была похожа на эту секундную стрелку — дергалась вперед, но никуда не продвигалась, навеки застряв в худшем моменте своей жизни.

— Мой дядя заставил меня пойти на школьный бал, чтобы дом остался в его полном распоряжении, и я надела свою лучшую одежду, решив, что смогу незаметно прийти на вечеринку, ускользнуть с нее и спрятаться в библиотеке на весь вечер. Но когда я пришла туда, Эндрю и его друзья подошли ко мне и начали оказывать внимание. В хорошем смысле, понимаете? Эндрю сказал, что я красиво выгляжу, а я ответила, что он тоже хорош собой. Потому что это была правда. Он всегда был хорош собой с его темными волосами и еще более темными глазами. Я все еще планировала улизнуть, но тут появилась Пенелопа, настоящая королева бала, воплощение совершенства, и начала извиняться за то, что издевалась надо мной. Она даже подарила мне свою заколку-бабочку, когда я ей сказала, что та красивая. — Я погладила то место в волосах, куда она ее заколола, и вдруг поняла, что мои пальцы дрожат. Я покачала головой, возвращаясь в то самое мгновение, видя его так ясно, и чувствуя, как румянец заливает мои щеки. Как же счастлива я была, что меня заметили. — В тот вечер люди разговаривали со мной. Предлагали напитки и задавали вопросы, будто я не была изгоем. Я так долго обходилась без внимания, что просто хотела насладиться им, игнорируя тревожные сигналы в голове. После нескольких бокалов стало легче. И к тому времени, как стало поздно, я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо за долгое время. Я была готова поверить, что в жизни возможно все. Незадолго до полуночи я вышла посидеть на улицу, готовая к тому, что за мной приедет дядя. Я наблюдала, как все садятся в машины своих родителей и ждала. И ждала… — Я нахмурилась, когда подумала о своем дяде. Он никогда не был жесток ко мне, но пренебрегал мной. И, возможно, это одно и то же, если положить эти два понятия рядом в чашке Петри и рассмотреть их под микроскопом.

— Он не пришел, — сказала я, не отрывая взгляда от часов. — Но Пенелопа пришла. Она подошла ко мне и сказала мне приятные вещи. — Рассказывать эту часть истории было почти так же тяжело, как будет следующую. Мне было тошно от осознания того, какой глупой я была, от воспоминаний об этой глупой, глупой девочке и ее глупых, глупых решениях. — Она пригласила меня пойти с ней в лес, чтобы познакомиться с ее друзьями. И я согласилась, потому что… потому что… — Я на секунду задумалась, погрузившись в воспоминания так глубоко, что мне показалось, будто я снова стою перед Пенелопой с ее распущенными рыжими волосами и вишневыми губами. — Потому что я думала, что нравиться окружающим — это важно. Думала, что наконец-то все в моей жизни меняется, и что кто-то исполнил одно из моих желаний. Я не хотела больше быть одной. Я не хотела этого так сильно, что позволила себе довериться девушке, которая мучила меня годами. — Я нахмурилась, коря себя за это. Я была такой гребаной идиоткой. — Она завела меня в лес на окраине кампуса, дальше, чем я когда-либо заходила в него раньше. Где-то впереди смеялись мальчики. А луна светила так ярко, что нам не нужны были фонарики, потому что она рассекала темноту, как серебряное лезвие, вонзаясь в чрево леса, чтобы посмотреть, как он истекает кровью. — Я провела большим пальцем по губам. — Воздух был теплым, а на языке оставался привкус персиков от шнапса, который мы пили. Я чувствовала себя… расслабленной, счастливой. Но чем ближе мы подходили к тем парням, тем сильнее покалывало мою кожу, а мои инстинкты умоляли меня бежать. Но я этого не сделала. Я просто продолжала идти, надеясь, что иду навстречу новой жизни. Чему-то более сладкому, чем та горечь, которую я познала. Глупо было надеяться, правда?

Найл и Матео молчали, и я была благодарна им за это. Потому что мне нужно было рассказать это по-своему, без вопросов или перебиваний. Это должно было выплеснуться из меня, как чернила, и окрасить мир в синий цвет.

