Колодец

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Океаны планеты поражали почти сверхъестественным спокойствием. Выступающие над их поверхностью континентальные массы были окружены темно-розовым ореолом покрывающих шельф водорослей. В их зарослях резвились огромные пожиратели планктона. Мощные веерообразные хвосты странных существ позволяли им совершать головокружительные прыжки, достойные балетных примадонн. Пестрыми стайками кружились вокруг «левиафанов» другие обитатели моря, быстрые, верткие, далеко уступающие в размерах этим живым плавучим фабрикам по переработке биомассы. Существа, обитающие на суше, отличались редкостным миролюбием, а в бледно-голубом небе среди облаков и горных вершин парили на длинных крыльях странные, прекрасные птицы.

Трое землян, плененных лжеастероидом, этих красот увидеть не могли. Когда астероид возник из ниоткуда на предназначенной ему орбите и стал совершать виток за витком вокруг планеты, люди все еще были заключены в блистающем всеми цветами радуги зале с плавными, перетекающими друг в друга, странными для земного взгляда поверхностями. Конечно, они гадали, что происходит. Но вокруг было столько чудес, что у них не оставалось времени задуматься над ближайшим будущим и собственной судьбой.

Созданное неземным разумом транспортное устройство трижды облетело вокруг планеты, прежде чем пойти на посадку. Его пассажиры не почувствовали торможения, как не чувствовали раньше тяжести огромных ускорений. Мэгги Роббинс в настоящий момент занимало состояние ее космического костюма. Во время старта девушку вырвало, и теперь она испытывала не столько моральное, сколько физическое неудобство.

Ни один из астронавтов до сих пор не знал, что случилось с ними и что происходит за пределами зала. Они даже не подозревали, что внешний мир — точнее сказать, тот мир, который они знали и понимали, — потерян для них навсегда. Их ощущения ограничивались ослепительной вспышкой, легкой вибрацией, потерей пространственной ориентации, сыгравшей злую шутку с желудком Мэгги Роббинс, и полным отсутствием связи с коллегами на борту «Атлантиса». Их жизнедеятельность пока поддерживалась автоматически, мысли были направлены на выживание, а решение, что делать, им придет позже, когда кому-нибудь удастся сообразить, что происходит и куда их, к черту, занесло.

В центре южной части одного из розовых океанов, вдалеке от ближайшего материка, возвышался скалистый остров чашеобразной формы, окруженный горсткой совсем маленьких островков. Их вулканическое происхождение было заметно с первого взгляда, но тектоническая деятельность в этом районе прекратилась тысячи лет назад, и теперь ничто не угрожало стабильности архипелага. Лжеастероид завис над островом незадолго до наступления сумерек. Некоторое время он оставался неподвижным: его приборы согласовывали посадку с аналогичными устройствами в толще скалы. Потом загадочный объект медленно и плавно опустился в строго соответствующее его форме гнездо, выдолбленное в застывшей лаве. Приборы наблюдения на соседних островках молчаливо зарегистрировали факт прибытия. Никто не среагировал на случившееся.

Голый каменистый архипелаг чем-то напоминал рыбачью флотилию, бросившую якорь в середине безбрежного моря, чьи просторы давно уже не оживляло появление настоящих рыбаков. В центре каждого из мелких островков возвышался остроконечный шпиль, изготовленный из блестящего серебристого металла. Хоть посадка и была абсолютно бесшумной, появление на острове сфероида в милю длиной все же потревожило нескольких примитивных обитателей отдаленного уголка планеты. Только удостоверившись в том, что нежданный гость сохраняет полную неподвижность, они вернулись к своим гнездам, норам, пещерам.

Бринк первым заметил, что один из датчиков на рукаве его скафандра показывает наличие внешней атмосферы. Как и когда возникла атмосфера в их безвоздушной тюрьме, сказать никто не мог, но те же датчики свидетельствовали, что она вполне пригодна для дыхания. Отмахнувшись от увещеваний осторожного Лоу, ученый стащил с себя шлем и осторожно вдохнул чужой воздух. Впрочем, коммандер не очень-то настаивал: воздуха в их баллонах почти не оставалось.

