Коллекция детективов

Брайан Лоуренс «ЧОКНУТЫЕ»

— Нет ничего хуже, чем возвращение в твою жизнь бывшей подружки, особенно чокнутой, — сказал я, обращаясь к испещренному трещинами цементному потолку. Я лежал на жестких нарах и смотрел на ошметки серой краски, которые, будто летучие мыши, свисали с потолка моей камеры в Потоси — одной из «образцовых» тюрем штата Миссури. Потом перевернулся на бок и взглянул на своего сокамерника, лохматого и рябого. — Давно ты здесь, Оскар?

— Семь лет, четыре месяца и тринадцать дней. Хотя кто считает?

Я оглядел крошечную каморку площадью семь квадратных метров, в которой провел уже девять месяцев, восемнадцать дней, семь часов и тридцать семь минут. Впрочем, кто их считает, эти часы и минуты? Две койки, если их можно так назвать, толчок без крышки, рукомойник и какая-то тусклая металлическая пластина, которую неизвестно почему называют зеркалом.

— Слушай, до прогулки всего час. Ты будешь рассказывать свою историю или как? — Оскар растянулся на койке, тощий жесткий матрац при этом почти не промялся. — Знаешь ведь, что я не могу без свежего воздуха.

Свежий воздух? Черта с два. Просто во время прогулок Оскар затаривается кокаином. Заметив, что он начинает терять терпение, я приступил к своему печальному повествованию.

Все началось примерно год назад. Я завтракал, когда зазвонил телефон. Джина, моя жена, сняла трубку, и женский голос попросил позвать меня. Поколебавшись, Джина неохотно вручила мне трубку, и меня передернуло от злобного взгляда жены, от сердитого взмаха длинных тяжелых ресниц. Джина была чертовски ревнива. Не спорю: я действительно заглядывался на других женщин, но и только. Однако Джина бесконечно ссорилась со мной, обвиняя в изменах. Она была страстной женщиной. И я очень любил ее. Но, увы, ревность разрывала ее, будто медная жила — толщу Скалистых гор.

— Алло, — сказал я в трубку.

— Бобби? Не догадываешься, кто это?

Где-то на задворках сознания забрезжило смутное воспоминание… и я покраснел. Моя жена, от внимания которой мало что ускользало, заметила это, засопела и вихрем вылетела из комнаты. Но, к моему удивлению, она не пошла в спальню и не сняла трубку параллельного телефона.

— Нет, извините, не припоминаю, — ответил я со всеми на то основаниями.

— Это Диана. Диана Маккормик. Помнишь?

Диана Маккормик! Я встречался с ней примерно за год до знакомства со своей будущей женой. Это был бурный роман с печальным концом. Диана имела дурную привычку спать с кем попало. Разумеется, никто не позаботился сообщить мне об этом. Мы встречались уже месяцев шесть, когда я спросил Диану, где она была накануне вечером, почему не пришла на свидание. «Как это где? — изумилась она. — С другим мужчиной. Или тебя это не устраивает?» Разумеется, меня это не устраивало, и последовала долгая бурная ссора. Соседи вызвали полицию. Меня повязали, а Диана орала, что убьет меня, если увидит еще раз. С нее бы сталось. Короче, мы разошлись, а потом мне сказали, что она куда-то переехала. Вроде бы на Западное побережье.

— Да, помню, — ответил я. — Помню, как ты велела мне не лезть в твою жизнь.

— Дело прошлое, Бобби. Я тебя давно простила. Позвонила бы раньше, да духу не хватало.

Простила меня?! Но я — человек рассудительный и вежливый, а посему не стал придираться к словам и лишь сказал:

— Так зачем звонишь теперь?

— Да вот приехала навестить сестру. Подумала, может, ты захочешь повидаться.

