Люси Салливан выходит замуж

Глава тридцатая

Разумеется, на следующее утро мое настроение подпортилось тем, что надо было ни свет ни заря вылезать из кровати и идти на работу. Оказывается, снова наступил понедельник. Несмотря на то что на выходных я завела себе нового бойфренда, пусть даже такого славного, как Гас, жизнь продолжалась своим чередом, и мои привычки не изменились. То есть я не превратилась в человека, который вскакивает еще до того, как зазвонит будильник.

Когда будильник заверещал, я в полусне переставила его на пять минут позднее и снова провалилась в бессознательное состояние. Я бы все отдала за то, чтобы не вставать. Все, что угодно.

Когда будильник зазвенел во второй раз, я услышала, что в ванной кто-то плещется, и обрадовалась. Значит, вставать пока не было никакого смысла. Еще одна отсрочка. Можно немного полежать под одеялом, придумывая различные способы самоубийства, которые потребовали бы меньше хлопот, чем утренний подъем.

Суицидальное настроение посещало меня нередко — почти каждый раз, когда надо было вставать и идти на работу И уже давным-давно я осознала, как плохо современная квартира приспособлена к нуждам людей, желающих убить себя. В ней не было ни шлангов, ни садово-огородного инвентаря, ни бутылки с гербицидами.

Сегодня я снова пробежала по списку доступных мне способов самоубийства.

Можно съесть упаковку парацетамола. Но мне почему-то казалось, что это не сработает, по крайней мере, для меня. Однажды, когда у меня было жестокое похмелье, я выпила двенадцать таблеток и не только не умерла, но даже не почувствовала элементарной сонливости.

Относительно привлекательным было удушение подушкой. На мой взгляд, это мирный, аккуратный способ покинуть юдоль земную, к тому же с дополнительным бонусом: не требуется даже вставать с кровати. Но было одно «но»: как и синхронное плавание, удушение подушкой бессмысленно, если заниматься этим в одиночку.

В этот момент я услышала, что из ванной кто-то выходит, и замерла от ужаса. Но тут же туда зашел кто-то другой. Я облегченно выдохнула — можно еще некоторое время побыть в горизонтальном положении, обдумывая, как покончить с собой. Хотя на самом деле я не собиралась этого делать — лишать себя жизни противоестественно. А еще это требует огромных усилий.

Есть в этом определенный парадокс — ты хочешь умереть, потому что тебе лень жить, но для этого надо проявить сумасшедшую активность и энергичность: двигать мебель, забираться на стул, цеплять к потолку веревку, вязать замысловатые узлы и выбивать из-под себя стул. Или набирать полную ванну горячей воды и возиться с бритвами, удлинителями и электробытовыми приборами. Самоубийство — сложная, энергоемкая задача, зачастую связанная с походом в несколько магазинов.

А если ты смог выбраться из кровати и сходить в центр садоводства или в аптеку, то к тому времени худшее уже позади и с тем же успехом можно и поехать на работу.

Нет, я не собиралась убивать себя. Но от нежелания убивать себя до желания встать с кровати было очень, очень далеко.

Вдруг в мою спальню ворвалась Карен. Она была бодра, выглядела шикарно, макияж был безукоризнен. Общий эффект был несколько пугающим, в столь ранний-то час. Карен всегда выглядела ухоженной, и волосы у нее никогда не вились мелким бесом, как у меня, даже когда она попадала под дождь. Такие люди бывают. К сожалению, я к их числу не принадлежала.

— Люси, Люси, Люси, вставай, — скомандовала она. — Я хочу поговорить с тобой о Дэниеле, был ли он когда-нибудь влюблен, я имею в виду — по-настоящему?

— Э-э…

— Что ты мямлишь! Ты же знаешь его сто лет!

— Ну…

— Наверное, не был, да?

— Но…

— И тебе не кажется, что ему уже пора бы влюбиться по-настоящему? — спросила она.

— Да. — Соглашаться мне всегда было легче, чем возражать.

— И мне тоже так кажется.

Карен плюхнулась на мою кровать. Из ванны доносилось пение Шарлотты.

— Судя по всему, у этого Саймона большой, — предположила Карен.

Я кивнула.

— О, Люси, — драматично вздохнула Карен. — Я так не хочу идти на работу.

— И я тоже.

Потом мы сыграли в игру «Взрыв бытового газа».

— Вот здорово было бы, если бы взорвался газ, — начала Карен.

