Люси Салливан выходит замуж

Глава пятьдесят седьмая

У Дэниела я не была уже тысячу лет. В последний мой визит его квартира напоминала строительную площадку, потому что он собирался установить книжные стеллажи, отчего половина стены обвалилась на пол и под слоем штукатурки даже не было видно ковра.

А сейчас ничто не говорило о том, что в этой квартире жил молодой человек, — помещения не были похожи ни на свалку, ни на содержимое спортивной сумки. На кухонном столе не лежал разобранный двигатель, гостиная не была завалена обрезками фанеры, на диване не валялись теннисные ракетки, телевизор не был уставлен воланчиками для бадминтона.

Я совсем не хочу этим сказать, что у Дэниела в квартире было красиво. Совсем нет. Мебель у него была самая разнородная: частью она досталась ему от старшего брата, когда тот женился и уехал работать в Саудовскую Аравию, а частью — в наследство от почившей бабушки. То там, то здесь, словно оазисы в пустыне, попадались действительно красивые вещи — например, подставка для компакт-дисков в форме красного жирафа или отдельно стоящий канделябр.

А вот квартира Саймона, скажем, была набита именно такими вещами. Но если сказать Саймону: «Симпатичная вещица», то он не обойдется кратким «спасибо», а подробно расскажет, где, когда, за какую цену был приобретен тот или иной предмет, в чем его особенность и сколько он будет стоить через десять или двадцать лет. В моих глазах такое поведение было несколько немужским. И еще от Саймона никогда не услышишь: «Пойди включи чайник». Вместо этого он сказал бы примерно следующее: «Аккуратно нажми эмалевый переключатель бирюзового цвета на моем нержавеющем чайнике в форме пирамиды, который является точной копией модели пятидесятых годов, и если ты повредишь хотя бы волосок на его гладкой серебряной голове, я зарежу тебя самым большим ножом из моего полного набора фирмы „Сабатье“».

Если бы я не знала наверняка об отношениях Саймона с Шарлоттой, я бы поклялась, что он голубой: такая страсть к обустройству дома у меня твердо ассоциировалась с гомосексуальной ориентацией.

Красивые же вещи Дэниела были смесью новых и антикварных предметов, доставшихся ему из самых разных источников.

— Ой, как мне нравятся эти часы, — воскликнула я. — Я бы тоже хотела такие. Где ты их купил?

— Гм, это Руфь подарила.

— А-а.

Потом мое внимание привлекло что-то еще.

— А какое очаровательное зеркало, — выдохнула я и благоговейно притронулась к деревянной раме зеленого цвета. — Откуда оно у тебя?

— Гм, это подарила Карен, — еще больше смутился Дэниел.

Этим и объяснялось смешение стилей в квартире Дэниела — его женщины стремились оставить свой след в обстановке, но все они обладали совершенно разными вкусами.

— Удивительно, что Карен не потребовала вернуть его, — заметила я.

— Потребовала, — немногословно ответил Дэниел.

— А почему оно до сих пор здесь?

— Сказав, чтобы я вернул зеркало, она сразу же повесила трубку и с тех пор отказывается отвечать на мои звонки, так что я не знаю, когда мне привезти его.

— Хочешь, я возьму его домой сегодня, — с готовностью предложила я, но быстро одумалась. — Нет, не могу… Тогда она догадается, что я была у тебя, и последствия для меня могут быть ужасными.

— Люси, у тебя есть полное право находиться здесь, — возразил Дэниел. Но я проигнорировала его слова. Я-то понимала, что у меня есть такое право, но вот Карен наверняка считала по-другому.

— Покажи-ка мне лучше самую важную комнату, — сказала я, направляясь к спальне. — Тут появилось что-нибудь новенькое? — Я с разбегу бросилась на кровать Дэниела. — Так значит, вот где это происходит?

— Что «это»? Я сплю здесь, вот и все, — пожал плечами Дэниел.

— А это что такое? — возмутилась я, указывая на хлопчатобумажное покрывало. — Я думала, что секс-машины вроде тебя всегда покрывают свои кровати меховыми накидками.

