Уж не знаю, кто из двух голубков, чью квартиру мы облюбовали, любил наряжаться в женское, но кое-какие вещи на Чуму мне отыскать удалось — даже вполне неплохой комплект ярко-красного белья, причем с подвязками, чулками и зажимами для сосков.
Похоже, современная мода заметно ушла вперед по сравнению со временем моего прошлого визита на Землю.
К приезду девчушки все следы нашего преступления были уже уничтожены, а два Всадника-обормота привели себя в порядок и переоделись:
— Эй, Бизон, ты бы так не налегал — оставь немного для Томми! — прикрикнул на товарища Юджин.
И тот послушно отложил вилку в сторону. Здоровенный бугай, спортсмен и боксер, который одной левой скрутил бы тощего Глиста в бараний рог и засунул в кроссовок вместо шнурка.
Глиста, но не Голода.
Тот уже начал осваиваться со своими новыми возможностями, и научился по желанию отращивать клыки, чем пользовался к месту и не к месту, то и дело «одаривая» товарища зловещей кровожадной ухмылкой вампира.
Выглядело, должен признать, действительно жутковато. Растрепанный, бледный и болезненно тощий Юджин немного напоминал того парнишку из «Сумерек», перемазанного пудрой*. Интересно, а когда Война войдет в полную силу — кто из них кого уделает? Надо будет устроить тренировочный спарринг, заодно пусть привыкают к своим новым возможностям.
Пока я раздумывал над будущими тренировками, у Войны зазвонил мобильник, и мне пришлось спускаться вниз, чтобы расплатиться с таксистом.
Машину, на которой приехала Чума, давно было пора сдавать в музей. Причем не автомобилей, а ржавчины и птичьего помета — единственной причины, почему этот драндулет годов шестидесятых еще не развалился на части. Я даже не удивлюсь, если эта «броня» пулю остановит…
— Дам еще двадцатку, если подождешь десять минут, а потом отвезешь нас в «Четыре сезона» — «Beverly Wilshire» на Уилширском бульваре знаешь?
Таксист смерил меня изучающим взглядом и поинтересовался:
— Фанат Ричарда Гира?*
— А в глаз?
— Понял, играешь за команду натуралов значит. Чувак, ты мою тачку видел? Ее не то что в Беверли — ее даже в обычный пригород не пустят, придется рядом с каждым копом парковаться…
— Тогда свободен.
— Нет, чувак, погоди. Давай я у брата своего колеса возьму, а? У него тачка приличная, с ней проблем не будет.
— Тогда никакой двадцатки за ожидание.
— Без проблем. Через полчаса буду, чувак. Сам увидишь — довезу хоть к самому Дьяволу, красиво и с ветерком!
— Вот как раз в этом даже не сомневаюсь, — ухмыльнулся я, — подавая вылезающей из машины девушке руку.
Та проигнорировала ее, судя по всему, даже не поняв смысла моего жеста. То ли ее и впрямь никто никогда за женщину не воспринимал, то ли папашей хранимая Америка вконец зафеминиздилась, со всеми вытекающими. Не хотелось бы…
Расплатившись и отпустив таксиста, мы поднялись в квартиру.
— Примешь душ и переоденешься, — бросил я Тамаре ворох найденной по шкафам содомитов женской одежды.
— Что это?
— Юбка, блузка, жакет… Да хрен его знает, сама разберешься!
— Но… оно же чье-то?
— Могу поклясться чем угодно, что ни одна девушка или женщина до тебя это не носила.
Доверия на лице Томми-Тамары после моих слов не прибавилось, но одежду она все же взяла.
— И давай побыстрее, там парни тебе немного на ужин оставили.
— Тогда уж, скорее, на завтрак, — улыбнулась она и скрылась в ванной.
Наконец, когда мы все собрались на тесной кухонке (Вот же пидоры, пожалели места! Зато почти всю огромную спальню у них занимала кровать в форме не то сердца, не то жопы!), я объявил:
— Значит так, Всадники. Сейчас мы с вами отправляемся в приличный отель, где остановимся на пару дней. Посмотрите хоть, как нормальные люди живут… Да, Томми?
