Лорен
Я никому не рассказывала о той ночи, когда пробралась в квартиру Бо, даже Роуз. Особенно Роуз. Я пыталась поговорить с ней о Бо в день вечеринки у бассейна. Мы были наверху, в моей комнате, и я стояла у окна, пытаясь украдкой заглянуть в его квартиру. Он все еще был там с брюнеткой, занимался, по крайней мере, я на это надеялась.
— Может, хватит уже? Ты не сможешь увидеть, как они занимаются сексом.
Я резко оборачиваюсь туда, где она растянулась на моей кровати, переключая телевизионные каналы:
— О чем ты говоришь?
— Разве это не то, что ты делаешь? Пытаешься шпионить за этим парнем?
— Его зовут Бо.
Она смеется:
— Бо-бо, ладно, неважно. Не понимаю, почему ты готова упасть из-за него в обморок.
— Я не падаю из-за него в обморок. Мне нравится Престон.
Она ухмыляется и качает головой:
— Может быть, ты и влюблена в Престона, но безостановочно говоришь о Бо.
— Нет, не говорю!
Она выгибает темную бровь:
— Ранее мне пришлось выслушать, как ты описывала его улыбку в мучительных подробностях.
— У него есть ямочка, вот и все. Ты не можешь отрицать, что он сексуален.
— Ага. Но он не собирается встречаться со старшеклассницей. Ты можешь просто забыть о нем.
Я напрягаюсь:
— Не хочу, чтобы он встречался со мной… но все же… почему бы и нет?
— Э-э-э, потому что ты малолетка? Потому что он старше тебя на семь лет? Потому что он сейчас трахается с той симпатичной брюнеткой? Мне продолжать?
От ее замечаний у меня тяжесть в желудке.
— Мой папа старше моей мамы, — замечаю я.
— Ладно, но держу пари, они не начали встречаться, когда твоя мама еще училась в старшей школе.
— Нет, они познакомились в колледже. И он обращается со мной не так, как будто я учусь в старшей школе.
Это ее ни в чем не убеждает.
— И кроме того, я не пытаюсь встречаться с ним.
Я не пытаюсь. Просто полностью смирилась с тем, что он мне очень нравится. Я металась взад-вперед между Бо и Престоном, но что-то мне не нравилось, как будто они не принадлежат к одной категории. В этом-то и проблема — Бо нелегко отнести к той или иной категории. Он не мой сверстник, и он не родитель. Он мужчина, самостоятельный остров. Сильный, взрослый, пугающий. Я краснею, когда думаю о нем, потому что в глубине души понимаю, что ему не место в моих мыслях. Я не должна перебирать в памяти наши встречи и анализировать каждое наше движение. Перспектива быть с Престоном забавна, глупа, от нее у меня может слегка закружиться голова, как от аттракциона с чашками в детском парке. А вот Бо — это «Башня ужаса», аттракцион, от которого у меня потеют ладони и учащается сердцебиение.
Долгое время я была сосредоточена на Престоне, на моей глупой влюбленности и предсказуемых чувствах. Он вызывал у меня именно то, что нужно, без всех этих беспорядочных чувств и драмы, которые возникают при глубоком желании. Но потом я встретила Бо. Я знаю, что ему не место в моем мире, а мне не место в его, но вот мы здесь, делим наше маленькое царство Гарден-Дистрикт. Я не хочу признаваться ему в любви или бежать с ним в Мексику, просто хочу, чтобы между нами было больше времени на то, чтобы провести черту в серой зоне, которая не должна существовать. Я не ожидаю, что он когда-нибудь заметит меня, но надеюсь на это.
Прошло почти два месяца с момента его переезда, и за это время я странным образом привязалась к нему. С тоской смотрю на то, как он идет в свою квартиру и обратно. На днях мы приехали домой в одно и то же время, и он придержал для меня калитку. Я бросила быстрый взгляд на его лицо, проходя мимо распростертого тела, и мой мир чуть не рухнул, когда солнце зажгло его черные как смоль ресницы и настороженные серо-голубые глаза. Мне захотелось забежать в дом, украсть мамины акварели и увековечить его лицо на холсте. Но не стала этого делать, потому что знаю свои художественные пределы — думаю, я чуть ли не единственный человек в истории, от которого отказался бы Боб Росс8. Вместо этого я плюхнулась обратно на кровать, прижала подушку к груди и мечтала о нем до конца дня. Это был не очень умный поступок. В итоге я случайно заснула, что позволило моим осознанным мечтам превратиться в сонные фантазии.
