Это было совсем недавно. Почерневший снег быстро таял под лучами весеннего солнца. На дорогах стояли лужи, непролазная грязь. Автобус, фырча и покачиваясь, разбрызгивая черную жижу, медленно двигался по дороге. От автобусной остановки еще два километра приходилось добираться пешком.
Но солнце и ветер делали свое дело. Прошла какая-нибудь неделя, и уже пробилась нежная поросль травы, поле аэродрома покрылось зеленым ковром.
Близилась летная пора. Таня ждала ее с нетерпением. Хотелось скорее испытать свои способности: сможет ли она научить летать других? Сможет ли передать учлетам свой опыт и знания, привить любовь к полетам, к пилотажу, к небу, вообще к авиации?
В аэроклубе появилась новая летчица, только что окончившая Херсонскую летную школу, — инструктор Аня Малахова. Как-то сразу, с первого же дня, Таня с ней подружилась. Девушки сняли себе комнатку в деревне, чтобы жить поблизости от аэродрома и не тратить времени на переезды. Аня была похозяйственнее и взяла на себя организацию быта. Таня привозила книги и брошюры. Их сначала складывали на столе, потом появилась новая стопка их на лавке в переднем углу. Скоро аэроклубники прознала, что у девушек можно достать ту или иную нужную книгу быстрее, чем в библиотеке. Сами девушки читали много; иногда по вечерам одну книгу — вдвоем.
Наконец наступил первый день выхода инструктора Макаровой на аэродром. Дома Аня оглядела подружку с ног до головы, заставила и так и эдак примерить шлем:
— Имей в виду: внешний вид — серьезный фактор.
— Ой, Анечка, главное-то под шлемом.
У здания аэроклуба с утра собрались летный, технический состав и учлеты второго отряда. Майор Лехер пожелал учлетам успехов в овладении летным мастерством, инструкторам и техникам — безаварийной работы. Техники и учлеты группами разошлись к своим самолетам, а инструкторов задержал командир отряда Борис Васильевич Серебряков.
Все для Тани было знакомо и вместе с тем необычно. Она, как инструктор, слушала напутствие Серебрякова. Ей, когда она подошла к своей группе, именно ей техник Сергей Селиверстов доложил о готовности самолета к полетам и о количестве присутствующих учлетов.
— Здравствуйте, товарищи! — громко сказала Таня.
— Здравствуйте, товарищ инструктор! — вразнобой ответили юноши. Они, конечно, сильно волновались.
— Давайте познакомимся. — Таня чувствовала, что голос ее дрожит.
Отчего вдруг оробела? Ведь самолет и все то, чему предстоит обучить стоящих перед ней молодых людей, она знает, как собственное имя. Значит, с имени и надо начинать.
— Моя фамилия Макарова, зовут Татьяна Петровна, — тихо проговорила Таня. — Я научу вас управлять самолетом, выполнять фигуры высшего пилотажа. Вы станете смелыми, отважными летчиками. Станете бороздить наше прекрасное советское небо. — Постепенно голос ее окреп, она овладела собой и говорила уверенно, горячо: — Нет ничего лучше на свете, чем чувствовать себя крылатым, подниматься над землей и сверху смотреть на наши поля, леса, реки… Все это вы скоро испытаете сами и полюбите самолет. Только любовь к самолету, к небу неотделима от знаний.
Таня вытащила из планшета маленькую модель самолета и стала описывать ею в воздухе традиционную коробочку, показывать, под каким углом должен проектироваться летчику посадочный знак «Т», выложенный на аэродроме. Модель в тонких, ловких девичьих пальцах была легка, маневренна и красива во всех движениях. Учлеты следили за рукой инструктора, внимательно слушали.
На следующий день занятия проводились на самолете, установленном на штырь. Таня сидела в передней кабине, а в заднюю по очереди садились Агеев, Балабанов, Ковальчук, Логинов. Она уже запомнила учеников по фамилиям и каждому показывала, как нужно действовать секторами и рулями управления, как будет проектироваться нос самолета в различных режимах полета.
