Мы бы все вскоре забыли о миссис Нолан, и все это приключение было бы отправлено в темный и пыльный угол на чердаке нашей памяти, но этому помешало несколько событий.
Во-первых, то, что было предсказано Мередии, сбылось. Ну почти сбылось…
На следующий день после нашей поездки к миссис Нолан Мередия вошла в офис, триумфально размахивая чем-то над ярко-окрашенной головой.
— Смотрите, — скомандовала она. — Смотрите, все смотрите.
Хэтти, Меган и я выскочили из-за своих столов и подбежали к Мередии, чтобы посмотреть. То, чем она размахивала над головой, оказалось чеком.
— Она сказала, что ко мне придут деньги, и вот они пришли, — восторженно вскричала Мередия и пустилась в пляс, отчего содрогнулось все здание и на пол упало с десяток папок с бумагами.
— Покажи, покажи, — молила я, пытаясь выхватить у нее из рук чек. Однако, несмотря на габариты, она оказалась удивительно ловкой.
— Вы знаете, сколько я ждала этих денег? — вопросила Мередия, оглядывая всех нас по очереди. — Вы хотя бы представляете себе, как долго?
Мы безмолвно покачали головами. Мередия определенно умела заинтересовать слушателей.
— Я ждала их месяцы! — провозгласила она, запрокинув голову назад. — Буквально месяцы!
— Здорово, — сказала я. — Как так вышло?
— От кого эти деньги? — поинтересовалась Хэтти.
— Сколько денег? — задала Меган единственный существенный вопрос.
— Это возврат денег из моего книжного клуба, — радостно пропела Мередия. — И вы просто не представляете себе, сколько писем я написала, чтобы добиться этого. Я уже собиралась поехать к ним лично.
Меган, Хэтти и я обменялись озадаченными взглядами.
— Твой… книжный клуб? — переспросила я. — Возврат денег из твоего книжного клуба?
— Да, — сказала Мередия и театрально вздохнула. — Я им говорила, что не хочу покупать их лучшую книгу месяца, а они все равно послали ее мне, и потом…
— И сколько же они тебе вернули? — перебила ее Меган.
— Семь пятьдесят, — провозгласила Мередия.
— Семь тысяч пятьдесят фунтов или семь фунтов пятьдесят пенсов? — уточнила я, ожидая худшего.
— Семь фунтов пятьдесят пенсов, — объяснила Мередия раздраженно. — Надо же придумать такое: семь тысяч пятьдесят! Книга месяца должна быть из чистого золота, чтобы стоить такие деньги. Честное слово, Люси, порой ты меня очень удивляешь.
— Понятно, — сказала Меган деловым тоном. — Ты получила чек на семь с половиной фунтов — четверть того, что стоило гадание миссис Нолан. И ты говоришь, что сбылось ее предсказание о том, что к тебе придут деньги. Правильно?
— Да, — рявкнула Мередия негодующе. — Она же не сказала, сколько именно денег ко мне придет. Она просто сказала, что они придут. И они пришли, — добавила она.
Мы стали разочарованно расходиться по своим рабочим местам.
— Да что с вами? — закричала нам вслед Мередия. — Вы ожидали слишком многого, в этом ваша проблема!
— А я уже и правда поверила, что предсказания начали сбываться. Но, кажется, я так и не встречу любовь всей моей жизни, — печально заметила Хэтти.
— А у меня не будет большого удара, — добавила Меган. — Может, только солнечный.
— А я не выйду замуж, — резюмировала я.
— Надежды не осталось, — согласилась Меган.
— Ни малейшей, — тяжело вздохнула Хэтти.
Наш разговор был прерван прибытием нашего босса, Айвора Симмондса. Или Ядовитого Айвора[5], как мы иногда его называли. Или «того противного типа», как еще мы его называли.
— Дамы, — кивнул он нам в знак приветствия, но выражение его лица свидетельствовало о том, что он считал нас кем угодно, только не дамами.
