В БУКВАРЕ ОБО ВСЕМ НАПИСАНО

Однажды отец съездил за чем-то в Глотово, вернулся оттуда радостный. За обедом он шутил. Тогда уже не было сенокоса. В полях зрели хлеба. Над ржаными колосьями гулял ветер, перебирал их, словно волны на море. Отец ладил косарь-крюк косить рожь. И совсем мало дней оставалось до сентября. Отобедав, отец сказал:

— Ну, а теперь посмотрим, что тут нашему первокласснику передал учитель.

Отец развернул газету и показал мне букварь.

— Держи. По этой книжке ты будешь учиться. Нам с матерью не пришлось этим делом заниматься — я-то хотя два класса окончил, а мать совсем неграмотная, вы за нас учитесь… И чтобы не лениться! Вот тут на стенке всегда будут висеть лыки для лентяев.

От букваря пахло так вкусно, что мне показалось, его окунали в мёд. А краска на страницах заиграла перед глазами, будто цветы на нескошенном лугу.

— Бу-кварь, — прочитал я и открыл страницу с буквой «А». Тут же были и картинки.

— Дай-ка мне посмотреть, — попросил Мишка. — Ты читать ещё не умеешь.

— Да, не умеешь? А вот и умеешь. — Я открыл наугад страницу, стал читать: «Мама мыла раму». Что — не умею?

— Тут и Полинка прочтёт, — ответил Мишка. — Ты с конца начни.

Я открыл букварь ближе к последней странице, стал читать:

«А ну, Бишка, прочитай, что в книжке написано…»

Вместе с букварём отец принёс задачник. Подавая его мне, он сказал:

— К задачнику палочки надо готовить. Нарезать ровненьких, ореховых или кленовых, высушить, острогать, стёклышком почистить, чтобы не хуже других было.

— Можно, я после обеда пойду за палочками? — спросил я.

— Сейчас-то ещё рано. Рожь будем косить, принесёшь мне воду, тогда и нарежешь.

— Тогда долго, — возразил я.

— Не спеши. Всё равно не завтра палочки нужны.

Я не пошёл в тот день за палочками, созвал ребят и читал им букварь. В букваре было написано про всё. Мне понравилось про рамы. Я сразу вспоминал весну, когда отец выставлял вторые зимние рамы, высыпал на улицу из междурамья овсяную мякину с зелёными овсяными всходами, поднявшимися вместе с приходом тепла, а мать мыла окна — в избе становилось светло и просторно и тогда уже больше не возвращалась зима. Написано было в букваре и про сенокос, и про корову, и про овец, и про кроликов.

Лишь в августе я созвал ребят в Скородинскую вершину за ореховыми прутьями для счётных палочек. Я взял отцовский складной ножичек с деревянной новой ручкой, который он недавно сделал сам. Ножичек был острый, как бритва. Когда мы вышли за деревню, вдруг подул ветер, понёс тучи. Покрапал дождь. Мы решили соорудить шалаш у большущего придорожного камня-валуна, быстро принялись за дело. Я вскарабкался на ракитку и нарезал веток. Дождь стал расходиться сильнее. Мы дружно нарвали травы и соорудили шалаш, забились в него и стали громко разговаривать. Над нами вдруг кто-то заорал. Шурка Беленький выглянул и с криком: «Пьяный!» — вылетел из шалаша. Мы разом развалили шалаш, пустились через рожь к деревне. Пьяный мужик ушёл по дороге через выгон на Село.

У Шуркиного дома я схватился, что у меня нет ножа. У ребят его тоже не оказалось. Я перепугался до слёз, побежал на поиски. Ребята последовали за мной. Мы прошли по тому пути, где убегали от пьяного, исползали место у камня, у ракиты — ножа не было. Мне стало страшно без ножа возвращаться домой. Отец ещё ничего не успел им сделать, ни разу не брал с собой, а я его потерял. Я не хотел его терять, он потерялся из-за пьяного, и мне было обидно, что за это мне попадёт от отца. Я взял с ребят слово, что они об этом никому не скажут, а я тоже сразу не признаюсь дома о пропаже.



До вечера время тянулось ужасно долго. Я сходил в одонья и набрал там охапку сухих сучьев для печки, потом вырубил у плетня репейник, подмёл сенцы и долил в кадушку у порога воды. Я готов был свернуть горы, только бы меня не наказали за проступок.

Первой пришла с работы мать. Она заметила в доме порядок, похвалила меня за это. Я немного обрадовался. Если отец начнёт меня стегать — мать теперь за меня обязательно заступится. Отец пришёл с работы, когда я стерёг по вечерней прохладе корову. Но я видел, когда он шёл домой. Корову я пригнал к дому позже всех, когда меня не раз похвалила мать.

