Колодец

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Самодвижущая сила вернула землян на пятый островок. Как и в первый раз, один-единственный кристалл, опущенный в неприметное отверстие, пробудил к жизни весь комплекс собранных в зале машин, а над скалистым плато центрального острова вновь засияло всеми цветами радуги таинственное «Око».

Стараясь не смотреть на ослепительный луч, они сосредоточились на приемном отверстии, едва заметном на высоченной боковой поверхности основного механизма.

— Готова? — Лоу поднес к дыре второй кристалл.

— Почему бы и нет? — улыбнулась Мэгги. — Как по-твоему, что может случиться? Я имею в виду худший вариант.

— Весь остров взлетит на воздух, и не останется никого, кто бы смог оживить наши бренные останки.

— Ну, если взорвется целый остров, нас с тобой разнесет на кусочки похлеще, чем беднягу Людгера. По крайней мере, тогда нам больше не придется волноваться о хлебе насущном и возвращении домой.

Украдкой любуясь выразительным, открытым и таким близким лицом Мэгги, Лоу думал только о том, как бы ее поцеловать. После мучительной борьбы с самим собой он все-таки решил, что сейчас для этого не самый подходящий момент. При этом он совершенно упустил из виду, что другого случая ему может больше не представиться. Пальцы его разжались, и второй кристалл скользнул в отверстие вслед за первым.

Последствия не заставили себя долго ждать. Пол затрясся от усилившейся вибрации, а исторгаемый машиной луч потемнел и словно бы загустел. Крепко стиснув зубы, астронавт начал скармливать кристаллы ненасытному автомату один за другим, опуская их в отверстие, словно жетоны в прорезь, с интервалом в шестьдесят секунд.

Больше всего Лоу беспокоило, что произойдет, если машина окажется перегруженной «горючим». С того места, где они находились, панорама главного острова не была видна — ее закрывал корпус мощного сооружения. Сунув в руки Мэгги оставшиеся кристаллы, астронавт озабоченно сказал:

— Продолжай опускать с минутным интервалом, а мне нужно посмотреть, что творится в центре пересечения лучей.

— Как скажешь. — Она заняла место Лоу у щели кристаллозаборника и проводила удаляющегося астронавта взглядом.

Низко наклонив голову и прищурив глаза так, что от них остались лишь маленькие щелочки, Бостон пробрался к «окну» и поднырнул под луч. Если учесть яркость и интенсивность света, было довольно странно, что он не почувствовал ни жара, ни вибрации, ни каких-то других неприятных ощущений. Интересно, а что будет, если сунуть туда руку? Как это отразится на зависшем над островом «Оке»? Вдруг оно упадет и расколется о скалы? Или задрожит и начнет описывать немыслимые траектории? Нет, скорее всего, он просто лишится руки. На ум пришло сравнение с соломинкой, попавшей в паровозную топку. Он вздрогнул и решил отказаться от безумного эксперимента.

Нетерпеливый голос Мэгги вывел астронавта из задумчивости. Она опустила очередной кристалл и позвала его, должно быть забеспокоившись.

— Бостон? Что там у тебя?

— На мой взгляд, картинка та же самая, что и в первый раз! — крикнул в ответ Лоу, стоя в проеме под вырывающимся в пространство лучом. — Разве что оболочка у диска стала толще и заметнее, хотя я в этом не уверен. Это может быть атмосферным эффектом. Ты кристаллы бросаешь?

— Бросаю! — закричала девушка. — По штуке в минуту, как ты сказал. Послушай, может, имеет смысл закинуть их в машину все сразу?

Лоу нахмурился:

— Только без глупостей, Мэгги! Мне твоя идея что-то не очень…

Он так и не успел закончить фразу. Мощная взрывная волна подхватила астронавта и швырнула его с площадки на острые камни уходящего к морю крутого склона. Оглушенный, он больно ударился животом и грудью и разбил в кровь лицо и руки.

Каждый вдох причинял ему невыносимые муки, но Лоу заставил себя подняться на ноги и начал карабкаться обратно, вверх по насыпи. Перед глазами плясали огненные круги, он больше не слышал ни звука. Луч над ним изменил цвет на пурпурный и казался теперь сплошной застывшей медной болванкой длиной в несколько миль. Но луч и все, что было с ним связано, больше не представляли интереса для Бостона Лоу.

— Мэгги! — Он упал на колени, проклиная свои вышедшие из повиновения ноги, но заставил себя встать. — Мэгги, отзовись! Скажи хоть что-нибудь! — Каким-то чудом он сумел перевалиться через край площадки. — Мэгги! — Бостон пополз в зал, оставляя за собой кровавую дорожку. — Где ты, черт побери? Что случилось?

Ответа не было.

Девушка лежала лицом вниз в нескольких ярдах от машины. Сам механизм как будто не пострадал. Отверстие для приема кристаллов наглухо закрылось. Очевидно, механизм насытился и теперь переваривал проглоченное, как хищный зверь, до отвала нажравшийся теплого, парного мяса. Слух стал возвращаться к нему. В уши сразу же ударила такая волна звуков, что в голове зазвенело, как у отслужившего целый год в подмастерьях Квазимодо новичка звонаря. Он бережно перевернул девушку на спину. Глаза Мэгги были плотно закрыты.

Лоу был так потрясен, что не мог даже заплакать. Двигаясь, как автомат, он поднял Мэгги на руки и отнес к окну. Девушка, всегда казавшаяся такой твердой и выносливой, была почти невесомой. Осторожно опустив тело на пол, он приподнял ее голову и положил себе на колени так, чтобы она могла видеть. Веки затрепетали и открылись.

— Смотри, Мэгги. Смотри, ты же можешь! Взгляни, что мы сделали. Что ты сделала!

На противоположной стороне пролива, высоко над скалистым массивом, вращался огненный диск. Но, если раньше его вращение-было едва заметным, теперь оно ускорилось до десятков оборотов в минуту. Вместо диска перед глазами землян была сфера.