— Трое парней из футбольной команды ждали нас там, в том числе Эндрю. Они были пьяны, без рубашек, дурачились и боролись друг с другом. Помню, мне понравилось, как выглядел Эндрю. Он улыбнулся, когда подошел ко мне, а его пальцы были в грязи, когда он запустил их в мои волосы. — Я запустила свои собственные пальцы в волосы, и мое сердце сжалось от ужаса. Его прикосновение было предупреждением, к которому я должна была прислушаться. — Вот тогда я захотела убежать. Но обнаружила, что мои ноги застыли, стали жесткими, как доски. Он толкнул меня к своим друзьям, и они начали прикасаться руками к моему телу, как будто я принадлежала им. Кажется, я сказала «нет», не помню точно. Я не могла осмыслить происходящее, пока меня не толкнули на землю, и Эндрю не рассмеялся. Его смех был подобен треску костра в моих ушах и, казалось, обжигал мою кожу изнутри. Я знала, что совершила глупую ошибку и что за нее придется заплатить. Потому что в тот момент, когда я попыталась встать, друзья Эндрю прижали меня к земле.

Я подняла руки над головой, и мои пальцы сжались, когда я вспомнила сильные руки, обхватившие мои запястья, и другие руки, которые обездвижили мои лодыжки. — Эндрю стоял надо мной, а Пенелопа достала телефон и начала снимать меня на земле, улыбаясь. Кто-то задрал мою юбку выше бедер, но я не могу точно вспомнить, кто. Я точно знала, что это не Эндрю, потому что не могла перестать смотреть на него. Его друзья были просто тенями по сравнению с ним. Он был окружен лунным светом, словно демон, замаскированный под ангела. А в руке у него был нож, складной. И когда он выпустил лезвие, страх пронзил каждый дюйм моего тела. — Я была так погружена в этот момент, что не могла дышать.

— Отпустите меня, — прорычала я, извиваясь, пытаясь освободиться.

— Боишься, грязная девчонка? — Спросил Эндрю. Он всегда называл меня так из-за поношенной формы, в которой я приходила в школу. Но из-за того, как он сказал это сейчас, его слова, казалось, приобрели другой смысл. — Тебе и надо бояться.

— Поторопись, Энди, — нетерпеливо подгоняла Пенелопа.

Я закричала, и Эндрю тут же зажал мне рот рукой. — Шшш, Шшш, — приказал он.

Я судорожно вздохнула, потому что легкие, казалось, сжались в комок. — Эндрю усмехнулся, опустился на колени и провел ножом по середине моего платья, обнажив лифчик. От него пахло травкой и пивом, а рука была скользкой от пота. Я боролась изо всех сил, но не смогла освободиться, особенно после того, как Эндрю просунул нож в ложбинку между моими грудями под лифчик. — Я провела пальцами по тому пути, который проделал нож, взгляд мой был расфокусирован, а голова переполнена воспоминаниями о той ночи. — Он сказал: «Тебе повезло, Бруклин. Капитан футбольной команды хочет увидеть твое тело. Покажи ему, что у тебя есть. Может, Пенелопа одолжит тебе одежду после сегодняшнего вечера. Она будет с тобой тусоваться, тебе ведь хочется иметь подругу, а, грязная девчонка?» — Я с трудом сглотнула колючий ком в горле, эти слова заставили демонов в моей голове взвыть от боли. — Пенелопа ничего не сказала, только направила на меня свой телефон, наблюдая за моим разрушением через экран, как будто так было легче переносить это. — Я усмехнулась. — Мое тело, наконец, отошло от оцепенения, и я вцепилась зубами в ладонь Эндрю, не желая сдаваться. Я понимала, что должна бороться, но это было так тяжело. Никогда не думала, что стану той самой девушкой, которая просто лежит и не двигается, но никто не рассказывает о том шоке, который наступает, когда происходят такие ужасные, чудовищные вещи. Инстинкт выживания становится настолько сильным, что он буквально приказывает тебе лежать неподвижно, пока все не закончится, чтобы не погибнуть. Выживание становится главным приоритетом. Я боролась с этим инстинктом, потому что смерть казалась предпочтительнее того, что они собирались сделать. Но потом Эндрю вырвал свою руку из моих зубов и ударил меня так сильно, что у меня зазвенело в ушах.

Я почувствовала, как Найл и Матео одновременно дернулись, но я не могла посмотреть на них. Если бы я посмотрела, я бы сломалась. Мне нужно было остаться здесь, в прошлом, выплеснуть все это наружу. — «Издашь хоть один звук, и я тебя порежу», прошипел он мне, а затем разрезал мой бюстгальтер по центру и сорвал его с меня. Я помню, как содрогнулась, пытаясь вжаться в землю, и молилась богу, который меня не слушал.