— Хватит её закармливать, — встретила меня мать. — Отдыхай. Ты весь день работал у нас.

Мне было не до отдыха. Я стал наблюдать за отцом. Он обошёл огород, посмотрел на грядки, на пчёл, на вишни и осмотрел крышу на хлеве. Появился с работы и Мишка. Он принёс кусок косы, отдал отцу.

— Пап, можно наделать ещё ножей, — сказал он. — Выменял у Шурки Трегубого на шмелиный улей.

Отец повертел в руках косу, похвалил Мишку и сказал:

— Положи в инструмент. Пока ножи есть, пусть хранится про запас. Да и время сейчас мало. Надо нам хворосту подрубить на подрешетник для крыши, подвезти, а с новины соломки на него подбросить — крышу над коровой поправить. Вечерком завтра все втроём в Орешнике поработаем, а я выберусь потом, подвезу. Ты, Лёнька, топор принесёшь за сад. Там ивняк хороший поднялся.

— А когда, пап, принести? — спросил я.

— Как солнце пойдёт к Семёновым берёзкам, неси.

— Принесу. Можно, мы с Полинкой понесём?

— Несите, — разрешил отец и повёл нас ужинать.



Три дня мучила меня моя пропажа. Собирается отец утром на работу, я дрожу от страха, что сейчас ему и понадобится взять с собой новый ножичек в карман. Но он кладёт свой старый, к которому привык, и не расстаётся с ним. Я очень боюсь, что отец вдруг потеряет этот ножичек, и хочу, чтобы он забыл о новом, забыл бы, что его делал, что нож есть. Мне даже становится жаль отца, что он не знает, что его труд пропал даром, и только из-за меня. Мне хочется заплакать и со слезами рассказать отцу о потере. Но трусость мешает мне признаться. Она настойчиво твердит мне, что я в этом нисколько не виноват, что нож сам пропал.

Но потерял свой складной нож Мишка. Он приехал на обед и стал искать его по избе — не нашёл и сказал отцу, что он хотел срезать ровные побеги на обручи для кубаря, но не оказалось ножа.

— Возьмёшь новый, — сказал отец. — Только тоже не посей, а то ведь из них вторые не вырастают.

Я залился краской, остановил взгляд на миске со щами и только уголком глаза следил за отцом и братом.

— Зачем кубарь-то нужен? — сказал я. — У нас есть.

— Он развалится скоро, нечем будет рыбу ловить. А я до школы новый сплету, — сказал Мишка. — Вот прутья затвердеют, начну плести.

— А кто смотреть за ним будет, когда и ты, и я в школу уйдём?

— Вытаскивать на день будем.

После обеда Мишка сразу принялся за поиски ножа. Он обшарил всё — ножа как не бывало.

— Мам, ты не брала? — спросил Мишка.

— И не видала, что у вас за ножик был, — ответила мать.

— Отец какой сделал.

— Да тут он. Куда ему деться, если клали.

— А я знаю, а я знаю, — залепетала Полинка. — А Лёнька говорил, он потерял его от пьяного мужика.

Я стукнул сестру по голове.

— Мам, что она? — притворился я обиженным и бросился вон из избы.

— Я вам, пострелы, — закричала мать. — Всё враждуют..

Вечером я был так занят разными делами, что за стол садился последним, садился ни на кого не глядя.

— Пап, не смотрит, — кивнул Мишка на меня.

— Я уже знаю. Мне рассказали, — ответил отец. — Наказывать я пока не буду, может быть, ещё найдётся. Но возьмёт что ещё без спроса — будет ему на орехи.

Я заплакал и рассказал всё порядком. Мать пожурила меня и сказала, что я все дни хорошо помогал ей, искупил свою вину, что надо меня простить.

— А меня мой батюшка выдрал бы, как Сидорову козу, и, конечно, дня два не кормил бы, — сказал отец.

— А я сам не хочу, — сказал я и полез из-за стола.

— Сидеть! — приказал отец. — Добровольцев голодать нам не надо. Я рассказываю вам, как меня воспитывали. Я, если брал когда топор отцовский, долото или рубанок, то потом у меня спина неделю чесалась. Такой был ваш дед Никита, строгий.

— Худой старик был, — поправила мать. — Чем же ребятам учиться работать, как не отцовским инструментом? Наш дед Паня сам приставлял ребят к любому делу, когда справлял чего. Все мои братья теперь за что ни возьмутся, всё умеют делать.

Дед Никита жил в Москве. Я его ещё ни разу не видал и не знал, что он такой злой, обижал моего отца. Дедовская изба стояла заколоченная. Я иногда взбирался на железный навес с кем-нибудь, загорал и смотрел за садом. В саду росли в два ряда груши и яблоня-«конфеточка», как мы её называли, самая ранняя и сладкая. Наверное, этот сорт какой-то заботливый садовник вырастил специально для ребят. Только выберется завязь из цветов, чуть округлится — и уже сладкая, рви, если позволяют, и кормись.