— Ага! Не очень сильный, но…

— Но достаточно сильный, чтобы мы не могли выйти из дома…

— Но не такой сильный, чтобы кто-нибудь пострадал…

— Точно, но чтобы дом обрушился и тогда мы бы застряли здесь надолго, смотрели бы телевизор, читали бы журналы и съели бы все, что у нас есть в морозильнике…

Фраза «все, что у нас есть в морозильнике» была лишь прекрасной фантазией. В морозильнике у нас ничего не было за исключением огромного пакета с зеленым горошком, который лежал там еще четыре года назад, когда Карен только въехала в эту квартиру. Время от времени мы покупали большие коробки мороженого, намереваясь съедать понемножку каждый день, но обычно оно заканчивалось в первый же вечер.

Иногда для разнообразия мы играли в игру «Землетрясение». Мы воображали, что в городе случилось землетрясение, причем эпицентр находился в нашей квартире. Но мы всегда оговаривали, что никто не погибнет, и не желали разрушений никому, кроме себя. Мы только хотели, чтобы завалило выход из нашего дома. Но чтобы журналы, телевизор, кровати, диваны и еда остались волшебным образом в целости и сохранности.

Раньше мы мечтали о том, чтобы сломать ногу или две, очарованные мыслью о нескольких неделях непрерывного лежания в кровати. Но прошлой зимой Шарлотта сломала мизинчик на левой ноге во время урока фламенко (то есть такова была официальная версия, на самом же деле она получила эту травму, прыгая через кофейный столик под сильным воздействием алкоголя). Так вот, она говорила, что мучения были неописуемы. Тогда мы перестали мечтать о переломах и вместо этого стали мечтать о приступе аппендицита.

— Ладно. — Карен решительно поднялась с кровати. — Я пошла на работу. Сволочи, — добавила она и вышла.

Вошла Шарлотта.

— Люси, я принесла тебе чашку кофе.

— Хм. Спасибо, — брюзгливо сказала я и с трудом села, подложив под спину подушку.

В рабочей одежде и без косметики Шарлотта выглядела на двенадцать лет. Только ее огромная грудь выдавала правду.

— Если ты поторопишься, — сказала она, — то мы вместе пройдемся до метро. Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем? — спросила я, догадываясь, что, скорее всего, ее волнуют плюсы и минусы приема противозачаточной таблетки на утро «после того, как». Но нет.

— Понимаешь, — проговорила она с несчастным видом, — вчера мы с Саймоном… Вот как ты думаешь, это очень плохо, что за два дня я переспала с двумя разными мужчинами?

— Не-е-е-е-т… — протянула я как можно убедительнее.

— Да нет же, я знаю, что это очень плохо, но я не хотела, Люси, — оправдывалась Шарлотта. — То есть я хотела, когда я… делала это, но заранее я вовсе не собиралась… Не могла же я в пятницу вечером знать, что в субботу вечером встречусь с Саймоном?

— Конечно, не могла, — горячо согласилась я.

— Это ужасно, Люси, я постоянно нарушаю свои собственные правила, — продолжала бедная Шарлотта, твердо решившая отругать себя как следует. — Я всегда говорила, что никогда, никогда не буду спать с человеком в первый же день знакомства — хотя с Саймоном я дождалась следующего дня, даже следующего вечера, ведь было уже после шести.

— Тогда ничего страшного, — сказала я.

— И было так хорошо, — добавила она.

— Вот и отлично.

— Но как же быть с другим парнем, пятничным — господи, я даже не помню, как его звали, ужасно, правда, Люси? Только подумай, я показывала свою задницу человеку, которого не знаю как зовут! Дерек, кажется, — сказала она, сморщившись от напряжения. — Ты же видела его, Люси. Как ты думаешь — он похож на Дерека?

— Шарлотта, перестань себя корить. Ну не помнишь ты, как его звали, — и ладно. Разве это так важно?

— Нет, это совершенно не важно, — возбужденно подхватила Шарлотта. — Это не имеет никакого значения. А может, это был Джеф? Или Алекс? О боже! Люси, так ты встаешь?

— Да.

— Хочешь, я поглажу тебе что-нибудь?

— Да, пожалуйста.

— Что?

— Что-нибудь.

Шарлотта отправилась на кухню гладить, а я сумела опустить ноги на пол. От дальнейших шагов меня отвлекла Шарлотта, которая прокричала мне из кухни, что она где-то читала, что в Японии делают операции по восстановлению плевы, таким образом возвращая девушкам девственность. Ей хотелось знать, что я думаю по этому поводу и не сделать ли ей такую операцию.