Дон была тремя годами моложе Дианы. У нее была белая кожа, усеянная веснушками, огненно-рыжая шевелюра (Диана тоже рыжая, но малость потемнее) и ясные зеленые глазищи. Помнится, Дон сходила по мне с ума, пока я встречался с Дианой. А когда старшая сестра сыграла со мной старую как мир шутку, я пару раз сходил на свидание с младшей. Но этот флирт не затянулся: Дон была еще совсем ребенком (иными словами, не хотела ложиться в постель), поэтому я ее бросил. Когда я сообщил ей, что все кончено, она в ярости принялась швырять в меня всем, что попадалось под руку. Эти сестрицы Маккормик бросались из крайности в крайность. Я слышал, что Дон перебралась в Нью-Йорк. Но теперь, похоже, обе вернулись, и это сулило мне разрыв сердца.

— Не думаю, что это очень удачная мысль, — ответил я. — У меня жена и двое детей. Хотя приятно было поболтать.

И, не дожидаясь ответа, я повесил трубку.

— Кто это? — К счастью, Джина вошла в комнату без ножа, а то сделала бы из меня собачий корм. Ее смуглое лицо сделалось мрачнее тучи. Интересно, слышала ли она мой разговор? Если бы уловила хоть концовку…

— Диана Маккормик, — сказал я, хотя в голове у меня теснились самые разнообразные лживые ответы. Но я — слюнтяй, а потому сообщил Джине правду. — Женщина, с которой я встречался до нашего знакомства. Она хотела меня видеть.

Джина занесла руку, я попытался защитить лицо, но она двинула мне в солнечное сплетение. Моя жена — существо чуткое, с мгновенной реакцией. Она сначала бьет, а уж потом требует объяснений. Причем удар у нее тяжелый, хотя сама Джина весит всего девяносто фунтов при росте пять футов. Я согнулся пополам и прокряхтел:

— Я ее отшил и бросил трубку…

— Подонок! А где она раздобыла номер?

— Может, в телефонной книге?

Весь остаток дня и, разумеется, всю ночь меня для Джины не существовало. Я надеялся, что этим дело и кончится. Пройдет какое-то время, и жена угомонится. Как же я ошибался!

На следующее утро, примерно в тот же час, телефон зазвонил снова. Джина пулей вылетела из-за стола, окинув меня взглядом, говорившим: «Только шевельнись, скотина, и ты покойник». Я прирос к месту.

— Алло? О нет, мне очень жаль, но он не может подойти к телефону. Я же сказала: не может он. Слушай, ты, стерва, ему нет до тебя дела, так что не трудись накручивать диск.

Джина с грохотом опустила трубку. Я хихикнул и посоветовал ей отключить телефон. Это было неудачное замечание. Джина запустила в меня трубкой.

— Твоя бывшая шлюха, — сообщила она, хотя в этом не было никакой нужды. — Если ты велел ей катиться, какого черта она продолжает трезвонить?

— Полагаю, я до сих пор неотразим. — Я едва успел пригнуться, и кастрюля пролетела над моей головой, оставив весьма живописное пятно на стене. Похоже, мне на роду написано нарываться на нервных девиц. Должно быть, они уравновешивают мою собственную мягкую натуру. — Слушай, Джина, эта девка чокнутая, — сказал я и поведал ей о своем расставании с Дианой. Но убедить не смог, и мне не оставалось ничего другого, как спустить это дело на тормозах.

Как назло, тормоза подвели. Четыре дня кряду телефон звонил то утром, то вечером. Трубку всегда снимала Джина, и на другом конце линии сразу же давали отбой. Но мы-то знали, кто это. Дошло до того, что моя жена вообще отказалась покидать дом без меня, и я был вынужден таскаться за ней повсюду, даже в парикмахерскую.

Где-то через неделю звонки прекратились. Но в понедельник я пришел с работы, и жена сунула мне под нос клочок бумаги. Пока я читал записку, жена яростно сопела. Содержание послания было вполне заурядным — просьба о встрече, подкрепленная угрозой на тот случай, если я откажусь. Угрожали мне, не Джине, а авторство не вызывало сомнений. Однако, как вскоре выяснилось, записка была только цветочками.

