Поскольку рождественские праздники прошли неудачно, то с нового года мне обязательно должно улыбнуться счастье, по наивности думала я.
Однако четвертого января папа устроил дебош. Причем планировал он его заранее, судя по тому, что утром, ожидая электричку, я обнаружила, что в моем кошельке пусто. Может быть, мне следовало забыть про работу, вернуться домой и остановить его. Но почему-то я не стала этого делать.
Прибыв в город, я попыталась получить деньги в банкомате, но аппарат проглотил мою кредитку, а на экране высветилась надпись: «Вы превысили лимит задолженности, обратитесь в свой банк». Я подумала: «Вот еще. Пусть банк сам обращается ко мне. Им надо, вот пусть и ищут меня. Живой я им все равно не дамся».
Пришлось занять десятку у Меган.
Когда я после работы вернулась домой, под дверью меня ждало письмо из банка. Меня просили вернуть чековую книжку.
Ситуация выходила из-под контроля. Страх ледяными пальцами сдавил мне сердце. Чем все это может кончиться?
Я вошла в дом. Под моими ногами что-то хрустнуло. Я посмотрела вниз и увидела, что весь ковер в прихожей был усыпан битам стеклом. И кухонный пол тоже. На обеденном столе громоздились осколки тарелок и чашек. В гостиной я обнаружила, что от кофейного столика из дымчатого стекла почти ничего не осталось. Остальную мебель покрывали россыпи книг и кассет. То есть весь первый этаж дома был в руинах.
Папа постарался. В прошлом он уже устраивал подобные погромы, но на этот раз он превзошел самого себя. Естественно, дома его не было.
Я бродила из кухни в гостиную и обратно, не в силах поверить масштабам нанесенного ущерба. Все, что можно было разбить, он разбил. Все, что можно было сломать, он сломал. Сколько я себя помнила, у нас в гостиной стоял сервант, заставленный пошлейшими фарфоровыми кошечками, мальчиками и колокольчиками, которые собирала моя мать. Теперь он зиял пустыми полками: папа все смел на пол. Он знал, что ранит маму сильнее всего. Острая жалость к матери пронзила меня.
Но я даже не заплакала. Я просто начала убираться.
Я сидела на коленях посреди гостиной, выбирая из ворса ковра осколки фарфорового пастушка, когда зазвонил телефон. Это была полиция с сообщением, что папа арестован. Меня сердечно пригласили зайти в участок и внести за него залог.
У меня не было ни денег, ни сил.
Вот тогда я решила, что можно заплакать. И еще я решила, что нужно позвонить Дэниелу.
По счастливейшему совпадению он оказался дома — я понятия не имела, что бы я делала, если бы он не снял трубку.
Из-за моих всхлипываний он поначалу вообще не мог понять, что я говорю.
— Па… па… — ревела я в трубку.
— Па — что?
— Мой па… па…
— Люси, так я ничего не пойму. Успокойся.
— Просто приезжай ко мне как можно скорее, а-а-а…
— Уже лечу.
— И возьми с собой побольше денег, — успела добавить я, прежде чем он положил трубку.
Спустя две фарфоровые собачки, один фарфоровый колокольчик и половину кофейного столика он уже звонил в дверь.
— Люси, я понял, о чем ты говорила по телефону, — сказал он, войдя в прихожую. — Что-то с твоим папой, да? Извини, связь была плохая. — Он нагнулся, чтобы обнять меня, но я увернулась. В состоянии, в котором я находилась, сексуальное влечение было абсолютно противопоказано. — Боже, что здесь случилось? Землетрясение?
— Нет, это…
— Вас обворовали! — закончил он за меня фразу. — Люси, главное — ничего здесь не трогай!
— Да никто нас не обворовывал! — снова заплакала я. — Это все наделал мой старый, глупый, пьяный отец!
— Я не верю тебе, Люси. — На лице Дэниела был написан искренний ужас, отчего мне стало еще хуже. — Почему? — спросил он потрясенно.
— Не знаю. Но это еще не все. Он задержан полицией.
— С каких это пор у нас стали сажать за решетку только за то, что человек разбил кое-что в своем собственном доме? Нет, так жить больше нельзя, эта страна превращается в полицейское государство. Скоро, наверное, преступлением будут считаться подгоревшие тосты и…
— Да замолчи же, либерал несчастный! — засмеялась я сквозь слезы. — Его арестовали не за погром в доме. Хотя я боюсь даже думать, что еще он натворил.
— Значит, за него надо внести залог?
— Угу.
— Понятно, Люси. Трахомобиль у ворот. Едем его выручать!
Папе предъявили обвинение по тысяче пунктам: нахождение в общественном месте в пьяном виде, хулиганство, нарушение общественного спокойствия, нанесение ущерба имуществу, попытка нанесения телесных повреждений, непристойное поведение и так далее, и тому подобное. Я была сломлена: никогда я не предполагала, что мне придется вносить залог за своего отца после того, как его арестуют.
Когда папу привели из камеры, он был смирен, как агнец, — весь его боевой задор куда-то пропал. Мы с Дэниелом отвезли его домой и уложили спать.