Пригодная для дыхания атмосфера дала им возможность переключиться на другие проблемы. Без тяжелых громоздких скафандров каждый почувствовал себя намного свободней. Особенно Мэгги. По вполне понятным причинам она ухитрилась выбраться из своего космического костюма гораздо быстрее, чем ее опытные спутники. Первое время, на всякий случай, люди старались держаться поближе к скафандрам, опасаясь, что неведомые силы могут лишить их свежего воздуха с той же капризной легкостью, с какой всего минуту назад им наделили.

— Что будем делать дальше? — поинтересовалась Мэгги, пытаясь отстегнуть от рукава скафандра свою драгоценную видеокамеру. Она уже успела привести себя в порядок и теперь выглядела вполне респектабельно.

Последняя голубая змейка пробежала по колонне, вспыхнула и погасла, словно кто-то повернул выключатель. Электрическая феерия закончилась. Прежде чем ответить девушке, Лоу задумался.

— Надо попытаться выйти на связь с шаттлом. Конечно, манипулятора не хватит на всю глубину колодца, но, если тоннель свободен от обломков, Кен сможет спустить нам трос и баллоны с воздухом…

Никто так и не узнал, что собирался дальше делать командир корабля. Одна из стен вдруг зашевелилась, зарычала, как страдающий несварением желудка циклоп, и в ней возникло отверстие высотой в полтора человеческого роста. Именно возникло, потому что ничего похожего на дверь в этом месте не было. Странный материал раздвинулся в стороны, как диафрагма в фотоаппарате.

…В проем хлынул рассеянный желтоватый солнечный свет. Перед людьми простиралось каменистое плато, усеянное скальными обломками, покрытое низкой, жесткой растительностью, напоминающей траву. На плато росли деревья и кустарники странной, причудливой формы и необычной окраски. По бледно-голубому небу плыли облака. В отдалении высились утесы.

Лоу решительно шагнул к выходу:

— Знаете, друзья, мне почему-то кажется, что мы уже не на геосинхронной орбите над Канзасом, а где-то совсем в другом месте.

— Ох, надо было слушаться песика, — подхватила Мэгги, без своего обычного энтузиазма. — Собачки, они всегда все лучше знают, чем их хозяева.

— Вот и расскажи это Волшебнику, — посоветовал Лоу и без колебаний двинулся навстречу солнцу. — Лично я нисколько не удивлюсь, если он крутится где-нибудь поблизости.

— А по-моему, обстановка здесь не совсем подходящая. Конечно, если я правильно понял ваши намеки, — встрял Бринк. — Да и Изумрудного города что-то не видать. Не так ли, коммандер?

Лоу застыл в проеме. Как он и ожидал, отверстие образовалось не только в стене зала, но и в коре астероида.

— Знаете, Людгер, если учесть, что совсем недавно мы крутились на околоземной орбите, меня удивляет в этом пейзаже присутствие деревьев.

Они вышли наружу все вместе, и даже у никогда не лезшей за словом в карман Мэгги Роббинс на этот раз не нашлось подходящей дежурной фразы. Тускло поблескивающая поверхность гигантского сфероида, который они принимали за астероид, была зеркально-гладкой и в то же время почти не отражала света. Бывший объект их исследований покоился в огромной ложкообразной впадине — то ли возникшей при посадке, то ли заранее приготовленной для этой цели. В окрестностях царил покой: голубело небо, лениво шумело море, шелестели под слабым ветерком листья деревьев. Несколько плывущих по небу кучевых облаков до боли походили на земные. Температура окружающего воздуха составляла, по приблизительной оценке Лоу, градусов семьдесят-семьдесят пять,[15] а влажность примерно соответствовала средней норме для калифорнийского побережья. Было поразительно тихо, если не считать монотонного плеска морских волн, одна за другой накатывающихся на берег. В принципе ничего особенного — Лоу доводилось бывать в местах, где царило настоящее безмолвие. В северо-западной части Австралии, например.

Словно желая развеять последние человеческие сомнения, над горизонтом зависли в тускнеющем небе две луны. Само их существование было последним и решающим доказательством того, что астронавты находятся не на Земле.

