Красавица и Бо

Глава 15

Бо

На следующее утро я пришел на бранч раньше Лорен. Миссис ЛеБлан впускает меня, говоря, что я прекрасно выгляжу в своем костюме, и провожает обратно на кухню, где в данный момент вынимает еду из большого коричневого бумажного пакета. Очевидно, она заказала завтрак в соседнем ресторане.

— Надеюсь, ты не возражаешь, — говорит она. — Я заказала всего понемногу.

Обычно в будни я нахожусь в офисе, и мой завтрак — это что-то простое и полезное: яичный белок, протеин, зелень, смешанные в блендере. Но я не привередлив, потому что не забыл свои корни: яичницу с липким сиропом.

— Это здорово, спасибо. Могу я чем-нибудь помочь?

Она смеется, складывая коричневый бумажный пакет.

— Очень мило с твоей стороны предложить, но на самом деле больше нечего делать. Лу настояла, чтобы я заказала еду.

— О, она придет сегодня?

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал так, будто мне все равно, но миссис ЛеБлан все равно понимающе улыбается мне.

— Она придет, но звонила сказать, что опаздывает. Только моя Лу может опоздать на первую встречу за день.

Я киваю и отвечаю едва заинтересованным хмыканьем. Она сказала мне вчера вечером, что будет здесь, но я не удивлюсь, если она придумает какую-нибудь отговорку. Я видел ее дважды с тех пор, как она вернулась в город, и в обоих случаях ей не терпелось избавиться от меня.

Мадам ЛеБлан раскладывает еду по тарелкам и ставит их на стол, наливает кофе и апельсиновый сок. Серебряные приборы сверкают. Выглядит так, словно она потратила на приготовление еды все утро.

— Почему бы нам не начать есть? — говорит она, бросая взгляд на часы. — Нет смысла давать еде остыть.

Хлопает входная дверь, и по дому разносится голос Лорен:

— Извините! Простите! Я здесь.

Мы оба одновременно поворачиваемся, когда она появляется в дверях кухни, выглядя так, словно только что вышла из зала заседаний. Мой взгляд задерживается на ее черных туфлях, а затем медленно поднимается вверх по черным чулкам, юбке-карандаш и белой шелковой блузке. Между ключицами завязан изящный бант, а волосы собраны в низкий пучок на затылке. Локонов нигде не видно.

— Ух ты! Ты выглядишь потрясающе, — говорит миссис ЛеБлан, присвистывая. — У тебя после этого назначена встреча или что?

Лорен бросает свою сумочку на прилавок и неторопливо направляется к нам, стараясь не встречаться со мной взглядом, когда приглаживает рукой волосы.

— О, да. Что-то в этом роде.

В руках у нее мое верблюжье пальто.

— Вот, держи.

— Где у тебя встреча? — спрашиваю я, беря пальто и вешая его на спинку стула.

Она бросает взгляд в мою сторону, на мгновение встречаясь с моим, а затем отводит глаза.

— В центре города.

— Для чего это? — спрашивает ее мама из чистого любопытства. Она не понимает, что делает за меня грязную работу.

Лорен машет рукой в воздухе.

— Бизнес! Коммерция! Ладно, вы двое закончили? О чем еще мы можем поговорить? — волнуется она.

Обычно мне не нравится отточенный деловой вид, но Лорен так хорошо его демонстрирует, что я, пожалуй, передумал. Интересно, чулки у нее до бедер и есть ли маленькие изящные зажимы, удерживающие их на месте под юбкой?

— Почему ты так на меня смотришь? — шипит она, когда ее мама пересекает кухню, чтобы взять кофейник.

Я наклоняю голову.

— Как?

— Никак. Просто остановись.

— Ты оделась так для меня?

Ее глаза расширяются в притворном шоке.

— Как ты смеешь? У меня деловая встреча.

— С кем?

— С моим… налоговиком.

— Бухгалтером, — поправляю я с дразнящей ухмылкой.