Сейчас она и впрямь походила на человеческое око.

Умом Лоу понимал, что это всего лишь оптическая иллюзия. В перекрестье пяти лучей над островом по-прежнему висел все тот же плоский диск, и только скорость вращения создавала видимость твердого сферического тела. Он бы нисколько не удивился, если бы диск подлетел к нему и дружески подмигнул.

— Сработало… — прошептала Мэгги. Астронавту пришлось до предела напрячь слух, чтобы разобрать слетевшее с ее губ слово.

— Да, девочка, все получилось. — Свободной рукой он взял ее пальцы и легонько сжал их. — Смертельная доза. Убить или исцелить. Ты не должна была делать этого, Мэгги.

Тонкая девичья рука с усилием поднялась и коснулась его губ дрожащими пальчиками.

— Прошу тебя, Бостон, не надо меня ругать. — Она улыбнулась своей прежней задорной улыбкой, но Лоу хорошо видел, каких сил и страданий стоила ей эта непринужденность.

— Я и не ругаю. Если… если тебя не станет, я верну тебя обратно с помощью кристалла.

Она уронила руку ему на запястье и цепко сжала пальцы.

— Ничего не выйдет, Бостон. Кристаллов больше нет. Я все их отправила в машину. Она их проглотила, а потом… — Девушка подняла голову и прищурилась: — Какой чудесный вид, правда? Почище радуги после летнего ливня.

— Да, очень красиво. — Голос его сорвался — перехватило дыхание.

— А обратного билета мы так и не купили. И астероид наш с места не сдвинулся. — Она опять улыбнулась. — Здорово нас тряхануло, да? — Внезапно тело ее выгнулось дугой, все мышцы напряглись, глаза плотно закрылись.

— Мэгги?!

Она вновь расслабилась и привалилась к нему поближе.

— Ничего… Все в порядке. Мне и раньше помогала такая поза.

— Как интересно. Ты мне расскажешь? — Он попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось.

В глазах Мэгги заплясали веселые искорки. На большее у нее, видимо, уже не хватало сил.

— Ох уж мне эти астронавты! У вас всегда одно на уме. — Она попыталась шутливо ткнуть его кулаком, но не смогла поднять руки. Из ноздрей потекли струйки крови. — Я умираю, Бостон. У меня внутри все разбито.

Сила взрыва была такой, что самого Лоу вышвырнуло в окно, как пушинку. Он и думать боялся, что могло случиться с хрупкой девушкой, оказавшейся в самом эпицентре взрыва. Страшно было прикоснуться к ее ребрам — мысль о том, что он может обнаружить, отнимала у Бостона последние остатки мужества.

— Ты не умрешь, Мэгги! Я не позволю тебе уйти и оставить меня одного!

— Это приказ, начальник? — Она вдруг глухо закашлялась, изо рта хлынула кровь, а из глаз Лоу, прорвав последний барьер, брызнули слезы. — Репортеру с моим опытом так просто голову не заморочить. — Взгляд ее на мгновение остановился на лице астронавта. — Выслушай меня, Бостон. Если ты сможешь найти способ добраться домой, сделай это. Обещай мне, что сделаешь.

— Обещаю. — Он яростно смахнул слезы с глаз. — В карманах Бринка оставалось еще порядочно кристаллов, когда он свалился вниз. Я вернусь туда и найду какую-нибудь веревку, чтобы спуститься в подвал…

— Нет! — Силы быстро покидали девушку, но в ее голосе звучала непреклонная решимость. — Никаких кристаллов для Мэгги Роббинс. Не надо оживлять меня, Бостон!

— Но ведь с Бринком получилось, и с тобой тоже получится…

— Нет, я не хочу так. Ты сам видел, как он изменился после… Кристаллы взяли над ним такую власть… Они его не только оживили, они его переделали. А я не хочу, чтобы меня переделали. Откуда ты знаешь, что было бы с ним дальше, останься он в живых? Представь: с каждым днем он становился все более и более безумным. А может, в один прекрасный день действие кристаллов неожиданно прекратилось бы. Спасибо, но для меня это не подходит. Лучше умереть, чем так жить.

Лоу обнаружил, что отчаянно трясет головой и твердит сквозь слезы:

— Нет! Нет! Нет! Я не дам тебе умереть! Ты не умрешь, Мэгги!

— Ну конечно, я не умру. Просто полежу здесь и отдохну. Обними меня покрепче, Бостон. Вот так, в самый раз. Как хорошо!

Обнявшись, они безмолвно следили за скрещенными лучами, пронизывающими пространство, и любовались радужным сиянием вращающегося «Ока». Лоу не исключал, что запущенный однажды агрегат мог теперь работать неограниченно долго за счет независимых внешних источников энергии. Землянин мог только догадываться о сложности происходящего в глубинах задействованного комплекса и сильно сомневался, что на данном этапе сумел бы выключить машину, даже если бы очень захотел.

В сущности, сейчас это уже не имело значения. Ничего больше не имело значения, включая и возвращение домой, кроме лежащей у него в объятиях молодой женщины, чье дыхание с каждой минутой становилось все более слабым и прерывистым.

— Эй, а ну прекрати! — внезапно выдохнула Мэгги.

— Но я ничего не сделал.

— Ты терзаешь себя, я же вижу. Не надо, Бостон. Ты ни в чем не виноват. И не смей ни о чем жалеть, понял? Ты бы все равно не смог жить рядом с профессиональной журналисткой. Репортеры и пяти минут прожить не могут без болтовни, а уж женщины-репортеры — тем более.

Лоу выдавил из себя слабую усмешку:

— Вот уж не ожидал услышать из твоих уст столько штампов сразу. Как тебе не стыдно, Мэгги?