И все-таки это не мешало искать и находить в окружающем знакомые земные черты. Взять тот же воздух: если в нем содержатся какие-то ядовитые примеси — что ж, рано или поздно они ощутят это на собственной шкуре. Выбора все равно не было. Воздуха, оставшегося в скафандрах, не хватило бы и на пару минут дыхания. Здешним воздухом дышать было приятно: он был свежим, чистым. В нем летали незнакомые ароматы, ни один из которых Лоу не смог бы описать земными словами. Они сняли скафандры, но на каждом астронавте остался специальный пояс, снабженный множеством миниатюрных приспособлений различного назначения. В случае надобности их можно было использовать и на борту шаттла, и за его пределами. Например, при вынужденной посадке или при выходе из строя какого-то блока космического костюма. Сняв с пояса крошечную переносную рацию, Лоу включил ее и с удовольствием убедился в том, что она в полном порядке. Об этом свидетельствовал загоревшийся в углу зеленый огонек индикатора. На связь он вышел «на всякий случай», не испытывая при этом решительно никакого энтузиазма.

— Борден, здесь Лоу. Как меня слышишь? Кен! Отзовись!

Ответа не было, как не было и помех, даже самых слабых, дающих о себе знать еле слышным потрескиванием в наушниках статического электричества. Собственно говоря, на иное он и не рассчитывал. Рация работала — чтобы убедиться в этом, достаточно было подуть в микрофон и услышать усиленный динамиком слабый шорох, но в пределах радиуса ее действия связываться было не с кем. Лучи заходящего чужого солнца пробивались сквозь высокие пухлые облака, согревали шею и плечи. Для очистки совести Бостон заставил проверить рацию Бринка. Ученый несколько минут повторял в микрофон запросы на английском, немецком и русском, но тоже не добился никаких результатов. Налетевший с моря легкий бриз взъерошил им волосы.

«Хорошо еще, что от этих проклятых скафандров избавились, — подумал Лоу. — Огромное все-таки облегчение — сбросить громоздкие, неудобные оболочки после нескольких часов напряженной работы». Еще приятней, разумеется, было бы снять их в кают-компании «Атлантиса», не говоря уже о том, чтобы сразу после этого очутиться на дороге, ведущей к «Рыбачьей пристани» на оконечности его любимого мыса.

Прищурившись и задрав голову, он посмотрел в небо. Две луны заметно отличались друг от друга очертаниями и размером. Пока Бостон наблюдал за светилами, три странных силуэта проплыли в воздухе, на несколько мгновений заслонив расправленными крыльями оба планетарных спутника. Размах крыльев летающих существ достигал двух ярдов, а их вытянутые остроконечные головы чем-то напоминали журавлиные. Вот только перья им заменяли кожистые мембраны, совсем как у нетопырей. Перепонки, были тонкими, полупрозрачными. Они пропускали сквозь себя солнечные лучи, только немного затемняя их.

Высоченные металлические шпили на соседних островках наводили на мысль о присутствии в этом мире существ, встреча с которыми сулила немало поражающих воображение открытий. Гладкие, стройные, блестящие иглы вонзались в небеса, как штыки часовых, охраняющих тайны загадочной цивилизации. С такого расстояния нельзя было определить, полые эти шпили или сплошные. Внешне они ничем не отличались друг от друга. Для чего они предназначены? Может быть, они связаны в единую цепь между собой, скажем, для защиты центрального острова, на котором высадились земляне.

За спиной Бостона заслоняла небо претерпевшая фантастические изменения громада лжеастероида. Она покоилась не то в кратере, не то на посадочной платформе, не то в своеобразном ангаре для конструкций такого рода. Только сейчас до него дошло, что астероид был приманкой, ловушкой, промежуточным звеном между двумя мирами, транспортным средством для тех, у кого хватит мозгов и невезения для того, чтобы сначала найти четыре дископлиты, потом вычислить, для чего они предназначаются, а потом привести в действие механизм зажигания, не задумываясь о последствиях.

Впрочем, Лоу не стал бы отрицать, что все случившееся с ними было чрезвычайно интересным. Жаль только, что у астронавтов не было никакой возможности взять в свои руки контроль над происходящим. Он чувствовал себя пятилетним мальчишкой, знающим, как завести отцовский автомобиль, но не имеющим ни малейшего представления о том, как им управлять. Конечно, они повели себя как несмышленые детишки, включили стартер на корабле-астероиде, дали полный газ, но не узнали заранее, куда ведет дорога и как нажать на тормоза и развернуться в обратную сторону. Вот и очутились здесь… На свою голову. А поблизости вряд ли отыщется автошкола, в которой их смогут научить простейшим приемам управления.