— Очевидно, да. С ним.

Ее мама снова в пределах слышимости.

— Я думала, ты используешь Джоанну?

— Точно. Так и есть, а налоговик — это просто… мое прозвище для нее. Завтрак готов? Я умираю с голоду.

Мы занимаем свои места за столом, где миссис ЛеБлан ставит мою еду рядом с едой Лорен. Я отодвигаю ее стул, и она благодарит меня. Ее юбка задирается на дразнящий дюйм, когда она садится. Она видит, что я это замечаю, и одергивает ее с сердитым видом. Я представляю, как она одевается подобным образом в Нью-Йорке.

— Ты сегодня очень нарядно выглядишь, Бо, — говорит она, не сводя с меня пристального взгляда.

— Ну, такое совпадение, у меня после этого тоже деловая встреча, — говорю я, мой тон сочится сарказмом.

— В самом деле? Я бы ни за что не догадалась. Похоже, в последнее время ты носишь только костюмы. Ты спишь в них?

Миссис ЛеБлан давится смехом, и недвусмысленный ответ вертится у меня на кончике языка, прежде чем я вспоминаю, что мы на позднем завтраке с ее матерью. Несколько минут мы едим в тишине. Лорен откусывает крошечные кусочки, не отрывая взгляда от окна. Я прихлебываю кофе, размышляя о том, как мне остаться с ней наедине.

— Странно видеть вас обоих сидящими здесь сейчас, такими взрослыми, — говорит миссис ЛеБлан, улыбаясь нам. — Как будто мы попали в машину времени.

— Мама… — Лорен предупреждает.

Миссис ЛеБлан невинно поднимает свою кофейную чашку.

— Просто тогда вы оба были так молоды, дети, а теперь посмотрите на себя.

— Да, да, мы поняли.

Миссис ЛеБлан поворачивается ко мне с подозрительным блеском в глазах.

— Бо, я полагаю, ты уже понял, что Лу тогда была по уши влюблена в тебя?

Вилка Лорен вонзается в ее омлет.

— МАМА. Следующая тема.

Мать полностью игнорирует ее.

— Это было так мило. Мы с ее отцом обычно притворялись, что ничего не замечаем. То, как она всегда суетилась из-за тебя, знаешь, я думаю, она пыталась пригласить тебя на каждый семейный ужин. Боже, она постоянно говорила о тебе.

— Я была подростком, — говорит Лорен в свое оправдание. — Я также думала, что выйду замуж за Ника из Backstreet Boys.

Мы продолжаем игнорировать ее.

— Это правда? — спрашиваю я, наклоняясь к миссис ЛеБлан. — По правде говоря, я всегда думал, что она неравнодушна к Престону.

Ее мама хмурится.

— Престон Уэсткотт?

Я киваю.

— Она собирается с ним на свидание.

Ее мама издает негромкий звук, как будто находит это интересным.

— Ты не упоминала об этом, Лу.

— Ну, считай, что упомянула, — ворчит она. — Следующая тема.

Миссис ЛеБлан, наконец, понимает намек.

— Ладно, что ж, фирма Митча устраивает обед в честь карнавала. В этом году мы собираем деньги для дома Рональда Макдональда. Бо, вы с мамой должны будете присоединиться к нам. Я умираю от желания познакомиться с ней.

— Я уверен, что она с удовольствием придет. Когда это будет?

— В следующую субботу здесь, в доме. Я принесу тебе официальное приглашение перед твоим отъездом.

Лорен даже не смотрит на меня до конца бранча. Миссис ЛеБлан поддерживает беседу, и мы остаемся в тишине на нашей стороне стола.

Когда заканчиваю, я убираю тарелку и выхожу на улицу, чтобы посмотреть на свою старую квартиру. Прошло уже десять лет с тех пор, как видел это место, и мне всегда было интересно, продолжали ли они сдавать его после урагана.

Лорен выходит вместе со мной на заднее крыльцо, и некоторое время мы не произносим ни слова. Наконец, она вздыхает.

