Красавица и Бо

Глава 22

Бо

Когда я вошел в NOLA и увидел Лорен и Престона, стоящих в двух шагах друг от друга, я позволил себе вспылить. Лорен повернулась ко мне в шоке, и первые слова, вырвавшиеся из ее уст, были ложью. Я слишком остро отреагировал. Следующие несколько часов я провел в раздумьях, размышляя о том, почему ее первым побуждением было солгать мне. Размышлял о том, что у нее с Престоном есть совместная история. Когда-то она любила его. В подростковом возрасте она не могла насытиться им, и я убеждал себя в том, что, возможно, между ними все еще есть чувства. Дело в том, что они есть, с его стороны.

Я никогда не был из тех, кто позволяет проблемам накапливаться, поэтому на следующее утро после «Дома Блюза» навещаю Престона на работе. Понятия не имею, будет ли он сегодня там, но звонить заранее не стал. Хочу застать его врасплох точно так же, как он застал меня врасплох вчера. Я хочу вообще пропустить этот разговор. Я хочу выволочь его на улицу и прибегнуть к насилию. Он весь улыбается и говорит «рад тебя видеть» мне в лицо, а потом настраивает Лорен против меня за моей спиной? Пришло время, чтобы он предстал перед суровым, мать его, светом дня.

У Престона пока нет личного кабинета. Он сотрудник компании, и ему отвели небольшую кабинку на первом этаже перед отделом дизайна интерьеров. Туда меня направляет седовласая миниатюрная офис-менеджер, которая приветливо мне улыбается. Она слышала обо мне, о некоторых моих работах в городе. Она читала статью обо мне в Times-Picayune несколько недель назад, и ее впечатлило, что я сейчас здесь.

— Вы подумываете о том, чтобы поработать с нами над проектом? — взволнованно спрашивает она, протягивая мне визитную карточку.

— В настоящее время нет, — качаю головой и говорю ей, что я здесь по личному делу.

Я сказал ей, что Престон ждал меня, когда только приехал, сказал, что не будет ничего страшного, если подожду его у стола. Я использовал термин «старые друзья», потому что это почти правда.

— Может, вам воды принести или еще чего-нибудь? — говорит она, широко улыбаясь. — Совещание по проекту Престона закончится только через 10 минут или около того.

— У меня все хорошо. Спасибо вам за помощь.

Когда я остаюсь один в кабинке Престона, я отступаю назад и осматриваю его пространство. Здесь беспорядок: испачканные кофейные кружки и обертки от завтраков из фастфуда. Его рабочий телефон покрыт коркой грязи. Мое внимание привлекает фотография его и Лорен на доске объявлений за его компьютером. Она одна из многих: Престон с блондинкой, рыжей, двумя брюнетками. Он приколол фотографии, как бы говоря: посмотри на всех этих подруг, горячие женщины, я знаю. К некоторым добавились непристойные детали. Кто-то наклеил стикер с пенисом, грубые слова. Я протягиваю руку вперед и сдергиваю фотографию Лорен с доски.

Мимо проходит пожилой усатый мужчина и наблюдает за мной поверх края своей кофейной чашки. Он видит фотографию в моей руке, отворачивается и продолжает идти. Интересно, есть ли здесь у Престона кто-нибудь, кроме охраны, готовый заступиться за него? Я бы удивился, если бы это было так. Присаживаюсь на край стола и жду его. Встреча завершается быстрее, чем ожидалось. Сотрудники выходят из конференц-зала, и я наблюдаю, как Престон пересекает зал, сосредоточив все свое внимание на телефоне. Он печатает с самодовольной улыбкой на лице.

Он не замечает меня, пока я не оказываюсь в нескольких шагах от него. Поднимает взгляд, снова опускает его на телефон, а затем повторяет то же самое.

Я улыбаюсь и остаюсь сидеть на столе.

Он ускоряет шаг, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто больше меня не видел.

— Доброе утро, Престон. Я подумал, нам следует поговорить.

— У тебя хватает наглости прийти сюда? — он понижает голос, чтобы его не услышали в других кабинках. — Это мое рабочее место.

— Застает врасплох, да? Когда кто-то без предупреждения появляется на месте твоей работы, — говорю я, саркастически понижая голос. — Между нами говоря, это немного мудацкий поступок.

