Красавица и Бо

Глава 2

Лорен

У меня нет времени, чтобы тратить его впустую! Совершенно нет! Я бы уже была дома, но мне пришлось задержаться в студенческом совете, так как я казначей. Я знаю, это в лучшем случае церемониальная должность, но мне нужно было что-то, что можно было бы указать в заявках на поступление в колледж, и я не стала президентом или вице-президентом. Единственная более никчемная должность, чем казначей, — это секретарь, которую занимает девушка, выбранная исключительно на основании ее безупречного почерка. Сегодня, во время нашей встречи, я сидела и смотрела, как тикают часы, в то время как Роуз, президент нашего класса, спорила с Элизабет, нашим вице-президентом, о теме танца котильона.

— Ты можешь поверить, что она хочет поставить «Сон в летнюю ночь»?! — спрашивает Роуз, прежде чем драматично притвориться, что испытывает рвоту.

— Фу, это же 1600-е, — сокрушаюсь я, слушая вполуха и ускоряясь по дороге домой из школы.

— «Ночь в Париже» гораздо более подходящая тема!

— О да, очень стильно, — соглашаюсь я.

— Ты не слушаешь, — она ускоряет шаг. — Почему мы так спешим?

Я бросаю взгляд на свои розовые цифровые часы:

— Потому что уже 16:30!

Черт. Черт. Черт.

— Боже мой, ты безнадежна. Ты действительно думаешь, что он сейчас будет в сети?

— Он должен быть!

На полпути из школы домой мы быстро шагаем по тротуарам между «МакГи» и моим домом. Я иду так быстро, что оставляю следы потертостей на старом бетоне. Мы проходим мимо двух старых бабулек, и они выражают свое неодобрение хмыканьем и угрозами пальцами.

Роуз живет в одном квартале отсюда, и мы ходили в школу и обратно вместе с тех пор, как наши родители решили, что мы достаточно взрослые. У меня много друзей в школе, но таких, как Роуз, больше нет. Она единственный человек, который знает меня настоящую — ту меня, которая сходит с ума от идеи переписки с Престоном Уэсткоттом. Одно только его имя заставляет мое сердце трепетать. Правда, это также может быть адреналин от того, что я перешла на бег.

— Разве его тренировка по бейсболу не начинается в 17:00? — спрашивает она.

— Вот именно! — восклицаю я, срываясь с места. Мой рюкзак яростно дергается, раскачиваясь из стороны в сторону. Я хватаюсь за лямки и держу их изо всех сил.

Роуз вздыхает и начинает бежать рядом со мной:

— Это глупо! Он даже не знает о твоем существовании!

— Неправда! На прошлой неделе он ответил, когда я написала ему сообщение.

— Что он сказал? — спрашивает она, тяжело дыша рядом со мной.

— «Как дела?»

— А что было потом?

— Я сказала: «Норм, а у тебя?», но он не ответил. Наверное, он был занят или у него пропал интернет.

Она стонет, когда мы сворачиваем за угол на мою улицу. Я так близко. Думаю, что успею вовремя. Обычно он уходит на тренировку примерно в 16:40. Я знаю это не потому, что я слежу, а потому, что я… наблюдательная.

Каждый день проходит по одной и той же схеме. Я спешу домой из школы и захожу в переписку, молясь, чтобы Престон написал мне первым. Он учится в «Сент-Томасе», школе для мальчиков, которая сотрудничает с нашей. Каждая девочка в моей школе знает, кто он такой, и каждая девочка в моей школе, вероятно, молится, чтобы он ей сегодня написал. Роуз считает глупостью, что я пытаюсь конкурировать с остальными за его внимание, но я не могу этого объяснить. Он просто такой… милый. Высокий, загорелый, с лохматыми светлыми волосами, которые он обычно прячет под бейсболкой. Он похож на одну из моделей Abercrombie & Fitch, которых они изображают на боковых сторонах сумок. Я храню их в своем шкафу.

Роуз тянется и хватает меня за руку, заставляя остановиться перед моим домом. Мы обе запыхались. Все дело в рюкзаках — обучение в частной школе очень много весит.

— Если он в сети, не отправляй ему сообщение первой, — говорит она, устремляя на меня взгляд своих светло-карих глаз. — Пусть он сам напишет тебе.

Хотела бы я иметь хотя бы половину уверенности Роуз. Она красивая, смуглая, с длинными иссиня-черными волосами, доходящими до середины спины. У нее миндалевидные глаза и полные губы. Что еще хуже, у нее ни разу в жизни не было ни одного прыщика. В блокбастере она бы сыграла главную роль, а я бы играла ее миниатюрную, отважную подружку. Она была бы предметом любви, а я — поводом для смеха.

