Лета Триглава

Глава 23. Змея и жаба

Скрытова Топь стала жаровней. Костры горели, завивался удушливый дым, и что-то гулко, тряско ворочалось под землей. Хорс видел, как безволосые людены, один за другим, стягивались к разверзшейся воронке, откуда время от времени вырывались огненные языки. Все были безмолвны и угрюмы, по безволосым головам стекал пот, оттого жители Топи походили друг на друга, как близкие родственники. Может, и были таковыми, Хорс не стал узнавать. Видел только, что не было в деревне ни молодых, ни детей — одни старики да старухи.

Верные слуги Железного Аспида.

Помнил, как заподозрил неладное, едва Василиса в полусне упала на скамью, а в избу шагнул вернувшийся Горан и Звяга с вилами да мотком веревки. Бежать бы — да поздно. Тогда и взмолился перед Лютой:

— Не губите, сударыня! К чему девку опоили?

Баба замахнулась на него ухватом. Хорс перехватил за рукоять, а в спину ему прилетел удар. Качнувшись, упал на одно колено, но даже не вздохнул, когда ему принялись вязать руки.

— Калечный, а туда же! — донесся злобный голос Звяги. — Тьху!

— Что вы делать задумали, господа? Скажите на милость, не обессудьте за излишнее любопытство!

— Узнаешь!

Горан ловко опутывал тем временем Василису, а та, обморочная, и веком не дрогнула.

— Я откуплюсь, — пообещал Хорс. — Матерью Гаддаш клянусь! Только пустите.

— Чем откупиться собрался, босота? — загоготал Звяга и ударил лекаря по затылку. Звон наполнил голову, заложило уши. Будто в дурном сне, видел, как взваливают на плечо бесчувственную Василису и волокут прочь. Люта, в свою очередь, споро завязывала на путах узлы, а после, пнув Хорса под ребра, отстранилась.

— Гаддаш, значит? — сказала. — Я и гляжу, что не путник ты, варнак, а самый что ни на есть гаддашев выродок! Что? Угадала?

— Угадала, — не стал спорить Хорс. — Я, сударыня, купец из Червена. Деньги имею, только дайте срок — откуплюсь.

— Деньги, конечно, дело не худое, — рассудительно произнесла Люта. — Да только жизнь дороже. Не будет Батюшке Железному Аспиду пищи — нас сожрет. А нам разве такое надобно?

И глянула мельком в угол, где покачивались от сквозняка на веточках, заплетенных вокруг обруча, сушеные рябиновые ягоды. Хорс проследил за ее взглядом. Было что-то в ржавом обруче искусственное, злое. Будто не просто хлам это, сваленный в избе за ненадобностью, а идолище, созданное людовыми руками.

— И кто таков Аспид ваш, позвольте полюбопытствовать? Разных чуд ныне расплодилось много, всех в глаза не упомнишь.

— Скоро встретишь его, так и узнаешь.

— И давно он вам докучает? Я люден ученый, не с последними людьми в философии и медицине знаюсь, помочь бы смог, если позволите и жизнь мне сбережете. Жизнь — она ведь старшими богами дана, и не нам, простому люду, этот дар забирать. А ну, как разгневается Гаддаш, а то и Сварг Псоглавый? Не отказывайте в помощи, когда помощь сама к вам в руки идет.

— Вот и поможешь, когда он твои косточки обгложет и в снова на десяток годин уснет, — Люта ощерила сгнившие пеньки зубов. Поняв, впрочем, что сболтнула лишку, замахнулась ухватом: — У! Языкастый больно! Так голову и закружил трепотней! Тебе бы не только руку, а и язык отхватить!

— Как же мне без языка торговать? Да и посудите сами, умеючи можно не только с люденами, а и с богами договориться. Вот намедни встретил беглую фальшивомонетчицу, да так хитростью взял, что теперь она сама по доброй воле прямо в руки княжьим огнеборцам идет.

— Это девка твоя, что ли, фальшивомонетчица? — расхохоталась Люта.

— А вы, сударыня, потрудитесь глянуть в левом кармане. Вот тут у меня бумажка припрятана. Да вы не бойтесь, разве я зверь? Не укушу.

Хорс ждал, пока Люта с пыхтеньем обшаривала его карманы. Наконец, достала сложенный вчетверо листок.

— Что это? — вертела в руках, разглядывала Василисин портрет.

— Розыскная грамота. За голову этой пташки двести серебряных червонцев обещано, а вы ее Аспиду жертвовать вздумали. Эх, вы! Деревенщины!

Бабе эти слова не понравились, замахнулась было ухватом, но в задумчивости опустила его к ногам.