Я облизала губы.

— Он посмотрел на меня как стервятник, наткнувшийся на сочную тушку, и сказал: «Что б меня, ты кое-что скрывала от нас, Бруклин», сжимая и лапая мою грудь, а ледяная рукоять ножа скользила по моей плоти, как угроза. Я снова начала сопротивляться, когда ни одно божество не ответило на мой зов о помощи, и мне удалось вырвать руку из хватки парня справа от меня. Я замахнулась и ударила Эндрю кулаком по щеке. — Я взмахнула рукой, как тогда, но мой кулак встретил лишь воздух. — Он обозвал меня сукой и полоснул ножом по моей руке. — Я провела пальцами по едва заметному шраму в том месте и замерла, когда, клянусь, снова почувствовала, как кровь стекает по моей коже. — Мы встретились взглядами, и что-то изменилось между нами, когда в воздухе повис металлический запах моей крови. Он порезал меня. Он выполнил свою угрозу. И тогда я поняла, что это произойдет, что бы я ни делала. Никто не придет меня спасать, никто не услышит мои крики.

Я сделала глубокий вдох и продолжила: — Позади меня раздался голос Люка Дэмси, который сказал, что не уверен в этом, но его хватка на моей руке по-прежнему была крепкой. Затем Эндрю протянул руку через мою голову, схватил свободную руку Люка и положил ее мне на грудь. «Ей это нравится, видишь?» сказал он. Я отказывалась закрывать глаза, потому что знала: если потеряю сознание, все будет кончено. Они возьмут все, что захотят. Если я снова замру, они уничтожат меня. И мне пришлось бороться за оставшиеся кусочки своей души. — Я закрыла глаза, чтобы не слышать тиканье секундной стрелки, которая не двигалась на часах. — Рука Люка скользнула по моему телу, и Пенелопа рассмеялась. «Она такая шлюха», сказала она. «Посмотрите, как отчаянно она этого хочет». Затем пальцы Эндрю скользнули мне под юбку, и к горлу подступила желчь, я почувствовала ее вкус, похожий на кислоту. Мои крики казались сдавленными, и я с ужасом осознала, что я совсем одна в этом мире. Никто не слушал, никому не было дела. Никому никогда не было дела. С тех пор, как умер папа. Но если никто не придет, это означало, что я была единственной кто мог защитить меня. Но у меня, казалось, не было сил, чтобы спасти себя.

Я прикусила нижнюю губу, когда во мне всплыло еще больше воспоминаний: все они были такими же яркими и детальными, какими были сразу после случившегося, словно они были выжжены в моем мозгу, чтобы я никогда не перестала страдать из-за того, что произошло.

На мгновение меня захлестнуло болезненное воспоминание.

— Боже, она жалкая. Ты собираешься просто лежать и позволять ему трахать тебя? Тебя должно тошнить от этого, — Пенелопа рассмеялась своим пронзительным смехом, подходя ближе, чтобы направить камеру на меня. — Держу пари, она не бреет свою киску.

Эндрю задрал мне юбку, и я попыталась освободить свои лодыжки, которые держал Мэтт Уитби, его глаза жадно наблюдали за всем, хотя он так и не сделал попытки присоединиться.

Я глубоко вздохнула и продолжила: — Эндрю обнажил мои трусики и провел по ним ножом, заставляя кровь закипеть в моих венах. Я не могла этого допустить. Я не могла стать жертвой. Я не могла, я не могла… Но потом мои трусики были срезаны, и вдруг меня стали трогать, а я не хотела, чтобы меня трогали. Мой разум лихорадочно метался, слезы застилали глаза. Что-то треснуло в моей душе, расколовшись на тысячу осколков, которые уже нельзя было собрать, а в ушах раздался жестокий смех, когда Пенелопа наклонилась, чтобы записать на камеру то, что Эндрю делал со мной своей рукой.

Я поняла, что легла на стол, положив руку между бедер и показывая им, где именно он прикасался ко мне, моя спина была прижата к столешнице, а по моей щеке скатилась слеза. Это было насилие, унижение. И это было больно. Это было чертовски больно.

Звон в моих ушах перерос в рев, когда я почувствовала всю ту ненависть так же сильно, как и тогда.

