Глава третья

— Я тоже учился аптекарскому делу, — ответил Швейк, — в Праге у пана Кокошки на Перштыне.

Ярослав Гашек

В Ярде неожиданно пробудился дух деда-бунтаря. Когда начались раздоры между чехами и немцами, он целыми днями пропадал на улице. Поводом для травли чехов были статьи в немецких газетах о том, что чешские рабочие отказались стать на колени перед императором Францем-Иосифом I, когда тот возвращался в свой дворец, и освистали его. В ответ немцы сожгли несколько чешских домов в Жатце, Духцове и Мосте. Чехи не оставались в долгу — они колотили немцев, били стекла в их домах, срывали уличные таблички на немецком языке и разогнали буршей, маршировавших с Вацлавской площади на Пршикопы с песней «Вахт ам Райн». На Житной улице сооружались баррикады.

Учебные заведения закрылись, поговаривали о введении военного положения. Божка сидел дома, а Ярда куда-то исчез. Шитье валилось из рук, когда пани Катержина представляла своего любимца лежащим в луже крови или посаженным в полицейский участок.

Ярда вернулся домой веселый. Зная характер матери, он начал с того, что чмокнул ее в щеку. Мать поморщилась:

— Чем от тебя пахнет?

— Ничем… А, керосин! Я помог одному старичку нести бутыль…

Мать поняла, что пахнет не столько керосином, сколько враньем. Она велела ему хорошенько вымыться и идти к столу. Ярда повиновался. Пани Катержина снова принялась за работу, но с кухни, куда ушел Ярда, донеслось приглушенное хихиканье Божки и Манки. Что он им рассказывает?

Пани Катержина вошла на кухню. Воцарилось молчание. Ярда как ни в чем не бывало ел жареные почки и нахваливал их.

Выбрав минуту, когда Манка осталась на кухне одна, мать спросила:

— Над чем вы тут смеялись?

— Ярда рассказывал нам, как чешские студенты колотили буршей.

Утром, после завтрака, Ярда как всегда пошел в переднюю.

— Никуда не ходи! — строго сказала мать. — В городе неспокойно.

— Пан учитель Гансгирг велел мне принести из магазина Гафнера материалы для школьной коллекции. Вот счет, по нему уже уплачено.

Имя Гансгирга, как Ярда и ожидал, подействовало. Пани Катержина знала, что этот учитель хорошо относится к Ярде. Занимаясь у него, Ярда увлекся минералогией. Кто знает, может быть, это его призвание. Она колебалась, и Ярда воспользовался этим:

— Я не могу обмануть пана Гансгирга.

Ярда поцеловал мать и выбежал на улицу, на ходу застегивая пальто. Запах керосина напомнил ему вчерашний день. Он не солгал матери, что помог старичку нести керосин, но скрыл — куда. А как запылал от этого керосина забор роскошной усадьбы немца Плешнера! Старичок не остался в долгу: привел Ярду в свой трактир, угостил сосисками, кнедликами, черным пивом и хлопал Ярду по плечу, довольный тем, что Ярда — истый чех, патриот.

До магазина учебных пособий в Вршовицах Ярда добрался без приключений. Пан Гафнер скучал: покупателей не было, и приход Ярды обрадовал его. Они долго рассматривали минералы в магазине, потом Ярда рассовал по карманам образцы для Гансгирга и простился с хозяином.

Путь Ярды лежал мимо казармы. Над ее воротами возвышался двуглавый австрийский орел, едва ли не последний в Праге — австрийские гербы везде были сорваны. Этот орел служил квартирой для воробьев, которые свили гнезда за его крыльями и под хвостом и запачкали ворота и стену. Ярде вдруг показалось, что загадил казарму сам черно-желтый хищник. «Наложил от страха, но еще держится!» — подумал Ярда. В толпе возле казармы шныряли мальчишки с рогатками. Из-за угла показался конный полицейский отряд, окруженный штатскими.

— Хохлатые! Петухи! — закричали чехи при виде полицейских, и несколько камней полетело в их сторону.

Жребий брошен! Ярда поднял камень и ловко сбил с полицейского шапку с петушиными перьями.

Всадники врезались в толпу. Люди попятились, напирая на задних. Кто-то вскрикнул. Ярда почувствовал горячее дыхание, увидел прямо перед собой морду коня, отступил и угодил в объятия толстого полицейского.