— Ты меня переоцениваешь. Когда музы умолкают, мы все хватаемся за старые, добрые штампы. — Она снова закашлялась, на этот раз сильнее. Ее тело выгнулось и задергалось в конвульсиях.

Низко склонившись над лицом Мэгги, Лоу бережно и нежно кончиками пальцев убрал со лба закрывающую ей глаза слипшуюся прядь волос.

— Я думаю, что смог бы привыкнуть, — прошептал он. — Мы оба смогли бы привыкнуть друг к другу. Я бы стал совершать подвиги, а ты все время была бы рядом, чтобы вовремя сообщить о них прессе и зрителям.

— Точно. Я здесь сижу на куче материала, горячее которого не было ничего со времен египетских пирамид, и не могу передать ни единого слова. Да и что толку, если бы даже и могла? Все равно мне никто не поверит.

— А снимки, Мэгги? — мягко напомнил Лоу. — Видеозаписи?

Она презрительно усмехнулась:

— Спецэффекты. Монтаж. Люди верят только тому, во что хотят верить. — Пальцы ее судорожно сжались. — Господи, как же мне больно, Бостон!

— Прости… — Он не знал, что сказать. Наверное, можно было найти другие слова, но ничего не приходило в голову. В подобные минуты всегда так бывает.

— Эти лучи… Ты выясни, для чего они, хорошо? Сделай это ради меня. Они ведь тоже часть моего репортажа, и весьма существенная. А существенные детали из рассказа нельзя выкидывать — иначе какой же ты журналист?

— Я постараюсь. Я всего лишь старый и никому не нужный космический бродяга, но я постараюсь. А ты мне поможешь, да? Да, Мэгги? — Глаза ее снова закрылись. И тут к нему пришли правильные, нужные, уместные слова, но было уже поздно. Самые главные слова всегда приходят слишком поздно.

— Я люблю тебя, Мэгги!

Она умерла у него на руках, не произнеся больше ни слова. В ее смерти не было ни красоты, ни вдохновения, как это любят изображать поэты. Она просто тихо угасла.

Он положил тело на жесткий пол и в последний раз вгляделся в бледное, безжизненное лицо. Его освещал луч, испускаемый высшим достижением иной цивилизации — цивилизации столь высокоразвитой, что ее практические достижения на Земле никому не снились даже в качестве теоретических разработок. Огромный зал содрогался от биения электронной жизни, в то время как обычная человеческая жизнь, единственная что-то значившая в этом мире для Бостона Лоу, уже покинула распростертое у его ног тело.

Бостон хотел оставить без внимания предсмертную просьбу девушки, вернуться на остров, спуститься в подвал и забрать оставшиеся кристаллы из карманов разбившегося Бринка. Но последние слова Мэгги крепко засели в мозгу. В глубине души он знал, что журналистка проклянет его за воскрешение — так велик был ее страх вслед за немцем сделаться жертвой одержимости кристаллами.

И тогда он оставил ее. Оставил лежать на площадке с устремленным в чужое небо прекрасным молчаливым лицом. Так, как ей всегда хотелось с их первой встречи, — с оставшимся за нею последним словом.

Устало выпрямившись, он прищурился и впервые рискнул посмотреть на луч, не прикрывая глаз. За ним, в глубине зала, приветливо темнела арка ведущего на станцию прохода. У платформы ждала безотказная сфера, готовая унести его прочь от этого места горя и разлуки. Но он не пошел в ту сторону.

Панели большинства работающих машин пестрели знакомыми бороздками и углублениями. При желании можно было управлять ими вручную. Но Лоу больше интересовал сам луч. Его нестерпимо тянуло прикоснуться к нему и посмотреть, что из этого выйдет. Собственная гибель астронавта не очень волновала — если луч опасен для жизни, смерть, скорее всего, будет мгновенной. От нестерпимо яркого света глаза слезились, и их приходилось постоянно вытирать. Бостон пытался разобраться в природе излучения. Судя по всему, это был просто световой поток. С другой стороны, световое давление — давно известная в физике штука, а потока такой интенсивности Лоу не только никогда не встречал, но до сегодняшнего дня и вообразить не мог.

Что же все-таки лежит на другом конце луча? Вращающийся огненный диск не очень походил на врата в Валгаллу. Но он поклялся Мэгги разобраться. Теперь настала пора выполнять обещанное.

Цепляясь за многочисленные выступы и углубления, он без особого труда забрался на верхушку главной машины. Скользнув взглядом по всей длине луча, уперся в таинственное образование, называемое «Оком». Вполне возможно, что оно было только оптической иллюзией и не имело ничего общего с материальным миром. Интересно, что будет, если он сумеет до него добраться? Скорее всего, его просто собьет с ног и сбросит вниз на острые скалы. С высоты башни Мэгги Роббинс казалась еще прекраснее, чем в жизни. Ее тело так и лежало в оконном проеме, мертвое, неподвижное, свидетельствуя о том, что все случившееся вовсе не было дурным сном.

«Эти лучи… Ты выясни, для чего они, хорошо?» — так говорила она перед смертью. Что ж, ему хватит для этого пары секунд.

Закрыв глаза и удивившись собственному спокойствию, он шагнул с края верхней площадки. Бостон ожидал чего угодно, только не того, что произошло в действительности. Он не упал вниз, не умер, и нога его, коснувшись луча, не испепелилась в жарком пламени. Вместо всего этого Бостон Лоу обнаружил себя спокойно стоящим на поверхности луча, как на полу. Разве что башмаки на пару дюймов углубились в светящуюся субстанцию. Осторожно приподнявшись на цыпочки, он на мгновение замер, а потом, убедившись, что никуда не проваливается, сделал первый шаг. Ходьба по лучу чем-то напоминала ходьбу по покрытию из микропористой резины. Напрашивалось и другое сравнение — ходьба по воздуху, но в данном случае оно вряд ли было применимо, поскольку он и на самом деле шел по воздуху.