— Пойдем, я покажу тебе, как это выглядит сейчас.

Я удивлен, что она предлагает экскурсию только для нас двоих. Вчера вечером она не могла дождаться, чтобы уехать от меня.

— После урагана моим родителям было трудно найти арендатора, так как большинство студентов переехали. Мама решила переоборудовать ее в художественную студию, и теперь она работает здесь.

Лорен отпирает дверь и включает свет. До меня сразу же доносится запах акриловой краски. Старая мебель исчезла, ее заменили художественные принадлежности. Одну стену занимает большой шкаф с открытыми ящиками. Краски повсюду — на полу и в коробках. В оформлении комнаты нет никакой логики и смысла. Перед тремя разными мольбертами стоят табуретки, на которых лежат холсты разной степени завершенности.

— Сколько художников здесь работает?

— Только она. Она часто так делает, — поясняет Лорен. — Работает над несколькими вещами одновременно, в зависимости от настроения, освещения или времени года.

Сейчас в комнату проникает утренний солнечный свет, и ближайший к нам мольберт кажется освещенным прожектором. Интересно, работала ли миссис ЛеБлан над этой картиной до позднего завтрака?

Он стоит прямо на том месте, где раньше стоял мой старый диван. Я подхожу ближе и выглядываю из окна на задний двор. Вода рябит на поверхности бассейна, ветер набирает силу и шевелит листья на дубах. Поднимаю взгляд и вижу окно старой спальни Лорен, мягкую белую занавеску и все остальное.

— Раньше ты оставляла занавеску открытой, — импульсивно замечаю я.

Секунду она молчит, как будто впитывает в себя то, что это значит… что иногда я поднимал глаза и пытался найти ее, точно так же, как раньше она смотрела вниз и находила меня.

— Ты когда-нибудь что-нибудь видел?

Я улыбаюсь и отворачиваюсь от окна.

— Я был безупречным джентльменом.

— Ты был, — подтверждает она.

— Почти всегда.

Однажды я увидел, как она переодевалась в пижаму. Это произошло совершенно случайно. Я как раз занимался. И встал, чтобы попить воды, возвращаясь к дивану, краем глаза уловил свет и движение. Набежавшие тяжелые тучи затемнили пейзаж, и свет в спальне высветил ее силуэт в окне. Она стояла ко мне спиной, и прежде чем я успел осмыслить увиденное, она стянула через голову футболку. Я помню, как моя рука сжалась на стакане, когда за ней последовал ее бледно-розовый спортивный бюстгальтер. Она была обнажена по самые бедра. Почти против своей воли я застыл на месте от яркого портретного эффекта, который создавало окно. Я сосредоточился на гладком участке кожи, который тянулся от ее затылка до изящного изгиба бедер. Стоял, завороженный, пока реальность не заставила меня вернуться в настоящее. Лорен. Их дочь. Несовершеннолетняя. Я резко развернулся и снова сосредоточился на своем учебнике права, отказываясь думать о том, что только что произошло, о вожделении, которое только что испытал к девушке, о которой не имел права думать.

— Иногда я забывала закрыть жалюзи, так как привыкла, что квартира свободна, — тихо говорит она. — Но иногда я оставляла их открытыми… специально.

Ее признание такое грязное, так не похоже на то, какой я ее представлял тогда.

Я жду, когда она наберется смелости встретиться со мной взглядом, и когда она это делает, вознаграждаю ее своей честностью.

— Я удивлен. Я считал тебя такой хорошей девочкой.

Она фыркает.

— Так и было, поверь мне.

— Что это значит?

Она пожимает плечами.

— Просто по сравнению с другими девушками моего возраста. Они были намного опытнее. Роуз уже дурачилась и занималась сексом. А у меня первый поцелуй был только в 17 лет.