— Я перестала взывать к добру в этом мире, моля о спасении, и обратилась вместо этого ко злу. Потому что хотела отомстить. Хотела, чтобы все вокруг страдали и кричали. Хотела высосать из них всю силу и заставить почувствовать себя такими же ничтожными, какими они заставили чувствовать меня. Я хотела, чтобы они истекали и истекали кровью. — Мои руки сжались в кулаки, а под кожей заклубилась ярость. Это было зло, та сила во мне. И мне было все равно. Я бы ни за что не отказалась от него, потому что оно было единственным что когда-либо приходило мне на помощь. — Наконец-то кто-то откликнулся на мой зов. Это был сам Дьявол, и он раздул пламя моей ярости и дал мне силы, необходимые для борьбы. Я смутно помню, что хватка Люка ослабла, как только Эндрю расстегнул ширинку. Но я больше не чувствовала их рук на себе, я чувствовала себя свободной от всех оков. Свободный от всех законов и правил. Я рванулась к ножу в руке Эндрю, выхватила его, но он отпрыгнул назад, толкнув Люка прямо на меня. Я не колебалась ни секунды и вонзила лезвие прямо под его челюсть. — Я изобразила это руками, видя Люка над собой ясно, как день, с его светлыми, словно льдистыми, волосами и бледными губами. — Его горячая кровь струйкой побежала по моей руке, а глаза расширились от ужаса того, что я сделала. Никогда не забуду, как приятно это ощущалось. Какой сильной я чувствовала себя. Словно этот поступок пробудил истинную меня, освободил ее. Когда я вытащила нож, то вонзила его снова, голодная и необузданная, набросилась на него, желая завершить начатое, чтобы потом поохотиться за остальными. — Я выбросила кулак в воздух, оскалив зубы, все еще ощущая запах крови Люка из прошлого. Такой же сладкий, как и моя месть в тот день. — Пенелопа закричала. А я протыкала Люка ножом до тех пор, пока свет не погас в его глазах, и последним человеком на земле, которого он видел, был тот, кого он помог уничтожить.

Я вскочила на ноги, оцепеневшая и сосредоточенная на смерти и ни на чем другом, а мой разум был полон абсолютного, пугающего спокойствия. Все было так же, как в ту ночь, охотница во мне пробудилась и жаждала крови.

— Пенелопа бросилась в лес, когда Эндрю толкнул меня, пытаясь сбить с ног. Мне удалось порезать ему руку, но не более того. Он убежал. Однако прежде чем его друг Мэтт успел последовать за ним, я вонзила клинок ему в живот. А затем снова и снова, и снова. Он рухнул подо мной, словно скомканный лист бумаги, а я стояла над ним как чудовище в своей истинной форме. Свет от телефона Пенелопы указывал мне путь к ней даже без ее криков. Так что я последовала за ней, преследуя ее, пока она пыталась сбежать. Пламя ада лизало мою плоть, оно должно было затянуть ее в себя, и никогда не отпускать. Но этому не суждено было случиться… — Я тяжело вздохнула, тяжесть этой неудачи все еще давила на меня. — Я не смогла поймать ее до того, как они с Эндрю выбрались из леса. Так что я, наконец, бросила нож и уставилась на луну, единственную свидетельницу моего грехопадения. Но она не помогла мне, только Дьявол пришел мне на помощь.

Когда я закончила свой рассказ, комната снова стала четкой, и я обнаружила, что по моим щекам текут слезы. Но это были слезы радости, потому что я почувствовала себя легче. Немного свободнее. Я снова лежала на спине, уставившись в потолок, моя рука была поднята вверх, словно тянулась к луне, которая той ночью была на небе.

Я повернула голову набок, чтобы посмотреть на Матео, и обнаружила в его глазах бурлящее море насилия, от которого мое сердце забилось чаще. Он протянул руку через стол и схватил меня за подбородок.

— Если бы я был способен заползти в тени прошлого, я бы вздернул твоих врагов за шеи и разжег костер у их ног, — прорычал он, а у меня перехватило дыхание.

Найл внезапно оторвал мое лицо от пальцев Матео, и повернул мою голову к себе. В его глазах было дикое безумие, потому что его самый темный демон вышел, чтобы овладеть им.

— Прошлое осталось позади, — прорычал он. — Вот почему я предложу тебе кое-что гораздо лучшее, чем может предложить Мертвец.

— Что? — Спросила я, затаив дыхание.