В конце концов Джина обрела дар речи:

— Эта стерва всучила записку Ники. Он говорит, что какая-то рыжая чокнутая баба подошла к нему в школе и сунула бумажку. Я вызвала полицию. — И Джина заплакала. Впрочем, «заплакала» — не то слово. Заревела в три ручья. И рухнула в кресло. Никогда прежде не видел я свою жену настолько потрясенной. Честно говоря, я тоже струхнул. Диана всегда была непредсказуема, а теперь выяснилось, что она может быть опасна.

Полиция, по своему обыкновению, ничего не могла сделать. Меня попросили дать словесный портрет Дианы, и я рассказал все, что не успел забыть за пятнадцать лет: рост пять футов пять дюймов, в теле, но не толстуха, темно-рыжие волосы до плеч, маленькие бегающие карие глазки, миниатюрный носик. Потом легавые посоветовали нам «транспортировать» (они так и сказали) наших детей в школу и какое-то время приглядывать за ними повнимательнее. Судя по их виду, считали полицейские, обычно мы не смотрим за детьми, и нас надо лишить родительских прав. И, наконец, велели сообщить, если что-нибудь случится.

Почти две недели от Дианы Маккормик не было никаких вестей, но мы кожей ощущали ее присутствие. А потом, часов в пять вечера, Джина позвонила мне на службу.

— На нашей улице стоит машина! — в страхе сообщила она. — Большущий «бьюик». В машине сидит женщина. Бобби, возвращайся домой.

— Успокойся, Джина. — Это лучшие слова, которые можно сказать охваченной ужасом женщине. Услышав такое, они обычно впадают в ярость, и моя жена не была исключением.

— Что ты мелешь, будь ты проклят! Мигом домой! Я звоню в полицию.

И я помчался домой, сказав начальнику, что у меня захворал ребенок и надо помочь жене. Когда я завернул в наш квартал, мимо проехал синий «бьюик», показавшийся мне знакомым. Я вдруг вспомнил, что за последние две недели несколько раз видел эту машину рядом с домом. И никогда не видел ее до того, как начались звонки Дианы. За рулем сидела женщина. Я не смог толком разглядеть ее лица, но заметил рыжие волосы. По спине пробежал холодок, и я принялся молить Бога, чтобы с Джиной ничего не случилось, а дети не играли бы на улице. Миновав еще три угла под визг покрышек, я подкатил к дому.

— Ты видел ее? — закричала Джина, выбегая мне навстречу.

— Да. Но не знаю, кто сидел за рулем, — солгал я.

— Господи, Бобби, что же нам делать? — Джина прильнула ко мне и снова разревелась, хотя прежде у нее не было такой привычки. Она не плакала даже на похоронах своего отца.

Я так и не выяснил, почему Диана убралась от нашего дома до моего появления. Она не могла знать, что я уеду с работы раньше времени. Но, по-моему, и жена кое-что от меня утаила. Она наверняка подходила к машине. Я заметил, что один из моих охотничьих ножей лежит не на своем месте в шкафу, но решил не обсуждать эту тему.

Синяя машина больше не показывалась, и наша жизнь почти наладилась; Джина, правда, продолжала оглядываться и смотреть в зеркало заднего обзора, сидя за рулем, и волновалась, когда кто-то из детей исчезал с ее глаз. Но в остальном все вроде бы забылось.

Увы, ненадолго. Звонки возобновились. В первый раз трубку сняла Джина. Моя смуглокожая итальянка побелела как мел и молча положила трубку. Но телефон зазвонил снова. Теперь ответил я.

— Пожалуйста, не бросайте трубку, мне надо сообщить вашему мужу нечто важное…

— Слушай, Диана, ты чокнутая, оставь нас в покое! — гаркнул я и швырнул трубку на рычаг.

Телефон зазвонил опять. Джина бросилась к нему, отпихнув меня с такой силой, что я врезался в холодильник.