Для существ, населяющих другой уровень Вселенной, чьи пространственно-временные координаты нельзя описать, прибегая к земным понятиям и терминам, теплый морской бриз и прочие климатические особенности затерявшегося в море архипелага были практически недоступны. Конечно, они имели возможность услаждать свои органы чувств другими ощущениями, не имеющими никаких аналогов в данной реальности. Пространство и время в их мире слились воедино, образовав многомерный континуум, недоступный для понимания и описания средствами вульгарной математики.

В недоступном, непостижимо едином на всех своих уровнях мире жили высокоразумные существа. Они скользили по турбулентным завихрениям деформированной реальности, как сумасшедшие фанатики серфинга, с поразительной легкостью перескакивающие с одного гребня волны на другой. Такое передвижение давалось им без усилий. Осуществлялось оно с помощью мысленного излучения, создающего единое информационное поле. Мир, в котором все были связаны между собой… И все-таки, находясь в неразрывном единстве со всем сущим, каждое мыслящее существо здесь сохраняло свою индивидуальность и могло заниматься чем угодно, вступая в общение с собратьями только при необходимости.

Несмотря на призрачную природу, эти существа имели четкое представление о реальном пространстве-времени и даже могли наблюдать за происходящими в них событиями. Конечно, для них бытие грубой материи было чем-то вроде немого фильма, проецируемого на экран, отделенный от зрителей толстым стеклом. Большую часть своего существования они туда даже не заглядывали. Слишком уж болезненными были порождаемые прекрасным зрелищем воспоминания. Уж лучше было забыть, что где-то кружится в воздухе слетевший с дерева лист, а рядом в речке плещет хвостом большая рыба, поднимая фонтан сверкающих брызг. Зачем мучительно сожалеть о безвозвратно утерянном?

В том мире, в котором они жили, они были всемогущи. Но они не были счастливы.

— Я вижу новичков, — сообщило собратьям существо, оказавшееся свидетелем не совсем обычного явления. Внешне это явление представляло собой крошечный вихрь на границе пространства и времени. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в реальной реальности присутствуют три разумных особи. Их появление представляло определенный интерес, но надежды ни в ком не вызывало.

— Опять?! — Ответ исходил не от отдельного существа, а от лишенного личностных признаков хора. Этот хор состоял из великого множества индивидуальностей. Их отделяли друг от друга огромные расстояния, но колебания субатомного эфира донесли общую мысль мгновенно и четко.

— Похоже. — Не имеющий глаз первооткрыватель с любопытством следил, как двуногие создания растерянно и неуверенно перемещаются вдоль жестких силовых рамок размытого потока — размытым потоком представлялись отсюда реальные пространство и время. — Смотри! Они отличны от других! От тех, что раньше мир наш посетили!

— Те тоже отличались от других, — откликнулся беззвучною мыслью другой голос. В нем сквозила та же безнадежная обреченность, которая была неотъемлема для всех обитателей надреального мира. — С пришельцами всегда одно и то же. И этих тот же самый ждет конец. Пытались выжить многие — а толку?

С последним утверждением согласились все присутствующие. Нельзя сказать, что согласие в чем-нибудь выражалось — оно просто возникало из ничего, а возникнув, сразу же стало известно всем, кто проявлял к происходящему хоть какой-то интерес. Любопытствующих было совсем немного: долгие века бессмысленного существования погасили последние проблески любознательности у подавляющего большинства бестелесных существ, оставив взамен непреходящую скуку.

В общении между собой бестелесные существа чаще всего пользовались мысленными образами, форма и стиль которых характеризовали индивидуальность каждого полнее и нагляднее, чем любое имя. Излучаемые ими образы были, собственно, живыми картинами, законченными и совершенными. Общение в этом странном мире было возведено в ранг искусства, а само искусство превратилось всего лишь в один из методов общения. Собственно, других способов самовыражения для них не существовало, и поэтому они лелеяли этот дар, оттачивали его и постоянно совершенствовали. Все прочие формы искусства, к их величайшему сожалению, были для них недоступны.

