Летят сквозь годы

6. ВОИНСКОЕ ЗВАНИЕ — «СЕРЖАНТ»

С детства, с той поры, когда Таня вместе с друзьями начала борьбу за свои пионерские идеалы, с той самой поры в душе девушки росло и крепло — становилось чертой характера, как и у всего ее поколения, — чувство ответственности за происходящее.

Зимой 1940 года международная обстановка обострилась. Прославленные летчики — ветераны обороны страны обратились к молодежи с призывом овладевать военной наукой.

В аэроклубе начальник собрал летно-технический состав и зачитал приказ. В нем говорилось, что создается ВАШПО — военная авиационная школа первоначального обучения и что на работу в нее предлагается направить лучших инструкторов.

Таня шепнула подруге:

— Аня, давай попросимся. Может, и нас возьмут.

— Вряд ли, женщин в военные школы не принимают.

И все же девушки написали рапорт.

Вскоре их вызвал к себе начальник ВАШПО майор Поцейко. Рассказал об условиях:

— Летать придется очень много. Жить — на казарменном положении, в палатках, прямо на аэродроме. В Москву не ездить, дома не бывать. Выдержите ли вы, девушки, такой режим? Я ведь знаю, сам был молодым, захочется вечером сходить на танцы или в кино. Захочется пойти погулять. А тут нужно или дежурить по части, или на полетах быть. Ведь у нас и ночные полеты будут. Это нужно теперь решать. Потом, когда не понравится, поздно будет. Придется подчиняться воинской дисциплине.

— Товарищ майор, меня не пугают трудности, я к ним готова, — заговорила Таня. — Чем больше придется летать, тем лучше. Я люблю летать. А казарменное положение… Прошлым летом мы тоже ни разу в Москву не ездили и на танцы не ходили. И вот видите, живы остались. Дома тоже привыкли к тому, что почти совсем меня не видят. Прошу, зачислите меня в школу. С работой справлюсь.

Аня присоединилась к подруге.

— Решаю вопрос в вашу пользу, — заключил майор.

На следующий день девушки прибыли на аэродром с вещами.

В мае летно-технический состав школы принял воинскую присягу. Инструкторам-летчикам присваивалось звание «сержант».

Таня думала: «Сержант Макарова, ты теперь полноправный защитник Родины. Родина подняла тебя высоко в небо, дала великую силу. Теперь твой долг — Родину защищать».

В первый набор курсантов попало много авиационных специалистов — техников, мотористов, прибористов, тех, кто изъявил желание освоить летное дело. В группе инструктора Макаровой — двенадцать курсантов. Некоторые старше своего инструктора, неплохо разбирающиеся в авиации люди. В отношениях с ними — особая сложность. Иной не прочь подшутить или поухаживать за молодой, веселой, красивой девушкой. И она должна была заставить не юношей, как в аэроклубе, а взрослых мужчин подчиняться ей беспрекословно.

Полеты начинались с рассветом. По звуку горна курсанты вскакивали с постелей, делали зарядку, завтракали. Таня ждала курсантов у самолета. Она старалась так уплотнить день, чтобы ни одна минута не пропала даром, чтобы не простаивала машина на земле, чтобы с самого начала курсанты привыкли не растягивать круг, заруливать правильно — по кратчайшему пути, не задерживаться с пересаживанием.

Когда курсанты первого набора стали летать самостоятельно, инструкторскому составу поручались курсанты нового набора. Для инструкторов проводились тренировочные ночные полеты. Таня никогда не пропускала возможности полетать ночью.

Занятые до предела, частенько усталые, девушки не забывали заботиться друг о друге, делиться опытом.

С легкой руки Тани все обязали курсантов завести тетрадки с подробным разбором личных ошибок. Эти своеобразные индивидуальные памятки Таня опробовала первой и убедилась в их пользе. Курсант лучше и быстрее осваивает практику полета, если ни одна его ошибка не остается без внимания.

Осенью вслед за первой и вторая группа курсантов Макаровой получила высокую экзаменационную оценку. И опять все были приняты в школу истребителей. Таня прощалась с ними гордая и немного грустная — они станут истребителями, на больших скоростях будут преодолевать безбрежные просторы…

Курсанты разъехались, и на несколько дней на аэродроме установилась тишина: инструкторам и техникам предоставили отдых.

