Летят сквозь годы

12. УЧИТЬ И УЧИТЬСЯ

На Кавказе, особенно в долинах, почти не бывает сумерек. Как только скроется за горами солнце, сразу сгущается темнота. Еще над головой светлое, солнечное небо, а в долине уже ночь.

Наступает рабочая пора летчиков и штурманов. А техники вдобавок к ночному обслуживанию полетов работали все светлое время суток; ни один самолет не мог бы подняться в воздух, если бы не их заботливые руки.

Таня знала Зину Радину. Зина не присядет отдохнуть, не пойдет есть, пока не отремонтирует самолет. И все же Таня волновалась: успеет ли Зина залечить вчерашние раны? Уж очень крепко досталось. Да у Зины дела не только на своей машине. Техник-лейтенант Радина — техник звена. И менее опытные Леля Евполова и Зина Петрова, чуть что, бегут к ней: «Зиночка, помоги!»

В Асиновской летчиц задолго до начала полетов тянуло на аэродром. Были трудности и смертельная опасность в их еженощной работе, были тяжелые потери, боль воспоминаний о погибших — было все то страшное, грубое, нелепое и дикое, что принесла война. Но большинству девушек полка было по девятнадцать — двадцать лет. И если представлялась хоть малейшая возможность, бегали наперегонки, сбрасывали сапожищи и болтали ногами в прохладных струях арыка. Если над самолетом, который скоро, совсем скоро вести и во тьму, и в пламя, сейчас склонились ветки, отягченные спелыми плодами, то почему же не сорвать самое красивое яблоко и не угостить им подругу, как удержаться, чтобы под громкий хохот не обрызгать ее водою из арыка?

На досуге Таня часто бывала заводилой. Пройдется туда-сюда своей легкой, танцующей походкой, и все уже знают: Макарова собирается что-нибудь забавное выкинуть. Запевала тоже всегда она. И откуда только узнавала первой новые песни? Где их подслушивала?..

В этот день беспокойство — не остаться бы на ночь безлошадной — привело Таню прежде всего к самолету.

— Товарищ командир звена, два самолета к полетам готовы. Третий будет готов через полчаса, — отрапортовала Радина.

— Это наш самолет не готов? Много работы было? Чем тебе помочь? — расстегнув обшлага и на ходу закатывая рукава, говорила Таня. — Мы с Верой в твоем распоряжении.

— Что ты, Таня! Вам надо отдыхать перед полетами. Я управлюсь сама. Осталось только присоединить один шланг.

— Давай-давай вместе! Быстрее будет… Вера! Иди сюда, подержишь ключи, а я трубку буду держать.

Таня приблизилась к мотору, нащупала гибкий валик и подвела его к баку. Зина с головой юркнула куда-то внутрь, то и дело протягивая к Вере жесткую, промасленную руку за ключами.

Сосредоточенно, в молчании работали минут пятнадцать.

— Готово! — сказала Зина, вылезая из-под мотора. — Теперь только поставим капот — и все.

Летчик, штурман и техник дружно закончили работу. Подъехал маслозаправщик. Зина заправила бак маслом, соскочила на землю:

— Товарищ командир звена, самолет к полету готов! И стоило вам возиться? Времени еще много… Я бы и одна… А вы лучше бы шли под яблоньки, в сад.

— Если хочешь, Вера, иди попасись. А я тут с Зиной посекретничаю.

Таня уселась в гамак, который Зина устроила из оставшейся маскировочной сетки, и стала раскачиваться.

— Нет, я не дам вам остаться наедине. Буду с вами, никуда не уйду. — Вера потянула Зину, и они уселись рядышком на траве.

Зина, как и Вера, очень любила Таню: вот и гамак специально для нее устроила, зная ее страсть к озорству и шуткам. И то, что Таня изображала сейчас маленькую девочку, нравилось Зине. Она мечтательно сказала:

— Была у меня в детстве история с гамаком. Пошли как-то мы, детишки, с отцом в лес. Нас в семье было одиннадцать, и отец по праздникам ходил с нами в лес. Матери, конечно, некогда было. Пошли мы и взяли с собой гамак, сделанный из рыбацкой сети. В лесу натянули его между деревьями и стали качаться, вот как Таня. Старшие братья, правда, сразу сказали: ерунда. И полезли по деревьям. А я раскачалась так, что гамак перекрутился. Сестренки смеются, думают, что я дурачусь. А я выбраться никак не могу. Барахталась, пока не разревелась. Отец потом пришел — вызволил меня. А кто тебя, Таня, вызволять будет?

— Да вы разве не вызволите? — засмеялась Таня. И тут же серьезно добавила: — На вас у меня вся надежда.

Помолчали. Каждая думала о том, что действительно за короткое время они стали родными, Весь полк живет, словно одна большая семья.

— А как ты попала в авиацию? — спросила Таня.

— После семилетки поступила в техникум. И в аэроклуб. Закончила его.

— Значит, ты в аэроклубе училась? Так же, как я. Но почему же ты не стала летчиком?

