Три сердца были разбиты.
Нас как будто поразила чума. Нам стоило бы, наверное, затянуть квартиру черным крепом и повесить на входной двери черный крест, который предупреждал бы: здесь царят уныние, болезнь и смерть. Возвращаясь домой с работы или откуда-нибудь еще, я почти ожидала услышать звуки траурной музыки.
— На этом доме лежит проклятье, — сказала как-то я, и две моих сестры по несчастью согласно кивнули.
И хотя на дворе еще стояло лето, всякий, кто перешагивал порог нашего зачумленного обиталища, попадал в суровую, беспросветную зиму.
Как-то в воскресенье днем Карен и Шарлотта отправились в паб, чтобы выпить немного и еще раз поделиться друг с другом тем, насколько малы были пенисы Дэниела и Саймона соответственно, и как плохи их бывшие бойфренды были в постели, и что с ними они никогда не испытывали оргазма, а только притворялись.
Я бы с удовольствием присоединилась к ним, но не могла: я находилась под добровольным домашним арестом. Вызвана эта мера была тем, что меня стало беспокоить количество потребляемого мною алкоголя — я много пила вместе с Гасом, а после его ухода — еще больше.
Вместо этого я решила почитать книгу, которую купила в комиссионке в терапевтических целях. Это было исследование о женщинах, которые слишком сильно любят. Жаль, что она так поздно попала мне в руки, но это потому, что ее напечатали лет десять назад, когда я была новичком в любовных делах и еще не интересовалась подобными изданиями.
Зазвонил телефон.
— Дэниел, — сказала я, потому что звонил именно он, — и чего тебе от меня надо, распутник ты этакий?
— Люси, — он не обратил внимания на мою колкость, — она там?
— Кто она? — холодно спросила я.
— Карен.
— Нет, ее нету. Я передам ей, что ты звонил. Хотя на твоем месте я бы не очень-то рассчитывала на ответный звонок.
— Нет-нет, Люси, — испугался Дэниел. — Не передавай ей ничего! Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу с тобой говорить, — отрезала я.
— Пожалуйста, Люси!
— Нет, и оставь меня в покое, — взорвалась я. — У меня есть принципы, знаешь ли. Ты не можешь разбить сердце моей подруги и надеяться, что после этого я останусь твоим закадычным приятелем.
— Люси, сначала ты подружилась со мной и только потом с Карен.
— Да, — подтвердила я. — Но правила есть правила — если парень бросает девушку, то автоматически становится злейшим врагом для всех ее подружек.
— Люси, — очень серьезным тоном начал Дэниел. — Мне надо кое-что сказать тебе.
— Тогда скажи, но постарайся покороче.
— Ну, я и сам не верю, что это я говорю… но… Люси, я скучаю по тебе.
Мне стало ужасно грустно. Но я привыкла к этому чувству.
— Ты за все лето ни разу мне не позвонил, — напомнила я ему.
— Ты тоже мне не звонила.
— Да разве я могла? Не помнишь — ты же встречался с одной нашей общей знакомой, и если бы она узнала о моем звонке, то убила бы меня.
— Но и ты была не одна все это время.
— Ха! Уж Гаса-то можно было не бояться.
— Я бы так не сказал.
— Вообще-то да, — признала я и чуть не заплакала, вспомнив Гаса. — Он, конечно, не очень высокий, но сумел бы постоять за себя.
— Я не это имел в виду, — ухмыльнулся Дэниел. — Ему не пришлось бы меня бить, он бы свалил меня тремя минутами своей занудной болтовни.
Я пришла в ярость. Дэниел называет Гаса занудой! Это было настолько абсурдно, что я даже не стала возражать. Но Дэниел и сам понял, что неправ:
— Извини, Люси, мне не следовало так говорить. Он отличный парень.
— Ты действительно так считаешь?
— Нет. Я говорю это из страха, что ты бросишь трубку и откажешься встречаться со мной.
— У тебя есть все основания этого бояться, — заявила я. — Потому что у меня нет ни малейшего желания встречаться с тобой.
— Прошу тебя, Люси, — заныл он.
— Зачем? Ты так жалок — едва остался без женщины, как тут же твое эго забеспокоилось, и вот ты уже названиваешь старой доброй Люси…
— Если бы мне нужно было побаловать свое эго, — мрачно заметил Дэниел, — то к тебе я обратился бы в последнюю очередь.
— Так зачем ты звонишь мне?
— Потому что я скучаю по тебе.
Я не сразу смогла придумать что-нибудь оскорбительное в ответ, и Дэниел воспользовался паузой.