— Ага, так и есть, но перед твоим приходом мех я убрал. И снял с потолка зеркало. Вот только видеокамеру не успел выключить.

— Ты омерзителен, — заметила я рассеянно, чем вызвала у Дэниела легкую улыбку. — Подумать только, — продолжала я, все еще лежа на кровати. — Я нахожусь в постели Дэниела Уотсона, ну, точнее, на постели, но это не столь важно. Мне бы позавидовали сотни женщин. Минимум две, — добавила я, имея в виду Карен и Шарлотту.

Потом я сделала то, что делала всегда, попадая в спальню Дэниела.

— Угадай, кто это, — воскликнула я и стала извиваться на постели, издавая звуки, которые, по моему разумению, издают люди, находящиеся в экстазе. — О, Дэниел, Дэниел, — стонала я.

Я ожидала, что Дэниел засмеется, как обычно, но он стоял с серьезным лицом.

— Ну, догадался? — спросила я.

— Нет.

— Дэннис, — торжественно объявила я.

Он поднял уголки губ. Может, эта шутка ему уже надоела.

— Ну, и кто твоя новая соседка по кровати? — поинтересовалась я, меняя тему.

— Пока никто.

— Как? Ты хочешь сказать, что ты проявлял знаки внимания какой-то женщине более четырех часов и не сумел соблазнить ее? Должно быть, ты стареешь, — съязвила я.

— Должно быть.

Он не улыбнулся и не засмеялся, как это обычно бывало. Более того, он вышел из комнаты. Это было настолько непохоже на него, что я встревожилась. Соскочив с кровати, я побежала за ним.

— И почему это в квартире такая чистота и порядок? — подозрительно сощурилась я, когда догнала Дэниела в гостиной.

В глубине души мне было стыдно, потому что, несмотря на дежурства, которые мы с Карен и Шарлоттой установили в нашей квартире, наше жилище напоминало помойку. Время от времени с нами случался приступ чистоплотности и аккуратности, но обычно он длился не более двух-трех дней. Между нами часто происходили следующие разговоры: «Шарлотта, если ты уберешься за меня в ванной, я разрешу тебе надеть мое замшевое платье на вечеринку», «Отстань, Карен, я мыла раковину… Просто она не отмылась», «Да, я знаю, что сегодня воскресенье и что все мы очень устали и без сил, практически в коме, валяемся перед телевизором, но мне нужно пылесосить, поэтому вам всем придется освободить гостиную и выключить телевизор, потому что мне нужна розетка… Эй, тише, тише, не надо так кричать! Если вы так уж против, то я не буду пылесосить. Я бы с удовольствием пропылесосила, но раз вы так настаиваете, то ладно, не буду…»

На самом деле нам надо было нанять какую-нибудь женщину, чтобы она приходила пару раз в неделю и убирала. Однако Карен каждый раз налагала на это предложение вето: «Зачем платить кому-то за то, что мы и сами можем сделать? Мы достаточно молоды и крепки физически, чтобы убирать за собой». Но мы не убирали за собой.

— Ты что, нанял бедную филиппинскую девушку за гроши и эксплуатируешь ее тут на полную катушку? — спросила я.

— Ничего подобного, — оскорбился Дэниел.

— Значит, завел себе старушку в фартуке и с платком на голове, с больной спиной и красными руками, которая протирает пыль, пьет чай и жалуется на здоровье?

— Нет, — сказал Дэниел. — Я убираю сам.

— Ну да, — не поверила я. — А, знаю, это твоя очередная жертва, считающая, что у вас роман, гладит тебе рубашки и чистит сантехнику!

— Нет.

— Нет? А почему? — спросила я. — Уверена, что многие с радостью пошли бы на такое. Да я и сама согласилась бы заниматься сексом с любым, кто гладил бы мою одежду.

— Люси, я буду гладить твою одежду, если ты будешь заниматься со мной сексом, — совершенно серьезно произнес Дэниел.

— С любым, кроме тебя, — поправилась я.