У нас меньше повседневного общения, чем я могла бы предположить. Видимо, учеба на юридическом факультете отнимает много сил. Моя мама регулярно приглашает его на ужин, но он редко принимает ее приглашения. А теперь, после моего злополучного полуночного визита в его квартиру, он вообще перестал появляться в нашей столовой. Полагаю, что он специально избегает меня, и мне интересно почему. Прежде всего, ни один из нас не виноват в том, что сделал что-то не так. Даже если бы мы сделали что-то «неправильное» — эта мысль пробуждает бабочек в моем животе, — это даже не было бы незаконным. Я посмотрела, возраст согласия в Луизиане — 17 лет.
Но я забегаю вперед. Больше всего на свете мне бы хотелось услышать его неискаженные мысли обо мне. Он взрослый мужчина, но он не так уж и далек от школьных лет. С этой перспективой мне хотелось бы знать, что он думает обо мне, кажусь ли я ему привлекательной.
«Тебе нужно уйти».
Воспоминание о его напряженных словах вновь разжигает мое воображение. В моих мечтах он сгорает от сдерживаемого желания поцеловать меня, прокрасться в мою комнату поздно ночью, когда мои родители спят. Я краснею, думая о том, сколько раз я прокручивала этот конкретный сценарий. Было даже несколько отчаянных моментов, когда половицы в коридоре скрипели, и я подскакивала на своей кровати, ожидая, что он вот-вот тихонько постучит. Иногда в моих фантазиях не раздается стук — он не утруждает себя вопросом, можно ли ему войти, слишком поглощенный своей потребностью. Эти фантазии более мрачные, и я держу их близко к сердцу. Боюсь, что мне не следует думать о таких вещах. Наверное, мне стоит перестать читать любовные романы, которые дает мне Роуз.
Она говорит, что у половины девочек в нашем классе уже был секс, но я не могу в это поверить. Меня даже никогда не целовали, но Роуз целовалась. Она рассказывает мне обо всем, что делает с парнями, с которыми встречается, и я жадно вслушиваюсь в это. Все это звучит скандально и неправильно. Я проглатываю все вопросы, вертящиеся на кончике моего языка. Каково это? Разве ты не нервничаешь, когда он прикасается к тебе там? Ты не боишься, что тебя поймают?
Я с трудом могу представить, что позволю Бо прикоснуться к себе под нижним бельем, не говоря уже о том, чтобы поцеловать меня там. Роуз говорит, что это приятно, что некоторые парни относятся к этому, как к искусству, но я не верю. Не могу представить, что когда-нибудь смогу расслабиться настолько, чтобы это было приятно. Иногда в дýше я закрываю глаза и провожу рукой по своему телу. Провожу рукой по впадинке на бедре, приближаясь к тому, чтобы провести рукой по чувствительной коже между ног, но всегда трушу, слишком ханжеская, слишком боюсь, что мне не понравится или, что еще хуже, понравится.
Возможно, я буду более склонна к экспериментам теперь, когда у меня есть более… конкретное вдохновение, но что, если обнаружу, что моей руки недостаточно или что прикосновение моих пальцев всегда будет вызывать у меня желание большего? Что случится, если пойму, что прикосновение Бо — единственное, что может меня удовлетворить? Что тогда?
ЗАТКНИСЬ! Я призываю свой мозг. Это не имеет значения. Это глупая влюбленность в первого парня постарше, который уделил тебе время. Не нужно из-за этого превращаться в философа, занимающегося мастурбацией.
«Береги свое сердце», — сказал Бо.
Хорошо, но как?
И от чего именно?
В субботу, когда мне предстоит экскурсия в студенческий городок университета Луизианы, я сижу за нашим кухонным островком и как можно быстрее поглощаю хлопья. Этот день был полностью распланирован несколько недель назад. Я направляюсь в Батон-Руж с Роуз и ее родителями. Мы собираемся совершить экскурсию по кампусу, зайти на вечеринку перед домашней игрой LSU (Университет Луизианы), а затем остаться на ночь в отеле рядом со стадионом.
Они должны приехать с минуты на минуту.
Несмотря на то что мои родители все еще подталкивают меня к университетам Лиги Плюща, они согласны с тем, что я должна рассмотреть все варианты. Если бы я училась в университете Луизианы, то получала образование в штате (что должно радовать моих родителей), и была бы всего в часе езды от дома (еще одна вещь, о которой они должны заботиться), но моя мама настаивает, что не хочет меня удерживать, просто чтобы я была рядом. Она училась в университете на севере, вдали от своих родителей, и говорит, что это была одна из самых важных вещей, которые она сделала для себя. Это дало ей возможность развиваться и культивировать свою страсть к искусству.
