Летят сквозь годы

13. ВМЕСТО ПУДРЕНИЦЫ

На берегу Каспийского моря, в городке Хачмасе, размещались подвижные авиационные мастерские ПАМ-44.

Сюда доставлялись самолеты, которые уже нельзя было отремонтировать в полевых условиях. Из женского полка тоже отправили в ПАМ два самолета с экипажами в полном составе.

Небывалое событие, «бабы прилетели», — в мастерских до сей поры видели только мужчин-авиаторов, — произвело настоящую сенсацию. Даже начальник ПАМа был удивлен, узнав, что на фронте воюет целый женский авиаполк. Да как воюет! Девушки с боевыми орденами. По такому случаю он отдал распоряжение отремонтировать оба самолета вне очереди.

За ремонт принялась лучшая бригада старшины Александра Костенко. Мастера старались вовсю, и на третьи сутки самолеты стали как новенькие. Девушки поблагодарили, распрощались и улетели.

За трое суток молодые люди перезнакомились, подружились. Из разговоров Саша Костенко узнал, что в женском полку не хватает самолетов. Как было сказано, некоторые летчицы ходят безлошадными. У старшины-бригадира зародилась мысль собрать самолет в подарок женскому полку. Своей идеей Костенко поделился с товарищами. Всем она пришлась по душе; начали работать во внеурочное время, после трудового дня, по ночам. Решили подготовить подарок к 25-й годовщине Октября.

Когда самолет был почти готов — осталось только отрегулировать и облетать его, — в мастерские прибыл полковник из кавалерийского корпуса. Увидев в цехе исправный самолет, он сказал:

— У меня нет времени ждать, пока вы отремонтируете мою машину. Поставьте здесь эмблему кавалерийского корпуса — подкову. Я улечу на этом самолете, свой оставлю взамен. — И он похлопал по обшивке, как по крупу коня.

Подобные замены вообще практиковались. Но ведь тут особенный случай.

Старшина Костенко отправился к начальнику мастерских Федору Степановичу Бабуцкому, зная, какой он отзывчивый, душевный человек.

— Товарищ инженер-капитан, что хотите делайте, но я не отдам наш подарочный. Не отдам, и все. Бригада не позволяет.

— Товарищ старшина, кто вам сказал, что подарок собираемся кому-то отдавать? Командование кавалерийского корпуса просит срочно отремонтировать их самолет или заменить другим. Это верно. Но подарок трогать не будем. Знаете что? Чтобы новый самолет никому не мозолил глаза, вывозите-ка его на аэродром. Сегодня прибыла из женского полка летчица Марина Чечнева. Пусть она его облетает. А завтра вы с подарком отправляйтесь к нашим дорогим женщинам.

Костенко, обрадованный, вернулся в цех. Через час самолет, на борту которого было написано: «Лучшему комсомольскому экипажу», вывезли на аэродром.

Вскоре туда пришла Чечнева со своим техником Машей Щелкановой.

— Кто здесь Саша Костенко? — спросила Марина. — Мы прибыли в ваше распоряжение. Это — во-первых. А во-вторых, я привезла вам большой привет и… письмо.

— Спасибо. Я давно жду письмо. Давно жду… — Костенко принялся старательно вытирать руки ветошью.

— Нет-нет, так письмо вы не получите! Пляшите или пойте.

— Пляши, пляши, Сашка! Иначе не видать тебе письма! — подзадоривали ребята своего бригадира. — Попался на крючок? Любовь, брат, не картошка. За письмо от милой и сплясать можно.

— Помилуйте, братцы. Я лучше вечером спляшу, когда музыка будет. А здесь что? Работать надо, а не плясать.

— Я согласна, — сказала Марина и протянула письмо. — Только знайте: у меня память хорошая. Если обманете — не спляшете, то я расскажу одной чернобровой, и она больше не станет писать никогда.

— Ну, тому, что я обманщик, она не поверит. А сплясать я спляшу, раз обещал. Обязательно спляшу.

Маша Щелканова, по-хозяйски засучив рукава гимнастерки, уже помогала в работе. Она заглядывала в каждый узел крепления, осмотрела инструменты и запасные части, которые придаются самолету. «Не забыли бы чего положить, — думала она. — Нужен полный комплект».

Работа была быстро закончена, и Костенко сказал Марине:

— Товарищ младший лейтенант, теперь все зависит от вас. Вы должны определить, какая получилась машина.

— Могу сразу сказать: машина чудесная. А облетать, конечно, нужно. Пойдешь со мной, Маша?

— Нет, извините. В полет, испытать наше детище, пойду я! — сказал Костенко. — Вы отдохните, товарищ Маша, а я полечу.

Щелканова, конечно, не стала спорить: она отлично понимала чувства мастера.

Марина Чечнева, словно всю жизнь только и делала, что испытывала новые самолеты, без всякого страха взлетела и по-настоящему отвела душу летчика: выполнила серию фигур, потом повторила все сначала.

На следующий день Чечнева, Щелканова и Костенко вылетели в полк.