События начинали принимать довольно интересный оборот. Среди знакомых Лоу была парочка физиков, не пожалевших бы отдать год жизни за возможность наблюдать и изучать подобный феномен. Но рядом никого из них не было, и он пошел дальше. Луч пружинил под ногами. Астронавт попытался прикинуть, каким должно быть поверхностное давление фотонов внутри луча, чтобы выдержать массу взрослого человека? Вышло что-то невообразимое, но результат, как говорится, был налицо — ноги почти не проваливались.

Ускорив шаг, он быстро миновал островок и купол под шпилем и теперь шел в полном одиночестве над широкой полосой пролива. Как ни странно, ветра совсем не было. Ни малейшего дуновения. Сам процесс передвижения трудностей не представлял. Лоу никогда не учился ходить по канату, но луч был достаточно широк, а в страхе перед высотой человека его профессии никто бы не заподозрил.

Он совсем не боялся упасть, хотя высота в сотню футов над уровнем океана была довольно солидной. Лоу об этом даже не думал. Он шел и шел ровной походкой бывалого путешественника, время от времени засовывая руки в карманы и принимаясь что-то негромко насвистывать. Шпиль за спиной постепенно уменьшался в размерах, а призрачная сфера «Ока» вырастала перед ним во всей красе.

Вскоре он сделал еще одно открытие. «Око» не только вращалось с головокружительной скоростью, оно еще и пело. Собственно говоря, трудно было назвать пением высокий звенящий звук, создаваемый, вероятно, тем же вращением, но астронавт предпочитал думать о нем именно так. К этому моменту он уже настолько приблизился к таинственной сфере, что смог разглядеть «Око» во всех подробностях. Гигантская светящаяся линза, покрытая радужной оболочкой, вращалась не в одной плоскости, а сразу в нескольких. Внутри сферы, похоже, происходило искривление света — как он ни напрягал зрение, происходящее внутри ее увидеть не мог. В довершение ко всему выяснилось, что внутренняя оболочка сооружения покрыта мельчайшими каплями росы или блестками инея.

Лоу оглянулся. Пятый островок совсем съежился. Величественный шпиль представлялся отсюда вязальной спицей, воткнутой в купол возведенного из песка домика, а нанизанное на него кучевое облако — обрывком марли. Внизу простиралась скалистая панорама центрального острова. Корабль-астероид четко выделялся на фоне неба, чернея открытым проемом входа. Сверху все это виделось мимолетным, преходящим, незначительным. Как сама жизнь.

Со вздохом он снова посмотрел на «Око». В конце концов, не одной Мэгги хотелось узнать, что же находится на другом конце радуги? Буднично и просто, словно переходя Маркет-стрит в своем родном городе, Бостон Лоу шагнул вперед — в заклубившийся туманом водоворот.

Сфера исчезла. То же самое произошло с островом, небом, океаном. Исчезли пространственные ощущения — здесь не было больше ни «верха», ни «низа», ни «права», ни «лева». Бросив взгляд в том направлении, где только что был «низ», он не очень удивился, не увидев самого себя. Если бы сейчас перед ним появилось зеркало, он не смог бы увидеть в нем свое отражение. У него больше не было глаз, чтобы видеть. Зато теперь он мог воспринимать.

Оглядевшись вокруг (точнее говоря, восприняв новыми органами чувств окружающую обстановку), Лоу заметил странный объект, не имеющий ни массы, ни очертаний, но, без сомнения, чем-то являющийся. Объект просто существовал, плавая рядом в той же белесой, воскообразной среде, в которой пребывал Бостон. Пространство и время словно обрели плоть, в то время как он ее утратил. И эта сгустившаяся масса, похожая на туман, была определенно насыщена присутствием чего-то непонятного.

Мысленно вытянув руки, вернее задействовав ту часть сознания, которая прежде управляла движением рук, он обнаружил, что может таким образом приблизиться к объекту. Ближе. Еще ближе. Контакт. Сознание подернулось холодком. По крайней мере, он так это воспринимал, не имея больше кожи, раньше служившей рецептором для подобных ощущений. Подавшись назад, Бостон не ощутил ничего. Постепенно до него стало доходить, что в этом мире нет места прежним чувствам. Не осталось ни света, ни запаха, ни тепла, ни холода. Только мысленное восприятие.

Без особых усилий он начал удаляться от серого пульсирующего сгустка, в который, судя по всему, превратилось сияющее «Око». Раскинув по сторонам новые рецепторы восприятия, астронавт обнаружил, что «видит» остров внизу, океан, обитающие в толще воды живые существа. Мысленно расширив пределы восприятия, он проник глубже, до планетного ядра, а обратившись вверх, разом охватил все космическое пространство от планетной орбиты до центрального светила. Увиденное не вызывало удивления или непонимания — напротив, казалось обыденным и само собой разумеющимся, хотя способ восприятия по-прежнему оставался непривычным и даже чем-то пугающим.

И вдруг что-то новое вторглось в сознание. Мысли. Чужие мысли. Он почувствовал приближение других мыслящих существ и раскрыл навстречу им свой разум. Когда в его мозгу отразились чужие мыслеграммы, Лоу воспринял их сразу же, как обычную речь.

— Мы наблюдали за тобой, пришелец, — сообщил первый из Мыслящих. — Довольно долго в пониманье смертных.

Не имея ни глаз, ни ушей, Лоу все-таки сразу определил местонахождение обратившегося к нему существа и мысленно повернулся к нему. Это был коцитанин, хотя, разумеется, без клюва, крыльев и прочих физических признаков. Возникшая перед землянином сущность представляла собой скорее квинтэссенцию обитателя планеты, хотя воспринималась во всей полноте. Теперь Лоу мог сопоставить инопланетянина и себя и почему-то очень обрадовался, что не кажется жалким уродом.