— Честно, Люси, мне даже нравится заниматься домашним хозяйством, — настаивал Дэниел.

— И ты еще называешь меня странной! — воскликнула я, бросив на Дэниела полный презрения взгляд.

— Я никогда не называл тебя странной. — Мое несправедливое обвинение возмутило Дэниела.

— Разве? — изобразила я удивление. — А мог бы… А вот я — я ненавижу домашнее хозяйство. Если я попаду в ад (а у меня нет оснований считать, что я туда не попаду), то там мне будет уготован утюг и все неглаженое белье сатаны. И пылесос. Пылесосить для меня самое страшное наказание.

Наконец Дэниел засмеялся. Я облегченно вздохнула: это временное отсутствие у него чувства юмора уже начинало беспокоить меня.

— Ну, иди сюда, Люси, — сказал Дэниел и обнял меня за плечи. Я испугалась, но потом поняла, что он всего лишь подталкивает меня к дивану. — Ты ведь хотела полежать?

— Да.

— Вот тут ты сможешь полежать со всеми удобствами.

— А как же шоколад? Ты обещал! — потребовала я. Лежать без шоколада было неинтересно. В свою очередь и шоколад, потребляемый не лежа, был совсем не так вкусен.

— Не волнуйся, — улыбнулся Дэниел и вынул припасенную для меня плитку шоколада.

Именно в этот день испортилась погода.

Август подходил к концу, и жара уже не была такой убийственной, как раньше, но все окна в квартире Дэниела были открыты нараспашку.

Внезапно пахнуло свежестью. Зашумела листва, небо потемнело, и мы услышали первый громовой раскат, предвещающий грозу.

— Это был гром? — спросила я с надеждой в голосе.

— Вроде да.

Я подбежала к окну и выглянула на улицу. По тротуару, подгоняемый ветром, летел пакет из-под чипсов. Через несколько мгновений пошел дождь. И мир изменился.

Коричневые, сухие, пыльные дороги стали темными и гладкими, зелень деревьев вспыхнула ярким блеском, воздух наполнился запахом свежести и прохлады.

Я высовывалась из окна, вдыхая полной грудью аромат мокрой травы и подставляя лицо под крупные, тяжелые капли дождя.

Это было прекрасно.

Я обожала грозу. Только во время грозы у меня на душе становилось спокойно. Все это смятение, эта мощь природы странным образом умиротворяли меня. Я слышала, что этому было научное объяснение, что-то насчет отрицательных ионов, которые улучшают настроение. Я даже купила ионизатор воздуха, чтобы воспроизводить эффект грозы у себя дома когда ни пожелаю. Но никакой прибор не мог заменить настоящую грозу.

Снова ударил гром, и комнату на мгновение залило серебряное дрожащее сияние. Казалось, что стулья, стол, шкаф Дэниела вздрогнули от испуга — совсем как люди, которых разбудили, внезапно включив в спальне свет.

Каскады дождя низвергались на землю. Гром гремел повсюду, даже внутри меня.

— Здорово! — воскликнула я, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Дэниела.

Оказалось, что он стоял совсем рядом и смотрел на меня. Смотрел пристально, удивленно.

Я тут же смутилась. Наверное, он думал, что только психи могут наслаждаться такой непогодой.

Через мгновение странное выражение на лице Дэниела сменилось улыбкой.

— Я и забыл, что ты любишь дождь, — припомнил он. — Ты мне как-то раз сказала, что только во время дождя то, что внутри тебя, соответствует тому, что снаружи.

— Я так сказала? — ужаснулась я. — Неудивительно, что ты считаешь меня ненормальной.

— Я так не считаю.

Я улыбнулась. Дэниел улыбнулся мне в ответ.

— Я считаю тебя замечательной.

Эта фраза меня озадачила. Я хотела ответить какой-нибудь колкостью, съязвить что-нибудь в свой или в его адрес, что угодно, лишь бы разрядить обстановку. Но на ум ничего не шло. Я онемела. Я догадывалась, что мне был сказан комплимент, но понятия не имела, как на него реагировать.