— Месть, — сказал он, и это слово эхом отозвалось в моем черепе, заставив содрогнуться. — Составь список, любовь моя. Включи в него всех, кто когда-либо причинил тебе достаточно сильную боль, чтобы заслужить смерть. Я найду их и доставлю тебе с оружием, которое ты выберешь.

— Ты можешь это сделать? — Спросила я с удивлением и трепетом, от этой мысли мое сердце взволнованно заколотилось.

— Я могу совершить любое злодеяние, которое задумаю. Считай это даром. — Он вскочил со своего места, направляясь прочь из комнаты, не сказав больше ни слова, и Матео схватил меня, стаскивая со стола к себе на колени. Мои ноги упали по обе стороны от него, а его губы приблизились к моему уху.

— Я хочу быть рядом, когда они умрут, — сказал он таким неприступным тоном, что у меня по коже побежали мурашки. — Пусть этот hijo de puta (Прим. Пер. Испанский: Сукин сын) выследит их, а потом вытащит нас отсюда, и мы убьем их вместе, chica loca.

Прежде чем я успела ответить, вернулся Найл и вырвал меня из его объятий. Он отнес меня подальше от него и усадил в кресло в другом конце комнаты.

Нависнув надо мной, он положил блокнот и ручку мне на колени, а затем наклонился и уперся руками в подлокотники, заключив меня в клетку своего тела. Во рту у него была сигарета, и когда он затянулся, его глаза загорелись, как два костра.

— Я уже убивал таких монстров, как твои, — прорычал он. — Они убили мою жену. Изнасиловали, пытали, и убили. И все из-за меня.

Я ахнула, качая головой в знак отказа от этих ужасных слов.

— Она не видела, как они умирают, но я обещаю, что ты увидишь, как истекают кровью твои монстры, — поклялся он.

Я протянула руку, чтобы провести пальцами по имени Авы, вытатуированному у него на руке, и он хмыкнул, выглядя так, словно хотел остановить меня, но не сделал этого.

— Прости, — прошептала я, чувствуя как в моей груди разрастается боль из-за него.

— Извинения — то же самое, что и молитвы, — сказал он с усмешкой. — Их никто не слушает, любовь моя.

— Дьявол слушает, — твердо сказала я, но он покачал головой.

— Нет. Ты — Дьявол, детка. — Он прижал палец к моей груди. — Это зло часть тебя, и не смей обесценивать себя, говоря обратное, потому что ты владеешь каждой темной частичкой этого существа внутри себя. — Он опустил голову, и дым заклубился в воздухе между нами. — Эта часть — одна из моих любимых черт в тебе, Паучок. Чем раньше ты начнешь относиться к ней с уважением, которого она заслуживает, тем скорее ты станешь убийцей, которой хочешь быть.

Он отступил назад, и мои пальцы скользнули по блокноту у меня на коленях, пока я обдумывала его слова. Возможно, он был прав, но я не была уверена. Потому что если Красный Здоровяк не ждал меня в аду, то чего мне вообще было дожидаться? Я не хотела думать о том, что все эти годы я на самом деле была одна, разговаривая со зверем, который все это время был частью меня.

Найл собрался уходить, но я швырнула блокнот ему в спину, и он в замешательстве оглянулся. Следующей я швырнула в него ручку и прикусил губу, чтобы не улыбнуться.

— Я не пишу на бумаге.

— Ну и на чем, в таком случае, ты пишешь? На кирпиче? — заартачился он.

— Близко. На камне. И мне понадобится блестящий маркер, чтобы написанное было видно.

Он докурил сигарету, бросил окурок в черную пепельницу в форме черепа и кивнул мне.

— Полагаю, это твой список. — Он снова направился к двери, и я посмотрела на Матео, пристальный взгляд которого следовал за Найлом из комнаты так, что в его глазах мелькали убийственные мысли.

Мне это не нравилось. Я хотела, чтобы они просто поладили. Но, полагаю, после того как тебя месяцами пытал какой-то тип, наладить отношения непросто. Честно говоря, я тоже ненавидела Адское Пламя за это. Но я была в плену нашей связи, а убийца во мне тихо восхищалась им. Возможно, Найл был прав, возможно, Дьявол и вправду живет во мне. Возможно, я была порочной до мозга костей.