Он бросает свой телефон на стол, замечает пропавшую фотографию Лорен, и тогда я указываю на обрывки в мусорном ведре.

Его лицо краснеет.

— Ладно, крутой парень, говори, что тебе нужно, а потом убирайся к черту из моего кабинета.

Я наклоняю голову.

— Это считается кабинетом? Может быть, ты предпочел бы место со стенами?

Его соседка по кабинке прочищает горло, встает и встречается со мной взглядом поверх короткой перегородки. Слабая улыбка, которую она пытается подавить, прежде чем умчаться со своей чашкой кофе, ясно дает понять, что она на моей стороне. Интересно, насколько это плохо, работать так близко к такому придурку?

— Я рад перенести это куда-нибудь в другое место, — говорит он с фальшивой, приглушенной бравадой.

Встаю и подхожу к нему. Он отступает назад и заглядывает мне через плечо. Без сомнения, за нами наблюдают люди. Он смущен этой демонстрацией, и, возможно, позже ему придется пойти в кабинет мистера ЛеБлана с представителем отдела кадров и обсудить, что именно произошло. Он будет хитрить и сваливать вину на меня, но мистер ЛеБлан умный человек и знает истинное лицо Престона. Я не волнуюсь.

— На самом деле, мне здесь комфортно. У меня есть теория, Престон, и я хотел бы узнать твое мнение по этому поводу.

Его глаза — кинжалы, пытающиеся пронзить меня насквозь.

— Ты знаешь тех конгрессменов, которые всю свою карьеру кричат о том, что геи разрушают мир, а потом их ловят на измене жене с мужчиной?

— Что за хрень ты несешь? — шипит он.

— Это называется формированием реакции. Эти мужчины чувствуют гнев и стыд, поэтому они проецируют свою вину на других, а затем набрасываются на них.

— У меня нет времени…

— У тебя нет чувств к Лорен, Престон. Ты испытываешь к ней не больше чувств, чем к любой из тех женщин, чьи фотографии ты вешаешь на стену, чтобы похвастаться перед своими приятелями. Для тебя она — трофей, кто-то, кого одобряют твои родители. Ты хочешь жениться на ней и положить ее на полку, чтобы вернуться к тому, что у тебя получается лучше всего: думать о себе.

Он открывает рот, и я поднимаю руку. Если он сейчас начнет со мной спорить, нет никакой гарантии, что я не набью ему морду. Даже сейчас мне трудно сопротивляться.

— Перестань ей звонить. Перестань ее беспокоить. Ты показал, что не можешь удержаться от того, чтобы не оклеветать меня каждый раз, когда твои пути с ней пересекаются, и… ну, видишь ли, Престон, это делает тебя моей проблемой. Я упорно трудился ради своего имени. Может быть, пришло время и тебе начать делать то же самое.

— Убирайся к черту.

Я улыбаюсь. Он понял, но я хочу услышать, как он это скажет.

— Я не люблю оставлять проблемы нерешенными. Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что понимаешь.

Я не прикасаюсь к нему, но эффект тот же. Мое колено упирается ему в позвоночник. Моя рука впивается в его шею, перекрывая доступ воздуха. Его лицо разбито о ковер, и он хрипит, моля о пощаде. Это трудно — подчиняться. Я делал это всего несколько раз в своей жизни, и ни разу как взрослый мужчина. Я ему не завидую, но опять же, он сам поставил себя в такую ситуацию. Пришло время ему усвоить свой урок.

— Престон.

— Я понял, — выдавливает он едва ли не шепотом.

Я хлопаю его рукой по плечу и киваю, улыбаясь.

— Хорошо. Рад это слышать, мужик.

Лорен все еще расстроена из-за того, как я обошелся с ней на концерте. Прошло два дня, а она так и не позволила мне проводить ее домой. Когда я приезжаю в NOLA, ее уже нет.

Мои телефонные звонки остаются без ответа, но иногда она отвечает на мои сообщения.

Бо: Я готов съесть ворону (Готов унижаться).

Бо: Также я готов признать вину.

Бо: Лорен…

Лорен: Я хорошо умею таить обиду. Отстань. Я смотрю повторы «Сайнфелда».