Прошли долгие века с тех пор, как они впервые поняли, чего лишились. Вместе с пониманием пришло отчаяние, но и оно в свою очередь уступило место тупой безнадежности и смирению. Остались полутона, полутени, мучительные воспоминания и несбыточные мечты. Вот почему появление очередной партии разумных двуногих, обреченных на неудачу так же, как их предшественники, было встречено с полным равнодушием. Даже не с равнодушием. Смотреть на существа, состоящие из плоти и крови, было тягостно и больно. Это вызывало в памяти скорбные сожаления об утраченном навеки. Только несколько упрямцев придерживались иной точки зрения. Хотя упрямство в их мире иногда оказывалось полезным. Оно помогало бороться со скукой.

— Тела их слабы! Мысли их ничтожны! Не существа — тростинки на ветру! — выразило свои сомнения одно из существ, зависнув прямо над головами пришельцев.

— Вы ничего не почувствовали? — встрепенулась Мэгги и тронула за рукав стоящего рядом Лоу.

Астронавт разглядывал раскинувшийся у него под ногами остров. Плато, на котором они находились, окружала цепь невысоких, крутых и отвесных скал. Растительность концентрировалась в низинах и небольших каньонах. Зеленый цвет преобладал, но попадались причудливо искривленные деревья желтого и пурпурного оттенка. В одном месте из переплетения множества стволов ввысь поднимался один-единственный побег. Создавалось впечатление, что процесс роста идет здесь в обратном направлении. Крошечные разноцветные насекомые деловито сновали в траве и среди камней, прятались в трещинах и складках коры деревьев, стремясь как можно меньше находиться на открытом пространстве. Он вспомнил три парящих силуэта в небе: видимо, им было кого опасаться.

— А что я должен был почувствовать? — удивленно спросил он.

— Откуда я знаю?! — огрызнулась Мэгги. — Знала бы, так не спрашивала!

— Если бы я что-то почувствовал, то непременно сообщил бы вам, Мэгги. — Бостон сделал шаг вперед. — Это ветер. А вот по той трещине, кажется, можно пройти, вы не находите?

Журналистка ничего не ответила. Она моргнула и резко обернулась назад. За ее спиной не было ничего, даже инопланетной мухи, но странное чувство, будто кто-то наблюдает за ней, не уходило. Оно не раз выручало Мэгги в трудных ситуациях на Земле, и у нее не было оснований не доверять ему здесь, на чужой планете.

С другой стороны, откуда взяться тут наблюдателю? А если она и дальше станет настаивать на своем, это вызовет раздражение и насмешки ее спутников.

Кто же все-таки за ней следит? Океан? Или камни? Неприятное ощущение чьего-то присутствия за спиной так и не покинуло девушку. Она вздохнула и молча последовала за Лоу, стараясь изо всех сил не придавать своим ощущениям никакого значения.

— Один из них, вне всякого сомнения, способен ощущать острее прочих, — заметило одно из существ.

— Но не острее тех, кто был здесь раньше! — тут же возразило другое.

— Друзья мои, все это справедливо, — согласилось третье. То самое, которое первым заметило новичков. — Но согласитесь все же, их способность пусть слабый, но внушает оптимизм. Что скажете?

— Да глупости все это! — Мысленные образы кружились в непостижимом вихре, накладываясь один на другой. — Концепция давно минувших дней. Что проку вспоминать об оптимизме, когда ему здесь примененья нет? Прошло тысячелетье с той минуты, как я изгнал его из словаря.

— Ты прав, тысячелетие, не меньше, — подтвердило пятое.

Никому из принимавших участие в дискуссии не грозило старческое слабоумие, поражающее существ из плоти и крови. Структура их индивидуальностей, порождающая мыслеграммы, была неразрушимой — ведь она была неподвластна времени. И все-таки их мнения не всегда совпадали. Бесплотные существа обожали спорить. Более того, они приветствовали любую возможность для полемики и наслаждались ею. Спор был одним из последних звеньев в той цепи, которая все еще связывала их с материальным миром.

— Послушайте, а все-таки пришельцы способны на решение проблем. Иначе бы им здесь не оказаться! — присоединилось к обсуждению еще несколько Мыслящих. Их привлекли к спору любопытство и острота аргументов.

— Но и другие были не глупее! — возразил самый яростный сторонник негативного отношения к двуногим. — Вы вспомните: чем все кончалось раньше? А заодно подумайте, что лучше — не обращать вниманья на пришельцев или забавы ради мимолетной вновь погрузиться в боль и сожаленья?

— Боль можно вытерпеть, — не согласился первый Мыслящий. — Для нас она абстрактна, как большинство предметов и явлении. Я в ней не вижу зла, а вижу вечный благой источник новых впечатлений.