Я киваю, повторяя ее фразу:

— Пусть он сам напишет мне.

Затем я машу ей на прощание, обещая посвятить ее во все подробности, отпираю калитку и бегу по дорожке к своей входной двери.

Если бы я не была так озабочена, я бы уловила голоса, переговаривающиеся в гостиной. Вместо этого я снимаю туфли, бросаю рюкзак рядом с подставкой для зонтиков и несусь к лестнице.

— Лорен! Вот ты где!

Голова мотнулась в сторону, ноги замерли, и я в носках, как Том Круз в фильме «Рискованный бизнес», скольжу по фойе. Когда я останавливаюсь, мое внимание привлекает мужчина, сидящий напротив моих родителей. Он отталкивается от колен и встает, предположительно, чтобы пожать мне руку, и мои легкие сжимаются, словно сдавленные удавом. Я издаю негромкий звук — едва слышное «ох», — и его глаза с любопытством сужаются, тонкий намек на то, что он меня услышал.

Ему около двадцати пяти лет, и он одет в костюм, но пиджак он снял. Его белая рубашка закатана до локтей, что контрастирует с формальностью черного галстука, приколотого к рубашке серебряной булавкой. Он огибает диван по направлению ко мне, и мои родители произносят его имя в качестве вступления — Бо Фортье, — но я сосредоточена на его широких плечах и груди, мышцы которой сужаются к тонкой талии. Мне приходится запрокинуть голову, когда он подходит ближе, и я думаю, что должна представиться, но мои родители делают это за меня, как будто я ребенок.

— Это наша маленькая девочка, — с гордостью говорит мой папа.

Хотя я и ненавижу это ласковое прозвище, по сравнению с этим мужчиной я, правда, просто маленькая девочка.

— Лорен ЛеБлан, — поправляю я за мгновение до того, как его рука крепко сжимает мою.

Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Моя рука безвольно повисла. Бо — тот, кто трясет, а я просто жду.

— Мы зовем ее Лу, — говорит моя мама из-за его спины. Если бы я была ближе, я бы ткнула ее в ребра.

Бо вежливо улыбается, все еще глядя на меня сверху вниз.

У него классические черты лица — сильная челюсть, прямой нос, пронзительные глаза, а полные губы уравновешивают все это, заставляя меня гадать, красив он или нет, пугает или притягивает. Его волосы цвета воронова крыла коротко подстрижены, пробор справа. Его глаза завораживают — серо-голубые, пронзительные и ледяные.

— Лу, почему ты так запыхалась? — со смехом спрашивает моя мама.

— Бежала домой.

Я говорю так, будто это очевидно и скучно. Да, я бежала домой. Кто же не ходит на пробежку в клетчатой юбке с тридцатикилограммовым рюкзаком? Я стараюсь выглядеть как можно более расслабленной, пыхтя у ног этого красивого незнакомца с лицом героя войны. Бо отпускает мою руку, поворачиваясь обратно к моим родителям. Я прижимаю руку к сердцу и понимаю, что оно все еще колотится у меня в груди, но сейчас сильнее, чем когда-либо.

Кто ты?

Кто ты?

Кто ты?

Мой мозг жаждет знать — просто из безобидного любопытства, конечно.

— Бо подумывает о том, чтобы снять нашу квартиру, — добавляет мама, как будто слышит мои мольбы.

Мои глаза расширяются от удивления. Он будет жить на нашей территории?!

— Вообще-то, я готов подписать договор аренды уже сегодня, — говорит он твердым голосом. Мальчики моего возраста по сравнению с ним похожи на бурундуков.

Моя мама смеется:

— Дай нам минуту, чтобы поговорить и привести в порядок документы. А пока, почему бы тебе не прогуляться с Лорен? Пусть она покажет тебе квартиру.

Они хотят, чтобы я устроила ему экскурсию.

Я сглатываю и изображаю невозмутимость:

— Это прямо здесь.

