Клуб смерти

Tри дня. Я знал, что прошло столько времени, потому что смотрел на дату на экране телевизора. Должно быть, я оставил его включенным перед тем, как отключиться, но звук был выключен, так что я ни черта не слышал о том, что дикторша там трещала, пока я, постанывая, пытался сесть в постели.

Я был с голым задом, и на меня пялились новая татуировка на моем члене вместе с пирсингом. Я был пьян в стельку, когда несколько дней назад спотыкаясь приплелся к дому своего татуировщика и потребовал украсить свой член, и теперь я ломал голову над тем, какого хрена мне вообще взбрело в голову проколоть свой член. Хотя я не был удивлен, что Ронни сделал это, он давным-давно понял, что независимо от того, в стельку я или нет, лучше всего было просто сделать то, о чем я просил. Отсюда и причина появления некоторых из моих наиболее интересных татуировок. Но почему я решил сделать пирсинг на своем гребаном члене?

Ах да, мне было интересно, что может быть больнее, чем получить удар ножом или пулю, потому что хотел знать, каков мой болевой порог, и я спросил об этом того милого парня, с которым разговаривал. Он сказал, что все, что касается члена, будет хуже, и я не согласился с ним. Чтобы выиграть спор, я пошел к Ронни, сделал новую татуировку и пирсинг, а потом вернулся туда, где оставил его связанным в лесу, и выстрелил ему в голову, чтобы мы могли сравнить.

Если бы я не был так чертовски зол, я бы, возможно, вспомнил, что не нужно целиться во что-то настолько жизненно важное, потому что мы не смогли сравнить боль, когда его мозги разлетелись во все стороны. Но, оглядываясь назад, я все равно был там, чтобы убить его, так что разговор просто оттягивал неизбежное. Можно с уверенностью сказать, что я победил, и теперь мой член был просто шикарен.

Без сомнения, моя правая рука уже замышляла всевозможные грязные вещи, но, учитывая, что мой член был все еще чертовски чувствительным, я не собирался экспериментировать с ним прямо сейчас.

Пирсинг «Принц Альберт» подмигнул мне, когда я перевел взгляд между ним и кельтским орнаментом, который был вытатуирован вокруг моего члена.

Должно быть, я был чертовски невменяем. Хотя сейчас уже было слишком поздно что-либо с этим делать. С этого момента я был просто пьяницей, практикующим целибат с проколотым членом для интересной мастурбации. По-моему, звучало довольно неплохо.

Мой взгляд скользнул к темному небу за окном, и я вздохнул, гадая, который сейчас час. Чертовски поздно. Или, наверное, чертовски рано, смотря как посмотреть. В любом случае сейчас была глубокая ночь.

Я выбрался из постели и направился в ванную принять душ. Во рту было сухо и противно, а желудок урчал. Похоже, я пренебрег едой, пока топил свои печали в крови и виски.

Я включил холодную воду, надеясь прогнать алкогольный туман. Потянувшись за гелем для душа, я заметил на ладони отметку, сделанную маркером. Шесть. Шесть чего?

Шесть картофелин?

Я начал тереть кожу, смывая с тела засохшие капли крови и грязь, которая, как я догадался, была связана с тем, чем я занимался, пока пребывал в темном месте.

Со мной часто бывало подобное, когда мои призраки становились невыносимыми. Мне нравилось винить во всем выпивку, но, по правде говоря, я мог надраться в стельку с лучшими из них и проснуться с четкими воспоминаниями, когда это было нужно. Нет, такого рода забвение было способом моего мозга попытаться забыть боль, которую я испытывал. Когда я тонул в своих потерях и неудачах, было проще забыть об этом. А когда я начинал выныривать из тумана этой боли, я просто остался с затяжной болью от осознания того, что у меня с головой никогда не будет все в порядке. Что я никогда не смогу покинуть это темное место скорби и гнева на весь мир.

Давно я так сильно не терял голову, но я должен был предвидеть, что это произойдет. Теперь, когда моя девочка увидела, кто я на самом деле, и я прогнал ее, что мне еще оставалось?