Бо: Мне больше нравится «Офис».

Лорен: Еще одна причина ненавидеть тебя.

Бо: Пройдем завтра со мной за бенье.

Лорен: Признание вины не должно быть приятным.

Бо: Я буду сидеть там и смотреть, как ты ешь. Я не попрошу ни кусочка.

Лорен: Смотреть, как я ем, — это привилегия, а не наказание.

Бо: Мэнни прислал в офис королевский торт этим утром. Я приберег немного для тебя.

Проходит 10 минут, прежде чем она отвечает.

Лорен: Оставь его утром возле NOLA.

Я делаю кое-что получше. На следующее утро стою на улице, держа в руках дюжину красных роз и четвертинку королевского торта в пластиковой упаковке. Лорен заворачивает за угол и сразу замечает меня, прислонившегося к входной двери. На мгновение она замедляется, но затем ее взгляд падает на торт, и она снова ускоряет шаг. Я не горжусь собой за то, что подкупил ее, но, по крайней мере, это работает.

Очевидно, что наша ссора никак на нее не повлияла. Она, как глоток свежего воздуха: розовые щечки, пухлые губки, растрепанные кудряшки. Джинсы обтягивают ее бедра, а ботинки увеличивают рост на несколько дюймов, так что, если бы я захотел поцеловать ее (а я хочу), мне почти не пришлось бы наклоняться.

Она подходит ко мне, и я улыбаюсь. Ее глаза сужаются, и она выхватывает контейнер из моей руки, не прикоснувшись ко мне ни единым пальцем.

Она кивает на цветы, отпирая свою дверь.

— Симпатичные сорняки. Для кого они?

Я протягиваю их, но она не принимает. Вместо этого толкает дверь, и я следую за ней внутрь. Она включает свет и возится с термостатом. Я роюсь в шкафчиках рядом с эспрессо-машиной и нахожу пустой стеклянный кувшин. Я добавляю воду в розы, затем ставлю их в центр стойки.

— Мой папа сказал мне, что ты на днях заезжал к Престону на работу.

— Да.

— Не могу представить почему.

— У нас был разговор. Я не нарушил никаких законов, даже если хотел сломать ему челюсть.

Лорен качает головой.

— Папа сказал, что весь офис обсуждал это. Видимо, они делали ставки на то, кто победит в драке, — ее глаза встречаются с моими. — Многие его коллеги болели за тебя.

— Я был там не для того, чтобы драться с ним.

— Ну, драться или не драться, но он прислал мне сообщение кричащими буквами с ультиматумом. Мне нужно решить, либо ты, либо он.

— И что ты ему ответила?

Она берет розы, нюхает их, а затем отодвигает немного влево, чтобы они были на солнце.

— Я его не выбирала, если ты об этом спрашиваешь. Где я оставила пластиковый контейнер?

— Вон там, рядом с эспрессо-машиной.

Она находит вилку, открывает крышку и обходит барную стойку. Она садится, а я стою. Мы молча смотрим друг на друга, пока она отправляет в рот кусочки торта. Она каждый раз дочиста облизывает вилку, как будто ей невыносима мысль о том, что она может потерять хоть один кусочек.

Я улыбаюсь.

— Ты права, это привилегия.

Она отодвигает десерт в сторону и сглатывает.

— Я думала последние несколько дней…

Я киваю, чтобы она продолжала.

— Может быть, это и хорошо, что мы поссорились.

— Что ты имеешь в виду?

Она тяжело вздыхает, смотрит в окно и замирает на несколько секунд. Я не думаю, что она собирается мне ответить, но потом ее рот открывается, и из него вырывается самый неожиданный ответ.

— Ты, наверное, заметил, что на самом деле я не то, что ты мог бы назвать сексуальным созданием.

Мне приходится сдерживать смех. Где, черт возьми, она берет все это?

— Продолжай.

Она все еще стоит лицом к окну.

— У меня был секс. Я имею в виду, очевидно, да. Я не хранила свою девственность для тебя все эти годы, о боже, ты можешь себе это представить?

Да. Я мог себе это представить.

— Когда у тебя был первый раз?