Прохожу через столовую и кухню, и он следует за мной, его парадные туфли стучат по паркету. Я жалею, что не надела туфли. Мои ноги в носках выглядят глупо, как будто мне нужна еще одна вещь, привлекающая внимание к тому, как я молода. У задней двери я влезаю в отцовские мокасины, которые ждут меня на коврике, — мне лень искать свою собственную пару обуви. Когда я бросаю взгляд на Бо из-под ресниц, клянусь, на его лице появляется удивленное выражение. Я рывком открываю заднюю дверь, и он быстро протягивает руку и придерживает ее для меня, так что мне приходится подныривать под его руку, чтобы выйти наружу. «Джентльмен», — говорю я себе с благоговением. Большинство парней, которых я знаю, придерживают дверь только в том случае, если планируют подставить подножку. Я улыбаюсь в знак благодарности и вздыхаю с облегчением, как только мы оказываемся на улице — и потому, что нас не слышат мои родители, и потому, что здесь Бо не кажется таким завораживающим.

Что такого в возрасте, что заставляет молодежь чувствовать себя неловко? Я пытаюсь заставить себя расслабиться, сосредоточившись на ухоженной дорожке передо мной.

Наконец, он нарушает молчание.

— Ты учишься в «МакГи»? — спрашивает он.

Я с энтузиазмом киваю, почему-то впечатленная тем, что он что-то знает обо мне:

— Откуда ты знаешь?

— Мне сказали твои родители, но думаю, что смог бы догадаться, — говорит он, указывая на мою форму.

Ах да, на мне все еще клетчатая юбка и белое поло с эмблемой школы. Мои растрепанные вьющиеся волосы собраны в пучок, как у балерины, и на голове повязка в клетку, в тон форме, сдерживающая растрепавшиеся пряди, хотя, если судить по моему забегу, они, скорее всего, уже запутались. Я сопротивляюсь желанию поднять руку и нащупать хаос. Бессмысленно беспокоиться о том, как я выгляжу сейчас. Он уже видел меня.

— Я тоже должен носить форму, — говорит он, как будто желая подбодрить меня.

Я оглядываю его костюм. Приталенные брюки обтягивают его мускулистые бедра при ходьбе. Не смотри туда, идиотка! Я поворачиваюсь обратно к дорожке, ведущей от дома к квартире:

— Для работы?

— Юридическая школа.

Значит, он намного старше.

— Я учусь в старших классах, — говорю я, как бы подчеркивая, что уже заканчиваю старшую школу. — Присматриваюсь к колледжам.

— Это захватывающе, — говорит он, и я с удивлением замечаю, что в его голосе нет покровительства. — Твои родители также упоминали что-то об аспирантуре.

— Господи, неужели они не позволят мне сначала поступить в колледж? Они уже подталкивают меня к поступлению в IVY¹, возможно, в Wellesley².

Правая сторона его рта приподнимается, как будто мой ответ его каким-то образом радует — либо так, либо это раздражение. Я не могу сказать.

— Ты должна, — говорит он. — Не у всех есть такая возможность.

Мы останавливаемся перед квартирой, и я поворачиваюсь лицом к дому, пытаясь увидеть наш задний двор глазами незнакомца. Он зеленый, пышный и заросший. Моя мама по субботам занимается садоводством, и это то хобби, которым она заставляла меня страдать вместе с ней, пока я случайно не полила ее розы каким-то гербицидом вместо удобрения. Теперь мы обе согласны, что ей лучше заниматься этим в одиночку.

Рядом с садом есть бассейн, возле которого на одной стороне стоят шезлонги в сине-белую полоску. По выходным мы с Роуз тусуемся там, читаем, пока моя мама не настаивает, чтобы мы зашли поужинать.

— Это сад и бассейн, очевидно, — говорю я, махая рукой перед нами, а затем перехожу на другую сторону заднего двора, — а вон там есть гриль и кухня на открытом воздухе. Моим родителям, наверное, будет все равно, если ты ими воспользуешься, лишь бы потом убрал за собой. Удачи в попытках разобраться. Однажды я попробовала использовать его для жарки хот-догов и чуть не подпалила себе брови.

Он улыбается, затем мы поворачиваемся к квартире и заходим внутрь. Мой отец владеет архитектурно-проектной фирмой, которая специализируется на реставрации старых домов в районе Гарден-Дистрикт. В течение многих лет мои родители говорили о том, чтобы отремонтировать этот гостевой дом и сдать его в аренду студенту из Тулейна или Лойолы, и в прошлом году они, наконец, сделали это. Он небольшой, больше похож на студию, чем на что-либо другое. Здесь есть спальня, совмещенная с гостиной, ванная комната и немного места, которое при желании можно превратить в импровизированную кухню. Я поворачиваюсь к Бо, ожидая, что он пожалуется, что квартира недостаточно большая.