Голос мамы доносится из кухни, прежде чем она появляется в дверях, на ее лице написано беспокойство. Ее карие глаза встречаются с моими, и она хмурится:
— Нет, конечно, Кэтрин. Не беспокойся об этом. Мы с этим разберемся. Я надеюсь, Майкл быстро поправится. Хорошо. Да. Я скажу ей, выздоравливайте. Пока.
— Это была миссис Делакруа? — спрашиваю я.
Она подходит к острову и гримасничает так, словно собирается сообщить мне плохие новости:
— Очевидно, младший брат Роуз сегодня утром немного покатался на своем велосипеде. Сейчас его везут на рентген, чтобы убедиться, что ничего не сломано.
— О нет!
— Она не думает, что это очень серьезно, но лучше перестраховаться.
— Надеюсь, с ним все в порядке.
Мама кивает в знак согласия, а затем переходит к следующей теме:
— К сожалению, это означает, что они не повезут вас с Роуз сегодня на экскурсию по LSU9. Судя по всему, Роуз сейчас с ними в больнице.
Черт. Ну конечно.
Я хмурю брови:
— А ты или папа никак не могли бы отвезти меня?
— У нас благотворительный обед. Я бы пропустила его, дорогая, но я одна из сопредседателей.
Это не должно быть большой проблемой. Есть сотня других выходных, когда я могла бы поехать на экскурсию, но все равно мое сердце замирает. Снова опускаю взгляд на свои хлопья, размышляя, стоит ли вообще спрашивать, могу ли сама сесть за руль. У меня есть права, и я хороший водитель, но мои родители уже сказали, что им будет неспокойно, если я отправлюсь в такую дальнюю поездку в одиночку. Думаю, что они чрезмерно опекают меня, но не собираюсь идти по этому пути прямо сейчас. Они не передумают.
Она кладет свой телефон на стойку и несколько секунд постукивает пальцем рядом с ним, прежде чем ее глаза расширяются, и она резко оборачивается:
— Знаешь что? Бо сегодня направляется в Батон-Руж навестить свою маму, так что позволь спросить, не против ли он тебя подвезти.
— Мам…
Не успеваю даже вмешаться, как она уже направляется к задней двери, координируя мою транспортировку, словно я ребенок. Я хочу сказать ей, чтобы она не беспокоилась, потому что он ни за что не согласится.
Вот только он согласился.
Видимо, моей маме потребовалось всего пять минут, чтобы убедить его и разработать план действий. Я поеду с Бо навестить его маму, а после он подбросит меня до места сбора на экскурсию в LSU. После благотворительного обеда родители встретят меня в Батон-Руж, и мы посетим футбольный матч LSU и останемся на ночь. Я получаю все, что хотела; я должна быть счастлива. Должна, но сейчас я слишком нервничаю, чтобы думать о счастье.
Я сижу в грузовике Бо так далеко от него, насколько позволяет сиденье. Мы едем по шоссе I-10 в нескольких минутах езды от Нового Орлеана, и он не сказал мне ни слова с тех пор, как я села в машину.
Ясно, что он не в восторге от того, что я с ним. Не знаю, почему он согласился, если только моя мать не подкупила его. Вспоминаю договоренность об уходе за газоном, и эта мысль заставляет меня чуть крепче скрестить руки на груди. А что, если она ему заплатила?!
— Тебе холодно? — спрашивает он, бросая взгляд на мои обрезанные джинсовые шорты, прежде чем потянуться к кондиционеру.
— О, нет! Я в порядке.
Он кивает и опускает руку обратно на руль.
Проходит еще несколько минут, и я украдкой бросаю взгляды на Бо так часто, как только возможно. Подобно первоклассному крипазоиду, я обнаружила, что могу исподтишка разглядывать его тусклое отражение в лобовом стекле, и это просто создает впечатление, что меня в высшей степени интересует проплывающий мимо пейзаж. На нем футболка с надписью «Tulane Law» и мои любимые, простите, его любимые джинсы. Темная джинсовая ткань обтягивает его мускулистое бедро каждый раз, когда он нажимает на сцепление, чтобы переключить передачу.
— Ты когда-нибудь раньше водила механику? — спрашивает он, поймав мой взгляд.
Он думает, что я думаю о его коробке передач. Я хихикаю под нос.
— Никогда.
— Тебе следует научиться. Никогда не знаешь, когда это может пригодиться.
Прикусываю губу, чтобы скрыть улыбку:
— Ты предлагаешь научить меня?
Он пожимает плечами:
— Я уже учил нескольких человек. Может быть, если у нас будет свободное время у моей мамы.
— Значит, тебя не раздражает, что я еду с тобой?