— Доброе утро, — с вежливой улыбкой ответила ему Хэтти.
— Гм-гм, — сказали Меган, Мередия и я.
Это потому, что мы ненавидели его.
Без особых на то оснований. Не за полное отсутствие у него чувства юмора (как выразилась однажды Меган, было похоже, что обаяние ему удалили при рождении хирургическим путем), не за его низкорослость, не за редкие рыжеватые волосики, не за отвратительную бороду, не за дымчатые очки, не за пухлые красные губы, которые всегда казались влажными, и даже не за его круглый, низкий, очень женский зад, и не за дешевый, плохо скроенный, блестящий костюм, который едва прикрывал вышеупомянутый зад, и не за то, что сквозь брюки этого костюма угадывалось, как резинка трусов впивается в тело.
Само собой, все эти факторы способствовали нашей ненависти. Но в основном мы ненавидели его потому, что он был нашим боссом. Потому что так принято.
Противный внешний вид мистера Симмондса несколько раз даже пригодился нам. Однажды, когда Меган чувствовала тошноту после большого количества шнапса предыдущим вечером, она сказала слабым голосом:
— Если бы меня вырвало, мне бы полегчало.
— Представь, что ты занимаешься сексом с Айвором, — предложила я, стараясь помочь.
— Да, — подхватила Мередия. — Представь, как ты целуешь его прямо в рот, прямо в бороду! Фу!
— Ох, — проговорила Меган, медленно приподнимаясь со стула, — кажется, действует.
— И спорю на что угодно: он чавкает, когда целуется, — продолжала Мередия. Ее лицо исказил восторженный ужас.
— А еще вообрази себе, как он выглядит в одних трусах, — добавила я. — Вообрази во всех подробностях. Наверняка он не носит нормальные трусы.
— Не носит, — подтвердила Хэтти, которая обычно не принимает участия в подобном злословии.
Мы все повернулись в ее сторону.
— Откуда ты знаешь? — хором спросили мы.
— Потому что… э-э… видно… через брюки. — Щеки Хэтти вспыхнули нежным румянцем.
— А, тогда ладно, — успокоились мы.
— Я думаю, что он носит женские трусы, — продолжила я свою мысль. — Большие и розовые. Его жена покупает их в магазинах для старушек, потому что в обычных магазинах таких не продают.
— И представь себе его кончик, — выдвинула новую идею Мередия.
— Да! — Я почувствовала, как сжимается мой желудок. — Такой крошечный кончик, а вокруг рыжие лобковые волосы, и…
Этого оказалось достаточно. Меган выскочила из офиса и через две минуты вернулась сияющая.
— Ого! — ухмыльнулась она. — Вырвало так вырвало. У кого-нибудь есть с собой зубная паста?
— Право слово, Меган, — укорила ее Хэтти. — Иногда ты переходишь всякие границы.
Меган, Мередия и я посмотрели друг на друга, удивленно подняв брови: что же так задело обычно такую спокойную и вежливую Хэтти?
По счастливой случайности мистер Симмондс ненавидел нас так же сильно, как и мы его.
Вот и сегодня он смерил нас недружелюбным взглядом, прошел в свой кабинет и хлопнул дверью.
Мы с Мередией и Меган пытались включить свои компьютеры. Безрезультатно. Хэтти таких попыток не делала, потому ее компьютер уже был включен.
Хэтти делала большую часть работы в нашем отделе.
Нам пришлось пережить очень пугающий период, когда Меган впервые появилась у нас и стала работать очень, ну очень усердно. Она не только начинала работу вовремя, она начинала работать сразу же, как только заходила в офис — даже если приходила до начала рабочего дня. Она не разворачивала газету со словами: «У меня есть еще три минуты. Я не буду работать на этих ублюдков ни секундой больше, чем положено», — в отличие от нас.
Мы с Мередией отвели Меган в сторонку и объяснили ей, что она создает опасность не только для нас, но и для себя: нас ведь могли сократить, когда вся работа окажется переделанной («Ну и как ты тогда поедешь в Грецию?»). И Меган перестала торопиться и даже сделала несколько ошибок. После этого все мы почувствовали себя гораздо лучше.