Остальные коцитане толпились неподалеку, хотя само понятие толпы в этом измерении отсутствовало, как отсутствовало ощущение тесноты. А вот воспринимались коцитане по-разному — одни были холоднее, другие заметно теплей. Каждый Мыслящий воспринимался отдельно, вне общей массы, да и сам он ощущал не всеобщее внимание, а совокупность индивидуальных проникновений. Вслед за первым Бесплотным в контакт вступили другие. Десятки, сотни, миллионы коцитан. К своему величайшему изумлению, Лоу обнаружил, что может общаться одновременно со всеми, причем не только с индивидуумами, но и с большими группами, объединенными в общности по тому или иному признаку. Он даже не пытался понять, как он это делает. На нынешнем этапе с него было довольно самого факта.

— Где я?

— Ты в нашем мире, — ответил ему коцитанин, с которым Лоу вступил в первый контакт. В мыслеграммах Бесплотного сквозило глубокое удовлетворение. — В мире — нереальном. Так покорись судьбе, собрат, скорей. От нас не возвращаются обратно. И слово «вечность» много лет над нами висит, как обоюдоострый меч. Ты всех нас поразил, скрывать не стану, сюда прорвавшись. Отдохни теперь. Назад дороги нет, я повторяю, хотя ее искали мы веками.

— Так это и есть четвертое измерение? — Лоу огляделся, точнее, включил круговое восприятие. Собственно говоря, не имело значения, в каком положении он находился. Пока его новые рецепторы дремали, окружающая среда казалась густым молочным киселем. Но стоило чуточку настроиться, и мысленному взору открывались фантастические горизонты. Это измерение, частью которого он стал, охватывало, похоже, всю Вселенную, но в то же время было полностью изолировано от реальности. «Сюда бы Бринка с его научным мышлением, а не такого закоренелого практика, как я», — с сожалением подумал Лоу.

— Ты совершил нежданное, двуногий, пройдя сквозь «Око». — Трудно было понять, сколько мыслящих форм обратилось к нему в этот раз — дюжина или миллион. — Мы всегда считали, что к нам нельзя разумному пройти. Создатель к усыпальнице прикован и, даже воскресая, не способен включить машину. За тысячелетье здесь побывали и другие твари — но их попытки кончились ничем. За десять сотен лет лишь ты, разумный, в наш вечный мир пробрался по лучу.

— Благодарю. — Лоу знал, что ему полагается чувствовать себя крайне польщенным похвалой со стороны представителей столь древней расы, но никакой гордости за содеянное он почему-то не ощущал. Да и вообще не испытывал почти никаких чувств, кроме любопытства. — Так вы говорите, что до меня были и другие и они пробовали завести ваше «Око»?

— Их было меньше, чем мы ожидали. К тому же все они погибли глупо. До «Ока» не добрался ни один. Их кости, панцири, остатки крыльев разбросаны по здешним островам. А в наше измерение проникнуть не выпало доселе никому.

— Да, любопытное местечко, — пробормотал Лоу. — Такое ощущение, что здесь можно куда угодно попасть и что угодно сотворить.

— Ты прав, но не совсем, пришелец смелый, — тут же последовал ответ. — Просторы мира нашего огромны, но нет миров, не знающих границ. Мы всемогущи — до запретной грани. Для нас распахнут настежь кладезь знаний, побеждены болезни, боль и смерть. Мы обрели бессмертие, двуногий, нам сила мысли заменила тело.

Затем они показали ему, как это делается. Лоу был потрясен. Весь мир, включая звездную систему с ее солнцем, планетами, Поясом астероидов, кометами, метеоритами и другими космическими телами, оказался на расстоянии вытянутой руки. Он мог по желанию, не сходя с места, проникнуть внутрь и исследовать строение любого предмета, образования, живого существа. Ему было доступно все: от клеточной ткани мелкого беспозвоночного, обитающего в морских глубинах, до расплавленной магмы в глубинных слоях планеты. От глаза парящей над океаном птицы до короны протуберанцев, окружающей желтый карлик — горячее местное солнце. Ему не надо было даже напрягаться. Восприятие его раздвинулось до немыслимых пределов. Но в то же время он утратил обычные человеческие чувства: обоняние, осязание, вкус. Бостон мог часами путешествовать по клеткам и капиллярам, образующим распустившийся цветок, но не мог ощутить его запаха.

— С меня довольно! — промыслил он в нахлынувшем раздражении. — Мне необходимо вернуться.

— Куда вернуться? — удивились ближайшие соседи. — В этом нет нужды. Все точки в нашем мире равнозначны.

Лоу еще раз раскрыл рецепторы и убедился в их правоте.

— Я не то имел в виду. Я должен вернуться обратно, в реальный мир. В наше обычное измерение. Неужели вам самим никогда не хочется там побывать?

— О, сладость дивная единственного вдоха! — надрывно откликнулся кто-то из окружающих. Один? Или миллиард?

— О, слезы от соринки, в глаз попавшей! Давленье ветра на горячей коже! Прохлада, сырость, сухость… Волшебство обычных чувств! Мы все хотим вернуться!

— Эй, да вы что, спятили? Кто вам мешает вернуться? Разве переход через «Око» не двусторонний процесс? Машина снова запущена, и вы можете спокойно выбраться отсюда. — Он активировал часть рецепторов и убедился, что все механизмы продолжают функционировать, лучи по-прежнему перекрещиваются над островом, а плоский диск «Ока» вращается, не снижая оборотов.

— Твоя горячность нам понятна, — вторглась в его сознание одинокая мыслеграмма; на этот раз Лоу точно определил, что она принадлежит первому Мыслящему, — что же, не ведал ты, что путь назад утерян. Ты видишь сам, что в этом измеренье привычных больше нет координат. Проникнуть мы способны в суть явлений — структура «Ока» нам ясна в деталях. Мы видим все: машины, острова, все пять лучей и точку их скрещенья. Лишь одного увидеть мы не можем — той части «Ока», что вратами служит из мира нашей скорби в мир другой. И в этом — вся трагедия народа!