Бедная Шарлотта. Бедные мы все.

Нам, женщинам, было очень приятно получить этот подарок (пусть и не очень охотно врученный) — равноправие полов, но почему в нагрузку к нему нам всучили чувство вины? Это как если бы тебе подарили чудное, короткое, облегающее, красное, очень сексуальное платье, но с условием, что носить ты его будешь с коричневыми ботинками и без косметики.

Одной рукой дали, а другой — забрали.

А на работе было не так уж плохо. Во всяком случае, гораздо лучше, чем в прошлую пятницу.

Меган и Мередия по отношению ко мне вели себя мило и предупредительно, стараясь загладить вину. Разговаривать друг с другом они опять перестали, только иногда Меган спрашивала: «Хочешь печенье, Элинор?» или «Передай мне, пожалуйста, степлер, Фиона», в ответ на что Мередия шипела: «Меня зовут Мередия».

Остальные сотрудники время от времени посматривали на меня насмешливо, но это больше не вызвало во мне чувства обиды, унижения или смущения. Теперь я смотрела на вещи по-другому. Я поняла, что все считают полоумными Меган и Мередию, а не меня. Ведь это они затеяли всю эту глупость со свадьбой.

И, разумеется, существенное влияние на мое настроение оказывало то, что со времени той далекой пятницы в моей жизни произошла кардинальная перемена. Я встретила Гаса. Каждый раз, когда я вспоминала об этом, во мне прибавлялось уверенности, что теперь никто не назовет меня жалкой неудачницей, потому что… потому что я не была ею, так ведь?

Была некая ирония в том, что в пятницу все думали, будто я выхожу замуж, когда у меня даже не было бойфренда, а сегодня, в понедельник, когда у меня появился Гас, никто и заикнуться не смеет в моем присутствии о чем-либо, связанном с браком.

Я чуть не лопалась от желания рассказать обо всем Меган и Мередии, но пока было слишком рано прощать их, поэтому мне приходилось держать рот на замке в ожидании, когда пройдет положенное на обиду и негодование время.

Кроме того, на работе было интересно: оказалось, что Ядовитый Айвор был неравнодушен к Хэтти. В пятницу вечером мистер Симмондс пошел со всеми «выпить по одной», напился и рассказал всей компании, начиная с исполнительного директора и заканчивая вахтерами, что он любит Хэтти и что он в отчаянии оттого, что она бросила мужа, хотя, строго говоря, он в отчаянии не оттого, что она бросила мужа, а оттого, что она бросила мужа не ради него, то есть не ради мистера Симмондса.

Что касается Хэтти, то от нее не было ни слуху, ни духу.

— А Хэтти придет сегодня, или она все еще нездорова? — спросила я с самым невинным лицом у проходившего мимо Айвора. Официальной причиной отсутствия Хэтти было нездоровье.

— Не знаю, — ответил он, и в глазах его появились слезы. Но потом он собрался и прошипел: — Но раз уж вы так обеспокоены этим, то можете взять на себя ее обязанности до тех пор, пока она не вернется.

Ублюдок!

— Разумеется, мистер Симмондс.

Даже не мечтай об этом, приятель.

— Как дела у Хэтти? — поинтересовалась я у Меган и Мередии, когда Айвор ушел в свой кабинет, хлопнув дверью. Несомненно, там он уткнулся носом в стол и заплакал как ребенок. — Кто-нибудь знает?

— Я, я знаю! Я заходила к ней вчера… — подскочила Мередия, стремясь вернуть мое расположение.

— Ну ты и змея! — воскликнула я.

— Так ты хочешь узнать, как дела у Хэтти, или будешь критиковать меня? — обозлилась Мередия.

Я хотела узнать, как дела у Хэтти.

— …и она выглядела не очень счастливой. Не очень счастливой, — повторила Мередия медленно и мрачно, наслаждаясь драматизмом ситуации.

Зазвенел телефон, перебив ее на полуслове. Она схватила трубку, несколько секунд послушала с самым нетерпеливым выражением лица, а потом выпалила:

— Да, я понимаю, но, к сожалению, сейчас наша компьютерная система не в порядке, и я не могу проверить ваш заказ, но вы можете продиктовать ваш телефон, и я перезвоню вам. Угу, угу, — кивала она, притворяясь, что записывает телефонный номер. — Да, я все записала и перезвоню вам как только смогу. — Она швырнула трубку на аппарат. — Господи, как надоели эти заказчики!