Таня помчалась в Москву. Что бы ни было, хотелось повидаться со своими. По маме и Верушке она очень соскучилась. Мария вызывала теперь только сострадание.

Таня накупила гостинцев — конфет, яблок, орехов и, нагруженная кульками, замешкалась у входной двери, доставая ключ. Дверь открылась и без ключа — на пороге стоял Виктор с чемоданом.

— Здравствуй, Витя. Ты что, уезжаешь? Куда?

— Иду служить в армию.

— Да что ты? Ведь ты же учишься в институте. Как же так?

— Обстановка требует. Прости меня, Таня, я тороплюсь.

— Витя, милый, я пойду тебя провожать! Я сейчас, только брошу вещи.

И, не слушая возражений Виктора, она побежала по коридору к себе в комнату. Через минуту вернулась.

Виктора провожали отец и мать. Вчетвером они направились к трамваю. Таня разговаривала с Виктором, с матерью Виктора, смотрела на окружающих, на проносившиеся за стеклом дома и никак не могла прийти в себя. Что же это получается? Он уезжает. А она-то мечтала — теперь нечего скрывать — встретиться с ним и прямо сказать, что много хороших ребят ее окружают, а он для нее лучше всех. Она скучает без него — ведь они так редко видятся… И вот он совсем уезжает.

На сборном пункте было много народу. Стояли группками. Пели, смеялись, некоторые плакали. И уж тут Тане пришлось держаться — еще не хватало ей разреветься! Виктор чувствовал себя как-то неловко. Спешил распрощаться. Когда он решительно шагнул к Тане и протянул ей руку, она вдруг обняла его и поцеловала.

— Витя, ты будешь мне писать? Я прошу тебя, пиши! Ладно? Я буду ждать тебя, слышишь, Витя!

Виктор сияющими глазами смотрел на нее.

Их связывала первая юношеская любовь. Любовь, рождающая многие душевные качества человека. Мальчиком Витя по-мужски защитил слабенькую девчушку. А потом, когда эта девчушка вон куда махнула — в самое небо, ему стало трудно мириться с ее превосходством; ему все казалось, что он отстает. Не случайно он сказал: «Ползаю по земле». Нет, он зная, был твердо уверен, что на земле, как и в небе, можно делать доброе и красивое дело. Только сам он все еще на полпути к этому делу. Добьется своего, тогда и напишет ей…

В снегопад, в суровые морозы зимы 1941 года инструкторы ВАШПО неутомимо занимались с курсантами.

Сержант Татьяна Макарова, помня, как важна для летчика физическая закалка, была инициатором лыжных походов.

Впрочем, все инструкторы работали по-боевому. Задание — выпустить пилотов в мае — школа выполнила досрочно.

Однажды в комнате инструкторского состава, где заполнялась необходимая полетная документация, возник спор о летных качествах курсантов.

— Как твои новые молодые орлы, Танюша? — спросила Аня Малахова.

— Сто́ящие ребята. Ты знаешь, такие любознательные, живые, энергичные. Просто прелесть, — ответила Таня.

— Ты подожди, Макарова, хвалить. Полеты покажут, кто живой и энергичный, — вмешался в разговор Павел Лузин. — Знаешь, как оно бывает: с виду орел хоть куда, а в полете мокрая курица.

— Брось, Паша! Любого человека можно научить летать, — с жаром сказала Валя Лисицына. — Только, конечно, не каждый станет летчиком.

И тут Таня вспомнила о Балабанове, с юмором, как она это умела, рассказала о нем товарищам, доказывая, что нет оснований «разводить теорию мокрых куриц». Потом в течение чуть ли не всего дня она вспоминала об этом своем первом трудном ученике, недоумевая и досадуя, почему вдруг посторонний человек так упорно занимает ее мысли…

Хотя какой же Балабанов посторонний, если он писал в письме ей: «Вы, мой учитель…» Как же можно считать посторонними теперешних курсантов, когда она знает, чем каждый из них дышит! Была раньше пословица: «Пуд соли вместе съесть». Что соль? Теперь новые измерения: сколько неба вместе излетано! Сколько вместе энергии у самого солнца взято! Вот разъедутся — и, может, не напишут, как не пишет она сама, как не пишет ей Виктор. А все равно везде свои, родные. Во всей огромной, с высоким небом, родной стране.