— Века искали мы отсюда выход, — подхватили десятки и сотни бесплотных голосов, — и не нашли. Отсюда нет возврата. Отсюда «Око» не увидеть нам.

— Согласно вероятностным законам… — начали было привычную дискуссию около тысячи самых ревностных полемистов, но Лоу было не до них. Он еще раз огляделся в недоумении. Серое пятно по-прежнему четко обрисовывалось среди клубящейся белесой мути.

— Ничего не понимаю. Вот же оно, прямо здесь!

— Конечно здесь, наивный наш двуногий! — воскликнули разом миллионы исстрадавшихся коцитан. — Оно всегда здесь было, все столетья, но мы его увидеть не могли.

— Зато я его вижу! — отрезал Лоу и решительно двинулся к серому пятну.

— Не может быть! — хором промыслили десять тысяч скептиков.

— А вдруг как раз и может? — Первый Мыслящий простер рецепторы и проник в изначальную структуру новичка. — Невероятно! Восприятье гостя от нашего отлично! Пусть в деталях, но все же видит он не так, как мы!

— Пятно слепое? — сразу заинтересовались соседи. — Круг прозрачный? Сфера?

— Да сколько можно повторять?! — разозлился Лоу. — Вот оно, прямо передо мной! — Серое пятно с расплывчатыми контурами оставалось на месте и вроде бы не собиралось никуда исчезать.

— Я повторяю: мы его не видим, — мягко заметил первый Мыслящий, — но променять с готовностью согласны все, что имеем, на единый вздох.

— И вы не пожалеете лишиться всего этого? — Лоу мысленно изобразил круговой жест. — Всех источников познания, всех безграничных возможностей?

Первый Мыслящий возник перед ним и заглянул в глаза — вернее сказать, промыслил действие, аналогичное в условиях иного измерения реальному телодвижению.

— Плевал я на бессмертие, пришелец! А если видишь выход — так веди!

— Тогда за мной!

Лоу нырнул внутрь серого пятна. Преодолев слабое сопротивление среды, он вырвался наружу, чувствуя себя усталым путником, наконец-то добравшимся до порога родного дома в ненастный день.

Он снова стоял на поверхности луча, бьющего из машины на пятом островке. За спиной тускло светилась сфера «Ока». Внутри радужной оболочки клубился серый туман.

Его что-то толкнуло в спину. Лоу оглянулся. Рядом стоял коцитанин. Он был семи футов ростом, намного крупнее и выше, чем Создатель. Могучее тело с мощными узлами мышц было необыкновенно красиво. Глаза сверкали удивительным огнем. Он посмотрел на небо, на солнце и с жадностью вдохнул насыщенный солью морской воздух. Затем обратился к Лоу. Бостон с удивлением обнаружил, что с легкостью понимает каждое слово коцитанина.

— Ничего странного, друг. В том месте знания усваиваются с такой же легкостью, как пища в материальном мире. За тот краткий промежуток времени, который тебе довелось провести среди нас, мозг твой усвоил многое. Тебе еще долго предстоит удивляться тому, сколько ты успел узнать. Еда! Пища! — сладострастно воскликнул коцитанин, словно речь шла о величайших драгоценностях Вселенной. — Какое счастье снова глотать, жевать, переваривать! — Лоу с опаской покосился на соседа — на вегетарианца он никак не походил.

Из сферы «Ока» появился второй коцитанин, за ним третий.

— Идем. — Первый легонько подтолкнул астронавта в спину. — Теперь путь открыт. Этот луч уже никогда не погаснет. Нам нужно освободить место другим.

Пройдя несколько шагов, Лоу обернулся. Один за другим покидали коцитане вращающийся диск «Ока». Они на мгновение останавливались на пороге, оглядывая небо, море, солнце, друг друга и начинали двигаться, освобождая место для собратьев. Вскоре по всем пяти лучам сплошной цепочкой потянулись к островам освободившиеся аборигены. Радостные возгласы и приветственные крики возносились в небо, эхом отзываясь в прибрежных скалах.

Сколько же потребуется времени, чтобы пропустить сквозь сферу всех добровольных узников другого измерения? Создатель упоминал цифру в три миллиарда. Но хватит ли кристаллов на столь продолжительный срок? Не удержавшись, Лоу обратился с этим вопросом к спутнику.

— Не беспокойся, судьбоносный странник. Среди тех, кто первыми покинул другой мир, достаточно ученых и инженеров. Они возьмут процесс под свой контроль и позаботятся о питании машины. Больше мы не позволим «Оку» потускнеть, а мостам исчезнуть.

Пока первый Мыслящий излагал все это внимательно слушающему его землянину, их обгоняли с обеих сторон длинноногие коцитане. Странно звучащая мелодичная речь бывших Бесплотных состояла в основном из междометий, выражающих физическое упоение вновь обретенным телом и давно забытыми ощущениями. Некоторые совершали головокружительные прыжки и пируэты, нисколько не заботясь о том, что могут свалиться в море с высоты в сотню футов. Другие просто дышали и не могли надышаться. Третьи радостно обнимались между собой. Всеобщее ликование не могло не передаться Лоу. Чтобы ощутить переполняющие освобожденных коцитан чувства, не обязательно было владеть их языком. Каждому вполне хватило бы языка мимики и жестов.

— Где же вы разместите такую массу народу? — поинтересовался астронавт. — Даже на главном острове для них скоро не хватит места.

— Здесь сохранилась транспортная система, соединяющая архипелаг с ближайшим континентом. Мы тщательно законсервировали ее, как и большинство техники, и она ждала того дня, когда мы снова вернемся. А ведь мы уже потеряли надежду, что этот день когда-нибудь настанет. Очень хорошо, что ту ветку «подземки» вы так и не обнаружили. Будь в вашем распоряжении вся планета, вам вряд ли удалось бы найти ключ к «Оку».