Сопротивляться было бесполезно. Ярда зашагал по булыжной мостовой рядом с такими же «преступниками». Немцы провожали их издевательскими репликами, а чехи одобряли.

В полицейском управлении Ярду обыскали. Нашли минералы. Хотя они были завернуты в бумажки с надписями по-чешски и по-латыни, следователь не поверил объяснениям Ярды.

Ярду отвели в одиночку. Пока позволял скупой зимний свет, он ходил от стенки к стенке, рассматривая рисунки и надписи, сделанные его предшественниками. Ярда хотел нацарапать: «Здесь сидел Соколиный Глаз, вождь апачей», но раздумал: кто оценит его шутку в этом богом проклятом месте? Сев на соломенный тюфяк, Ярда стал размышлять.

В дверь проник узенький лучик света, загремел замок, и на пороге появился тщедушный старичок-полицейский с лампой в руке, похожий на согнутый гвоздик, к шляпке которого зачем-то прицепили пышные усы.

— Гашек? — тихо спросил он.

Ярда кивнул. Полицейский зашептал:

— Ты влип в скверную историю. Твое дело хотят передать в военный суд. Родные есть?

— Есть. Мать и брат. Отец умер…

— Умер… — сочувственно повторил «гвоздик». — На бумагу и карандаш, пиши домой, да скорее.

Ярда с благодарностью взглянул на старичка и, примостившись у лампы, нацарапал записку.

В коридоре старичок развернул бумажку, прочел и вздрогнул. Прочел еще раз, словно не веря своим глазам, и побежал неровной старческой рысцой к пану Оличу. Чехи шепотом говорили об его исключительной честности, способности распутывать сложные дела и, где только возможно, спасать «своих».

Олич бегло прочел записку Ярды и усмехнулся:

— Кто писал это?

— Мальчик. Лет четырнадцати. Сидит в пятом номере. Настоящий маменькин сынок. Разве станет такой кидаться камнями в полицейских? Дал ему бумаги, а он написал это — в шутку, что ли?

— Хорошо. Я займусь им.

Вскоре Ярду вызвали к Оличу. Тот протянул ему записку и попросил прочесть ее вслух. Взяв записку, Ярда медленно прочел, боясь выдать себя дрожью в голосе:

«Дорогая мамочка! Завтра не ждите меня к обеду, так как утром я буду расстрелян. Передайте пану Гансгиргу, что у Гафнера, во Вршовицах, продается прекрасный аметист для школьной коллекции, а полученные мною минералы находятся в полицейском управлении. Если к нам зайдет мой одноклассник Войтишек Горнгоф, скажите ему, что меня вели по улице двадцать четыре конных полицейских. Когда будут мои похороны, пока неизвестно».

— Тут все правда? — спросил Олич.

Ярда заерзал на стуле:

— Я кое-что прибавил. Меня вели двое пеших полицейских. Конные присоединились к нам после того, как разогнали толпу. Они, видимо, ехали по своим делам. Остальное — правда.

— Ты увлекаешься минералогией?

— Да.

— Зачем ты ходил с образцами по улицам?

Ого! Полицейские до сих пор называли образцы камнями! Этот кое в чем разбирается.

— Я ходил в магазин Гафнера по просьбе учителя, — ответил Ярда. — Вы можете проверить, лгу я или нет.

Олич выдвинул ящик — в нем лежали минералы.

— Назови-ка их!

Ярда назвал. Взгляд Олича потеплел:

— Минералы ты назвал правильно. Я тоже в них разбираюсь. Дома у меня коллекция образцов чешских руд — моя гордость.

Олич встал и, резко повернувшись, зашагал по кабинету.

— Больше не шатайся по улице, да еще с камнями. Я выпишу тебе пропуск. Ступай домой. Минералы пока останутся здесь, мы сами передадим их твоему учителю.

Он остановился перед Ярдой:

— Я верю тебе. Человек, который увлекается минералогией, не станет швыряться образцами. Подобрать же камень с земли можно не только для коллекции…

Ярда похолодел. Но Олич как ни в чем не бывало быстро написал пропуск, отдал его Ярде и, легонько хлопнув по плечу, выпроводил мальчика из своего кабинета.