— Тогда ты просто глуп! — высокомерно возразил скептик.

Высказав свое мнение, он вышел из спора вместе со всеми, разделяющими его взгляды. Только небольшая горстка Мыслящих все еще продолжала наблюдать за двуногими и обмениваться мнениями. Незримо, почти неощутимо обследовали они людей сверху, снизу, с боков, изнутри, накапливая и тут же обрабатывая полученную информацию. Никаких принципиально новых открытий сделано не было, так что вывод звучал неутешительно: новички не лучше и не хуже предшественников и рано или поздно обречены разделить их печальную участь.

Мэгги Роббинс схватилась за живот.

— Вы и сейчас ничего не почувствовали? — воскликнула она.

— Что? Нет, ничего, — рассеянно ответил Лоу.

Он все еще осматривал местность. Если этот мир и был кем-то населен, хозяева определенно не спешили заявлять о своем присутствии, хотя следов разумной деятельности здесь было достаточно. Взять хотя бы те же серебристые шпили на соседних островках — явно искусственные сооружения, вот только где их строители? Может, они давно вымерли, оставив после себя только здания и механизмы? Если так, когда и почему это произошло? И смогут ли они найти что-нибудь полезное в останках исчезнувшей цивилизации?

Лоу стиснул зубы и поклялся сам себе, что из кожи вон вылезет, но обязательно найдет. Единственной надеждой когда-нибудь вернуться домой была наука и техника обитателей этой планеты. Вот только он не знал, с какого бока приступать к поискам. Опытный археолог на его месте был бы намного полезней. Он бы сразу определил, что искать и где копать. Указал бы, с какого здания лучше начинать работы, где продолжать, куда вообще не стоит соваться. У самого Лоу багаж познаний в археологии был невелик и ограничивался смутными школьными воспоминаниями. Как правильно вести раскоп? Снизу, сверху, сбоку? Сначала составить план или сразу копать в самом привлекательном месте? Что ж, не имея под рукой учебников, придется импровизировать на ходу. Импровизировать и надеяться, что приобретенный опыт не окажется оплачен ценой слишком многих ошибок.

«К тому же — фатальных», — подумал он со злостью. Нет сомнений, среди технических средств, оставленных аборигенами, отыщутся те, которые помогут им добраться до цели. Но сколько придется для этого исследовать приборов и механизмов, обладающих, может быть, смертоносными свойствами? На этот вопрос у него не было ответа. Да и как отличить одно от другого? Всю жизнь Бостон Лоу был сторонником практического обучения, но сейчас он готов был изменить своим принципам и заглянуть в парочку учебников.

Одно он понял окончательно: это был не сон. Океан пах солью, в воздухе сгущался терпкий аромат растительности. Спутников его можно было потрогать руками, а боль оставалась реальностью, в чем он успел убедиться, прикусив нижнюю губу. Так что надеяться на будильник, который зазвенит и рассеет эти скалы и деревья, как зыбкое сновидение, не стоило.

Бостон с удовольствием вдохнул насыщенный соленой влагой воздух в легкие. Надо было благодарить судьбу и за такие мелкие подарки. Ведь их могло забросить в другой мир, ничем не отличающийся от этого, кроме одной или двух незначительных деталей. Те же скалы, то же море, а атмосфера — из метана. Или температура воздуха — сто градусов ниже нуля. Нет, судьбу ругать нельзя — могло быть намного хуже!

Итак, главная проблема — воздух — была решена. На очереди стояли пригодная для организма вода и пища. Только решив эти задачи, они смогут переключить энергию на поиск дороги домой. В скафандрах оставались вода и другие питательные жидкости, но при самом экономном расходовании их могло хватить на сутки. Запасы в космических костюмах рассчитывались максимум на день работы, а не на такие вот длительные многосуточные экскурсии. Как бы в унисон с его мрачными мыслями в животе забурчало.

Бринк дружески подтолкнул журналистку под локоть:

— Что, Мэгги, духи беспокоят? Или призраки? А может, Ubermenschen?[16]

— Кто? Я же не говорю по-немецки, и вы должны это знать, Людгер! — Она обиженно отвернулась. — И вообще, я ничего не видела, просто мне показалось, вот и все!