Шесть убийств? Я начал считать на пальцах. Я выследил двух парней, о которых постоянно твердил мой отец, затем выследил того ублюдка-насильника, о котором говорили в новостях последние несколько недель. Меня всегда поражало, как копы не могут сложить два и два и вычислить, кто эти ублюдки или, по крайней мере, где находились их охотничьи угодья. Я имею в виду, мне конечно повезло — моя догадка оправдалась, и я застал его за попыткой проникнуть через черный ход в хоспис. Видимо, он хотел найти свою следующую беззащитную жертву, но понять его паттерны поведения было несложно.

Как бы то ни было, в данный момент он лежал на капоте патрульной машины с перерезанным горлом и гранатой, застрявшей наполовину в его заднем проходе, на парковке, где копы оставляли свои машины. Я даже оставил им небольшую записку, сообщив, что это именно тот человек, которого они разыскивали, чтобы они могли провести анализ ДНК и хотя бы немного утешить его жертв, когда те узнают, что он умер ужасной смертью. И он действительно умер именно так, я вымещал на нем свое отвратительное настроение в течение долгого, черт возьми, времени, прежде чем потерял самообладание и выпустил из него кровь.

Так что нет, я не убил шесть человек, потому что это были единственные моменты за последние три дня, которые я помнил достаточно ясно. Может, мне не стоило так напиваться виски, тогда я бы убил еще парочку человек.

Почему я вообще так упился виски?

Ярко-голубые глаза и длинные волосы цвета эбенового дерева промелькнули у меня в голове, и я застонал, когда низ моего живота прострелило ноющей болью.

Я резко выдохнул и запустил пальцы в волосы, стараясь не думать о ней, но потерпел полное фиаско.

Я поступил правильно, отпустив ее. Правда. Здесь, со мной, она не была в безопасности. Со мной никто никогда не был в безопасности.

Но если быть до конца честным с самим собой, я отослал ее не потому, что был каким-то великодушным существом, желающим ее спасти. Я отослал ее прочь, потому что ее губы были слишком, блядь, сладки на вкус, а ее тело искушало меня каждый чертов раз, когда я смотрел на нее. Я целовал ее и поцеловал бы снова, и хотел сделать намного больше, гораздо больше, но давным-давно дал себе обещание никогда больше не ступать на этот путь.

И несмотря на то, как это могло показаться со стороны, причина была не в том, что я был каким-то добрым и заботливым существом с теплым сердцем и океаном сострадания. Все дело было в том, что я был эгоистичным ублюдком, который не хотел снова испытывать эту боль. Я не хотел жить с этим чувством вины.

Я не спасал ее. Я спасал себя.

Еще несколько дней или недель в ее компании и я бы перестал сопротивляться. Я бы продолжал развращать и развращать ее, пока не оказался бы между ее сладких ножек и…

Святая матерь гребаного гуся, что, блядь, случилось с моим членом?

Я выругался, выходя из душа, поскользнулся на плитке и так ушибся о раковину, что оказался наполовину сидящим на ней, а кран попытался подружиться с моим задом.

Я посмотрел вниз на свой твердый член и стиснул зубы из-за боли от пирсинга в том месте, где натягивалась кожа. В меня стреляли раз семь, кололи и резали бесчисленное количество раз, душили, переломали пять костей, вывихнули плечо, а однажды даже пытались отпилить лодыжку ножовкой, правда, успели сделать всего пару взмахов, прежде чем я свернул ублюдку шею, но все же я никогда в своей жизни не испытывал такой боли от возбуждения. О чем, блядь, я только думал?

Иисус.

Может, мне просто вытащить эту сучку?

Я нахмурился, глядя на эту штангу, проткнувшую мой чертов член, пока обдумывал это, но боль хорошо справлялась с моим возбуждением, и она была довольно блестящей. Всем нравились блестящие штучки.

Возможно, я все же ошибался. Возможно, это было хуже огнестрельного ранения. Ну что ж, тот ублюдок был уже мертв, а я все равно не собирался платить за проигрыш. Но я решил оставить свое новое украшение для члена на месте. По крайней мере, если я не мог дрочить, думая о своей сбежавшей девочке, у меня появлялась дополнительная причина еще и не вспоминать о ее сиськах.

О черт, только не снова.