Потом я угостила Дэниела чаем.
— Так что же нам с ним делать, Люси? — спросил он.
— Кому это нам? — нахохлилась я.
— Тебе и мне.
— А ты тут при чем?
— Один раз, Люси, хотя бы один раз ты можешь не спорить со мной? Я ведь хочу помочь тебе!
— Мне не нужна твоя помощь.
— Еще как нужна, — возразил он. — Ты же сама мне позвонила. Тебе нечего стыдиться, — добавил он уже мягче. — И совсем не обязательно быть такой обидчивой.
— Посмотрела бы я на тебя, если бы твой отец был алкоголиком, — сказала я, и слезы в который уже раз за этот день полились у меня по щекам. — То есть он не алкоголик, просто…
— Он алкоголик. — Дэниел был непреклонен.
— Ну и ладно, называй его, как тебе будет угодно! — выкрикнула я. — А мне плевать, алкоголик он или нет! Все, что меня волнует, это то, что он напивается и разрушает мою жизнь!
Я рыдала, всхлипывала и сморкалась, вместе со слезами изливая тревоги и страхи, копившиеся в моей душе месяцами.
— А ты знал? — спросила я, чуть успокоившись. — Ты знал, что он алкоголик?
— Э-э… знал.
— Откуда?
— Мне сказал Крис.
— А почему мне никто не говорил?
— Говорили.
— Да? А тогда почему никто не объяснил мне?
— Пытались. Ты не хотела слушать.
— И что же мне теперь делать?
— Я бы на твоем месте уехал отсюда и нанял специального человека присматривать за отцом.
— Нет, я не могу, — сразу отказалась я от такого варианта.
— Ладно, раз ты не хочешь уезжать отсюда, то оставайся. Но не забывай, что тебе нужна помощь. Если твои братья не горят желанием ухаживать за отцом, то обратись в социальные службы. И еще существуют специальные фирмы по уходу за больными людьми. Так ты сможешь жить с ним, но тебе не придется все делать самой.
— Я подумаю об этом.
В двенадцать часов, когда мы с Дэниелом все еще сидели на кухне, зазвонил телефон.
«Что-то случилось!» — дрожала я, снимая трубку.
— Алло.
— Я могу поговорить с Люси Салливан? — раздался в моем ухе знакомый голос.
— Гас? — воскликнула я, мгновенно охваченная радостью.
— Он самый! — прокричал он.
— Привет! — Я едва не пустилась в пляс. — Как ты узнал мой номер телефона?
— Я встретил в одном баре твою соседку — ту страшную блондинку, — и она рассказала мне, что теперь ты живешь у черта на куличках. А я по тебе так скучал!
— Правда? — Я готова была снова заплакать — на этот раз от счастья.
— Еще как, Люси. И я сказал ей: «Давай же мне скорей ее номер телефона, чтобы я позвонил ей и увез ее из этой дыры, где она поселилась». И вот он я, звоню тебе и приглашаю увидеться.
— Здорово! — восторженно воскликнула я. — С удовольствием!
— Какой у тебя адрес? Я сейчас приеду.
— В смысле — прямо сейчас?
— Ну да!
— Ой, Гас, сейчас не самое удобное время, — сказала я, стыдясь собственной неблагодарности.
— А когда будет удобное время?
— Может, послезавтра?
— Договорились. В четверг я заеду за тобой к тебе на работу.
— Буду ждать.
С сияющими глазами я обернулась к Дэниелу.
— Это был Гас, — произнесла я с придыханием.
— Я понял.
— Он скучал по мне.
— Да что ты говоришь!
— Он хочет встретиться со мной.
— Ему очень повезло, что ты такая незлопамятная.
— Чем ты так раздражен?
— Ты могла хотя бы заставить его извиниться за долгое отсутствие. С тобой ему буквально все сходит с рук, Люси!
— Дэниел, этот звонок Гаса — самое лучшее, что случилось со мной за последние несколько месяцев. И к тому же сейчас у меня нет сил играть с ним в эти игры.
Дэниел невесело улыбнулся.
— Ну да, тебе надо экономить силы к четвергу.
— Может, и надо! — сердито воскликнула я. — Мне тоже иногда хочется позаниматься сексом, знаешь ли! И чего это ты вдруг лезешь в мои с Гасом отношения?
— Потому что он недостоин тебя.
Он поднялся.
— Ты точно не хочешь, чтобы я переночевал здесь? На всякий случай?
— Точно. Спасибо.
— И ты обещала мне подумать о том, чтобы тебе кто-нибудь помог смотреть за отцом.
— Я помню.
— Завтра я позвоню тебе, узнаю, как дела. Пока.
Он чмокнул меня в щеку.
— Ой, э-э… Дэниел, ты не одолжишь мне немного денег?
— Сколько?
— Ну… двадцать, если можно.
Он дал мне шестьдесят.
— Желаю тебе хорошо провести время с Гасом, — пожелал он на прощанье.
— Эти деньги не для Гаса, — вскинулась я.
— Я этого и не говорил.