— Мои родители говорили о том, чтобы позволить арендатору пользоваться нашей кухней в главном доме, — говорю я. — Хотя я слышала, что с помощью электрической плиты можно многое приготовить: блинчики и… ну, на самом деле я никогда не видела, чтобы люди готовили блинчики на электрической плите, так что, я надеюсь, тебе понравится завтрак!

Он уже почти не обращает на меня внимания, проходя по квартире и открывая дверь в ванную — единственную отдельную комнату во всем доме.

— Все в порядке, — говорит он, рассматривая пространство оценивающим взглядом, как будто оно не размером с обувную коробку.

— Так ты собираешься ее снять? — Мой голос звучит удивленно.

— Твои родители показывали квартиру кому-нибудь еще?

Я качаю головой, и, словно по сигналу, их голоса разносятся по саду за домом. Они приходят к нам в квартиру и начинают обсуждать с Бо логистику, факты и цифры, которые меня совершенно не волнуют. Я задерживаюсь на заднем плане, размышляя, что именно я должна делать, гадая, как мне заставить Бо снова обратить на меня внимание.

Эй, помнишь меня? Твоего милого, остроумного гида?

Мои родители выводят его из квартиры, чтобы все они могли пойти подписать бумаги, а я остаюсь позади. Они уже на полпути к дому, когда Бо оглядывается на меня и улыбается. Тогда я понимаю, что он ни разу не встретился со мной взглядом с тех пор, как нас впервые представили. Его голубой взгляд становится тяжелым, когда останавливается на мне, пригвождая меня к месту.

— Спасибо за экскурсию, — говорит он, наклоняя голову.

Мое сердце бешено колотится в груди, и я машу рукой, крича:

— Ты тоже!

Ты тоже — вот что я говорю ему в ответ, что совершенно бессмысленно, но он уже поворачивается к моим родителям, и я остаюсь погрязшей в подростковом раздрае. Я проигрываю этот разговор еще долго после того, как Бо уходит. Я достаю свою домашнюю работу и раскладываю ее на обеденном столе, думая о том, каким классным был бы ответ, бормоча его про себя в гневе: «О, конечно. С удовольствием!»

Твердое «Нет проблем!», по крайней мере, имело бы смысл. Я вздыхаю и отодвигаюсь от стола, планируя отвлечь себя перекусом. Роюсь в корзине с фруктами в холодильнике, пытаясь выбрать между яблоком и виноградом, и тут мой мозг вспоминает, что я забыла о Престоне. ПРЕСТОН! Я вскакиваю, ударяюсь головой о дно лотка для приправ, а затем резко поворачиваюсь к кухонным часам. Сейчас 17:20. Мое сердце бешено колотится. Голова болит — я ударилась сильнее, чем думала.

Прижимая к виску пакет с замороженным горошком, несусь к лестнице. Проходит целая вечность, прежде чем компьютер просыпается. Прикладываю лед к голове и бесконечно клацаю пальцем по мышке, кружа ею, как безумная. Бейсбольная тренировка Престона уже началась. Сегодня уже слишком поздно с ним разговаривать. У меня достаточно домашнего задания, чтобы занять меня на несколько часов, и мне нужно помочь маме с ужином (иначе мы будем есть какую-нибудь пережаренную корейку). Я знаю, что уже слишком поздно. Я упустила свой шанс на сегодня, но это не имеет значения, потому что, когда мой компьютер наконец-то просыпается, в центре экрана появляется окно чата, вокруг которого сияет ореол золотого света.

О, БОЖЕ МОЙ.

ПРЕСТОН НАПИСАЛ МНЕ.

AFBaseballGuy05: Йоу, как дела?

Такой гладкий. Такой отчужденный.

В ответ появилось мое сообщение об уходе.

XO_LoULoU_XO’s: скоро вернусь.

Я сижу там и гадаю, что говорит обо мне мое сообщение об уходе. Надеюсь, мои письма с чередующимися заглавными буквами передают, что я модная. Веселая. Беззаботная. Кроме того, думаю, теперь он знает, что я забочусь о школе. Это хорошо. Может быть, в следующий раз мне стоит добавить текст песни Green Day или Pink. Что-то узнаваемое, но расплывчатое, возможно, Wonderwall.

Интересно, каким мог бы быть наш разговор, если бы я вовремя увидела его сообщение. Может быть, он предложил бы мне потусоваться в эти выходные или попросил бы меня стать его партнершей в котильоне. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула, наслаждаясь осознанием того, что Престон Уэсткотт написал МНЕ. Роуз в это не поверит.