Чума подняла руку, как в церковно-приходской школе, пытаясь обратить на себя внимание.
— А почему мы не можем остановиться здесь?
— Потому что я так сказал. И это должно быть для вас самой веской причин из всех существующих, потому что я теперь, ваш отец, мать и бог, властитель ваших душ, тел м мыслей! Понятно?!
И я сверкнул глазами, одновременно оттопыривая уши и заставляя их заостриться, вытянувшись почти в полтора раза.
Очень полезное умение.
— Еще вопросы?
Голод, который с момента своей трансформации, похоже, самостоятельно пришел к только что озвученному мною факту, довольно осклабился, привычно демонстрируя внушительные вампирские клыки Тамаре… которая этот фокус видела в исполнении друга детства впервые.
Девчушка с перепуганным воплем вскочила с места, роняя стул и бросаясь к выходу из комнаты.
— Замри! — рявкнул я, через существующую между нами связь на секунду парализуя истеричку.
Схватил ее руку и вернул на место.
— Сидеть!
Чума послушно опустилась на придвинутый Майком стул.
— Это — Юджин, он же Голод. Получил в дар от меня способность жрать все, что угодно. Включая чужие эмоции и жизненные силы. Благодаря этому он может быстро восстанавливаться, а также обзавелся клыками и когтями, кровожадный идиот.
— Хозяин! — возмутился тот.
— А тебе слова не давали! Был бы ты поумнее, то вел бы себя поспокойнее, а не распугивал людей и не заливал улицы кровью. Тоньше нужно действовать, аккуратнее — вы же давно не звери уже, в конце концов. Ты получил бесценный дар, а используешь его так, что даже заколачивание гвоздей микроскопами ни в какое сравнение не идет.
Майк загоготал, потешаясь над другом.
— А этот туповатый ржущий увалень, получил дар Всадника Войны. Он может взывать к человеческим страстям, манипулируя целыми толпами и разжигая пламя войны в библейских масштабах. Но так как боженька мозгами его обделил, то он сидит тут и в носу ковыряет, предпочитая жрать козявки вместо недурственной, между прочим, пасты. Ты что, дебила кусок — думал, что я ничего не вижу? Да вы все, все у меня — вот здесь!
Я вытянул вперед раскрытую ладонь, демонстрируя Всадникам. А потом резко сжал ее в кулак и приказал:
— Встать!
Все трое послушно поднялись, с грохотом отодвигая стулья.
— Сесть.
И они синхронно сели. Причем, Майк при этом грохнулся на пол, потому что свой стул он отодвинул слишком далеко, когда поднимался, а мой приказ требовал немедленного повиновения, не позволяя ему вернуть стул на место.
— Кукарекать.
И по кухне разнеслось тройное нестройное «Ку-ка-ре-ку!», вырвавшееся из трех молодых глоток скорее всего даже против воли их хозяев. Пусть даже моему сосуду эта демонстрация стоила двух-трех лет жизни, но ничего. Нужно было это сделать.
— Теперь вы все поняли?
Тишина.
— Я. Задал. Вопрос.
— Да, поняли… — отозвался за всех Юджин.
— Кто я?
— Наш хозяин.
— А еще я Люцифер и Владыка Ада, завладевший вашими душами. Пока что до вас, идиотов ограниченных, не доходит вся глубина и тяжесть последствий, но рано или поздно вы поймете…
Ладно, хватит запугивать несчастных детишек, а не то придется их опять переодевать — того и гляди, обосрутся от страха.
С улицы раздался гудок клаксона: похоже, вернулся наш водитель.
— Даю вам минуту, чтобы привести себя в порядок, и спускаемся вниз. Война!
— А?! — Майк уставился на меня.
— Лови…
С этими словами я метнул в него небольшой кухонный нож.
Боксер запоздало вскинул руки, но расстояние оказалось слишком небольшим, так что он физически не успел бы отразить удар.
Тупое лезвие с лязгом ударило в сегмент некроброни Всадника размером с ладонь, прикрывший тому область сердца, и упало на пол, заметно погнувшись.
