Коллекция детективов

Стивен Кинг «ПЯТАЯ ЧЕТВЕРТУШКА»

Я припарковал свою колымагу за углом и, посидев немного в темноте, вылез из кабины. Револьвер 45-го калибра в наплечной кобуре прижимался к моей грудной клетке, словно кулак. Он принадлежал Барни, и меня это радовало — затеянное мною послужит торжеству справедливости.

Дом Кинана, чудовище с немыслимыми башенками, расползшееся на четверть акра, окружал железный забор. Ворота, как я и рассчитывал, были открытыми. Открытым Кинан оставил и гараж. В темноте я различил силуэт черной «импалы». Тронул заднюю дверцу — не заперта. Я влез в машину, устроился на заднем сиденье и затих.

Ожидание затянулось. И времени на раздумья мне хватило. А думал я главным образом о Барни. О том, как он выглядел в той маленькой лодке, когда я его нашел, как смотрел на меня, пока бессвязные звуки слетали с его губ. Двое суток его носило по морю, и цветом кожи он напоминал свежесваренного лобстера. А на животе, в том месте, куда попала пуля, запеклась черная кровь. Ему повезло — он все-таки сумел добраться до коттеджа, все-таки смог хоть что-то сказать.

Когда он умер, я вернулся в лодку, нашел его револьвер 45-го калибра в маленьком рундуке. Потом отбуксировал лодку на глубину и затопил. Если б мне пришлось писать эпитафию на его надгробии, я бы написал, что простофили рождаются каждую минуту. И большинство из них — хорошие ребята… такие, как Барни. Но я не стал сочинять эпитафии, а начал разыскивать тех, кто замочил его. Настырность — не самая худшая черта характера. Вот я и оказался в гараже Кинана…

Наконец подъездную дорожку осветили фары. По звуку мотора я определил, что это старый «фольксваген». Водитель повернул ключ зажигания и вылез. Открылась входная дверь.

— Сержант! — крикнул Кинан. — Ты припозднился. Заходи, пропустим по стаканчику.

Я направил на них ствол:

— Стоять!

Сержант уже поднялся на три ступеньки. Кинан вышел на крыльцо, чтобы встретить его и проводить в дом. Их силуэты четко прорисовывались в свете, падающем из двери. Едва ли они видели меня, а вот револьвер, скорее всего, видели.

— Кто ты такой, черт бы тебя побрал? — спросил Кинан.

— Только шевельнись! — ответил я и осторожно выскользнул из «импалы». — Проделаю в каждом по дыре, через которую можно будет смотреть телевизор.

Сержант посмотрел на меня через плечо. Рука его ползла к лацкану двубортного пиджака.

— Руки вверх! А теперь спускайтесь.

Они спустились, и в свете лампы я разглядел их лица. Кинан выглядел испуганным, а Сержант словно слушал лекцию об особенностях технического осмотра мотоцикла. Возможно, именно он уложил Барни.

— Лицом к стене. Оба.

— Если тебе нужны деньги… — начал Кинан.

Я рассмеялся:

— А я-то собирался для затравки предложить тебе купить бытовую технику с приличной скидкой, но ты меня раскусил. Да, мне нужны деньги. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, закопанные на маленьком островке неподалеку от Бар-Харбора.

Кинан дернулся, словно я всадил в него пулю, а вот Сержант не дрогнул. Повернулся и оперся руками о стену, перенеся на них вес своего тела. Кинан последовал его примеру. У Кинана я нашел револьверчик 32-го калибра с трехдюймовым стволом. Не оружие, а игрушка. Я бросил его через плечо и услышал, как он стукнулся об один из автомобилей. Сержант приехал без оружия.

— Мы идем в дом. Ты первый, Кинан, потом Сержант. И чтобы никаких фортелей.

Мы поднялись по ступеням, проследовали через кухню, большую, безукоризненно чистую, сверкающую кафелем и хромом, в гостиную, тоже порадовавшую глаз. Камин размерами мог соперничать с кабиной грузового лифта, огромный буфет из тика, бар на колесах ощетинился бутылками, стереосистема…

Я указал револьвером на диван:

— По углам.

Они сели. Кинан — у правого подлокотника, Сержант — у левого, заняв чуть ли не половину дивана. Я пододвинул стул, сел и положил револьвер на бедро. Кинан уставился на него, как птичка — на змею. Сержант, наоборот, смотрел так, будто он — змея.

— Как поживает Кэппи Макфарленд? — небрежно спросил я.

Кинана словно ткнули шилом.

— Он знает! Он знает!..

— Заткнись, — осадил его Сержант.

— Он прав, Сержант. Я знаю. Почти все.

— Кто ты?

— Друг Барни.

— Какого Барни? — бесстрастно спросил Сержант. — Пучеглазого Барни Гугла?