— Ветер. Это все ветер, — сочувственно похлопал ее по плечу ученый. — Ветер на ваших щечках, ветер в вашей очаровательной головке. — Он обвел взглядом остров. — На нашу долю выпала неслыханная удача. Об этом мечтали целые поколения ученых. Вы же хотели найти инопланетный артефакт, мисс Роббинс, а судьба подарила вам целую планету!

— С удовольствием променяла бы вашу планету на чизбургер и отправку домой, — презрительно фыркнула журналистка и повела носом, почуяв в воздухе странный запах, чем-то напоминающий запах жженой корицы.

— А ты посигналь ручкой, может, кто и подвезет, — ехидно посоветовал Бринк. — В таком странном месте всякое может случиться.

— Очень смешно! — фыркнула Мэгги и отвернулась. Но стоило только Бринку уйти вперед, как она остановилась, убедилась в том, что ее никто не видит, и вытянула вверх сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем. Она держала руку в воздухе всего несколько секунд и никакого стыда за свое ребяческое поведение не испытывала.

— Уже сейчас можно сделать один бесспорный вывод. Он основывается на наших последних приключениях, — заговорил Бринк, рассматривая обломок белого камня, усыпанного мелкими прозрачными кристаллами. — Доставивший нас сюда астероид — вовсе не астероид, а автоматический транспортный корабль. При активации он немедленно возвращается туда, откуда был послан. Мы проявили редкое легкомыслие, когда, обнаружив ключ к двигателю, решили им воспользоваться. За что и очутились здесь.

— Великолепно! Выходит, мы величайшие в мире «первооткрыватели поневоле» со времен Колумба, так, что ли? Вот только хотелось бы знать, что именно мы открыли и где это находится? — Мэгги Роббинс пыталась не думать о еде, но у нее это плохо получалось.

— Колумба? — Бринк от негодования забыл о привлекших его внимание кристаллах. — Да ваш Колумб по сравнению с нами — просто бездомный бродяга, рыскающий по соседним помойкам! Мы совершили самое значительное открытие за все века человеческой цивилизации. Это открытие можно поставить в один ряд с изобретением колеса и покорением огня!

Журналистка с недоверием покосилась на ближайшее дерево. Листьев на нем было меньше, чем колючек, а на конце каждой колючки висела капелька вязкой прозрачной жидкости.

— А я все-таки предпочла бы чизбургер, — сказала она упрямо.

— Прежде чем мы отсюда выберемся, нам, возможно, придется по новой изобретать колесо и покорять огонь, — мрачно заметил Лоу, закидывая голову, чтобы получше рассмотреть преграждающие путь утесы. Ни один из них не выглядел неприступным, но разумней, наверное, было бы поискать проход или обогнуть препятствие, а не лезть наверх очертя голову. Лоу и сам не знал, что именно он надеется найти. Коммандер был твердо уверен в другом — если не искать, никогда ничего не отыщешь.

— Терпение, Бостон, — успокаивающе произнес Бринк, подняв друзу к свету и разглядывая составляющие ее кристаллы. — Я разделяю вашу тревогу, но неужели вам жаль потратить несколько минут для того, чтобы проникнуться тем чудом, которое произошло с нами? Да-да, чудом, другого слова, пожалуй, не подберешь!

— Чудом? — взорвался Лоу. — Я бы на вашем месте не заявлял об этом так безапелляционно, профессор. Во всяком случае, нашей заслуги здесь нет. Если крысам в лабиринте дать достаточно времени, рано или поздно они отыщут кусочек сыра в его середине, но это еще не повод считать крыс разумными существами. Ведь это не мы придумали и построили корабль, перенесший нас на эту планету.

Но Бринка не так-то легко было сбить с толку.

— Давайте тоже пройдемся по лабиринту, — улыбнулся он одними губами. — Кто знает, вдруг мы отыщем кусочек сыра?

— Именно это я и имел в виду, — сухо ответил Лоу и не оглядываясь зашагал к расщелине в ближайших скалах.

Мэгги ускорила шаг, стараясь догнать его.

— Я не понимаю! Мы здесь застряли один Бог знает за сколько световых лет от дома, а Бринку наплевать?