В конце концов он вернулся с плоским черным камнем размером с мою ладонь и серебряным маркером, заставив меня улыбнуться от уха до уха. Я выхватила их у него, сняла крышку с маркера зубами и положила свой «камень смерти» на колени. Эндрю и Пенелопа возглавили список, затем шла мадам Люсиль из психиатрической больницы, а за ней следовала остальная часть ее ужасной команды. Еще я добавила Нормана-Крохачлена, потому что он был крысой. Он сказал Люсиль, что если поймает нас на нарушении правил, то сообщит ей. Ему нравилось смотреть, как они причиняют нам боль, и Люсиль всегда одобряла его крысиные замашки, угощая шоколадом, соком и всем хорошим в жизни, в чем остальным из нас было отказано. Затем я добавила людей, которые похитили меня, сеньора Кастильо… хм, а как это пишется? Я написала: Seen Your Case Armadillo и нахмурилась, прочитав. Да, выглядит похоже.

Затем я вписала Рафаэля и Фернанду, а потом, наконец, добавила Седрика Роулингса. Судью, который отпустил Эндрю и Пенелопу, а меня отправил в колонию для несовершеннолетних, запятнал мое имя, изобразил меня злобным зверем, который охотился на них в лесу ради собственного удовольствия, отклонив все мои обвинения в сексуальном насилии.

Закончив, я подула на камень, высушивая чернила и любуясь своей работой, прежде чем передать его Найлу, осторожно взяв обеими руками. — Береги его как зеницу ока, хорошо?

— Хорошо. — Он взял его, разглядывая имена на нем, и тьма окутала его черты.

— О, подожди! — Я выхватила его обратно, перевернула и написала на обратной стороне «Клуб смерти», нарисовав крестами глаза и маленький шов рта поверх буквы «Е». Я улыбнулась своей работе и вернула его Найлу. — Полагаю, это было наше первое официальное собрание клуба. — Я просияла, а Найл цокнул языком.

— El Burro не входит в наш клуб.

— Входит! — Настаивала я. — Я глава совета, и я говорю, что он в клубе.

— Ты ничего не возглавляешь. Я здесь босс, — возразил Найл.

— Не-а, — пропела я.

— Да, — бросил он в ответ.

— Не-а.

— Да.

— Не-а.

— Да.

— Не-а.

— Да.

— Прекратите, — рявкнул Матео. — Вы ведете себя как гребаные дети.

— Нет, не ведем, — сказала я.

— Ведете, — прорычал Матео.

— Нет, не ведееееем, — пропела я, но Матео не поддержал мою игру, его глаза сузились и посмотрели на меня так, словно он хотел перегнуть меня через колено и преподать урок. О-ля-ля. Привет, папочка.

— Клуб смерти — дерьмовое название, — пробормотал Найл, доставая еще одну сигарету и прикуривая.

— Пфф, это лучшее название, — пренебрежительно сказала я.

— Это дерьмо. Нужно что-то вроде… — он задумался.

— Трое мушубитеров? — Предположила я. (Прим.: muskillteers — в оригинальной версии, игра слов: musketeer означает мушкетеры, но KE заменено на KILL)

— Нет, — проворчал он. — И нас только двое.

Я проигнорировала последнюю часть, продолжая.

— Дьявольские громовержцы?

— Нет.

— Банда «Удар-Порез-Взрыв»? «Два члена и вагина»? «Двое — компания, трое — резня»? «Смертельное трио»? «Ирландец, мексиканец и чертовски горячая девчонка?» Клуб…

— Прекрати, — прорычал Матео. — Пожалуйста, прекрати.

— Ладно. Значит будет «Клуб смерти», — решила я, и Найл нахмурился. — Нам нужен лозунг, талисман, атрибутика и…

— Давай для начала просто убьем пару ублюдков и посмотрим, что будет, а? — Предложил Найл, строго приподняв бровь.

— Ладно, — вздохнула я, но мысленно уже начала продумывать все эти вещи. Нашим талисманом мог бы стать зеленый попугай по имени Грег, и он мог бы носить крошечный берет с нашим лозунгом, который гласил бы: «Где-то пора убивать» Нет. «Можно убить быстро, можно медленно, в любом случае будет шоу» Не-а. «Убивать или не убивать» Нет. «Сдохните, ублюдки!!» Хммм. «Убийства для всех возрастов» Не-а. «Убийство своими руками». Это не т…оооо, я придумала!

Клуб смерти: Да начнутся убийства…