— Он не умер, Сержант. Вернее, сразу не умер.

Сержант медленно повернулся к Кинану. Тот задрожал, открыл рот…

— Молчи, — бросил Сержант. — Иначе я сверну тебе шею.

Рот Кинана захлопнулся. Сержант вновь посмотрел на меня:

— Что значит «почти»?

— Все, кроме мелких подробностей. О бронированном грузовике. Об острове Кэппи Макфарленда. О том, как ты, Кинан и еще один мерзавец, Джеггер, убили Барни. О карте.

— Все было не так, как он тебе рассказал, — ответил Сержант. — Он собирался нас кинуть.

— Он никого не собирался кидать. Он был обычным водилой, делал только то, что ему говорили.

Сержант пожал плечами:

— Хочешь верить Барни…

— Барни готовился к большому делу. Только я не знал, к какому. А потом у него появился револьвер. Вот этот. Как ты вышел на него, Сержант?

— Через общего знакомого… который сидел с ним. Нам требовался водитель, который знал восточный Мэн и окрестности Бар-Харбора. Кинан и я рассказали ему, что надо сделать. Ему понравилось.

— Я сидел с ним в Шэнке, — заметил я. — И он мне понравился. Парень-то больно хороший, пусть и туповатый. Мы думали о том, чтобы взять банк в Льюистоне. Но он не дождался, пока я закончу подготовку. Потому и лежит сейчас в земле.

— Как это грустно… — Сержант скорчил гримасу. — Сейчас расплачусь.

Я прицелился:

— Еще раз состришь, получишь пулю в живот. Понял?

Сержант кивнул. А Кинан, тот просто превратился в статую.

— Он сказал мне, что дело будет большое. Уехал из дома третьего апреля. А двумя днями позже четверо парней грабанули инкассаторский броневик. Газеты писали, что грабители прорвались через два дорожных кордона на «плимуте» выпуска семьдесят восьмого года с форсированным двигателем. У Барни был «плимут» семьдесят восьмого. Готов спорить, Кинан дал ему денег на его модернизацию.

Кинан позеленел.

— Шестого мая я получил открытку из Бар-Харбора. Он написал: «Мама и семья в порядке, дела в магазине идут неплохо. Увидимся в июле». Я арендовал коттедж на побережье, поэтому Барни знал, где я буду его ждать. Июль пришел и ушел, но Барни не появился.

— Ты, должно быть, извелся, парень? — ухмыльнулся Сержант. Ему, похоже, не терпелось узнать, пристрелю я его или нет.

Я мрачно посмотрел на него:

— Он появился в начале августа. Благодаря твоему приятелю, Сержант. Кинан забыл об автоматическом насосе, который стоял в трюме лодки. Он думал, что посудина быстро пойдет ко дну. Не так ли, Кинан? Ты думал, что убил его. Но Барни, конечно, просто повезло.

— Очень повезло, — буквально выплюнул Сержант.

— Мне вот что интересно… знал он, что деньги новые и все номера купюр переписаны? Что их нельзя сразу сбыть даже на Багамах?

— Знал, — пробурчал Сержант. — Никто и не собирался сбрасывать деньги. Он знал и об этом. Сказал, что все понимает и подождет. Даже если бы нам пришлось ждать десять лет. Для такого молодого парня десять лет — пустяк. Черт, да ему исполнилось бы только тридцать пять! А мне — шестьдесят один.

— А как насчет Кэппи Макфарленда?

— Без Кэппи мы бы на дело не пошли. Хороший человек. Профессионал. Год назад у него обнаружили рак. И за ним числился должок.

— Поэтому вы отправились на Карменс-Фолли — Кэппи зарыл там деньги и дал вам карту.

— Это идея Джеггера, — уточнил Сержант. — Мы не хотели делить деньги, чтобы не подвергать себя искушению. Но и не хотели оставлять их в одних руках. Так что Кэппи Макфарленд пришелся очень кстати.

— Расскажи мне о карте.

— Не говори ему! — заверещал Кинан.

— Заткнись! Я не умею лгать. Знаешь, на что я надеюсь, Кинан? Я надеюсь, что ты и не собирался дожить до следующего столетия.

— Твое имя указано в письме, — взвизгнул Кинан. — Если со мной что-нибудь случится, твое имя указано в письме!

— Кэппи сделал хорошую карту, — продолжил Сержант, словно Кинана и не было с нами. — Потом порвал ее на четвертушки. По одной для каждого. Мы решили встретиться через пять лет, четвертого июля. Обговорить ситуацию. То ли ждать еще пять лет, то ли вырыть деньги. Но случилась беда… Барни — это работа Кинана. Когда Джеггер и я отплыли в лодке Кэппи, Барни был в порядке.

— Чертов лжец! — взвился Кинан.