Он встречается со мной взглядом на долю секунды, прежде чем снова отвернуться к дороге. Затем он вздыхает:
— Может быть, сначала так и было.
Так что мои подозрения были верны.
— А сейчас? — Я продолжаю тему.
— Твои родители были добры ко мне. Я рад помочь.
Вполне справедливо. Он честен, и я хочу ответить ему взаимностью:
— Я хочу познакомиться с твоей мамой.
— Да? — кажется, его это забавляет. — Почему?
— Судя по тому, что ты мне рассказывал, она кажется сильной женщиной, и я хочу посмотреть, похожа ли она на тебя. Хочу спросить ее, что движет тобой.
— Лорен…
Поворачиваюсь к нему лицом, обрывая его прежде, чем он успевает продолжить:
— Ты, должно быть, думаешь, что я такая глупая, но это не так. Тебе не обязательно быть полицией чувств. Я не влюблена в тебя или что-то в этом роде.
— Я об этом не беспокоюсь.
— Так почему же ты выгнал меня из своей квартиры? Мы просто разговаривали.
Он вздыхает:
— Я и раньше общался с девочками-подростками. Ты совсем не такая непрозрачная, как тебе кажется.
— О-о-о-о, посмотрите на мистера джедая юридического факультета, читающего мысли, — насмехаюсь я, ничуть не смущенная его комментарием. — Как тебе такая прозрачность? МНЕ НРАВИТСЯ ПРЕСТОН.
Лгунья, лгунья, штаны в огне.
— Мне казалось, я говорил тебе держаться от него подальше.
Его рука крепче сжимает руль, или, по крайней мере, мне так кажется.
— Ты никогда этого не говорил.
Он без всякой причины меняет полосу движения, затем тянется к радио и прибавляет громкость. Они все утро говорили о погоде — это все, о чем кто-либо мог говорить за последние несколько недель. Сезон ураганов в Новом Орлеане всегда напряженное время, и этот год ничем не отличается. В Мексиканском заливе усиливаются тропические ливни, и они говорят, что есть небольшой шанс, что все это может направиться в нашу сторону. В это трудно поверить, учитывая, какая сейчас прекрасная погода. За лобовым стеклом отсюда до горизонта нет ничего, кроме ярко-голубого неба.
— Ты думаешь, шторм надвигается на нас? — спрашиваю я, пытаясь разрядить напряжение, назревающее между нами.
Он пожимает плечами:
— Может быть. Сегодня утром говорили о том, что он направляется во Флориду. В любом случае это будет довольно масштабно.
Вздыхаю и откидываю голову на спинку сиденья. Он снова дуется и остается таким до тех пор, пока мы не сворачиваем на гравийную дорожку перед трейлером его мамы. Я улыбаюсь, приятно удивленная участком. Бо не оценил его по достоинству. Это красивый, маленький желтый домик — или трейлер, я думаю, но на самом деле он на него непохож. Там есть большое переднее крыльцо, курятник и сад. Дом окружен густым лесом, который создает впечатление, что мы заперты в нашем собственном маленьком мирке.
Когда мы подъезжаем, две собаки спрыгивают с крыльца, лая и возбужденно виляя хвостами. Наклоняюсь вперед как раз в тот момент, когда его мама открывает сетчатую дверь и выходит, взволнованно махая рукой. Я прищуриваюсь через ветровое стекло, чтобы разглядеть ее темные волосы и загорелую кожу. Она красива, и ясно, что Бо похож на нее.
Он паркует грузовик перед старым красным полуприцепом, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки:
— Я могу остаться здесь, если хочешь. Не знаю, как долго ты обычно гостишь, но у меня есть книга, и погода хорошая…
Моя фраза обрывается, как только я понимаю, что он смотрит вниз, туда, где моя рука касается его предплечья. Контраст очевиден. У меня нежная рука, моя кожа на несколько тонов светлее, чем у него. Он сгибает руку, и мышцы двигаются. Я убираю руку, как будто это непослушный питомец.
Он качает головой и поворачивается, чтобы открыть свою дверь:
— Уже слишком поздно. Ты должна войти.
— Почему? — Я кричу ему вслед.
— Потому что моя мама хочет с тобой познакомиться.
В течение первых пяти минут знакомства с мамой Бо я РЕШИЛА, что люблю ее в миллион раз больше, чем его. Он всегда был вежлив и добр ко мне, но его мама на самом деле полна энтузиазма, когда говорит, как будто она взволнована тем, что я здесь. После короткого знакомства, в котором Бо пытался дистанцироваться от меня настолько, насколько это было возможно: «Это Лорен, дочь моих домовладельцев» — о, ладно, — она заключает меня в теплые объятия и ведет внутрь. На ее маленьком кухонном столе стоят тарелки, ломящиеся от дымящейся еды: блинчиков, омлета, круассанов, сосисок, фруктового салата, кофе и апельсинового сока. Дома я ела хлопья, но у меня не хватает духу отказать ей, когда она накладывает мне еду на тарелку.