«Пусть это сделает Хэтти», — таков был девиз нашего офиса. Его не знала только Хэтти.
Я так и не смогла понять, зачем Хэтти работала. В деньгах она точно не нуждалась. Мы с Мередией решили, что когда Хэтти наскучило сидеть дома и она захотела занять себя чем-нибудь, на тот момент попечительские советы всех благотворительных организаций оказались переполненными, и тогда ей пришлось снизить свои требования и пойти работать к нам.
Что в своем роде несколько напоминало благотворительную деятельность.
Мы с Мередией частенько шутили насчет того, что работа на «МеталПластОпт» — чистой воды благотворительность, такой жалкой была наша зарплата.
Рабочий день шел своим чередом. Мы занимались своими рабочими обязанностями. Или делали вид.
Миссис Нолан, любовь всей жизни, разломы и удары, получение денег и скорые свадьбы больше не обсуждались.
Во второй половине дня мне позвонила мама, и я приготовилась услышать какую-нибудь ужасную новость, потому что она никогда не звонила просто чтобы поболтать, обменяться парой незначащих слов — то есть чтобы помочь мне потратить несколько минут рабочего времени. Она звонила мне, чтобы доложить о катастрофах — ее любимой темой были смерти, но подходили и менее трагичные события. Перспектива сокращения рабочих мест на предприятии, где работали мои братья, увеличение щитовидной железы у моего дяди, пожар на скотном дворе в Монахане, беременность незамужней кузины (беременности были второй любимой темой мамы).
— Ты помнишь Мэйзи Паттерсон? — возбужденно спросила она меня.
— Да, — сказала я, думая про себя: «Какая Мэйзи?». Я знала, что вслух подобные вопросы моей матери задавать было нельзя, иначе она три дня будет описывать мне генеалогию Мэйзи Паттерсон («ее девичья фамилия была Финертан… разумеется, ты знаешь Финертанов, разве ты не помнишь, как я тебя водила к ним в гости, когда ты была маленькой, у них такой большой дом с зелеными воротами, сразу за домом Нилонов, конечно, ты знаешь Нилонов, разве ты не помнишь Брайди Нилон, она однажды дала тебе два крекера „Мариетта“, конечно, ты знаешь, что такое крекеры „Мариетта“, разве ты не помнишь, как ты любила выдавливать масло сквозь дырочки…»).
— Так вот… — сказала моя мать, выдерживая паузу для пущего драматизма. Судя по всему, Мэйзи отправилась к праотцам, но нельзя же было просто взять и так прямо и сказать.
— Да, — терпеливо сказала я.
— Вчера ее закопали! — наконец выпалила она.
— Зачем? — спросила я. — Она кого-то чем-то обидела? Когда ее откопают обратно?
— Да, ты у нас очень остроумная, — горько промолвила мама, огорченная тем, что ее новость не заставила меня охать и ахать. — Не забудь послать Паттерсонам письмо с соболезнованиями.
— Как это случилось? — спросила я, желая приободрить ее. — Она засунула голову в сенокосилку? Утонула в силосной башне? Или на нее напала бешеная курица?
— Ничего подобного, — возмутилась мама. — Она ведь уже столько лет жила в Чикаго!
— О, э-э… да.
— Все это было так печально, — сказала моя мать, понизив голос на несколько децибелов в знак скорби, и следующие пятнадцать минут пересказывала мне полную историю болезни Мэйзи Паттерсон. О загадочных головных болях, которыми она страдала, об очках, которые ей выписали, чтобы избавиться от этих болей, об ультразвуковом исследовании, которое было проведено, когда очки не помогли, о рентгене, о лекарствах, о том, как недоумевали врачи в больнице, о том, как ее в конце концов выписали, и о том, как ее сбила красная «тойота», отчего у Мэйзи лопнула селезенка, и она отправилась в мир иной.