— Допустим, за ее голову награду получим. А ты нам на что?

— А я, сударыня, не только купец, а и лекарь. Снадобий великое множество знаю, могу вам не только волосы, а молодость вернуть, коли захотите.

Люта расхохоталась, да так, что прыгали, как студень, двойные подбородки.

— Ну, уморил! — отсмеявшись, проговорила она. — Волосы нам на что? Вырастут — так Батюшка Аспид снова попалит. А молодость… Отжили свое, век бы довековать, и будет. Девку возьмем, а тебя с мальцом Аспиду отдадим, пусть пирует.

Хорс понял: не подвело чутье. Эти, из Скрытовой Топи, Даньшу унесли и в неведомом месте держали, чтобы принести в жертву чудищу, верно, созданному из огня и железа.

— Как пожелаете, сударыня, — смиренно сказал Хорс. — Только не выйдет ничего. Да что рассказывать? Сами, поди, знаете силу гаддашевой слюны.

— Что еще за силу? — проворчала баба.

— Как? — изумился Хорс. — Среди огня живете, Железному Аспиду кланяетесь, крыши медью кроете, а гаддашеву слюну ни разу не пользовали? — он покрутил головой, точно сокрушаясь. — Оно и вижу, деревня у вас глухая, никто не научил.

— Ты толком говори!

— Я и говорю. Гаддашева слюна, замешанная на золе да людовой соли, от огня спасает, так что можно в горящую избу войти и выйти целым и невредимым. У меня в доме, помнится, пожар случился, так я все вещи гаддашевой слюной измазал и вынес все, целехонькое — и ковры, и сундуки, и шелка, и грамоты. Сам тоже цел, как видите, до самого кончика волоса.

— С тобой это зелье, что ли? — Люта явно заинтересовалась, тянула воздух носом, точно собака. Чует, понял Хорс, химический запах людовой соли, который ни болоту, ни огню не вытравить.

— Намазался им еще до похода, — ловко соврал Хорс. — Ничего не осталось, а вам сделать могу.

Люта поскребла ногтями щеку, призадумалась. Думала недолго. Вздохнув, взяла нож и в пару взмахов взрезала путы на руках и ногах Хорса.

— Сколько соли надобно?

Он поднялся, хрустнув суставами.

— А сколько есть?

— Плошки хватит?

— Довольно будет, — милостиво согласился Хорс.

Теперь, расположившись на пригорке под неусыпным взглядом Люты, толок деревянной ступкой кристаллики, смешивая с золой и мутной водицей. Часть незаметно припрятал — туда же, где ранее лежала розыскная грамота.

Мелькнул и пропал на краю зрения огонек, и точно теплом дохнуло в висок.

Хорс скосил глаза на Люту — та вглядывалась в провал, осеняя себя охранным знаком. Подземный гул нарастал. Вторя ему, людены тянули низкое «…охмм!», и кто-то падал на колени, а кто-то, напротив, суетился у края бездны, уходящей на неизмеримую глубину, где что-то стучало и скрежетало. Нечто похожее Хорс видел на болотах, когда вытягивал из трясины Василису. Знал: там ворочаются гигантские механизмы, дающие миру тепло и кислород. Утихнет вращение шестерней — и Тмуторокань накроет лютая зима, и даже светила, висящие под небесным шатром, не смогут развеять вселенский холод.

Огонек меж тем прильнул к культе, запульсировал радостно.

— Хват! — прошептал Хорс. — Давно ли тут?

«Следил. Не мог помочь», — поморгал оморочень азбукой Морзе. — «Железу приносят кровь. Не нужна. Только соль».

— Просыпается, просыпается! — загомонили людены.

Из-под земли наступала смерть. Порожденный богами и вскормленный людовой солью, выбирался Железный Аспид. Горели медью сочленения змеиного тулова, ходили поршни, качая по полым трубкам белесую людову соль.

— Доставь соль, — негромко проговорил Хорс, вынимая из-за пазухи холщовый мешочек. — Остальное моя забота.

Хват перехватил подношение и повлек по воздуху, выписывая в дыму круги и петли.

Воздух взрезал истошный девичий крик.

Василиса?

Хорс вгляделся в сгустившийся горячий туман. В нем метались темные фигурки люденов. Кого-то обеспамятевшего тащили к воронке — Даньшу?

— Скоро ли? — прикрикнула Люта.

— Почти, — сквозь зубы процедил Хорс.

Держа плошку на сгибе культи, целой рукой перемешал жижу. Успеет ли до жертвоприношения? Надо успеть.