— У меня все в порядке, — заверил он. — Я не чувствую себя одиноким. Мне не нужна компания женщины. Мое эго не нуждается в подзарядке. Я просто хочу увидеть тебя. Никого другого, только тебя.
Дэниел сказал это с такой искренностью, что я почти поверила ему.
— Ты мастер красиво говорить, — засмеялась я наконец. — Наверное, ты думаешь, что можешь очаровать любую девушку, да? — Моя язвительность была показной, на самом деле мне было приятно. Но я не собиралась признаваться в этом Дэниелу, по крайней мере пока. — Эти твои гладкие льстивые уговоры на меня не действуют, помнишь?
— Помню, — согласился Дэниел. — И я знаю, что если мы встретимся, ты будешь вести себя отвратительно по отношению ко мне.
— Да.
— Ты будешь называть меня бабником и… и…
— Слизняком? — поспешила я на помощь.
— И слизняком. И волокитой, наверное.
— Обязательно. Ты даже представить себе не можешь, как я буду тебя называть.
— Я готов.
— Ты болен, Дэниел Уотсон.
— Но ты согласна встретиться?
— Хм… мне и здесь хорошо.
— А что ты делаешь?
— Лежу…
— Можно полежать и у меня.
— Ем шоколад…
— Я куплю тебе столько шоколада, сколько захочешь.
— И я читаю замечательную книгу, а ты захочешь разговаривать со мной…
— Нет, обещаю молчать.
— И я не накрашена и выгляжу ужасно.
— Ну и что?
Мой вопрос о том, как я доберусь до его квартиры, означал, что я сдалась.
— Я заеду за тобой на машине, — тут же предложил Дэниел.
В ответ я невесело рассмеялась.
— Что в этом смешного? — не понял Дэниел.
— Дэниел, — сказала я, — будь реалистом. Как ты думаешь, что почувствует Карен, увидев под окном твою машину?
— Ах да, я и забыл, — пробормотал он пристыженно. — С моей стороны это было бы не очень красиво.
— Да я не о том, что красиво и что некрасиво, — поправила его я. — Я о том, что, когда она поймет, что ты приехал ко мне, а не к ней, она убьет тебя. И меня, — добавила я тихо, и холодная рука страха сжала мое сердце.
— Так давай придумаем что-нибудь, — взмолился Дэниел.
Я не видела выхода из положения и ждала только, когда и он признает это.
— Знаю! — воскликнул он. — Я буду ждать тебя у светофора. Там она меня не заметит.
— Дэниел! — возмутилась я. — Как ты можешь такое… А, ладно.
Собиралась я со смешанным чувством страха и возбуждения.
Карен не запрещала мне видеться с Дэниелом. То есть не запрещала явным образом. Но она ожидала, что я буду ненавидеть Дэниела за то, как он поступил с ней. Женская солидарность требовала, чтобы все подружки обиженной девушки порвали всякие отношения с обидчиком. В нашей квартире этот принцип всегда соблюдался: молодой человек, бросивший одну из нас, лишался общества всех трех.
Однако, поговорив с Дэниелом, я осознала, что тоже скучала по нему. Теперь, когда мы снова стали друзьями, я могла признать это.
С ним мне было легко и весело, а легкость и веселость были слишком редкими гостями в моей жизни, чтобы закрывать перед ними дверь.
С другой стороны, мне надоело, что Карен, Шарлотта и я ходим по квартире с мученическим видом и практически ничего не едим — так, откусим печенье, отложим его в сторону и забудем о нем на несколько часов.
И я уже больше не могла смотреть кровавые фильмы, к которым пристрастилась Карен. А в те редкие моменты, когда экран не был заполнен кровью и мстительными женщинами, Шарлотта ставила «Звуки музыки» (а мы-то надеялись, что она пережила это свое увлечение!).
Я устала жить в доме скорби, я мечтала надеть красное платье и как следует повеселиться.
Но не хочу быть несправедливой к своим соседкам: мне просто повезло, что мой бойфренд бросил меня раньше, чем расстались со своими партнерами Карен и Шарлотта, и значит, у меня было на неделю-две больше времени, чтобы пережить это горе, чем у них.
Как быстро мы забываем.
Хотя всего десять дней назад я сидела на диване с пультом дистанционного управления в руках и смотрела в сотый раз тот эпизод из «Терминатора», где он говорит: «Я путешествовал во времени ради встречи с тобой». Потом я перематывала кассету назад и смотрела его снова. Потом перематывала и смотрела снова. Потом перематывала…
Да, разбитое сердце иногда заставляет нас делать странные вещи.
Зато видеопрокат в эти дни сделал хороший бизнес.