— А это мой дар тебе, а то я смотрю, ты прямо глаз не сводишь с клыков Юджина.
Война согнулся, подобрал нож и недоуменно покрутил его в руках:
— И что мне с ним делать? — наконец, спросил он.
Я зарычал. Окажись тут Страж Врат, именуемый одревневшими греками Керберусом*, он бы наверняка обзавидовался выданному мною тембру.
— Да не нож, тупой ты потомок обезьяны! Броня!
— А-а-а… Майк почесал то место, куда только что ударил нож, и неуверенно добавил, — Спасибо?
— Все! Вниз!
Внизу нас уже ждала машина, и это был…
— Кем, говоришь, твой брат работает?
— В похоронке. Да ты не бзди, кореш, тачку каждый день обрабатывают. Зато выглядит солидно, на ней можно гнать хоть во Фриско, хоть в Беверли*.
— Катафалк?! — удивилась Чума.
— Садитесь. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Серьезно? А вот я бы номера этого гроба на колесах по полицейской базе пробил бы…
Никаких вопросов и сомнений не возникло только у Голода, но это было и ожидаемо. Остальные же робко толпились у катафалка, не решаясь в него забраться.
— Эй, чувак, так мы едем или нет?
— Так, засранцы мелкие, кто хочет посмотреть место, где снималась «Красотка»?
Три пары недоумевающих глаз.
— Вы про Меган Фокс? — неуверенно предположил Майк.
Ясно. Каждый дрочит, на то, что хочет. Впрочем, слишком они молоды, чтобы восхищаться подобной классикой. Или ужасаться — это уже кому какое дерьмо по вкусу.
— Я про фильм с Ричардом Гиром и Джулией Робертс! «Beverly Wilshire» — самый крутой отель в Беверли Хиллз, где все звезды отдыхают.
Наконец-то у них появился хоть какой-то интерес к моим словам.
— Чур, я сижу спереди! — подала голос Чума, распахивая дверь.
Мы втроем кое-как втиснулись позади. На всякий случай я сел между Юджином и Майком, во избежание…
— Кстати, по дороге будет очень приличный бар как раз для ваших, — подал голос водитель, выруливая на соседнюю улицу, — Его держит двоюродный племянник моей кузины.
— Для наших? — не понял я, — Для сатанистов, что ли?
— Для геев.
— Чего-о-о?! — раненым Керберусом взревел Война, — Ты кого щас пидором назвал, рожа ты мексиканская?!
— Вообще-то я колумбиец. Ну а что, вы, двое, в зеркало-то себя видели, а? Ну вылитая парочка голубков, хоть прямо сейчас на «Хер ТиВи»* отправляй…
— Я тебе сейчас покажу пидоров, мексикашка ты гнойный! Я тебя сейчас самого в жопу выебу! — рванулся вперед Майк, пытаясь дотянуться до водителя, но тот ловко увернулся.
— Вот-вот, именно об этом я говорил. Эй, мужик, ты у них тут за папика? Скажи своему сладкому, чтобы свой хрен держал на привязи, иначе эта тачка никуда не поедет! Или отвезу вас в самый гомофобский квартал на всем побережье — будете сами там объяснять за мою утраченную анальную девственность!
Как же я от всего этого устал.
Но Война с Голодом и впрямь хороши — разрядились, как пара фазанов, выбрав все самое яркое, цветное и облегающее. Кто их вообще одеваться учил? Надо будет как-нибудь устроить им экскурсию и показать пыточные, в которых отбывают свое посмертие содомиты. Целых три Сектора круга Похоти и сладострастия под них выделил! Даже для педофилов и маньяков-насильников всего по два отведено…
Я ведь уже говорил, что ненавижу пидоров?
У меня появилась мысль вернуться назад и отправить этих двоих снова наверх, чтобы переодеться, но я от нее отмахнулся: там, куда мы отправляемся, их наряды будут как раз в тему. Но нашим гардеробом, конечно, придется заняться всерьез.
А ведь когда-то у меня был персональный стилист! И портной.