День начался обычно. В четырехэтажном здании школы с утра тишина. Хотя и воскресенье, все курсанты, техники и инструкторы на аэродроме: не упускалось ни одного часа летнего, светлого, благодатного времени.

Действительно, благодать: на небе — ни облачка. Зачем же подан знак приземлиться всем находящимся в воздухе самолетам? Зачем срочно собран весь личный состав?

— Товарищи, война…

Майор Поцейко и другие выступавшие могли пока лишь призвать к строгому соблюдению дисциплины и порядка, напомнить, что теперь долг каждого — удесятерить усилия по овладению летным мастерством.

Таня сразу стала проситься на фронт.. Ей казалось, что человек, вооруженный знанием летного дела, не имеет права сидеть в тылу. Она считала Подмосковье глубоким тылом, не предполагала, что не пройдет и месяца, как линия воздушного фронта будет подчас прямо над головой. В рапортах на имя начальника школы инструкторы Макарова и Малахова просили, умоляли, требовали, чтобы им разрешили сражаться с ненавистным врагом, не жалея крови и самой жизни. Начальник задержался с ответом — девушки написали рапорты вторично. И тогда майор Поцейко вызвал их к себе в кабинет. Преисполненные решимости, шли в знакомую комнату подруги. Да знакома ли она? Узкие бумажные полоски, наклеенные крест-накрест на стеклах окон и балконной двери, казалось, заслонили весь свет. Лицо майора было серым. И голос непривычно глухим. Он сказал:

— Наша школа — это тот же фронт. Вы готовите кадры для фронта. Разве этого мало? Если все уйдут на фронт, кто будет готовить летчиков? Вы подумали об этом? Идите и подумайте.

Таня уходила в еще большем смятении чувств и мыслей — она действительно что-то неправильно оценивала. И поэтому росла тревога, недовольство собой.

Аня за порогом кабинета тяжело вздохнула и зашипела на подругу:

— Убедилась, что мы сдуру рапорта строчили? Начальство знает, куда нас определить… Майор-то аж поседел весь, за нас думаючи… Видела небось?

— Видела, — машинально ответила Таня. — Видела… Постой… Это он поседел от переживаний.

Девушки больше не писали рапортов, но желание защищать Родину не ослабевало. Учебные полеты не прекращались.

Нормальная жизнь школы продолжалась даже тогда, когда начались налеты фашистских стервятников на Москву. Днем курсанты летали, ночью дежурили в засадах. Москву охраняли наши истребители, зенитчики, аэростаты, но все же бывали случаи, когда вражеские самолеты прорывались к столице.

Натолкнувшись на стену зенитного огня, вражеские бомбардировщики зачастую сбрасывали свой смертоносный груз на поля и поселки Подмосковья. Падали бомбы и на аэродром, и на ближние дороги и перелески — туда, где дежурили курсанты и инструкторы.

Сержанту Макаровой, как и другим инструкторам, приходилось отвечать за подчиненных. Еще не угаснет скоротечный ослепляющий свет взрыва, а Таня уже перебегает от одного человека к другому: проверяет, подбадривает.

К сентябрю, когда курсанты закончили ускоренную летную программу ВАШПО и были отправлены учиться дальше, какое-то время охранять учебные самолеты, бензосклад, школу, ходить в засады пришлось одним инструкторам. Круглосуточно нужно было нести караульную службу.