Вечером под праздник полк готовился, как всегда, к боевой работе. Летчицы в сопровождении техников осторожно выруливали самолеты из-под деревьев, выстраивались на старте. По аэродрому сновали заправочные машины. На командном пункте обсуждалась боевая задача. В эту ночь всем хотелось нанести особенно ощутимый удар по врагу.

Неожиданно над аэродромом раздался гул самолета.

— Он явно собирается садиться, — с тревогой сказала Бершанская дежурной по полетам лейтенанту Амосовой. Командир полка беспокоилась, потому что аэродром маленький, весь загружен самолетами и сесть прилетевшему совершенно негде. — Гони его на второй круг! Давай ему красную ракету!

Дежурная, уже приготовившая ракетницу, выстрелила. Самолет, пролетев низко над головами, удалился.

Пока самолет делал над аэродромом круг, для посадки все было готово. Развернувшись и зарулив по всем правилам на указанное место, летчик выключил мотор. Из самолета выпрыгнули три человека.

Чечнева, Щелканова и Костенко — это были они — подошли к командиру полка.

— Товарищ командир полка, прибыла на новом самолете, — доложила Чечнева.

— Вижу, что прибыла. Молодец, села хорошо. А мужчин зачем к нам возишь? — смеясь, спросила Бершанская. — Здравствуйте, товарищ старшина. В гости к нам или по делу?

— Вот прилетел вручить вам подарок от мастерских, — смущенно ответил Костенко.

И все, кто были на аэродроме — летчики, штурманы, техники, вооруженцы, — сразу же собрались на короткий, трогательный митинг.

«Разве же наш труд идет в какое-то сравнение с тем, как они все здесь жизни своей не жалеют… молодой жизни? В каждый вылет, каждую секунду головой рискуют…» — думал Костенко, видя вокруг дышащие юной привлекательностью девичьи лица.

— На самолете написано: «Лучшему комсомольскому экипажу». Вот для нас, командир, задача, — обратилась комиссар Рачкевич к Бершанской. — У нас много лучших экипажей. Придется выбирать лучший из лучших! Но могу заверить вас, товарищ старшина, так вы и передайте всему вашему коллективу, самолет попадет в достойные руки.

«Это уж точно!» — чуть было не выкрикнул Костенко, потому что, встретившись взглядом с Мариной Чечневой, вспомнил, что она выделывала, испытывая этот самый самолет. Действительно, надежные руки!

После речи Рачкевич девушки так хлопали старшине, такими улыбками его одаривали, что он даже застеснялся и был рад, когда Бершанская его отпустила, сказав остальным:

— Пора начинать боевую работу!

Штурман полка развернула карту и указала варианты лучшего направления для захода на цель, сообщила данные об огневых точках противника, световые сигналы. («Я — свой самолет» — на эту ночь.) Зачитала прогноз погоды. Прогноз обещал низкую облачность, дождь.

Все огорчились: неужели, когда настроение такое приподнятое, придется всю ночь закисать под самолетами в ожидании погоды?

Разведчик отправился проверять высоту облачности. Девушки, притихнув, двинулись в землянку, на КП.

Лишь к середине ночи облачность стала рассеиваться. Резко похолодало. Воздух очистился. Проглянули далекие звезды. Можно было вылетать.

— Смотри-ка, — сказала Вера, идя к самолету за Таней шаг в шаг, — воздух стал как стеклянный. Вдохнешь — и грудь режет…

— Не заболела ли ты? Как это «грудь режет»?

— Да в хорошем смысле. Просто холодный, жесткий воздух.

— Придумала? Но если даже и придумала в хорошем смысле, то хорошо. Особенный ведь день сегодня. Правда? Канун Октября. Я всегда завидовала тем, кто родился до революции. Тем, кто сражался за нее. А теперь вот мы. Знаешь, как мы должны бомбить сегодня, штурман!

Вера отметила, что Таня сказала не обычное «ты должна бомбить», подчеркивающее отдельно обязанности штурмана, а объединяющее, чрезвычайно дорогое для нее, Веры, — «мы».

Все экипажи вылетели в ночь на седьмое ноября на боевое задание. В паре с Макаровой, с интервалом в полминуты, шла Катя Пискарева.

Впереди повис мерцающий САБ.

— Макарова уже над целью. Приготовься! — сказала своему штурману Катя.

Станица Дигора, выхваченная светом разгоревшейся бомбы из ночного мрака, казалась горошиной на дне огромного кувшина. Стенками кувшина служили отвесные горы высотой до тысячи метров. Из станицы вытекала тоненькой струйкой дорога и пробивалась по ущелью на восток. Дорога пестрела точками. Это и были танки противника, которые предстояло бомбить.

Над целью почему-то спокойно, молчат зенитки, не зажигаются слепящие огни прожекторов. А нервы напряжены до предела. Молчат зенитки, но в любую секунду они могут заговорить. Пожалуй, эти секунды ожидания страшнее, чем обстрел, накал боя, когда летчик действует.