Когда я подошла к машине Дэниела, ждущего меня у светофора, то заметила, что он нервничает.
— Даже не надейся, что я буду разговаривать с тобой, — сразу предупредила я, забираясь в машину.
Я вынуждена была признать, что Дэниел выглядел неплохо. То есть так решили бы те, кому нравится такой тип мужчин.
Но только не я, слава богу.
Вместо обычного костюма, в котором я привыкла его видеть, на нем были выцветшие джинсы и премиленький серый джемпер. Ну просто очень миленький. Может, Дэниел даст мне его поносить немного?
И еще я в первый раз обратила внимание на то, какие у него длинные и пушистые ресницы. Как и серый джемпер, мне они подошли бы гораздо больше, чем ему.
Я отчего-то застеснялась. Наверное, потому что мы давно не виделись и я забыла, как мне себя с ним вести. Но одно мне было ясно: я была рада видеть его.
И эта радость стала еще больше, когда Дэниел предложил:
— Хочешь, ты поведешь машину?
— А можно? — задохнулась я от восторга.
Я поучила водительские права еще год назад, хотя машины у меня не было, потому что у меня не было на это денег и вообще она мне была не нужна. Получение прав было просто очередной попыткой самоутвердиться. Попытка не удалась, как и следовало ожидать, но одним из побочных эффектов было то, что я полюбила вождение. А у Дэниела была великолепная спортивная машина. Конечно, будучи девушкой, я не знала ни ее марку, ни тем более модель. Я знала об этой машине только главное — она шикарно выглядела и быстро ездила.
Чтобы досадить Дэниелу, я называла его машину «трахомобиль» или «секс-машина» и утверждала, что женщины встречаются с ним только из-за его колес.
Итак, мы вышли из машины, и Дэниел через крышу перебросил мне ключи зажигания. Я села за руль и повезла нас через весь Лондон к нему на квартиру, испытывая истинное наслаждение.
Сама того не осознавая, я вела машину как маньяк. Ведь я уже сто лет не практиковалась. Я вытворяла все те безрассудства, которые может себе позволить водитель скоростной машины: с ревом стартовала у светофоров, оставляя других водителей далеко позади, подрезала всех направо и налево, а стоя в пробках, улыбалась и подмигивала тем водителям, которых находила наиболее привлекательными.
Сначала меня несколько шокировало то, что в ответ на мои действия автомобилисты стали выкрикивать в мой адрес всякие нехорошие слова и делать неприличные жесты, но потом я освоилась с дорожным этикетом. Поэтому когда кто-то подрезал меня, я в бешенстве крикнула: «Урод!» — и попыталась опустить окно, но не смогла найти нужную кнопку. Виновный водитель отъехал с испуганным выражением лица, а я вдруг увидела себя со стороны. И пришла в ужас. Я понятия не имела, что могу быть такой агрессивной. И уж тем более неожиданным откровением стало то, что от такого поведения я получала огромное удовольствие.
Я забеспокоилась, что Дэниел рассердится на меня. В конце концов, такими действиями можно было спровоцировать открытое насилие со стороны собратьев-водителей. Тем более что разборки на дорогах в последнее время стали модными настолько, что автомобилисты чувствовали себя чуть ли не обязанными ввязаться в драку хотя бы раз в неделю.
— Извини, Дэниел, я нечаянно, — пробормотала я и с беспокойством взглянула на него.
Но он смеялся.
— Нет, ты видела его лицо? — хохотал он. — Он буквально опешил.
Дэниел хохотал так, что слезы потекли у него по щекам. Наконец он пришел в себя и добавил:
— А стекла опускаются вот этой кнопкой.
Потом мы подъехали к дому Дэниела, и я припарковалась примерно в четырех футах от поребрика. Водила я неплохо, но у меня было одно слабое место: парковка.
— Спасибо, Дэниел. Я уж и не помню, когда я так развлекалась в последний раз.
— Пожалуйста, — улыбнулся он. — Ты хорошо смотрелась за рулем. Вы с машиной подходите друг к другу.
Я вспыхнула от удовольствия и смущения и посетовала:
— Жаль, что мы так быстро приехали.
— Ну, если хочешь, я возьму тебя на следующих выходных прокатиться за город.
— М-м, — неуверенно промычала я. Я немного занервничала от формулировки «я возьму тебя». Ведь можно было сказать «мы поедем» или как-нибудь еще. Или не занервничала… или не только занервничала…
— Э-э… Люси….
— Что?
— Ты не очень обидишься, если я переставлю машину немного ближе к краю?
— Нет. — Неожиданно мне захотелось улыбнуться ему. — Совсем не обижусь.