— Ты не слышала, что сказал мой муж? Не лезь к нам! — И тут внезапно Джина выказала такую изобретательность, что я, при всей серьезности положения, не смог удержаться от смеха. — Наш телефон прослушивает полиция. Тебя найдут и посадят! — Она бросила трубку, громко выругалась и отключила телефон. Я счел за лучшее не напоминать ей, что в доме есть еще два аппарата. Но звонков больше не было. Возможно, до Дианы наконец-то дошло.

Теперь я жалею, что не поговорил с ней, когда она позвонила в последний раз. Я допустил роковую ошибку.

Спустя неделю мы с Джиной возвращались из Сент-Луиса после похода в театр. Джина сидела за рулем, потому что ей не нравилась моя манера водить машину. На шоссе № 270 есть короткий спуск с перепадом футов в двадцать. Внизу стоят домики и деревья, а ограждения на этом месте нет, потому что идут ремонтные работы.

Мы оживленно обсуждали забавное представление, когда Джина взглянула в зеркало заднего обзора.

— О Господи, — испуганно пробормотала она.

Я оглянулся и увидел быстро нагонявшую нас машину. Было слишком темно, и я не мог сказать, какой она марки и какого цвета. Я струхнул. А машина вырулила в соседний ряд и, обогнав нас, скрылась из виду. Это был большой темный «бьюик».

Мне пришлось отобрать у Джины руль, чтобы удержать нашу машину на дороге.

— Это она. О Боже, это она! — проговорила Джина.

Я надавил на клаксон, чтобы привести жену в чувство.

— Успокойся. Из-за тебя мы попадем в аварию. Вероятно, это просто похожая машина.

Мы приблизились к крутому спуску. Джина все еще была в оцепенении, но вела машину ровно, в крайнем правом ряду, без превышения скорости. Я посмотрел налево, и у меня замерло сердце.

— О черт!

— Что такое, Бобби?

Мой истошный вопль напугал не только Джину, но и меня самого.

— Осторожно! Тормози!

Но было поздно. Машина, мчавшаяся в левом ряду, внезапно резко рванула вправо и ударила нас в бок. Джину бросило на меня. Наша машина слетела с дороги и устремилась вниз по насыпи. На миг мне почудилось, что я на американских горках. А потом — оглушительный грохот и темнота.

Очнулся я на больничной койке.

— Все будет хорошо, — сказала склонившаяся надо мной строгая медсестра.

— Где моя жена?

Но я уже все понял. И медсестра подтвердила мои худшие опасения.

Три недели я жил как в тумане. Почти никуда не выходил, потому что каждая встречная темноволосая женщина казалась мне Джиной. Мои родители и теща по очереди присматривали за детьми, а те, как могли, старались ободрить меня, хотя и сами страдали.

Как-то утром, примерно через месяц после гибели Джины, зазвонил телефон. Я мгновенно понял, кто это, но все равно снял трубку.

— Привет, Бобби, это я, Диана. Как ты там?

Ее веселый тон потряс меня до глубины души.

— Ничего хорошего.

— Жаль. Но я знаю, как тебя развеселить. Почему бы нам не повидаться? Я в гостинице Друри, недалеко от тебя. Номер двести пятьдесят семь. До встречи.

Видать, эта баба и впрямь спятила, если думала, что я приду к ней. Но тут в каком-то уголке моего сознания забрезжила одна мысль. А что, если мне удастся вытянуть у Дианы признание? Я бросился в спальню — там в тумбочке среди разного хлама на самом дне лежал маленький магнитофон. Я включил его. Он оказался исправным. Я хотел было прихватить и охотничий нож, но потом решил, что если мне удастся разговорить Диану, то все остальное пусть сделает полиция.

Я робко постучал в дверь, и она тотчас открылась. На губах Дианы играла улыбка, похожая на сноп света. Зубки ее сверкали. Волосы стали еще рыжее, веснушек на лице прибавилось, а темно-зеленые глаза сияли будто фонарики.

— Бобби, ну наконец-то! Я так рада. — Она втащила меня в комнату, обняла и, не теряя времени, прильнула к моим губам. Я почувствовал, как рука Дианы скользит по моей спине вниз, и успел перехватить ее, прежде чем она нащупала магнитофон. Выскользнув из объятий, я незаметно нажал кнопку записи.