— После окончания аэроклуба мне предложили поехать в Ульяновскую техническую школу. Что мне оставалось делать?! Или расставаться с авиацией, или ехать в техническую. Я поехала. Закончила, и меня послали работать в Минский аэроклуб техником. Там я договорилась с начальством — мне разрешили тренироваться в спортотряде. Но сделала я всего несколько вылетов. Началась война. Ох и хлебнули горюшка в Минске-то… Чего только не приходилось делать!.. И окопы рыла, и в бой с десантом ходила, и детишек спасала, самолеты под огнем ремонтировала. Потом меня направили в распоряжение майора Расковой. Попала я сначала в истребительный полк. Но, когда узнала, что полк ночных бомбардировщиков первым отправится на фронт, попросила перевести в этот полк. Столько злости у меня на этих проклятых фашистов накопилось, что не могла я ни одного дня задерживаться в тылу!

— Зиночка, а я и не знала, что ты летчик. Тебе, конечно, хочется летать, я понимаю…

— Не получился из меня летчик. Если бы не война, я в спортотряде оттренировалась бы как следует. Война помешала. Я ведь мечтала учиться, стать летчиком мечтала… как бы это сказать, в мирных целях. Мне почему-то казалось, что над тайгой интересно летать. Теперь один интерес — боевая работа. У меня надежда на Бершанскую: если разрешит, буду тренироваться.

— Если разрешит, я с удовольствием буду тебя тренировать, — сказала Таня.

— Танечка, а ты долго работала инструктором?

Таня не успела ответить. Раздалась команда: «Запускай моторы!» Тишина наполнилась мощным рокотом. Все пришло в движение: самолеты по мостикам-настилам выруливали через арыки на поле. Летный состав ненадолго собрался вокруг командира полка выслушать боевое задание. А еще через полчаса аэродром опустел — самолеты ушли в темное небо.

Всей душой преданная своей трудной профессии — сейчас, в войну, это было больше, чем профессия уметь управлять самолетом, — Таня готова была помочь всем девушкам полка стать летчиками. Ведя в ночи к цели послушный ей бомбовоз, Таня думала: «Зина хочет тренироваться? Великолепно. В экипаже будет полная взаимозаменяемость…»

Таня и Вера были неразлучны в воздухе. Очень редко разлучались они и на земле. Когда Вере случалось дежурить или отсутствовать по какой-либо другой веской причине, Таня откровенно скучала и говорила, что ходит «как неприкаянная». Вера была более сдержанна в выражениях, может, оттого что, будучи почти ровесницей, неизменно почитала Таню учителем, относилась к ней как к старшей.

Однажды Вера — она даже сама не знала, как это получилось, — разоткровенничалась со штурманом Дусей Пасько. Девушки сначала вспоминали студенческие годы. Хотя Верин институт не был каким-нибудь особенно завлекательным — просто педагогический, — все в полку знали, что уж Белик-то будет непременно учительницей. Преподавателем математики. И что работа штурмана ей пока единственно сродни. А тут вдруг Вера спросила у Пасько:

— Дуся, тебя летчица учит управлять самолетом?

— Иногда Парфенова доверяет мне управление. Показывает, как нужно действовать рулями.

— А меня Таня, Макарыч наш, решила сделать заправским летчиком. Она решила закалять мою волю. И знаешь как? Показывает мне фигуры высшего пилотажа. Иногда — над горами.

— Да ну? А не страшно?

— Конечно страшно, но не страшнее зениток. А Таня говорит: «Тебе нужно научиться управлять самолетом по-настоящему. Это всегда может пригодиться. Я научу тебя делать «мертвые петли», виражи, штопор — все фигуры пилотажа. Вот смотри, это петля!» Выключила мотор. И представляешь, все вокруг засвистело. Мы понеслись вниз, прямо на горы. «Теперь делаем так!» — говорит Таня. Где тут «делаем»! Делает она. А я только вижу: мы понеслись к звездам. А потом перевернулись вверх колесами. «Поняла?» — спрашивает Таня. «Нет, ничего не поняла», — отвечаю.

— Где же понять, когда душа в пятках, — усмехнулась Дуся.

— А Таня говорит: «Ну тогда смотри, что такое штопор!» У меня в глазах все замелькало. Вижу то звезды, то верхушки скал, то снова звезды. А Танька хохочет и только, слышу, считает: «Один, два, три, четыре…» Это она витки штопора считала. А потом говорит: «Ты у меня научишься летать лучше любого курсанта». Так что, Дусенька, чем черт не шутит, я еще летчиком стану.

— А по совести, нравится тебе пилотаж?

— Когда Таня учит, кому не понравится. И знаешь, как это нам сейчас нужно! Вот у Тани есть поговорка: «Ай да мы! Спасибо нам…»

— Правильная поговорка. Что мы мало дела делаем?

— Я о том, что целое «мы» состоит из частей. Вот поэтому штурману научиться пилотировать очень важно. Чтобы части были равноценны и взаимозаменяемы.

— Смотри ты, летчиком станешь, и учительство побоку?

— Нет! Никогда. После войны обязательно институт закончу. И знаешь что, Дуся? Ты никому не проговорись о наших с Таней занятиях.

— Раз просишь, то я, конечно, молчать буду. Да, думаю, Таня твоя не умолчит.

Дуся Пасько предугадала события: с легкой руки Тани в полку развернулось своеобразное соревнование в обучении штурманов летному делу. Штурманы в свою очередь делились тайнами собственной непростой специальности.