После транспортной системы мы приведем в действие связь. На этом уровне существования мы не можем общаться мысленно. Ты даже представить себе не можешь, землянин, какое это счастье — снова говорить! — Огромные глаза коцитанина прожгли Лоу насквозь. — И ты наверняка не представляешь, Бостон Лоу, в каком долгу перед тобой вся наша цивилизация. Мы никогда не сможем его оплатить.

— Да ладно, все нормально, — засмущался Бостон. — Честно говоря, я вовсе не собирался совершать всякие там подвиги. Я в тот момент не думал… То есть думал, конечно, но о другом. Так что моей заслуги тут нет. — Серебристый шпиль, венчающий купол ангара, заметно приблизился и увеличился в размерах. — Скажите лучше, как вы сохранили в другом измерении свою физическую сущность?

— Ты тоже сохранил ее, землянин. В том измерении все элементы реального мира остаются в памяти индивидуума и так же не подвержены влиянию времени, как его нематериальная сущность — мысль. Теперь мы обрели свои физические оболочки, как некогда утратили. И не только оболочки, но и все наследие нашей великой расы. — Тяжелая, когтистая лапа коцитанина легла на плечо астронавта. — А также несколько новых друзей. Если бы ты только знал, друг, с какой тревогой следили мы за каждым вашим шагом! Это такая мука — быть рядом — и не приходить на помощь, слышать споры — и не предостерегать, видеть смерть — и не иметь возможности спасти. В том мире мы лишились многих чувств, но сострадание и отчаяние не вошли в их число.

Войдя в машинный зал, Лоу увидел множество коцитан, занятых настройкой и регулировкой работающих механизмов. Гуманоиды работали так уверенно и слаженно, что казалось, будто они покинули это помещение не далее как вчера. Бостон следил за их движениями и не мог поверить, что Мыслящие отсутствовали на планете больше тысячи лет.

— С незапамятных времен, еще на заре нашей цивилизации, жители моей планеты задумывались о существовании рая и ада, — задумчиво проговорил Лоу.

— Рай? — Коцитанин на мгновение остановился. — Знакомая концепция. Потусторонний мир, попав в который индивидуум обретает вечное блаженство. Аналогия понятна, только вот мы, попав в «рай», блаженства не обрели. Скорее, наоборот. Быть может, твоим собратьям когда-нибудь повезет больше.

Пробираясь по залу, сияющие своды которого теперь оглашались звонкимй счастливыми голосами вернувшихся хозяев, Лоу упорно избегал смотреть на то место, где он оставил тело Мэгги. Опять на плечо ему дружески легла массивная рука спутника.

— Я чувствую в душе твоей стесненность.

Лоу вскинул взгляд на нового друга:

— Разве вы сохранили способность читать мысли?

— Нет, но не забывай, что мы наблюдали за тобой с первых мгновений появления на этой планете. От нашего внимания немногое можно укрыть. Язык ваших жестов и телодвижений был для нас так же понятен, как ваша речь. Я попробую угадать. Ты тоскуешь о своей спутнице, не так ли?

У Лоу перехватило дыхание, и он сумел только судорожно кивнуть в ответ.

— Она не могла знать, как опасно стоять рядом с машиной в момент завершения загрузки. Почему бы тебе не поговорить с ней?

— Она умерла, — тусклым голосом ответил Лоу. — Отдала свою жизнь за…

— Эй, я ни за что не отдам свою жизнь! Разве что за классный репортаж.

Он вытаращил глаза и раскрыл рот. Живая, смеющаяся Мэгги шла к нему. До этого она пряталась за спинами двух огромных коцитан. Глаза ее сияли, а в походке вновь появилась та особенная пружинистость, которой он тайком любовался в последний раз еще при посадке в орбитальный модуль «Атлантис». На ее лице не было никаких следов ранений.

— Господи! Но как же?.. — Он беспомощно глядел на свою воскресшую любовь и не мог выговорить ни слова.

А потом она оказалась в его объятиях, и слова стали не нужны. Ему не пришлось мучительно раздумывать, подходящий это момент для поцелуя или нет. Мэгги все решила за них двоих.

Когда Мэгги Роббинс наконец отстранилась от Бостона, на лице астронавта по-прежнему сохранялось выражение восторга и безмерного удивления. Правда, теперь он чуточку лучше владел языком.

— Но я думал… Ты же сама говорила, что не хочешь… Я имею в виду, ты не хотела иметь ничего общего с этими кристаллами.

Она расхохоталась прямо ему в лицо. Надо же: минуту назад была холодным трупом, а сейчас смеется как ненормальная! Какой идиот сказал, что Вселенная лишена чувства юмора?

— Беру свои слова обратно. — Она оглянулась на двух коцитан за ее спиной. Один из них помахал рукой, что можно было, наверное, истолковать как приветственный или ободряющий жест. — Они мне объяснили, что существует масса способов достичь желаемого результата. Все дело в настройке. У кристаллов имеется разная частота излучения для различных заболеваний. Или что-то в этом роде. Я все равно не смогла понять, даже в переводе, но они мне твердо гарантировали, что побочных эффектов не будет.

— А это надолго?

— Как вам не стыдно, коммандер Лоу?! Не успели получить меня обратно, как вас уже начинают волновать всякие страхи: а вдруг я отброшу копыта прямо в разгаре дружеской вечеринки? Успокойся, милый. Действие кристалла распространяется на весь предполагаемый срок моей будущей жизни. И срок этот, кстати говоря, здорово увеличен. Так мне сказали. Ты тоже можешь пройти соответствующую процедуру, и тогда мы с тобой проживем так долго, что для последнего юбилея нашей свадьбы придется придумывать новое название.

