— Джон, ты хочешь что-то спросить? — поинтересовалась я, не отвлекаясь от тасовки колоды.
Время близилось к обеду, Шерлок все еще путешествовал по своим Чертогам Разума, не шелохнувшись с тех пор, как отстранился от меня и занял дедушкино кресло. Джон, заглянув в гостиную в одиннадцать, сидел на диване у стены, частично закрытый бильярдным столом, и притворялся, что читает дедушкину книгу «Козырь навылет», предпоследнюю из серии, на которую дед совсем недавно продлил контракт. Притворялся, потому что я то и дело ловила на себе его взгляды, Джону явно не терпелось что-то сказать. Мне казалось, он чем-то недоволен, но чем именно было не ясно.
— Спросить? — моргнул доктор, кашлянув. — Пожалуй. Не могла бы ты прекратить? — он указал на карты, которые я перебрасывала из одной руки в другую. — Отвлекает.
Я сжала колоду большим и указательным, останавливая переброс карт в последний момент.
— Спасибо, — Джон поднялся, перекатился с пятки на носок и выпрямился по-военному. Что бы он сейчас не собирался сказать, он либо смущен, либо зол. Либо и то, и другое.
— Может, ты хочешь поговорить наедине? — предположила я, кивнув на Шерлока, только что пробормотавшего что-то вроде «обманчивое утверждение, Джон».
Блуждая по карте своего сознания, он часто беседовал с самим собой, обращаясь к Ватсону, что, в общем-то, казалось мне милым. По правде говоря, я считала это первым отклонением от социопатии, которую так рьяно проповедовал у себя Холмс. Неизвестно, что было бы, не встреть он однажды Джона Ватсона, но именно присутствие доктора в жизни Шерлока остановило окончательное искоренение социальных чувств, даже в чем-то восполнив их дефицит.
— Наедине? — Джон прочистил горло. — Мы и так наедине! — он подошел к Холмсу и помахал рукой у него перед лицом. — Видишь? Никакой реакции! Прямо как у тебя позавчера! Я мог бы понять, если бы так сделал он, — доктор указал на Шерлока, — но ты!
— Джон, ты о чем? — непонимающе спросила я, не находя, чем могла так разозлить Ватсона.
— Я о больнице, Кармен! — на моем имени голос Джона резко повысился, и он оборвал себя, выдохнув. — О больнице! Мориарти сказал, что все взорвет, а ты взяла и… Так не делают! Если тебе интересно, там действительно была взрывчатка! На трех этажах! Понадобилось пять саперов и полная эвакуация, но тебя это не заботило, не так ли? Что он…
— Джон.
— … возьмет, и взорвет все, скажем, разозлившись на твой весьма оригинальный уход, потому что никто не может знать, что в голове у психа, а он определенно псих!
— Джон, я…
— Бога ради, там был твой родной дед! О чем ты думала?
— Я и пытаюсь тебе рассказать, о чем я думала! — взмахнула я руками, стараясь остановить эту лавину осуждения. — Я знала, что он ничего не взорвет, потому что я оскорбила его.
— Оскорбила? — Джон снова моргнул, сцепив руки за спиной. — Не понимаю, как это связано, и в чем конкретно ты его…
— Я назвала его любителем, потому что повторение его действий, я имею в виду ход со взрывчаткой — это манера. Джим позиционирует себя как профессионального игрока, более того, игрока гениального, несущего хаос, то, что невозможно предсказать, и вдруг такой очевидный недочет в его образе. Если бы он взорвал больницу — это значило бы, что я права, и он предсказуем. Продемонстрировав ему собственный ход с побегом под конвоем полиции, я тем самым указала на свою оригинальность, что, конечно же, оскорбило его…. Я обставила Джима в этом раунде, когда у него на руках были все козыри, понимаешь? Это тоже часть моей теории, точнее нестандартного мышления, как мы успели убедиться с Шерлоком…
— Подожди. Вы что, поняли, в чем состоит теория? — снова заморгал Джон, успевая поменяться в лице столько раз, что у меня едва нервный тик не образовался.
Все же Ватсон очень мимически подвижен, реакции тела выдают его раньше чего бы то ни было. Как и неподвижность, проявляющаяся только в одном случае, как я теперь поняла. В том самом, когда он собирается убить и уже направляет на тебя пистолет. Поразительно, честно говоря.
— Да, примерно полтора часа назад, — кивнула я.
Джон всплеснул руками:
— А мне не судьба была сказать? Почему я все узнаю последним?
— Мне казалось, ты был не в настроении, засев сразу же в самый дальний угол и уткнувшись в книгу! — отпарировала я на его возмущение.
— Тшш, — властно взмахнул рукой Шерлок, не выплывая из размышлений, однако все же сообщив, что мы становимся помехой.
— Пойдем на кухню, — шепотом предложила я, поднявшись с дивана, и Джон кивнул.
Оставив Холмса в одиночестве, мы оккупировали кухню. Выгружая из холодильника все для обеда, я пересказывала Ватсону утренние открытия, терпеливо отвечая на многочисленные вопросы, возникающие по ходу рассказа.
— Я понимаю, что ты объясняешь, но я не понимаю, как это работает, — сдался, в конце концов, Джон. — Я не могу представить, как можно просчитать какое-либо событие, просто сравнив его с тактическим ходом азартной игры и додумать в голове целую партию.