Она говорит о нас, о поцелуе, который мы разделили в этой квартире. Она была такой смелой, пересекла комнату и прижалась своими губами к моим. Я мог бы остановить ее, я мог бы пойти дальше. Вместо этого я позволил этому случиться, став пассивным участником. Я позволил ей подняться на носочки и прижаться своим телом к моему, оправдывая это тем, что технически не поцеловал ее в ответ. Я не позволил ей увидеть, как я возбудился на пустом месте — наши губы едва соприкоснулись. Она была такой милой, но опасной. Ее губы были на вкус, как вишневый бальзам для губ.

— Хотя это вряд ли можно было назвать поцелуем, — со смехом говорит она, поворачиваясь к окну.

— Ты права.

Я делаю шаг к ней, и ее внимание возвращается ко мне, когда я приближаюсь.

— Ты так разозлилась, когда я не поцеловал тебя в ответ. Это было в некотором роде очаровательно.

Она хмурится.

— Я не пыталась быть очаровательной. Я пытался соблазнить тебя.

Я делаю еще один шаг, и мой палец ловит шелковистый бант ее блузки.

— Ч… что ты делаешь? — спрашивает она, пытаясь сделать шаг назад.

Моя рука обхватывает ее за талию, удерживая ее и прижимая к моему телу.

— Почему бы тебе не попробовать еще раз?

Как бы ни изменилось все вокруг, я поражаюсь тому, что все осталось по-прежнему. В глубине души она по-прежнему считает себя робкой соседской девочкой, играющей в переодевание в модную блузку и тонкие чулки, но теперь она женщина, и ей не нужно стараться быть соблазнительной. Она такая и есть.

Она сглатывает, и ее взгляд останавливается на моих губах. Она отводит взгляд, но через мгновение ее глаза возвращаются туда, где они были. В них чувствуется голод, и я хочу его развить. Может быть, я хочу накрутить этот маленький бантик на палец и приближать ее к себе, дюйм за дюймом. Ее бедро касается моего. Ее каблуки — ходули, которые она надела, чтобы произвести на меня впечатление, делают так, что ее голова оказывается на уровне моего подбородка. Мне все равно пришлось бы наклониться, чтобы завладеть ее ртом, и часть меня жаждет сделать это. Я мог бы провести рукой по ее спине, пока не наэлектризую ее затылок, запустить пальцы в ее волосы и заставить ее откинуть голову назад. Ее губы выглядят такими мягкими, едва приоткрытые, когда она прерывисто вздыхает. Я чувствую, как она дрожит даже сейчас, просто представляя это.

Язык ее тела призывает меня поцеловать ее. Все внутри нее кричит, чтобы я прекратил ее страдания. Я опускаю голову еще на дюйм, и она вдыхает, готовясь.

Еще дюйм, и я улыбаюсь.

— Мне бы не хотелось вставать между тобой и Престоном. Когда у тебя свидание?

Ее глаза прищуриваются, и она делает глубокий вдох. Ее руки поднимаются к моей груди, чтобы оттолкнуть меня. Я ей не позволяю. Когда она снова открывает глаза, в них нет голода. Преобладает ярость.

— Сегодня вечером.

— Ты собираешься надеть это?

Она усмехается.

— А тебе-то какое дело?

— Я бы предпочел, чтобы ты переоделась.

— Почему?

— Потому что я знаю, что ты надела это для меня, а не для него.

Она на секунду отводит взгляд в сторону, и я понимаю, что прав.

— Отпусти меня.

Выгибаю бровь, и ультиматум ясен.

— Я отпущу тебя, если ты пообещаешь надеть что-нибудь другое.

Она снова отводит взгляд и вздергивает подбородок.

— Хорошо.

Я отступаю назад, и она, воспользовавшись случаем, обходит меня и распахивает дверь квартиры. Я ругаюсь под нос и провожу рукой по лицу, разочарованный своим поведением. Может быть, она и стала старше, но, учитывая все обстоятельства, мы вряд ли находимся в равных условиях. Я пригласил ее на свидание, а она сказала «нет» — все просто.