— А что, наша система не в порядке? — спросила я.

— Откуда я знаю? — пожала плечами Мередия. — Я еще не включала компьютер. Но с чего бы ей быть не в порядке? Так, ладно, на чем я остановилась? А, да, Хэтти…

Мы часто так поступали. Иногда мы говорили клиентам, что наш компьютер завис, иногда снимали трубку и говорили, что это всего лишь уборщица, а больше никого нет, иногда делали вид, что связь очень плохая и что мы ничего не слышим, иногда просто вешали трубку, будто связь прервалась, иногда притворялись, что плохо говорим по-английски («я прохо говолить ангриски»). Клиенты свирепели и даже требовали, чтобы их связали с начальством. В таких случаях мы переключали телефон на режим ожидания, а через несколько минут кто-нибудь из нас брал трубку и успокаивающим тоном сообщал заждавшемуся клиенту, что нерадивый работник уже уволен и собирает вещи.

Мередия пустилась в пространное описание того, сколь несчастной, худой и изможденной выглядела Хэтти.

— Да она всегда выглядит худой и изможденной, — заметила я.

— Да нет же, ты ничего не понимаешь, — возмутилась Мередия. — Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что она ужасно страдает, что для нее это очень травмирующий… травмирующее… травма.

— Не знаю, почему она так несчастна, — поделилась своими соображениями и Меган. — Теперь у нее два мужика, которые не прочь пошуровать в ней своей кочергой. А я всегда считала, что две головы — и не только головы — лучше, чем одна.

— Право слово, Меган! — От возмущения Мередия брызгала слюной. — Вечно ты все сводишь к… к… к низменным животным инстинктам!

— Не так уж они плохи, эти низменные инстинкты, Гретель, — несколько загадочно выразилась Меган, и на ее полных, сочных губах заиграла легкая улыбка. Уже выходя из офиса, она добавила что-то еще. Кажется, я расслышала слово «втроем».

— Меня зовут Мередия! — заорала ей вслед Мередия. — Мерзкая сучка, — пробормотала она уже вполголоса. — Да, так о чем это я? А, вспомнила. — Она прочистила горло. — Хэтти разрывается между двумя любовниками. С одной стороны — Дик, надежный, проверенный, отец ее детей. А с другой — Роджер, восхитительный, непредсказуемый, страстный…

И Мередия продолжала в том же духе до самого обеда. И тогда я, разумеется, прекратила работу и ушла гулять по магазинам. То, что я еще и не приступала к работе, никакой роли не играло.

В магазины мне надо было зайти для того, чтобы выбрать Дэниелу открытку и подарок на день рождения, что являлось нелегкой задачей. Я никогда не знала, что ему подарить. Что можно купить мужчине, у которого все есть? Можно было бы купить ему книгу — но у него уже есть одна… Надо будет рассказать ему эту шутку, ему понравится.

Мои мучения обычно оканчивались тем, что я покупала ему что-нибудь скучное: носки, галстук или носовые платки. Положение ухудшалось тем, что Дэниел всегда дарил мне чудесные подарки. На прошлый день моего рождения он подарил мне ваучер на целый день в спа-салоне, и это было истинным блаженством: тот день я провела у бассейна, ничего ни делая и не испытывая при этом угрызений совести, а в это время меня холили, лелеяли и массировали.

Короче, я опять купила ему галстук. Я прикинула, что последний раз дарила Дэниелу галстук по крайней мере пару лет назад и что уже можно повториться.

Зато я нашла для него очень забавную открытку и подписала ее: «С любовью, Люси». Оставалось только надеяться, что Карен не увидит ее и не обвинит меня в том, что я пытаюсь украсть ее бойфренда.

Оберточная бумага стоила почти столько же, сколько сам галстук. Должно быть, ее производят из золота.

Вернувшись в офис, я упаковала галстук, после чего мне пришлось снова выходить на улицу, чтобы отправить подарок почтой. Можно было бы, конечно, воспользоваться курьерской службой нашей компании, но я хотела, чтобы Дэниел получил мой подарок в текущем тысячелетии, а те два неандертальца, что работали у нас курьерами, такой срочности гарантировать не могли. Не то чтобы они были вредными — нет, напротив, они даже искренне поздравили меня с моей псевдосвадьбой, но почему-то они не производили впечатления сообразительных людей. Я бы описала их как старательных, но не очень способных.

Наконец стрелки указали на пять часов, и, подобно пуле, вылетающей из ствола ружья я рванула домой.