— Это потому что ты не игрок, — покачала я головой, с каждым часом все больше веря в эту версию. Уж если Шерлок ее принял и сейчас всерьез обдумывал…
— Покажи на примере, — попросил Джон, доставая из микроволновки картофельную запеканку, пока я дорезала помидоры в овощной салат. — Например… Шерлок и Мориарти, кто они с точки зрения твоего мышления?
Я открыла рот, чтобы назвать их джокерами, но остановилась, внезапно поняв, что ответов несколько.
— В единичном случае, видя их поодиночке, я принимаю каждого за джокера, самую непредсказуемую карту колоды, но… если думать обо всем их противостоянии — это шахматная партия, где каждый из них ферзь, защищающий короля-интерес.
— Угу. Шахматная партия, — отметил Джон совершенно обыденным тоном. — И что за интерес они защищают?
— Конкретно в этой партии Шерлок старается убрать меня подальше от Мориарти, а тот всяческими способами пытается подобраться, закрывая то, для чего я ему нужна. Конечно же… — я откинулась на стуле, отложив вилку. — Знаешь, из чего состоит любая шахматная партия?
— Из ходов и выигрыша? — приподнял бровь Ватсон, прожевав кусок запеканки.
— Почти, — поморщилась я. — Существует три этапа игры в шахматы: дебют, миттельшпиль и…
— Эндшпиль, — закончил за мной Шерлок, входя на кухню и присаживаясь напротив меня, рядом с Джоном. Ватсон тут же встал, достал чистую тарелку и принялся накладывать на нее еды, начисто проигнорировав недовольный взгляд детектива, придерживающегося добровольной голодовки во время интересного дела. — Продолжай.
— Только если будешь есть, — пришла я на выручку Ватсону.
— Еда отупляет, сколько раз можно говорить?! — огрызнулся Холмс.
— А голод ослабляет! — в один голос ответили мы с Джоном.
— Между тупостью и слабостью выбор очевиден, — отмахнулся Шерлок.
— Отлично, — едко ответила я, возвращаясь к еде. Хочет информационную забастовку — он ее получит.
Ватсон поставил перед другом тарелку и вернулся на свое место, снова берясь за вилку. Пару минут мы ели в тишине, старательно игнорируя буравящего нас взглядом Холмса.
— Подай, пожалуйста, соль, — обратился ко мне Джон.
— Конечно, — улыбнулась я, пододвигая к нему требуемое. — Если хочешь, в холодильнике есть маринованные огурчики, можно…
— Ладно! — рявкнул Шерлок, пододвигая к себе тарелку и демонстративно накалывая на вилку немного запеканки. — Видишь?
— Пока нет, — покачала я головой, красноречиво посмотрев на детектива.
Скрипнув зубами, напоминая маленького мальчика, вынужденного слушаться взрослых и весьма этим недовольного, Шерлок поднес вилку ко рту и захватил губами ее содержимое. Выражение лица детектива прекрасно отражало все, что он об этом думает.
— Мне кажется, у тебя мимический сбой, — фыркнула я, не сдержав смешка. — Никак не можешь решить, какую эмоцию выпустить на первый план: недовольство, чувство оскорбленного достоинства или гнев.
— У меня нет никакого сбоя, — процедил Холмс. — До моего появления ты говорила о шахматах. Продолжай.
Хотелось бы мне иметь возможность, хотя бы на минуту, посмотреть на нас с Шерлоком со стороны, глазами Джона. Думаю, основные принципы нашей коммуникации с детективом могли бы стать неплохой темой для чьей-нибудь диссертации.
— Мы остановились на этапах игры в шахматы, — подсказал Ватсон, заставляя меня вернуться в начало того течения, по которому я уже успела уплыть довольно далеко.
— Верно. Дебют — это начальная фаза, что-то около двенадцати ходов от начала партии. Их цель мобилизовать фигуры, перебросить те ближе к центру, но при этом создать хорошую защиту для короля. Перенося в реальность, это период с нашего знакомства, — я прищурилась, стараясь высчитать, в какой момент наступил следующий этап, — до моего отъезда к дедушке после инцидента с Лихниссом.
— Почему именно это событие?
— Король защищен домашними стенами, в то время как ферзь, — я кивнула Шерлоку, — в центре доски и открыт любым маневрам при поддержке офицера. Начинается миттельшпиль, фигуры исчезают одна за другой… Мерди, Винсент Райли, Джим направляет убийцу моего отца, тот избегает перекрестной линии ферзя и слона. Мориарти заходит с другого фланга, отвлекая на себя внимание, и тогда одна из пешек прорывается за защиту, вынуждая короля обороняться и покинуть зону комфорта…. Финала на миттельшпиле не будет, как можно было бы ожидать, — я склонила голову на бок, рассматривая шахматную доску с фигурами, вырисовавшуюся у меня в голове. — Все сведется к разменам того или иного значения, они уже начались…
Схемы игры прочерчивались сами собой, к черту ферзей, схлестнувшихся в центре, опасность от пешки! Пешки, с которой королю придется разбираться самостоятельно, потому что все его сильные фигуры брошены на оборону и противостояние с ферзем противника, а одна ладья и вовсе устранена с поля боя. Устранена и находится в больнице.
Моя линия свободна, вражеской пешке осталось сделать всего один шаг. Что происходит с пешкой, когда она оказывается в тылу, на «королевском» ряду? Перерождение. Игрок может превратить пешку в любую тяжелую фигуру. Что косвенно обозначает шах и, как следствие, мат. То есть, мою смерть.