— Отойди от окна, — нарушил неловкое молчание Дэниел. — Мне бы не хотелось, чтобы тебя ударила молния.

— Да, памятуя о моем хроническом невезении, следует опасаться даже такого невероятного события, — подхватила я, и мы оба рассмеялись, чем немного сняли возникшее между нами напряжение.

Дэниел закрыл окна, и звуки ливня стали тише. Но все равно мы слышали, как стонет, ревет и бьется о крыши гром. Дождь не прекращался, и, несмотря на то что было еще только пять часов, на улице стемнело, как ночью. Мрак время от времени вспарывали ослепительные зигзаги молний.

— Похоже, лето закончилось, — сказал Дэниел.

Я опечалилась всего на одну минутку. Я всегда знала, что оно не будет длиться вечно и что рано или поздно жизнь вернется на круги своя.

И вообще осень мне тоже нравилась. Осень — время покупать новые сапоги.

Постепенно гроза сошла на нет, и шум дождя превратился в ровное, успокаивающее, гипнотизирующее, уютное постукивание. Я лежала на диване, читала книгу и ела шоколад, укрытая одеялом, купаясь в роскоши покоя и комфорта. Дэниел сидел рядом в кресле, жевал чипсы, читал газеты и поглядывал в телевизор с выключенным звуком.

Думаю, за два часа мы не сказали друг другу и слова. Да, порою я вздыхала от удовольствия и, потягиваясь, говорила: «Боже, как хорошо», и Дэниел улыбался мне, но вряд ли это можно назвать полноценным разговором.

И только голод принудил нас в конце концов к диалогу.

— Дэниел, я умираю от голода.

— Ну…

— Только не говори мне, что я полдня трескала шоколад и поэтому не могла проголодаться.

— Я и не собирался, — с удивлением ответил Дэниел. — Я отлично знаю, что у тебя два желудка: один для сладостей, а другой для нормальной еды. Хочешь, я отведу тебя куда-нибудь поужинать?

— И для этого придется вставать с дивана?

— Ага, я, кажется, понял, в чем твоя проблема, — засмеялся Дэниел. — Как ты смотришь на пиццу?

— И тосты с чесноком? — добавила я.

— И сыром, — подхватил он.

Что за человек!

Дэниел извлек откуда-то пачку меню различных пиццерий и положил передо мной.

— Прочитай и выбери, что тебе нравится.

— А обязательно все их читать? — заныла я.

— Если не хочешь, не читай.

— А как я узнаю, что там предлагается?

И Дэниел зачитал мне вслух несколько меню, чтобы я могла сделать выбор.

— Тонкую или пышную? — уточнил он в конце.

— Тонкую.

— Маленькую, среднюю или большую?

— Маленькую.

Дэниел молча посмотрел на меня.

— Ну хорошо, среднюю.

На этом наш разговор иссяк.

Мы смотрели телевизор, ели и молчали. Я не могла припомнить, когда я чувствовала себя счастливее.

За вечер Дэниелу кто-то звонил, дважды, но стоило ему подойти к телефону, как на том конце вешали трубку. Я подозревала, что это была одна из сотен отвергнутых им подружек. Эти звонки были неприятны мне, поскольку напоминали о том, что я сама так поступала с мужчинами, которые отвергали меня. Если бы я знала телефон Гаса, то скорее всего я и ему бы названивала.

Потом Дэниел отвез меня домой. Я настояла на том, чтобы он высадил меня все у того же светофора.

— Но ты же вся промокнешь.

— Пожалуйста, Дэниел, — взмолилась я. — Вдруг Карен увидит твою машину.

— И что с того?

— Она испортит мне жизнь.

— Почему мы не можем встречаться друг с другом, когда захотим?

— Можем, — сказала я. — Но я с ней живу. Ты бы тоже не был таким смелым, если бы она была твоей соседкой.

— Давай я провожу тебя до квартиры и поговорю с ней.

— Ни за что! — воскликнула я. — Будет ужасный скандал! — Чуть спокойнее я добавила: — Ладно, я сама поговорю с ней.