— Она не может все это съесть, — протестует Бо.
— Не слушайте его. Он меня недооценивает, — поддразниваю я, принимая тарелку с улыбкой. — Это выглядит потрясающе.
Она сияет:
— А теперь, что я могу предложить тебе выпить? Ты хочешь кофе? Я могу приготовить кофе без кофеина, если ты предпочитаешь его?
Я поднимаю руку.
— Нет. Апельсиновый сок — это замечательно. Спасибо.
После того как мы все набрали еды, мы выходим на улицу, чтобы поесть на крыльце. Там есть маленький столик, и миссис Фортье занимает место рядом со мной, а затем улыбается, когда видит, как я откусываю большой кусок от блинчика.
— Я так рада, что ты приехала сегодня с Бо, Лорен.
Я киваю, продолжая жевать, стараясь не говорить с набитым ртом.
— Я счастлива быть здесь. Это такое красивое место.
Ее щеки раскраснелись от комплимента:
— Спасибо. Я много работаю, чтобы все выглядело красиво, когда Бо приезжает в гости.
— Мистер Фортье помогает в саду?
Наступает минута молчания, прежде чем Бо заговаривает:
— Мой отец умер несколько лет назад.
О Боже! Я бледнею.
— Мне так жаль. Я не знала.
Рука миссис Фортье ложится на мою, сжимаясь:
— Все в порядке, дорогая.
Опускаю взгляд на свою яичницу, щеки покалывает от смущения из-за того, что затронула такую печальную тему. Следующие несколько минут проходят в тишине, пока я откусываю от блинчика, прежде чем миссис Фортье поднимает новую тему.
— А теперь скажи мне, Лорен, как давно вы с Бо встречаетесь?
ЧТО?!
Мы с Бо, словно по сценарию, начинаем давиться блинчиками, кашляя и хрипя, пока миссис Фортье не встает и не хлопает нас по спине.
— Боже мой, с вами обоими все в порядке? — спрашивает она, протягивая нам воду.
Я киваю и выпиваю несколько глотков, испытывая облегчение оттого, что не начинаю снова кашлять.
— Мам, — говорит Бо, снова садясь на свое место, — ты же знаешь, что мы не встречаемся. Ей 17 лет.
Она невинно улыбается:
— Ах да! Иногда я бываю такой забывчивой. Возможно, во мне есть немного этого старческого маразма.
— Это болезнь Альцгеймера, мам.
— Ну, вот видишь! Прекрасный пример, — шутит она.
Не могу встретиться взглядом с Бо. На самом деле, я не могу смотреть ни на одного из них. Я думаю, что мои глаза потеряли способность фокусироваться.
— Просто должна сказать, что вы двое так мило смотрелись бы вместе.
— Господи, мам, ты меня слышала? Ей 17!
Он отшатывается от стола и уносит свою кружку в дом, предположительно за добавкой, а может быть, за таблеткой цианида.
Я сжимаю губы, чтобы удержаться от смеха.
Она наклоняется вперед с испуганным видом:
— О боже, мне жаль. Не знаю, почему я решила, что ты учишься в колледже.
Я пожимаю плечами:
— Ничего страшного. Я буду достаточно скоро.
Она кивает и понижает голос настолько, чтобы он не мог услышать:
— И, между прочим, его всегда было так легко поддразнить.
— Мне придется это запомнить, — говорю я с легкой заговорщической улыбкой.
— Это самое веселое, что у меня было за последние сто лет, — она берет свой кофе и откидывается на спинку стула. — Но, честно говоря, если говорить о девушках, то я думаю, что мне исполнится 80 лет, прежде чем он наконец приведет домой женщину, с которой я смогу познакомиться.
— Разве у него не было подружек?
Она пожимает плечами:
— Наверное, да. Я помню, как он упоминал об одной или двух за эти годы, но он никогда не утруждал себя тем, чтобы привести их сюда. Думаю, он старается не обнадеживать меня.
— Ну, он привел меня сюда сегодня только потому, что моя мама подкупила его, — говорю я с самоуничижительным смехом.
Она хмурится:
— Не знаю, Бо никогда особо не интересовался деньгами. Если ты здесь, то только потому, что он сам этого хочет.
Надежда расцветает в моей груди.