Если имя Престон слетит с ее уст, я вернусь в его офис, и будут вызваны копы.

Она отмахивается от моего вопроса.

— О, это было в колледже. Неуклюже. Парень рассыпал дешевые лепестки роз по всему покрывалу, и они все испачкали. Было больно, и я ненавидела каждую секунду. Во всяком случае, с тех пор у меня был хороший секс. Я имею в виду, приличный, средний по уровню коитус. Все было хорошо.

— Звучит так, будто ты была не с теми мужчинами, но я в замешательстве, к чему все это?

— Точно. К чему это я? — она смеется и сильно тычет меня пальцем в центр груди. — К тебе, — она дрожит. — Ты меня пугаешь, и я пытаюсь понять почему. Я думаю, это из-за твоего возраста, или твоего роста, или, может быть, твоей уверенности в себе. С тобой мне не справиться. Я думаю, может быть, мне будет лучше с кем-нибудь… Я не знаю, простым? Сдержанным?

Она на мгновение замолкает, и я жду, когда она продолжит.

— Может быть, мне нужен парень с мягкими руками? Мой бывший парень Кларк всегда намазывал руки увлажняющим кремом. Они были мягче моих, и он никогда не заставлял меня чувствовать себя запуганной. Может быть, я ему позвоню. В любом случае, несмотря на то, что ты оказался на высоте в этой дурацкой истории с ультиматумом, я думаю, что нам с тобой лучше остаться друзьями, или, может быть, нам стоит отложить это еще на 10 лет. Тогда я перестану беспокоиться о том, что меня недостаточно для тебя, и смогу вернуться к твердой пище и сну по ночам.

— Нет.

Она меня не слышит.

— Я имею в виду, черт возьми, — стонет она, — я изучала сексуальные позы, чтобы привести себя в соответствие с тем, к чему ты, вероятно, привык. Без сомнения, последние несколько лет ты провел с красивыми женщинами, которые раскачиваются на стропилах, как какое-нибудь дерьмо из Цирка Дю Солей. Я не хочу с этим конкурировать, моя медицинская страховка не настолько хороша.

Теперь я действительно смеюсь, потому что все это слишком нелепо.

— Ты изучала позы для секса?

Она даже не краснеет. Это как будто мы говорим о погоде.

— У меня закончились чернила для принтера, когда я составляла своего рода грязное досье. Оно в папке под моей кроватью. Я использовала стикеры, закладки и разделители.

— Почему ты считаешь, что тебе нужно проводить исследование? Я и раньше уверял тебя, что ты соблазнительна, даже ничего не делая.

— О, ну да. Это просто, — она складывает руки на коленях и, наконец, поворачивается ко мне лицом. — В тот день, когда я пришла к тебе в офис… ты, наверное, этого не помнишь…

— Когда ты оседлала меня за моим столом?

Ее брови и голос слегка приподнимаются.

— Это тот случай. Так что, да, мы, ммм…

— Целовались.

— Да, а потом принесли наш обед, и ты сказал мне, что тебе нужно возвращаться к работе. Я имею в виду, что мои ноги не слушались. Я не могла ходить. В лифте мне пришлось держаться за стену, чтобы не упасть. Когда я выбралась на улицу, я спросила у одной мамочки, могу ли я посидеть в ее коляске, если подержу ее ребенка.

Я смеюсь.

— Ладно-ладно, значит, тебе действительно понравилось. В чем именно заключается проблема?

— Ну, ты смог просто переключиться и сразу вернуться в рабочий режим. Тебя это почти не затронуло.

— Ты что, издеваешься надо мной? Разве ты не чувствовала, насколько я был возбужден?

Ее щеки вспыхивают.

— За весь оставшийся день я не сделал ничего. Хотел тебя так сильно, что это причиняло боль.

Как она могла это пропустить?

Ее рот складывается в маленький кружок, а глаза расширяются. Она не может встретиться со мной взглядом, поэтому я обхожу ее стул, беру за плечи и поворачиваю лицом к себе. Ее колени, как магнитом, прижимаются друг к другу.

— Я остановил нас в тот день, потому что не хотел, чтобы мы занимались сексом в моем офисе. Это не совсем так, как я представлял себе наш первый раз.