К сожалению, у меня никогда не получалось отказываться от того, чего я хочу.

Позднее я отправляюсь навестить маму. В доме давно назрела необходимость в ремонте, поэтому я занимаюсь мелким ремонтом при каждом удобном случае. Террасу надо подправить, крыша протекает. Работы достаточно, чтобы нанять бригаду для ремонта, но я этого делать не буду. Мне неудобно посылать посторонних, когда мама живет одна, и, кроме того, я всю неделю сижу за столом под люминесцентными лампами. Мне нравится приходить сюда, работать руками, потеть — это полезно для души. Однажды я взял с собой Расса, и, клянусь, он прослезился, когда получил занозу. Некоторые люди не предназначены для физического труда.

— Хочешь чаю со льдом? — зовет мама с террасы.

Я прикрываю глаза рукой от солнца.

— Как именно ты собираешься мне его принести?

Я на крыше, заменяю черепицу.

Она пожимает плечами.

— Не забывай, что до того, как у меня появился ты, я работала официанткой. Может, я и старая, но, наверное, до сих пор могу скакать по этой лестнице, держа в каждой руке по блюду с напитками.

Я смеюсь и киваю, поправляя бейсболку на голове. У меня по спине стекает пот. Солнце светит высоко в небе, и, хотя на дворе февраль, на мне только джинсы и футболка. Позже я вернусь домой, включу душ на самую горячую температуру и позволю ему обрушиться на меня, смывая грязь и копоть прошедшего дня.

Я остаюсь на этой крыше весь день, стучу молотком и размышляю. Каждая замена черепицы вносит в мою ситуацию с Лорен немного больше ясности, по крайней мере, так мне кажется в тот момент. Когда спускаюсь по лестнице и нахожу свой стакан чая со льдом, ожидающий меня внизу, я понимаю, что ни на шаг не приблизился к разгадке того, в какую игру играет Лорен. Я знаю, что между нами есть притяжение. Чувствую это так же ясно, как порыв ветра, шумящий в кронах деревьев. Может, она и повзрослела, но эти чертовы глаза такие же общительные, какими были всегда. Она хотела, чтобы я поцеловал ее в той квартире. Черт возьми, она хотела, чтобы я сделал гораздо больше, чем это, и все же она борется с этим. Почему?

— Ты это уже видел? — спрашивает моя мама, открывая сетчатую дверь и выходя на крыльцо. Она держит в руках сегодняшнюю газету.

Я качаю головой.

— В наши дни большинство людей просто читают новости в своих телефонах.

Она игнорирует мою насмешку и протягивает мне газету. Та открыта на страницах светской хроники, и там, в левом верхнем углу, черно-белая фотография Лорен и Престона. Судя по всему, на днях он пригласил ее на благотворительный ужин в рамках их свидания. Держу пари, это было весело.

На ней облегающее платье. Волосы снова убраны назад — туго, скучно, ни одного локона. Впрочем, это неважно, даже на газетной бумаге она прекрасна.

Я возвращаю газету маме.

— И почему это меня должно волновать?

Ее брови взлетают до самой линии роста волос.

— Хочешь попробовать еще раз, молодой человек?

Я провожу рукой по лицу, чувствуя себя ничтожеством за то, что так себя вел. Даже в свои 30 лет в глубине души я маменькин сынок.

— Извини, это был долгий день.

— Угу, что ж, извини меня за то, что я показываю тебе фотографию твоего старого друга. Я думала, ты это оценишь. Она выглядит счастливой.

Правда ли это?

На фотографии она не улыбается.

Я прошу взглянуть на нее еще раз, и она отдает газету мне. Большую часть минуты я смотрю на их фотографию, пытаясь убедить себя в том, что Лорен должна быть с ним, и в конце концов решаю, что ни за что на свете Лорен не будет с ним.

Я решаю, что Лорен ни за что на свете не выйдет замуж за Престона Уэсткотта.