А еще массажист, специалист по маникюру и даже скручиватель сигар…
Теперь же вообще к зеркалу страшно подходить, потому что ничего хорошего оттуда на меня не посмотрит. Кстати о зеркалах…
Я закрыл глаза и потянулся к «спящим» умениям Владыки Ада. Ну или к заклинаниям, ритуалам — это уж кому как привычнее называть. Это не то, тоже не то… Вот!
«Зеркальный переход», упрощенная версия стационарного портала.
125 душ?! Вы там совсем охренели, что ли — где я вам найду столько, господь вас раздери? Еще и по три штуки сгорает на каждый переход. Мда-а-а…
— Всем молчать, смотреть в окошко и любоваться видами, — отдал я приказ.
А сам взялся за изучение карты «Элэя». Удобной штукой оказался смартфон — молодцы все же, эти приматы, вон до каких чудес додуматься сумели!
Когда я впервые оказался в этом отеле, то там и города-то еще не существовало. Так, небольшое поселение на пару десятков тысяч человек. Хозяин оказался очень деловым человеком, но прижимистым, и куда охотнее расплачивался душами своих работников, чем золотом и мятыми банкнотами. Тосканский отделочный камень, каррарский мрамор, позолоченные ванны и дверные ручки — ох и славная была сделка!
Чутье не подвело старика, и едва строительство было завершено, грянула Великая Депрессия*. Которую он не только встретил во всеоружии, но еще и неплохо заработал во время летней Олимпиады в 32-ом году… Очень хваткий и дальновидный был старикан!
Когда-то у меня в «Уилшире» был собственный люксовый номер — 13-ый, разумеется, — но с тех пор отель сменил несколько хозяев и много раз перестраивался. Одних номеров стало штук четыреста! И теперь это не дикая окраина, а один из самых престижных районов «Города Ангелов» — Беверли Хилз.…
Идеальное место для того, чтобы там остановился сам Люцифер.
— Слышишь, чувак, этот ваш тощий, он что — накуренный? — сбил меня с мысли водитель.
— В смысле?
— Взгляд у него какой-то… мутный…
Неужели этот сопляк успел проголодаться? Еще не хватало, чтобы он к нашему шоферу «присосался» — так ведь и в аварию попасть можно.
Но нет, как оказалось, Юджин просто хвастался Чуме своими новообретенными способностями, и переключился в режим зрения, позволяющий видеть жизненную энергию. И, как оказалось, очень даже вовремя.
— Мастер, — тронул он меня робко за плечо, — Там в гробу кто-то есть.
— Покойников боишься?
— Неа. Но тот, что внутри — он еще живой…
Приехали. Только левых пассажиров нам здесь и не хватало!
И в этот момент крышка гроба c грохотом сдвинулась в сторону. Латинос, который оттуда высунулся, был настроен очень и очень решительно, судя по «Узи» в его руках.
— А вот и мой брат, про которого я вам рассказывал, — ухмыльнулся сука-водитель, выруливая в какой-то узкий переулок.
* Примечания ХХХХХХХХХ
Парнишка в пудре из «Сумерек» — Люцифер говорит об Эдварде Каллене, вампире из популярной у подростков вампирской саги.
Керберус — он же Цербер (Cerberus), трехглавый гигантский огнедышащий пес, хранитель врат в Подземное Царство у греков. Один из питомцев Люцифера, если ему верить.
Фриско, Беверли — имеется в виду город Сан-Франциско и престижный район Лос-Анджелеса, называемый «Беверли Хиллз», где селятся звезды и знаменитости.
«Хер ТиВи» — имеется в виду телеканал «Here TV», имеющий ярко выраженную ЛГБТ направленность. Не исключено, что свою медиа-империю, продвигающую эту тематику, Пол Количман создал именно с подачи Люцифера, хотя сам Владыка в этом никогда не признается. Но пропаганда насилия, всяческих извращений и низменных ценностей с помощью масс-медиа — это одно из его любимых орудий в борьбе за души.
Великая Депрессия —мировой экономический кризис, начавшийся в октябре 1929 года с биржевого краха в США и продолжавшийся до 1939 года. Как уверяет Люцифер, «это уж вы все сами, да и вообще не силен я в экономике — весь в отца!».