Ее пальцы рассеянно тянутся к моей рубашке. Она играет с одной из пуговиц, а затем ее палец проскальзывает сквозь щель в ткани и слегка касается моей груди. Кровь устремляется на юг.

— Значит, ты представлял себе наш первый раз?

Я улыбаюсь.

— Эй, я все еще задаю вопросы.

— Возражение отклоняется. А теперь скажи мне, ты представлял?

— Каждый день в течение последних нескольких недель. Я принимаю только холодный душ. Тренируюсь на 30 минут дольше, чем обычно. Ты не позволяла мне целовать тебя уже две недели.

Она смеется.

— Умора! Я собираюсь убить Роуз.

— Почему?

— Она была единственной, кто предположил, что во всем виноваты мои навыки поцелуев, что это могло подсказать тебе, насколько я неопытна.

— Значит, если бы Роуз не предположила этого, мы бы с тобой…

Она смеется и, наконец, встречается со мной взглядом. Ее карие глаза светятся юмором.

— О да, если бы она не разрушила мою уверенность, мы бы давным-давно занялись сексом, и очень часто. Вероятно, нам обоим уже понадобились бы металлические пластины и шурупы в таз.

Моя рука проникает под ее кудри и обвивает ее шею. Я чувствую, как ее пульс бьется под моим большим пальцем. Ее сердце бешено колотится. Притягиваю ее ближе, и она запрокидывает голову, чтобы посмотреть на меня.

Я в нескольких секундах от того, чтобы поцеловать ее, но мне нужно закончить прояснять ситуацию.

— Я сожалею о той ночи. Я выместил свой гнев на тебе и сожалею об этом.

Она следит за моими губами, пока я говорю. Мне кажется, что она не слышит ни слова из того, что я говорю.

— Лорен?

— Да?

— Ты принимаешь мои извинения?

— Да, конечно, и я тоже прошу прощения за свою ложь, — ее палец рассеянно рисует круги на моей груди. Она ерзает и прижимается ближе. — Мы можем поговорить об этом в другой раз? Я бы очень хотела, чтобы ты поцеловал меня сейчас и, возможно, сломал мне таз.

Она выгибается навстречу мне, в то же время ее руки ложатся мне на плечи. Она тянет меня вниз всем своим весом, пытаясь приблизить свои губы к моим.

Ее цветочный аромат поражает меня, и я вспоминаю, почему выбрал розы в цветочном магазине этим утром.

Наши губы соприкасаются, но я все еще не целую ее.

— Я думаю, мне следует помучить тебя так же, как ты мучила меня последние несколько недель. Это нелепо, я провожаю тебя домой каждый вечер, а ты пожимаешь мне руку.

Выражение ее лица становится умоляющим.

— Не надо. Пожалуйста, Бо, — наши губы нежно соприкасаются с каждым ее словом. — Это несправедливо. Я сделала это, потому что мне было страшно, а не потому, что не хотела тебя! Поцелуй меня, или я умру.

— Ты слишком драматизируешь.

— Твои губы такие мягкие.

Я улыбаюсь ей в ответ. Наши глаза все еще открыты. Ее руки — крошечные коготки на моих плечах, и я инстинктивно протягиваю руку, сдвигая ее к краю табурета, чтобы наши бедра лучше соприкасались. Если она думает, что я не заинтересован, то теперь не должно быть никаких недоразумений.

Позади нас открывается дверь, и Лорен громко чертыхается — субподрядчики готовы приступить к работе. Когда они видят нас, они останавливаются как вкопанные.

— О, извините, мэм… э-э-э, сэр. Мы можем вернуться позже.

Лорен не двигается.

— Сейчас сезон карнавалов, не обращайте на нас внимания, — призывает она. — Заходите прямо сейчас и притворись, что нас здесь вообще нет.

Я смеюсь и отступаю назад. Она двигается вместе со мной. Еще один дюйм, и она свалится с табурета.

— Думал, ты хорошо умеешь держать обиду? — дразню я.

— Так и есть. Ничего не изменилось. Приходи сегодня вечером на ужин.

— Ты наконец-то приглашаешь меня к себе домой?

— Да. В 19:30 будь там, принеси вина и еще торт. У нас есть незаконченное дело.