— А у кого в стенном сейфе две четвертушки? — полюбопытствовал Сержант. — Это неважно. С половиной карты не найти денег… А что потом? Звонит Кинан. Говорит, что надо встретиться. Я этого ждал. Естественно, он посоветовал мне и не пытаться разделаться с ним. Сказал, что застраховал свою жизнь и оставил у адвоката письмо, которое должны вскрыть в случае его смерти. В письме указывалось, что убийца — я. Кинан предложил, чтобы мы по трем четвертушкам карты попытались найти деньги.

— Где сейф? — спросил я Кинана.

Он не ответил.

Я умел стрелять из револьвера 45-го калибра. Револьвер мне достался хороший. Так что, ухватив рукоятку двумя руками, я без труда прострелил Кинану руку пониже локтя. Он завыл, свернувшись в клубок.

— Теперь я прострелю тебе колено. Слышал, что это очень больно.

— Ван Гог, — выдохнул он. — Не стреляй!

Я направил револьвер на Сержанта:

— Лицом к стене.

Сержант поднялся, встал у стены. Я посмотрел на Кинана:

— Открывай сейф.

Кинан здоровой рукой снял репродукцию со стены, открыв серую дверцу сейфа. Испуганно глядя на меня, начал крутить диск. Дважды попытка заканчивалась неудачно. Третья удалась. Кинан достал два бумажных квадрата…

Клянусь, убивать его я не собирался. Хотел только связать. Но все было, как и сказал Сержант. В сейфе лежали два квадрата. Один — запятнанный кровью. Я выстрелил снова, уже не в руку. Кинан рухнул на пол, словно тряпичная кукла.

Сержант даже не шелохнулся.

— Я тебя не обманывал. Кинан замочил твоего друга. Они оба были любителями.

Я взглянул на бумажные квадраты — ни на одном не было креста.

— Поедем к тебе.

— С чего ты взял, что я держу свою четвертушку дома? — спросил Сержант.

— Не знаю. Может, телепатия. Если ее там нет, поедем туда, где она есть. Я не тороплюсь.

Двумя минутами позже мы уже катили по улице. Пошел снег, большие хлопья прилипали к ветровому стеклу. Дорога стала скользкой, но машин было немного. Полчаса мы ехали по шоссе, затем свернули на двухполосную дорогу, а пятнадцать минут спустя — на проселок, петляющий между заснеженных сосен. Он-то через две мили и привел нас к короткой, заваленной мусором подъездной дорожке.

В свете фар «фольксвагена» я увидел бревенчатый домик под шиферной крышей с торчащей над ней телевизионной антенной. Слева стоял припорошенный снегом старый «форд». За ним — сортирная будка и груда старых покрышек.

— Добро пожаловать в Бэллис-Ист, — сказал Сержант и заглушил мотор…

Такой нищеты я не ожидал. Лампочка в шестьдесят ватт освещала только середину комнаты, оставляя углы в глубокой тени. Всюду валялись газеты. На веревке сохло выстиранное белье. У одной стены стоял старенький «Зенит», у противоположной — ржавая чугунная ванна на изогнутых ножках и прислоненное к стене охотничье ружье. Пахло грязными ногами и соусом чили.

— Все лучше, чем жить под кустом, — заметил Сержант.

— Где твоя часть карты?

— В спальне… Ты должен дать слово, что не убьешь меня, получив мою четвертушку.

— Как ты меня заставишь сдержать его?

— Надеюсь, что дело не в деньгах, что ты хотел отомстить за Барни. Ты и отомстил. Кинан мертв. Если тебе нужны деньги — нет проблем. Может, трех четвертей карты и хватит, на моей четвертушке стоит большой жирный крест. Но ты ее не получишь, если не пообещаешь, что не убьешь…

— Добавь адрес Джеггера, и обещание у тебя в кармане.

— Не следует тебе связываться с Джеггером, приятель. Джеггер съест тебя живьем.

Я опустил было пистолет, но тут же вновь нацелил его на Сержанта.

— Хорошо, хорошо. Он в Коулмене, штат Массачусетс. На лыжном курорте. Тебя устраивает?

— Да. Давай свою четвертушку, Сержант.

Спальня была под стать большой комнате. Грязный матрац на полу, заваленном порножурналами, стены, оклеенные фотографиями женщин.

Сержант взял лампу со столика, открутил основание, достал аккуратно свернутую четвертушку карты, молча протянул мне.

— Бросай.

Сержант усмехнулся, но бросил.

— Обещание я выполню, — повторил я. — Считай, что тебе повезло.

Мы вышли в большую комнату. Он — первым, я — следом. Сержант остановился прямо под потолочной лампой, опустив плечи, предчувствуя, что скоро рукоятка револьвера крепко звезданет его по затылку. И я уже поднимал револьвер, когда погас свет. Комната мгновенно погрузилась в темноту.