— Зачем ты это сделала? Зачем тебе понадобилось убивать мою жену?

Она молча улыбнулась и снова попыталась поцеловать меня. На этот раз я принял игру и страстно приник к ее губам. Господи, я едва не блеванул.

— Бобби, я так соскучилась по тебе. С тех пор, как ты меня бросил, только о тебе и мечтаю. Видела тебя в каждом мужчине, с которым встречалась. А потом мне предложили тут работу, и я не выдержала. И теперь, когда твоей жены больше нет, ничто нам не помешает.

Ей предложили работу? Погодите-ка, тут что-то не так. Я пристально посмотрел на нее. Да, что-то не так. Но я не мог понять, в чем дело, и просто повторил свой вопрос:

— Но убивать-то зачем?

— Господи, Бобби, разве не ясно? Она же стояла между нами.

Она произнесла это на удивление невозмутимо.

— Ведь ты могла убить и меня.

— Но ты выжил. Значит, судьбе было угодно, чтобы ты стал моим.

В голове у меня что-то щелкнуло. Как будто прорвало плотину. Я отпихнул ее и заорал:

— Убийца! Ты угробила мою жену, и я тебя прикончу!

Лицо Дианы исказилось от страха. Но она, видимо, была готова к такому обороту дела. Потому что я нарвался на здоровенный кухонный нож. Намерения Дианы не вызывали сомнений: она хотела проткнуть мне брюхо. К счастью, моя злость оказалась сильнее, чем ее страх и безумие. Диана успела пырнуть меня, но только оцарапала кожу. Я схватил ее за руку и рванул влево. Тонкое запястье хрустнуло и сломалось, как сухая щепка. Нож вывалился. Я ударил Диану правой ногой в пах. Будь она мужчиной, ущерб оказался бы куда серьезнее, но, так или иначе, мне хватило времени, чтобы завладеть ножом. Я машинально занес правую руку, и в этот миг Диана ринулась на меня, норовя расцарапать ногтями лицо. Лезвие ножа вошло ей прямо в горло. Она захрипела, попятилась и опустилась на пол. Кровь ударила струей. Я стоял и смотрел, как жизнь покидает ее тело.

— Господи, Бобби, что ты наделал? — раздался за спиной знакомый голос.

Я резко обернулся и — оказался лицом к лицу с Дианой Маккормик. Я только что убил Дон. Но, может быть, в этом и состоял замысел Дианы? Может быть…

— О, боже, — повторила Диана, глядя на умирающую сестру. Ее карие глаза наполнились слезами. Да, да, я обязан был заметить, что у женщины, которую я зарезал, глаза зеленые, но ярость и горе лишили меня разума.

— Я же пыталась тебя предупредить, Бобби. Моя сестра сошла с ума. Она бредила о тебе как одержимая. А потом она каким-то образом выяснила, где ты. Я хотела остановить ее, звонила тебе, но вы с женой бросали трубку. — Диана опустилась на пол рядом с Дон, взяла ее голову и положила к себе на колени. Кровь тотчас залила ее джинсы. — А вчера она позвонила мне и сказала, что уж теперь-то наверняка завладеет тобой. Это она убила твою жену. О Бобби, я так сожалею…

— Да, настоящая больная сука, — сказал Оскар.

— Спасибо, приятель, — ответил я. — Жаль, что тебя не было на моем суде, где мне влепили пятнадцать лет за убийство второй степени. Подумать только, скольким полезным вещам я научусь тут за это время.

— Уж это точно. И все же я не понимаю.

— Чего не понимаешь?

— Почему ты здесь, парень. Неужто Диана не дала показаний в твою пользу? Да и запись у тебя была.

— То-то и оно, Оскар. Диана сказала, что это я преследовал ее сестру. Убил жену, а потом напал на Дон. Ну а запись… В магнитофоне сели батарейки. Записалась только сцена с поцелуями в самом начале.

— Да, поганое дело, — рассудил Оскар.

— И не говори, — согласился я.