Не зная, что сказать, Лоу растерянно оглянулся на своего нового приятеля.

— Это чистая правда, — подтвердил коцитанин. — Должным образом настроенный кристалл максимально удлиняет отпущенный каждому индивидууму срок жизни. Мы будем чрезвычайно рады оказать тебе такую услугу, Бостон Лоу. Это позволит нам дальше возносить хвалу и воздавать почести за совершенное тобою великое деяние.

— Будем вместе скрипеть с тобой, Бостон, пока наша клеточная структура совсем не износится, — толкнула его Мэгги локтем под ребра. — Чем черт не шутит — может, я даже закончу когда-нибудь свою книгу. Всю жизнь мечтала стать писательницей.

— А я подумал было, что ваша раса отвергает бессмертие? — Лоу вновь обратился в недоумении к первому Мыслящему.

— Бессмертие — да! Но зачем же отвергать долгую и здоровую жизнь? В материальном мире столько соблазнов, столько наслаждений…

Как бы в подтверждение этого Лоу и Мэгги снова обнялись, еще крепче, чем в первый раз. Парочка коцитан, занимавшихся оживлением девушки, смотрели на эту сцену с нескрываемым любопытством.

— Как ты думаешь, они спариваются? — спросил один у второго.

— Вряд ли. Но их исключительная эмоциональная гармония в сочетании с осязательными ощущениями вызывает во мне чувство зависти.

— Как трогательно. — Новый голос звучал холодно, бесстрастно и очень знакомо. Лоу и Мэгги разом повернулись.

— Людгер! — воскликнул астронавт, не совсем веря своим глазам.

— А что, на этой планете есть еще кто-нибудь с этим именем? — язвительно осведомился ученый. — Должен признаться, что в этом уголке Вселенной совсем нетрудно выработать стойкий иммунитет к смертному исходу.

— Боже мой, но почему вы выглядите таким… таким старым? — Мэгги в ужасе вглядывалась в лицо Бринка. Волосы на голове ученого сильно поредели и побелели, а кожа сделалась такой красной, словно он двенадцать часов парился в бане. Впрочем, во всем остальном он казался вполне здоровым и почти не отличался от прежнего Бринка.

— Благодарю за комплимент, леди. — Во второй раз с начала их знакомства немец отвесил девушке церемонный светский поклон. — Мой внешний вид объясняется тем, что мне пришлось побывать… на экскурсии, скажем так. Царство усопших — весьма примечательное место, но мне не хотелось бы провести там остаток дней. Я многое узнал, за что десятилетие-другое вовсе не кажется мне чрезмерной платой. Да и выбора у меня, признаться, нет. — Он замолк и повернулся к Лоу: — Если память мне не изменяет, коммандер, между нами возникли определенные трения, не так ли?

— Людгер, я не сталкивал вас в подвал. Вы сами упали.

— Знаю. И хочу принести свои искренние извинения по поводу этого маленького недоразумения. Там, в подземелье, я не был самим собой. Я находился под влиянием кристаллов. — Он указал на свое лицо, и Лоу поразился обилию морщин и складок. — Мне растолковали, что изменения в моей внешности являются прямым следствием неправильного обращения с ними. Урок, который я никогда не забуду и сумею при необходимости передать другим.

— Твой друг проживет еще очень и очень долго, — заметил коцитанин, стоящий за спиной Лоу.

— Меня это радует, — неожиданно улыбнулся Бринк. — А признаки преждевременной старости меня не волнуют — наоборот, они помогут обрести более высокий статус в среде моих ученых коллег. В профессиональных кругах, где мне приходится вращаться, ученый считается достигшим зрелости не раньше шестидесяти. — Он пренебрежительно хмыкнул: — Жду не дождусь, когда эти старые маразматики прочтут мой отчет об этой экспедиции.

— Так вам больше не понадобится прибегать к помощи кристаллов? — спросил Лоу.

— Ни в коем случае! — Бринк широко улыбнулся. — Меня полностью излечили от этого пагубного пристрастия. Между прочим, крайне любопытный метод. Я бы назвал его хиропрактикой на нейтронном уровне. Нет, я больше не реагирую на зеленый цвет. С этим покончено.

— А теперь, — вмешался коцитанин, — я думаю, вы все не откажетесь вернуться домой.

— Как — домой? — Лоу недоверчиво покачал головой. Слишком много чудес свалилось на него одновременно. — На чем?

— На том же корабле, который вас сюда доставил. В памяти компьютера астероида записаны все необходимые данные о маршруте к вашей Солнечной системе. Перепрограммирование займет совсем немного времени.

— Выходит, мы все-таки могли вернуться домой сами?

— Нет, сами не могли, — ответил коцитанин. — Вы не справились бы с программированием. Но это не значит, что вы не способны понять природу этого процесса. После должного обучения, разумеется. Вы еще не раз удивитесь, когда увидите, на что способны представители вашей расы. А мы будем искренне рады поделиться с ними своими познаниями. И не только в знак благодарности — хотя мы действительно ваши должники, — а просто потому, что это свойственно нашей природе.

— Так чего же мы сидим? — встрепенулась Мэгги. — Мне же надо репортаж сдавать!

— А ты не боишься? — спросил Лоу и обнял девушку за талию. — До дому так далеко, а астероиду, почитай, больше тысячи лет. Вдруг он по дороге развалится?

Она взяла Бостона за руку, а другой рукой ухватилась за руку Бринка.

— Нам больше нечего бояться, друзья. Подумаешь, полет быстрее света! Ах, как страшно! Я ведь уже однажды восстала из мертвых, а Людгер — тот вообще два раза воскресал. Так что, если кому и нужно бояться, то это тебе, Бостон.

Но Бостон почему-то не боялся. Совсем. Тем более под охраной своего нового друга-коцитанина.

Единственное, чего боялся Бостон Лоу в своей жизни, было одиночество.