Я бросился направо, Сержант нырком ушел в сторону еще раньше. Я услышал, как под его телом зашелестели газеты. И воцарилась тишина. Мертвая тишина.

Рукоятка револьвера стала скользкой от пота, я едва подавлял желание открыть беспорядочную стрельбу. И все время помнил о том, что в моем кармане лежат три четверти карты. Вдруг за окном вспыхнул мощный ручной фонарь. Луч обежал пол, выхватил из темноты Сержанта, изготовившегося к прыжку в семи футах слева от меня. В правой руке он держал лезвие бритвы, и я внезапно вспомнил, как у гаража Кинана его рука потянулась к лацкану пиджака.

— Джеггер? — спросил Сержант, щурясь от яркого луча.

Не знаю, чья пуля первой достала его. Фонарь погас.

Значит, не только я ждал, когда жадность Кинана вырвется наружу.

«Не следует тебе связываться с Джеггером, приятель. Джеггер съест тебя живьем».

Я уже достаточно хорошо ориентировался в комнате. И, перешагнув через тело Сержанта, залез в ванну. Ни единый звук не нарушал тишины. Вновь вспыхнул фонарь, на этот раз в окне спальни. Я пригнул голову. Какое-то время луч «гулял» по спальне, потом погас. Опять наступила тишина. Долгая, вязкая. А потом раздался голос — у самой двери. Вкрадчивый, мелодичный, но в нем слышался смертный приговор:

— Эй, красавчик.

Я молчал. К чему облегчать ему жизнь?

Голос раздался вновь, на этот раз от окна.

— Я собираюсь убить тебя, красавчик. Я пришел, чтобы убить их, но тебя ждет та же участь.

Вновь пауза — он выбирал новую позицию. На этот раз он заговорил, стоя у окна над ванной. Мои внутренности чуть не выплеснулись в горло.

— Пятое колесо никому не нужно. Извини.

Я гадал, где он объявится в следующий раз. Он решил вернуться к двери.

— Моя четвертушка при мне. Не хочешь выйти и взять ее?

В горле запершило, я едва подавил желание откашляться.

— Весь пирог будет твоим, красавчик. Выйди и возьми.

Но выходить я не собирался, и он знал это не хуже меня.

На этот раз тишина сильно затянулась. Прошло полчаса, час, вечность. У меня начало затекать тело. Поднялся ветер, заглушая все остальные звуки. Я замерзал.

друг в темноте что-то зашуршало. Я перестал дышать. Джеггер проник в дом!.. Потом до меня дошло: трупное окоченение, ускоренное холодом, заставило Сержанта последний раз шевельнуться. Я чуть расслабился.

Вот тут входная дверь распахнулась, и силуэт Джеггера четко обрисовался на фоне белого снега. Конечно же, я вогнал пулю ему в голову. Но даже короткой вспышки выстрела мне хватило, чтобы заметить, что стрелял я в чучело, одетое в рваные штаны и рубашку. Мешок, набитый соломой, заменивший чучелу голову, слетел на пол, а Джеггер открыл огонь. Стрелял он из автоматического пистолета, и ванна гудела под ударами пуль.

Спас меня Сержант. Джеггер споткнулся о его ногу, и пули полетели в пол. Я поднялся на колени и хватил его по голове револьвером Барни, перевалился через край ванны, чтобы броском в ноги уложить его на пол, когда раздались еще два выстрела. К счастью, точно прицелиться он не смог. Одна пуля задела мне левую руку, вторая — шею.

Джеггер, покачиваясь, отступал назад. Вновь наткнулся на тело Сержанта и повалился на спину. Ударом ноги я вышиб пистолет из его руки, изо всей силы ударил в пах, а потом в висок…

Насчет последней четвертушки Джеггер солгал. Впрочем, меня это не удивило.

В город я вернулся в «фольксвагене» Сержанта, но последнюю милю прошел пешком. Рана на шее уже не кровоточила, а вот рука сильно болела. Свою колымагу я нашел там, где и оставил, неподалеку от дома Кинана. Двигатель завелся, пусть и не с полоборота. Обогреватель работал, один оставшийся «дворник» очищал половину ветрового стекла. Адрес Джеггера лежал у меня в бумажнике, и я полагал, что смогу найти его четвертушку, если она мне понадобится. Впрочем, я склонялся к мысли, что вполне смогу без нее обойтись, поскольку крест красовался на четвертушке Сержанта.

Я осторожно тронул машину с места. Я знал, что осторожность еще долго будет основой моей жизни. В одном Сержант не ошибся: Барни, конечно, был идиотом. Но он был и моим другом, и я за него рассчитался. А ради таких денег можно и поосторожничать.