— Вовсе нет. Просто он — настоящий ученый. Я знаю эту породу. Каждое открытие что-то пробуждает у них в душе. — Бостон кивнул головой в сторону приотставшего немца. — Что-то в них заложено, может быть, на генетическом уровне. Посули такому новенькое, чего еще никто не видел и не изучал, и он пойдет пешком на край света. Пойдет и будет идти, а если надо — ползти на карачках, пока не свалится от истощения и жажды, зажав в слабеющих пальцах какую-нибудь неизвестную науке травку или дохлого жука с восемью ногами. Свалится и умрет, но умрет, заметьте, счастливым.

— Прошу прощения, об этом я как-то не подумала, — вздохнула Мэгги. — У меня немного другой подход к такого рода вещам. Лично я первым делом позаботилась бы о том, чтобы найти воду. Кстати, вы позволите мне попить немного из запасов в скафандре?

Лоу с сожалением покачал головой:

— Пока нет. Это наш последний резерв. Да вы еще и не хотите пить по-настоящему — ваш мозг начинает получать сигналы от тела о недостатке влаги заранее, хотя до критической черты очень далеко.

— Насчет черты не знаю, а сигналы очень настойчивые. — Мэгги облизнула пересохшие губы. — А вода из скафандров не испарится, если мы ее сейчас не выпьем?

— Все запасы в космических костюмах надежно изолированы от окружающей среды. Я дам вам глотнуть немного, но не раньше, чем вы начнете волочить ноги и спотыкаться на каждом шагу. — Бостон с сожалением посмотрел на девушку. — И не советую паниковать. Местная растительность выглядит достаточно цветущей, так что мы наверняка найдем поблизости какой-нибудь источник.

— Вы действительно в этом уверены?

— Я мог бы и соврать, но в этом нет необходимости. Да, уверен. Кроме того, у нас все равно нет другого выхода.

Словно согласившись с его доводами, Мэгги прищурила глаза и уставилась в небо.

— Как вы думаете, Бостон, какое расстояние отсюда до нашей Земли? Один световой год? Два-три? Или тысяча?

Лоу задумался.

— Ночью мы, наверное, сумеем узнать хотя бы несколько созвездий. Тогда я отвечу вам более или менее точно, но рассчитывать на это не стоит. Тысяча или десять тысяч световых лет представляется мне вполне вероятной цифрой. Но разве это имеет какое-нибудь значение?

— Нет, наверное, — уныло кивнула Мэгги.

— Тогда глядите в оба. Если я правильно понимаю Бринка, он будет смотреть себе под ноги, а не заниматься поисками воды и пищи. — Взгляд его упал на левую руку девушки. — Я вижу, вы не захватили свою камеру?

— Она оказалась ужасно тяжелой, — пожаловалась журналистка. — В невесомости — совсем другое дело! Вот когда найдем воду, обязательно за ней вернусь. — Девушка коснулась рукой глаз и лба. — А до тех пор придется довольствоваться этими двумя камерами и рекордером. В прошлом они ни разу меня не подводили.

Лоу снисходительно улыбнулся:

— Надеюсь, они не пропустят ничего полезного. Кто первым найдет еще четыре дископлиты, получит главный приз.

Мэгги согласно кивнула:

— А если это будет всего лишь пара резиновых сапог?

— Что ж, на худой конец сойдет и пара сапог. — Он глубоко вздохнул и сморщился от удовольствия: — Замечательно здесь пахнет воздух!

— Вы не боитесь, что он отравлен?

Лоу пожал плечами:

— Я видел ваш счетчик. Когда мы расстались со шлемами, воздуха в вашем скафандре оставалось ровно на четыре минуты. От нашего выбора уже ничего не зависело. Если в этой атмосфере есть ядовитые вещества, остается утешаться тем, что нам не придется ломать голову над проблемой возвращения домой. А пока вы еще не корчитесь в агонии, можете расслабиться и дышать в свое удовольствие.

Она принюхалась:

— По-моему, пахнет гвоздикой?

— Похоже. И не только ею одной. Мы можем здесь найти сотню видов различных пряностей, но ничего такого, что можно было бы ими сдобрить. Я всегда считал, что у матери-природы чувство юмора развито гораздо лучше, чем у всех ее созданий.

— Эй, да вы просто неисправимый пессимист, Бостон Лоу!

— Ничего не поделаешь — необходимое качество для любого командира космического корабля. Осторожно! Лучше обойдите эту трещину. — Он прибавил шагу, но сам в обход не пошел, а легко перепрыгнул через преградившую путь расщелину.