Особенно трудным был пост у бензосклада. Среди бочек и цистерн с горючим, под небом, где в перекрестие прожекторов пойманы вражеские бомбардировщики, пойманы, обстреляны, но еще не сбиты, под этим зловещим небом, запрокинув голову, стоит человек. Стоит Таня. Колотится сердце. Видно: враг мечется, бежит… Куда бежит? Где вздумает сбросить бомбы? Радость — не дали злодею бомбить Москву! — сменяется тревогой: если сюда попадет хоть одна зажигалка, то и с ней не успеешь справиться. Среди бочек и цистерн ты — одна. И все-таки пусть враг летит сюда! Здесь — боец противовоздушной обороны. Как здорово, что, может, кто-нибудь из ее учеников там, в небе, заставил затрепетать врага, отступить, не сбросить запланированную смерть на таких, как мама, сестры Верочка, Мария. Не твой выдуманный бог охраняет тебя, старшая сестра! Младшая — сержант Татьяна Макарова на своем посту!

На смену ей идет сержант Валентина Лисицына.

Валя Лисицына как-то поделилась с товарищами переживаниями. Оказывается, она больше всего боялась… пустых бочек.

— И ничего смешного нет, — поспешила разъяснить она. — Сколько на складе, да и везде, валяется бочек из-под бензина? В темноте за каждой мерещится фриц. Думаешь: приземлились, притаились и…

— …Не иначе нашу Валечку окружают для пленения, — подхватила Аня Малахова.

— Я тебе сказала: не смейся! Боюсь. И Таня твоя боится… сама призналась. А вообще она — человек. Душа человек.

Лисицына вспомнила, как поздней ненастной ночью разводящий привел наряд караула к тому же бензоскладу. Издалека окликнул хриплый женский голос:

— Стой! Кто идет?

Разводящий отозвался и повел Валю на смену часовому. Сменяемым часовым оказалась Таня Макарова — по голосу ее невозможно было узнать. Она тихонько пожала холодной рукой руку Вали, сказала:

— Вон там стоят бочки. А вон там все время от ветра колышется брезент. Ты не пугайся. Я, пока не сообразила, обмирала. Фашист, думала, подбирается…

В конце сентября 1941 года фашисты подошли совсем близко к Москве. Вокруг аэродрома протянулись траншеи с окопами, противотанковые рвы, проволочные заграждения. Но приказа об эвакуации школы не было, и учеба не прекращалась; все светлое время суток над аэродромом гудели моторы. Часто учебные самолеты находились в воздухе, когда рядом завязывался воздушный бой. Наши истребители схватывались с фашистскими, били зенитки, а По-2 летали от зари до зари.

2 октября, после очередной посадки, когда Таня собиралась вызвать в полет следующего курсанта, на крыло самолета поднялся командир звена.

— Товарищ Макарова, вас вызывают в штаб! Идите. А я полетаю с вашими курсантами! — в самое ухо прокричал он.

— Зачем? После полетов нельзя нагоняй дать, что ли?! — недовольно бросила Таня, предполагая, что начальство вызывает ее для выговора за срезанный круг. — Пусть не развозят круги на двадцать километров, тогда и срезать не буду.

— Уж не знаю, зачем вы понадобились. Стало быть, важное, коль приказали с полетов снять.

Таня, раздосадованная, выскочила из кабины и побежала к машине-полуторке. В кузове уже сидели Аня Малахова, Валя Лисицына, Рая Сурначевская и Лиля Тормосина.

— В чем дело, девушки? Вас тоже вызывают?

В это время подошли еще трое — Клава Нечаева, Инна Лебедева и Лина Смирнова.

— Ого, весь женский персонал в сборе! — воскликнула Клава Нечаева. — Значит, что-то особенное случилось!

— Конечно, неспроста всех вместе… Может, запретили женщинам служить в военной школе?.. — высказала предположение Аня.

— А ты не каркай! — сердито крикнула Валя Лисицына. — Что, мы хуже мужчин работаем?!

— Не спорьте вы, девчонки, сейчас все узнаем.

— Герой Советского Союза Марина Раскова формирует женскую авиационную часть и всех вас, девушки, вызывает к себе, — сказал майор Поцейко. — Вот и исполняется ваше желание, товарищи Макарова и Малахова.

Девушки распрощались с начальником школы и, как были на полетах, прямо в комбинезонах, отправились в академию имени Жуковского, в распоряжение Расковой.

Начинался новый этап по-настоящему взрослой Таниной жизни.