Через несколько дней начались полеты.
В три часа утра подруги вместе вышли из дому и, поеживаясь от утренней свежести, зашагали к аэродрому. Еще издали Таня увидела, что у самолета возится Сережа Селиверстов. Ему помогают ребята: бегают, снимают струбцинки, расчехляют мотор. Самолет, освещенный утренней зарей, играет всеми цветами радуги.
Заметив приближение инструктора, учлеты выстроились, и староста группы отдал рапорт. Таня пожала руку технику, поздоровалась с учлетами, осмотрела самолет и сказала:
— Товарищи, прежде чем подниметесь в воздух, запомните: в авиации нет мелочей. Неправильный заход на посадку или взлет, неосмотрительность, простая невнимательность могут привести к аварии. Только строгая дисциплина, точное выполнение всех правил помогут вам стать грамотными летчиками, овладеть мастерством летного дела. — Таня помолчала, строго осмотрела учлетов. Все были сосредоточенны и серьезны. — Первым пойдет сегодня в полет Логинов.
Каждый подумал о Логинове: «Счастливец!» Каждому не терпелось быть первым. Но у Логинова на то было больше оснований: он имел хорошую теоретическую подготовку, был целеустремленным.
Один ждет от инструктора одобрения или поправки. Другой глаза зажмурит — куда, мол, кривая вывезет. А иногда будто и правильно отвечают, но ясно: стараются не ударить в грязь лицом, перед инструктором-ровесницей красуются. Это уж Тане особенно досадно. Ведь у нее тоже был инструктором Женя Воронцов — симпатичный ровесник. Но раз ты сел в самолет, то, кроме него, нет для тебя никого и ничего. Он — единственная твоя любовь. Вон как у Логинова.
Первый вылет с Логиновым убедил Таню, что в этом учлете она не обманулась. Он вел себя в воздухе великолепно, действовал смело, решительно.
Однако Таня должна была учить летать не одного Логинова. Наоборот, Логинов требовал гораздо меньше времени и заботы, чем остальные. Со временем Таня, конечно, не считалась; день за днем она поднималась в воздух, терпеливо показывала каждому элементы полета, повторяла непонятое и непонятное. Если у какого-нибудь учлета что-нибудь не получалось, она оставалась на вторую смену и летала до тех пор, пока не убеждалась, что учлет понял и исправил свою ошибку.
По вечерам подруги делились опытом, Аня сразу заметила, что Танюша чаще других говорит о Балабанове. Поминает недобрым словом. Бывают такие. В группе Малаховой таких, как Балабанов, несколько. Но стоит ли уж так переживать? Она, правда, тоже оставалась летать с некоторыми дополнительно.
Ну а если и это не помогает? Балабанов, например, сбежал. Скатертью дорога! С чего бы ночи не спать?
А Балабанов летчиком все-таки стал. С характером оказался парень. Через три дня явился, осунувшийся, словно после тяжелой болезни, вытянулся перед Таней и сказал:
— Что хотите со мной делайте, товарищ инструктор, только не прогоняйте.
— Да кто же вас прогонять собирался? Только вы вот болели — пропустили занятия. Теперь побольше работать придется.
— Буду работать как зверь.
Таня засмеялась:
— «Как зверь» — не надо. А то я еще буду вас бояться. А страх, вы знаете, плохой помощник. Слетаем-ка сегодня без всякого страха…
Балабанова словно подменили. Если Таня мучилась, думая о его судьбе, то он переживал вдвойне, все передумал и понял, что надо отвыкать от позы. Был за ним такой мальчишеский грех — хотелось показать себя: я, мол, ловкий, складный, я все могу… не то что другие. А другие уже летали. И еще он понял: один ничего не добьется. Как здорово, что Татьяна Петровна сказала: «Слетаем-ка сегодня…»
И они летали.