Аспид лязгал железными зубами, выворачиваясь из провала — воплощение железа и пара. Ни лап, ни ноздрей у него не было, пар — знал Хорс, — выходил из тысяч горловин, усеивающих металлические сегменты. Вот ударил пластинчатый хвост, и людены с визгом бросились прочь, прикрывая ладонями головы и кашляя от удушливого дыма.

— Помолимся теперь, — глухо проговорил Хорс.

— Кому?! — взвизгнула Люта. — Не видишь, ирод, что сейчас всю деревню попалит? Эй, там! — махнула Горану. — Тащите мальца, да поживее!

— Стойте! — Хорс двинулся наперерез. — Без молитвы Матери и силы не будет!

Его не слушали. Даньшу кулем волочили по земле, он не сопротивлялся, только стонал в забытьи, оставляя за собой кровавую дорожку. Василиса обмякла в руках закрывающегося платком Звяги. Не задохнулась бы!

Аспид раззявил пасть, дохнув парными клубами. Хорс прикрылся, Горан не успел. Волчком закрутился на месте, обваренный, попятился назад.

Хорс вырвал у него платок, не обращая внимания на гневные окрики Люты, уклонился от вил и толкнул в грудь Звягу. Тот Василису не отпустил, хищно оскалился, перехватывая вилы другой рукой. Поднырнув под его плечо, Хорс пронесся по краю воронки.

— Хват, давай!

Оморочень заплясал у раззявленной пасти. Аспид выхлестнул язык — широкий, похожий на желоб, на лету подхватил мешочек с кристаллами, втянул обратно. Звяга только рот разинул. Хорс ударил его по руке, выбивая вилы, перехватил здоровой рукою Василису.

— Теперь к Гаддаш лети! — приказал Хвату. — Передай: код два-ноль-семь!

Хват мигнул: «Принял!», и ввинтился в затянутое дымом небо.

Прижимая к лицу девушки платок, Хорс увильнул от колотящегося о землю хвоста, взвалил на плечо Даньшу и потащил обоих прочь. Скоро здесь станет жарко, так жарко, что прежние нападения Аспида покажутся детской шалостью!

Хорс чувствовал, как вибрирует под его ногами земля. Слышал людовы крики — то гневные, то полные боли. Ощущал затылком, спиной не проходящий жар, и бежал в дыму, будто в тумане, обратно к спасительному лесу, надеясь, что Гаддаш придет своевременно. Закашлялась приходящая в сознание Василиса.

— Пус… ти… — простонала, упирая в грудь Хорса кулак. — Предатель!

Взвыв, ящеркой вывернулись из его рук, упала на колени, кашляя и смаргивая крупные слезы.

— Уходить надо! — попытался образумить лекарь. — Дыма не наглотаешься, так Аспид сожрет!

— Пусть сожрет! — Василиса откатилась, поднялась на дрожащие ноги. Коса растрепалась, а зрачках полыхали гневные искры. — Ты Даньшу отдал… этим! И меня продал! А я ведь тебе в любви признавалась!

— Так нужно было! — огрызнулся Хорс. — Иначе они бы и меня, и тебя…

Земля поплыла, сбивая обоих с ног. Чудовищной силы пламя взревело, окрашивая алым горизонт. Обернувшись, Хорс видел, как над деревней выхлестывает сегментированный змеев хвост. Взвился — и грохнул оземь, придавленный бородавчатой лапой.

— Матушка! — с благоговением выдохнул Хорс. — Пришла!

Давя избы и люденов без разбора, из леса выступала Гаддаш. Ее груди тряслись, сочась темным молоком. Там, где падали капли, почва шла пузырями и трескалась.

Василиса простонала в прижатый к носу платок. Круглыми от ужаса глазами следила, как исполинская жаба сдавливает лапами змеиную голову. Из пасти Аспида рвался пар вперемешку с пузырящейся пеной. Пытаясь обвить тулово богини хвостом, змей бился в ее хвате — тщетно. Подняв Аспида над головой, Гаддаш перекрутила его и рванула на части. Треснули медные пластины. Пар повалил гуще, растекся над почвой ядовитым белесым туманом. Отбросив располовиненного змея, Гаддаш смела хвостом останки в воронкообразную яму и, приоткрыв усаженную иглами пасть, издала тоскливый трубный рев. Хорс склонил голову.

— Благодарю, Галина Даниловна, — пробормотал под нос. — Второй раз на помощь приходишь, должником буду.

Крякнув, поудобнее расположил на плече Даньшу, подал здоровую шуйцу Василисе.

— Идем! Живее! После объясню!

Дрожа, она подчинилась.

Уходили, не оглядываясь, но спиной Хорс хорошо ощущал, как горела и плавилась деревня. В спину доносился рев победившей богини и предсмертные крики обожженного люда.