Я выругался, проводя полотенцем по волосам, отчего они встали дыбом и упали мне на глаза. Маркер почти полностью стерся с моей ладони, так что я решил, что неважно, что означала эта шестерка.

Я попытался сосредоточиться на делах, которые предстояло сделать на этой неделе. Был запланирован какой-то изысканный ужин, на который я согласился пойти с Анастасией. Еще были рабочие встречи с Па, и я хотел навестить своего племянника Киана, пока он еще гостил в доме.

Но ничто из этого не казалось таким уж привлекательным. Ничто вообще не казалось привлекательным.

Внутри я был большой бочкой с пустотой, и даже когда я пытался отвлечь себя мыслями о кровопролитии и резне, я находил все это немного… пустым.

Я вернулся в свою комнату, зрение прояснилось, хотя я и не мог идти ровно, а в животе урчало. Приличная еда, скорее всего, изгнала бы из моего организма остатки алкоголя, и тогда я был бы… ну, менее пьяным жалким ублюдком, у которого не было особого смысла жить. Но я и не настолько желал смерти, чтобы просто, черт возьми, сделать эту работу самому.

Отлично.

Мой взгляд скользил по темному небу за окном, и я застонал, осознав, что окончательно испортил свой режим сна. Хотя, с другой стороны, если наполнить желудок, возможно, удастся снова отключиться и избавиться от еще одной чертовски скучной ночи, в которой не происходило ровным счетом ничего.

Я выдвинул верхний ящик прикроватной тумбочки и достал сигарету из найденной там пачки, закурил, а затем схватил джинсы и натянул их. Острая боль пронзила мой член, когда грубая ткань задела пирсинг.

Нет уж.

Я сбросил джинсы и заменил их на черные спортивные штаны, они были достаточно свободными в паху, и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

Но прежде чем я успел сделать хотя бы шаг, я замер, потому что мой взгляд упал на передачу новостей, которая все еще шла по телевизору без звука.

Мои губы приоткрылись, и сигарета чуть не выпала из них, когда я бросился на кровать, ища чертов пульт и найдя его в ворохе простыней.

Быстро прибавив громкость, я снова посмотрел на экран, где рядом с дикторшей появилось старое фото моей маленькой психопатки.

— …так называемая «Мясник-Задир» была арестована и отправлена обратно в психиатрическую лечебницу строгого режима «Иден-Хайтс» после того, как больше года находилась в бегах. Бруклин Мэдоу — психически неуравновешенная и непредсказуемая женщина, которая представляла опасность для общества во время своего пребывания в бегах. Теперь мы все будем спать немного спокойнее, зная, что она снова предстала перед лицом правосудия. О других новостях: Кролик Билли вновь посещает дома престарелых после…

Я выключил телевизор и издал рев отчаяния, а затем схватился за край кровати и перевернул ее с оглушительным грохотом.

Все должно было пойти совсем не так. Она должна была быть сейчас далеко, где-нибудь на солнышке, загорать своими упругими сиськами и заставлять меня страдать, пока я боролся с желанием выследить ее.

Ее не должны были поймать. Неужели она не слушала ничего из того, что я говорил ей о том, как скрыться от копов?

Ах, черт, я вообще давал ей эти уроки?

Может, и нет. Я думал, что буду рядом, чтобы присматривать за ней, когда мы будем убивать, поэтому особо не задумывался об этом. Так что это была даже большая моя гребаная вина, чем я думал сначала.

Я распахнул дверцу шкафа, схватил ботинки и футболку, накинул поверх кобуру и выругался, когда какая-то незнакомая боль привлекла мое внимание к ребрам с левой стороны. Я задрал футболку, чтобы взглянуть, и обнаружил там татуировку в виде паука. Конечно же, там был вытатуирован паук. Таким образом, если я подведу ее, у меня будет вечное напоминание об этом на моей коже, и я точно буду уверен, что никогда не забуду о ней, точно так же, как имя Авы ежедневно насмехалось надо мной с моей руки.