…В узком месте ущелья, где дорога была черна от танков, очень кучно вспыхнули четыре багровых куста взрывов. Отбомбился экипаж Макаровой — Белик. Полетели бомбы с самолета Пискаревой.

Появление наших самолетов в нелетную погоду было для гитлеровцев полной неожиданностью. Они не сразу открыли зенитный огонь. Но во второй вылет девушки были встречены ураганным огнем. Злее зениток — лучи трех зажегшихся прожекторов; искромсанная ими темнота меняла очертания гор. Иногда казалось: самолет обязательно заденет крылом гранитную громаду.

И все же ничто не помогло фашистам. Один за другим, парами, звеньями, подходили маленькие, но грозные наши По-2 и сыпали бомбы на дорогу, на танки. В эту ночь врагу был нанесен ощутимый удар, уничтожено большое количество живой силы и техники.

Наутро личный состав полка выстроился в коридоре школы, где размещалось общежитие. По случаю праздника прибыли командующий фронтом генерал армии Иван Владимирович Тюленев и генерал-майор авиации Константин Андреевич Вершинин.

Командир полка подала команду «Смирно».

Командующий поздоровался, поздравил с праздником, похвалил полк за хорошую боевую работу. Тридцать девушек-летчиков, штурманов, техников и вооруженцев были награждены именными часами.

После речей, перейдя на неофициальный тон, генерал Тюленев спросил Бершанскую:

— А что же я не вижу на празднике вашего гостя, инициатора подарка от ПАМа?

— Для встречи командующего фронтом выстроен личный состав полка. Поэтому гостя и нет в строю, — ответила немного смущенная Бершанская.

— Как же это так? В кои-то веки один мужчина прибыл в полк, и тот в загоне! — шутил генерал. — Разыщите и пригласите его сюда.

Старшина немедленно явился.

— Старшина Костенко по вашему приказанию прибыл! — вытянулся он перед генералом.

Генерал посмотрел на старшину удивленно:

— Кто из нас старше, вы или я? Почему у вас бородища, как у старика?

Саша Костенко стоял, прикусив губу. Разве расскажешь генералу, командующему, что они с другом дали зарок — до конца войны не брить бороды и усов. Конечно, странный был вид у молодца с этакой окладистой бородой и закрученными усами.

— Зачем вам сдалась борода? — настойчиво спрашивал генерал. — Вас же девушки любить не будут. Поцеловать никто не захочет. Как, правильно я говорю? — обратился он к красавице Леле Санфировой.

— Нет! — не растерялась Леля. — Нет, товарищ командующий, такого парня нельзя не любить. За его чудесные руки простишь и дурную бороду.

— Да, золотые руки у памовцев. Замечательный подарок приготовили. Благодарю вас, товарищ старшина, за хорошую инициативу, за самоотверженный труд всего вашего коллектива мастерских! — Тюленев крепко пожал старшине руку и улыбнулся: — Я рад, что ошибся. Поздравляю вас с признанием в женском полку. Этого не легко здесь добиться. Слышишь, Константин Андреевич, оказывается, борода не помеха для доброго молодца! — шутил он, повернувшись к генералу Вершинину. Потом, обращаясь к Бершанской, сказал: — Хороши у вас девушки. Прямо орлы. Вернее, орлицы. Но замечаю непорядок.

Бершанская насторожилась: какой непорядок?

— Женщины должны оставаться женщинами. А они у вас стрижены под мальчишку, все в брюках… Так не годится. Пусть девушки делают прически, какие им нравятся. Когда возможно, пусть ходят в юбках. И сапоги можно подобрать им по размерам. Зачем же изящной девушке носить сапоги сорок третьего размера? Это же по пять пар портянок наворачивать надо. Закажем-ка, Константин Андреевич, всему полку форму и сапоги в армейской мастерской, тоже в виде подарка. Кстати, кто та счастливица, кому вручается подарок ПАМа?.

— Командование полка приняло решение вручить самолет экипажу командира звена младшему лейтенанту Макаровой, — ответила Бершанская.

— Кто такая Макарова? Дайте на нее взглянуть.

Таня сделала два шага вперед и стала по стойке «смирно». Сердце у нее замирало совсем не потому, что она стояла перед убеленным сединами генералом, командующим фронтом. Сердце замирало от радости, от желания оправдать доверие.

— Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант, с высокой наградой, — пожимая ей руку, сказал генерал. — Желаю вам и дальше так же отлично бить врагов нашей Родины. И долететь на подаренном самолете до самого Берлина.

— Служу Советскому Союзу.

— Раньше девушкам дарили пудреницу или сумочку. А теперь дарят самолет. Вот какое время настало… — задумчиво продолжал командующий. — Самолет… Разве это подходяще для женщины?

— Когда Родина в опасности, лучший подарок для меня — боевое оружие, — сказала Таня.

Генерал заглянул в глубокие, серьезные, с оттенком печали, глаза Тани и подумал: «Неправильно я сказал давеча. Ни на какую орлицу она не похожа… Дитя. А для врага — страшная сила! Победим врага».