Инструктор выпустила учлета Балабанова в самостоятельный полет позже всех, но он быстро осваивал летную практику и вместе со всеми сдал экзамены на «отлично».
Вся группа инструктора Макаровой получила высокую оценку на экзамене: восемьдесят процентов «отлично» и двадцать — «хорошо». Все учлеты ее группы были приняты в военные авиационные школы. Это было для Тани огромной радостью. И особенно было дорого письмо, присланное вскоре ее бывшим учлетом из военной школы. Балабанов писал:
«Уважаемый товарищ инструктор, дорогая Татьяна Петровна!
Спешу сообщить Вам, что я попал в истребительную школу, о которой мечтал. Приступили к занятиям. Приложу все силы, чтобы учиться только на «отлично». Вижу Вашу улыбку при чтении этих строк, ведь Вы, мой учитель, знаете прилежность и аккуратность всех своих учеников. Улыбайтесь и сомневайтесь, но я доведу начатое дело до конца, обязательно стану летчиком. Я очень благодарен Вам, Татьяна Петровна, за науку и большое терпение, которое Вы проявили к своим питомцам, и в частности ко мне. В одном отряде со мной и наши Логинов, Боков, Агеев. Все они передают Вам большой привет и пожелания самого лучшего в жизни…»
Таня много раз перечитывала это письмо. Вспоминала и трудности своих первых шагов, и то, как грустно было расставаться с первыми учлетами и как трогательно преподнесли они ей на прощание в подарок дамскую сумочку.
После выпуска аэроклуб опустел. Пока позволяла погода, инструкторы повышали технику пилотирования; полеты продолжались до поздней осени. Затем все переехали в Москву.
Дни теперь были заняты командирской учебой. Вечера оказались свободными. С Аней они часто ходили в театр. Еще чаще — в кино. Некоторые фильмы смотрели по нескольку раз. А уж новый фильм «Антон Иванович сердится» и вовсе нельзя было пропустить — там играли любимые артисты.
Раскрасневшиеся, радостные оттого, что удалось достать билеты, девушки вошли в фойе. И вдруг Таня замерла: навстречу ей шел стройный высокий молодой человек. Это был Виктор.
— Здравствуй, Танюшка! — Он обеими руками пожал ей руку. — Ты совсем пропала, целую вечность не видел тебя. Как живешь?
— Хорошо живу. А ты изменился. Стал интересным, девушки, наверное, так и бегают за тобой.
— Что-то не замечал. Одна рядом была, да и та в небо подалась.
Им хотелось знать друг о друге все.
— Ты летаешь? Мама говорила, что ты продолжаешь учиться в аэроклубе. Это правда?
— Учился. Окончил аэроклуб. Хотел в истребительную попасть, но комиссия забраковала. Говорят, цвета не умею различать. Мечтал летчиком стать, а придется по земле ползать. Поступил в вечерний автомеханический.
— Молодец! Это ты хорошо придумал. А работаешь там же, на заводе?
— Да. Слесарем. А ты теперь инструктор? Ну и как, товарищ инструктор, получается?
— Получается. Первую группу выпустила. Всех приняли в летные школы.
Раздался звонок. Таня вспомнила о подруге и стала искать ее глазами.
— Ты кого ищешь? Ты не одна? — с тревогой спросил Виктор.
— Я с подругой. Куда же она запропастилась? Ага, вот она. Аня! — Таня подняла руку.
Аня Малахова пробралась к ним через толпу.
— Анечка, познакомься! Мой товарищ детства.
Ане понравилось крепкое рукопожатие Виктора, его мужественное лицо.
— Танюша, — сказал он, — я подожду вас после сеанса у выхода. Хорошо?
— Жди, — ответила Таня. — Нам ведь по дороге. Пойдем вместе.
— Красивый парень и, кажется, скромный, — сказала Аня, когда они уселись на свои места. — По-моему, он к тебе неравнодушен.
— Не знаю… — рассеянно ответила Таня.