С гимназией Ярде пришлось распроститься. Его исключили из гимназии «за неуспешность в науках», а не за участие в политических беспорядках. Такое исключение — еще не волчий билет, и Ярда мог подыскать себе службу. Пани Катержина смирилась с судьбой, посоветовалась с опекунами Ярослава, и недоучившегося гимназиста устроили учеником к Фердинанду Кокошке, владельцу аптеки «У трех золотых шаров», на Перштыне.

Как у многих пражских аптек, ее дверь была украшена деревянной головкой китайца — когда в аптеку входили, головка кивала. В аптеке пахло сухими травами и разными снадобьями. Молодой человек — приказчик Таубен — провел Ярду к хозяину.

Пан Кокошка был удивительно похож на гнома, а на его бледном, пухловатом лице выделялась черная, как у цыгана, борода, подстриженная лопаточкой. Она выглядела приклеенной.

Пан Кокошка устроил ему небольшой экзамен — заставил писать латинские этикетки и складывать на счетах какие-то суммы. Ярда считал медленно, но с заданием справился.

Потом пан шеф долго рассказывал, что и как он должен делать. Ярда внимательно слушал его. Отдельные поучения Кокошки удивили Ярду.

— Если явится какой-нибудь привереда и потребует небесную лазурь, — говорил хозяин, — ты разбейся в лепешку и достань ему эту лазурь. Думай о нем что хочешь, но виду не показывай. Без товара клиента не отпускай. Спросит зубную щетку — предложи и зубной порошок. Спросит порошок — предложи и зубную щетку. Товар расхваливай. Если надо — приври, только умеючи. Мне же врать не смей. Мои приказания — закон. Остальному тебя научит Таубен. Пока ты будешь помогать моему работнику Фердинанду Вавре. Он у нас мастер на все руки, но страшный болтун. Его разговоры в одно ухо впускай, из другого выпускай. В аптеке ничего не ешь и не пей — можешь отравиться.

Кокошка вызвал Таубена и велел отвести Ярду на чердак. По пути Таубен показал Ярде подвалы: в одном хранилось масло, в другом — пустая посуда. Неожиданно Таубен спросил:

— О чем это тебе рассказывал Радикс?

— Кто? — переспросил Ярда.

— Радикс. Пан шеф у нас называется Корнем, Корешковым королем. По-латыни Радикс. Понял? Что он говорил?

— Пан Радикс учил меня, как следует вести себя с покупателями.

— Ясно! — издевательски произнес Таубен. — Пересказывал Евангелие от святого Ацидума. Так мы зовем его жену — святая Кислота, по-латыни Ацидум. Едкая баба. Хозяин у нее под каблуком, повторяет все, что она ни скажет. А он — добряк…

Деревянные ступеньки скрипели, пахло травами и мышами. Остановившись у двери с надписью «Чердак лавки», приказчик крикнул:

— Эй, Фердинанд, принимай помощника! — и ушел.

Ярда толкнул дверь. В углу кто-то громко храпел. Косой солнечный луч разреза́л полумрак, причудливо вырывая из него то стеклянный бок реторты на треноге, то каменную ступку, то мешок с травами — предметы казались таинственными, как в обиталище алхимика. За бочонками на душистых травах спал человек. Ярда с трудом растолкал его.

— Немного вздремнул… — сказал он, потягиваясь. — А ты кто?

— Ученик аптекаря, — объяснил Ярда.

— Ты не ученик аптекаря, а помощник батрака! — весело уточнил Фердинанд, вставая. Ярда с интересом глядел на него: батрак ему понравился. У него был высокий лоб, умные, добрые серые глаза, волнистые каштановые волосы и темные усики. Судя по красному носу, он не отказывался выпить, а может быть, служил раньше в погребке. Костюм батрака отливал всеми цветами радуги — масло, олифа, лаки и бронзовый порошок, казалось, состязались — кто больше вымажет пиджак и брюки.

По дороге на чердак Таубен успел шепнуть Ярде, что батрак — «соцан», то есть социал-демократ, и посоветовал остерегаться разговоров с ним. Но Фердинанд уже расположился с доской для резки трав и объяснял:

— Дело наше несложное — кроши мельче, береги пальцы. Делай все, что делаю я. Будем помогать друг другу. Так заведено у рабочих. Хозяева знают это и мешают нам объединяться. А мы, парень, еще такие дураки, что предаем своих, пожираем друг друга.