Палочек я нарезал в глотовском саду за школой — кленовых. Однажды, когда уже скирдовали хлеба, скошенные вручную, а комбайном намолотили много зерна, и это зерно повезли сдавать на элеватор в Чернь, я с Лёнькой, Пататаны и Шурка Беленький прокатились с обозом до глотовской кузницы. Мой отец был в обозе. Он наказал нам идти сразу домой, но лишь обоз скрылся за садом, мы свернули на межу, обошли огороды кузнеца и Фили — портного — и нырнули в непролазные заросли терновника и разных деревьев, выросших от семян, занесённых ветром с деревьев по канаве сада.

Мы прокрались бесшумно к опушке сада, затаились и стали высматривать сторожа, строить свои планы. За стволами яблонь и груш краснела школа. Недалеко от школы был виден шалаш. Сад белел и краснел спелыми яблоками. На грушах было множество зелёных плодов. Мы нигде не увидали сторожа. Нам нужны были кленовые побеги на палочки, а при виде отяжелевших от плодов яблонь вдруг захотелось яблок.

— Лёнь, — зашептал Шурка Пататан, — я пойду посмотрю, где сторож. Мы потом нарвём яблок.

— А если он тебя поймает?

— Нет. Он не трогает, когда только по дорожке идёшь. Мы с Колькой ходили.

— Ступай. Только смотри!

Шурка пополз через кусты к дорожке, идущей мимо шалаша к школе. Он быстро скрылся от нас. Шурка Беленький на четвереньках проскакал к ближней груше и нашёл несколько падалиц. Мы уселись в кружок и принялись поедать груши.

— Хорошо тут ребятам глотовским, — сказал Шурка Беленький. — У них столько садов.

— А у нас тоже два сада. И наши лучше. У нас дуб посерёдке растёт и на канаве сколько дубов. А заграничные тополя у нас какие! И берёзки!

— А у них конфеточка есть? — спросил Лёнька.

— Конфеточки у них нету, — сказал я, хотя точно не знал об этом. — Сидите, а я посмотрю за Пататанчиком.

Я выбрался из зарослей. Посыльный направлялся от шалаша через сад к нам. Я догадался, что можно не бояться сторожа, подошёл к грушовке и набрал на земле под яблоней самых крупных и жёлтых яблок. Шурка Пататан тоже подбирал яблоки. Не доходя до меня он крикнул:

— Дед носом клюёт, можно все яблоньки оборвать.

Вдруг я увидел у шалаша чернобородого деда. Это был сторож, старик Стебаев.

— Шурка, он! — крикнул я.

Мы бросились в кусты, в самую глушь. Яблоки падали у меня из подола рубахи и из кепки. Пататан рассыпал свои сразу, когда я ему крикнул про сторожа. Мы пробрались к огороду Фили, притаились в кустах.

— Проснулся, леший, — сказал Пататан. — Он, наверно, колдун. Спал, аж храпел — и проснулся.

— А может, на него яблоко свалилось, разбудило, — сказал Колька.

— Надо опять разведку послать, — сказал я. — Яблоки больше не берём, а наломаем кленков и домой пошагаем.

— Он услышит, как будем ломать, — предупредил Лёнька.

— А мы тихо. Ну, кто пойдёт? — спросил я.

Шурка Беленький отвернулся, словно не слышал моего вопроса. Пататан старший ответил:

— Я ходил. Теперь не моя очередь.

— Колька ещё мал, — сказал я. — Лёнь, ты пойдёшь.

— Да, а как я вас потом найду? Нет, пускай Шурка идёт, — показал он на Беленького.

— Я за грушами ходил, — ответил тот.

— Ну, бояки, сидите. Я сам схожу.

Ребята притихли. Наверное, им было неудобно, что я должен отправляться на разведку. Они заспорили друг с другом. Я подобрал камешек и бросил вверх, в их сторону. Они разом притихли…

Сторож от шалаша направился в другой конец сада. Нас он, наверное, не заметил, а то пошёл бы в нашу сторону. Я сразу начал сламывать самые ровные кленовые побеги и, пока дошёл до ребят, запасся ими на целых сто палочек. Им палочки ещё не нужны были. Шурка Беленький был моложе меня на целый год, а другие на два и больше. Они наломали себе хлыстов — на «лошадей», на сабли, что сделал и я тоже, чтобы не идти от Глотова до Каменки пешком.

Вечером я резал палочки. Я решил их нарезать сто штук, но нарезал только тридцать. Я обрезал палец ножом, и надоела мне скоро эта скучная работа.

Загрузка...