Но это было не то же самое, что с Авой. Бруклин не умерла. И я не собирался оставлять ее гнить в какой-то психушке до конца ее чертовой жизни. Если она была сумасшедшей, то и я тоже, и я ни на секунду не верил, что быть психопатом — это признак безумия. Мы просто были представителями гонимой профессии, и нам нужно было держаться вместе в этом мире осуждающих ублюдков.

Я снял футболку и ввел код на скрытом настенном сейфе, после чего достал два Desert Eagle, пару коробок патронов и охотничий нож, который засунул за пояс.

Я схватил свой мобильный с прикроватной тумбочки и быстро поискал информацию об «Иден-Хайтс», чтобы узнать адрес и план территории. Место оказалось хорошо защищенным: высокие стены, колючая проволока, охрана и собаки, все как полагается. Отлично. Люблю вызовы.

Я добрался до подножия лестницы и споткнулся о свои чертовы ноги, ухватившись за стену и зарычав, когда комната закружилась. Гребаное виски. Ну почему ты такой въедливый ублюдок?

Я встряхнул головой, пытаясь немного прояснить мысли, а затем направился на кухню, где выпил пинту воды и принял пару обезболивающих таблеток, готовясь к грядущему похмелью. Это будет чертовски тяжело.

Но ждать я не собирался. Моя девочка и так пробыла в этом чертовом месте слишком долго, и я не оставлю ее там.

Я прошел через дом, не обращая внимания на яростные вопли, доносившиеся из подвала. Без сомнения, El Burro был голоден, но у меня не было времени на его закидоны. Кроме того, я отчетливо помнил, как дал ему пасту перед тем, как, спотыкаясь, подняться к себе в постель этим утром, так что он точно не умирал с голоду.

Хотя, если подумать, я мог просто швырнуть упаковку сырой пасты пенне с лестницы и предупредить его, чтобы он не сломал об нее зубы. Ну да ладно, сейчас все равно нет времени разбираться с этим.

Я открыл входную дверь и замер, заметив стопку тонких коробок на ступеньках. Вот дерьмо. В какой-то момент я, должно быть, заказал пиццу. Идите ко мне.

Подождите, блядь, секундочку, здесь шесть пицц! Должно быть, я написал эту цифру у себя на руке, чтобы не забыть о них, и, как идиот все равно взял и забыл. Или отрубился. Да, я был почти уверен, что отрубился. Что ж, голодный вчера — сытый сегодня. А мне нужна была еда, чтобы избавиться от этого гребаного виски.

Я отпер свой черный джип и бросил пиццу на переднее сиденье, открыл коробку и отправил в рот два куска, чтобы они впитали в себя хоть немного алкоголя. Затем я открыл багажник и направился к своему сараю, где схватил парочку дымовых гранат, несколько «взрывающихся в лицо» гранат, огнемет, коробку фейерверков, еще пару стволов, бейсбольную биту по имени Дэйв и топор Эванджелин, прежде чем закинуть все это в машину. На секунду я остановился, почтив минутой молчания мою дорогую Мэри — лучшую кувалду. У меня еще не хватило духу заменить ее.

Я захлопнул дверь и обошел капот, чтобы сесть в машину, но умудрился поскользнуться на чем-то, ударился бедром о машину, и не успел я опомниться, как перевернулся вверх тормашками, задел чем-то свой пирсинг в члене и оказался распростертым на гребаной земле как орел.

Я застонал, когда мой член болезненно запульсировал, а мир закружился медленными кругами, пока я смотрел на луну. Она смеялась надо мной, светящаяся сучка.

Черт.

Я действительно был пьян. Действительно чертовски пьян и действительно чертовски зол. Я не мог вести машину в таком состоянии. Мне нужен был водитель. Злой маленький водитель-ослик. И у меня как раз был такой в подвале.

С моих губ сорвался хриплый смех, когда я понял, что собираюсь освободить гребаного психопата после того, как долгими месяцами пытал его. Я надеялся, что мой пьяный зад сможет контролировать его достаточно хорошо, чтобы спасти мою девочку.

Это был идиотский план, обреченный закончиться грандиозным, кровавым провалом. Но это было лучшее, что я мог сейчас придумать, поэтому я заставил себя подняться на ноги и направился обратно к дому. Я собирался заключить сделку с демоном и должен был убедиться, что он ее примет.