Не переставая говорить, он посвящал Ярду в тайны своего дела. Вскоре Ярда привык и к аптеке, и к батраку, а запахи целебных зелий, кореньев, эфира, благовонных масел и терпентина ему даже нравились. Фердинанд вел долгие беседы с мальчиком, и им обоим не было скучно на чердаке. Батрак вполголоса напевал песни рабочих-социалистов, Ярда подтягивал. Фердинанд был единственным человеком, который не говорил ему: «У тебя нет слуха». Содержание песен было для него важнее музыкального дарования.

Кокошка, довольный успехами Ярды, перевел его вниз, в лавку, где мальчик помогал Таубену. Здесь Ярда на собственном опыте узнал многое из того, что ему рассказывал Фердинанд.

Прежде всего оказалось, что в лавке и вокруг были одни жулики. Кабатчица покупала какой-то подозрительный спирт и разбавляла его водой, хозяин придумывал невероятные лекарства, которые предлагались и людям и животным. Пан Таубен ловко обворовывал шефа, управляющий приютом, хихикая, рассказывал что-то о негритятах. Фердинанд объяснил, что для приюта готовят мазь от вшей с графитом, а не со ртутью, разницу в ценах делят между собой Таубен и управляющий, сиротки ходят черные, а вши не дохнут; дворничихин сын Пепик ворует из подвала аптечную посуду и снова несет ее в аптеку, сама дворничиха держит в страхе Кокошку, — видимо, знает что-то о его делах, и он угощает ее настойками, а мальчишке по воскресеньям дает деньги. Ярде был противен этот мирок жуликов и торгашей, он отводил душу только с батраком на чердаке, а на людях держался скромно, услужливо и по совету хозяина ходил изучать аптекарское дело к аптекарю Пруше.

Однажды он наозорничал. Пан Кокошка велел ему и Фердинанду приготовить лекарство от вздутия живота у коров — отруби, смоченные аировым маслом. Лекарство шло плохо, надо было его рекламировать, и хозяин собственноручно нарисовал плакат — стадо коров на зеленой травке. Ярда от скуки пририсовал одной коровке бороду лопаточкой — точь-в-точь, как у Кокошки, и был изгнан к Фердинанду на чердак.

Фердинанд выполнял поручения в городе, а Ярда крошил травы для лекарств. В это время с улицы донеслась любимая песня батрака:

Слезами залит мир безбрежный,

Вся наша жизнь — тяжелый труд,

Но день настанет неизбежный,

Неумолимо грозный суд!

Ярда подошел к слуховому окну и увидел шествие бастующих пекарей. Все было, как в рассказах Фердинанда: рабочие объединились и отстаивали свои права, Ярде захотелось проявить свою солидарность. Но как? Оглядев чердак, он увидел на веревке мокрую красную скатерть дворничихи. Ярда привязал ее к черенку лопаты и, ни секунды не раздумывая, выставил наружу. Заметив под крышей красное знамя, пекари захлопали в ладоши, закричали «Ур-ра!» и запели:

Над миром наше знамя реет,

Оно горит и ярко рдеет…

Жандармы, наблюдавшие за движением пекарей, тоже увидели знамя. Они пришли к аптекарю и потребовали объяснения, почему он нарушает общественный порядок и самовольно вывешивает флаг неустановленного образца и недозволенного цвета. Пан Кокошка оправдывался тем, что это не флаг, а скатерть. Дворничиха, которую тоже потребовали к ответу, под действием «желудочных» капель наговорила жандармам лишнего, и ее увели в участок. На прощание пану Кокошке жандармы посоветовали сушить белье во дворе.

Кокошка легко нашел виновника. Ярда не оправдывался, когда его увольняли. Фердинанд сказал ему:

— Не вешай носа! Настанет день, мы объединимся и пойдем войной на хозяев. Отольются волкам овечьи слезки!

Пани Катержина только руками всплеснула, узнав, что ее сын остался без работы. Некоторое время Ярда работал в аптеке у Пруши. Аптекарь был им доволен, он находил у Ярды большие способности и как-то сказал пани Катержине:

— Почему бы вам не отдать его в Торговую академию? Ему учиться надо. Жалко держать за прилавком такого умного парня…

Загрузка...