Виктор ждал их на улице.
Вначале обсуждали фильм, потом говорили о полетах, о звездах. Шутили, смеялись. Незаметно дошли до дома, где жила Аня, распрощались с ней и, оставшись вдвоем, вдруг замолчали. Шли молча, не решаясь заговорить, неизвестно почему стесняясь друг друга. Неожиданно Таня поскользнулась, Виктор вовремя поддержал ее под руку. Девушка с бьющимся сердцем чего-то ждала. А Виктор не решался сказать то, что давно было у него на душе.
— Завтра будет хорошая погода, правда, Витя? — сказала Таня, чтобы нарушить молчание. — Мы идем в лыжный поход. У тебя ведь тоже завтра выходной день. Пойдем с нами. В лесу чудесно! Снег блестит на солнце. И мы несемся по этому снегу, словно в сказке.
— Со своими летчиками идешь? — нахмурившись, спросил Виктор.
— А ты что, боишься летчиков? Лес большой, всем места хватит.
Виктор ответил не сразу, только крепче прижал к себе ее руку. Потом резко повернулся к ней лицом:
— Таня, ты можешь смеяться… Но я должен сказать… Я давно собирался сказать…
— Да что случилось? Говори же! — Таня посмотрела ему в глаза. — Что ты хотел сказать?
— Я люблю тебя. Вот что я давно хотел сказать тебе… Теперь можешь смеяться…
— Витя, ты так смешно говоришь, что мне действительно хочется смеяться, — счастливая, проговорила Таня.
— Все эти месяцы я думал о тебе. Я очень боялся за тебя. Не потому, что ты летаешь, нет. Я боялся, что тебя какой-нибудь летчик увлечет… И я навек потеряю тебя. Я места себе не находил от одной этой мысли. А сегодня, когда увидел тебя, и вдруг одну, обрадовался, — значит, думаю, все в порядке.
— А вдруг ты ошибся? — решила подразнить его Таня.
— Если бы ты влюбилась, в кино пошла бы с ним.
— А может, он не знает, что я его люблю, и потому не приглашает? — улыбнулась Таня.
— Так не бывает.
Таня скрывала свое чувство к Виктору. Да и о любви его только догадывалась. Рассказать бы ему сейчас, как часто вспоминает она о нем! Но в нее словно бес вселился.
— Ты говоришь «люблю». Просто мы всегда с тобой были хорошими друзьями, вот ты и думаешь обо мне.
— Я так и знал. Зачем же ты зовешь меня на прогулку? Чтобы я увидел твоего дружка?
— А почему ты не хочешь его увидеть? Поедем — и увидишь!
Таня имела в виду, что вот там, в лесу, а не на людной улице, Виктор поймет, что именно он и есть ее друг.
Но Виктор понял ее слова в буквальном смысле.
— Нет, спасибо. Я никуда не поеду. Не буду мешать тебе.
— Витя, ну что ты придумал? Да никого у меня нет. Никого я не люблю… Я же пошутила. Хороших друзей много, а любить — никого не люблю. А завтра у нас лыжная тренировка. К соревнованиям готовимся. Неужели ты не понимаешь? Пошли лучше домой, поздно уже.
Лишь у самого дома Виктор глухим, сдавленным голосом сказал:
— Мне за тобой не угнаться. Ты летаешь, а я ползаю. Забудь, пожалуйста, все, о чем я говорил. Может, ты и права, может, это не любовь, а детские грезы. Я не буду мешать тебе.
— Чудак ты, Витька! При чем тут «летаешь», «ползаю»? Друг называется… Да ну тебя! Ничего ты до сих пор не понял.
Таня побежала по лестнице, доставая из кармана ключ. Виктор шел сзади.
— Если надумаешь пойти на лыжах, будь готов к девяти часам, — в темноту проговорила Таня и скрылась за дверью.
В ту ночь она долго не могла уснуть, ругала себя за несносный характер.