Под собой, сквозь сильный дождь, Гол Колеа наблюдал, как Армадюк избавляется от своего содержимого.
Он стоял на наблюдательной платформе, расположенной высоко на суперструктуре корабля. Платформа автоматически выдвинулась, когда открылись люки корабля. Внизу, как муравьи, медленные процессии людей шли по накрытым мостикам в док, и тяжелые машины везли вниз паллеты, нагруженные грузами и материалами.
Он чувствовал холодный воздух, слабо затуманенный нефтепродуктами и дождем. Он чувствовал холодный ветер на коже. Это был не дом, потому что он больше никогда его не увидит, но это был дом. Это напоминало ему высокие стены Улья Вервун.
В той жизни, тогда, он побывал на высоких стенах улья несколько раз. У такого человека, как он, шахтера с границ суперулья, нечасто были причины или разрешение, чтобы посетить такую господствующую позицию. Но он хорошо помнил вид. Его жена любила это. Когда они впервые сошлись, он иногда сохранял бонусные деньги, чтобы позволить себе заплатить за пропуск на Панорамную Аллею, для ее удовольствия. Он даже сделал ей там предложение. Это было задолго до того, как появились дети.
Мысли о его детях причиняли ему боль. Гол ненавидел то, что он ощущал страх и боль каждый раз, как они появлялись в его мыслях. Хотя в этот раз это ощущалось не так, прошло десять лет, как он повел десант на Айгор 991 для пополнения запасов. Десять лет с тех пор, как он услышал голос. Целых десять лет с тех пор, как голос сказал ему, что он был проводником для демонов, и что ему нужно принести орлиные камни или его дети погибнут.
Ужас от того дня задержался в нем. Он пытался выкинуть это из головы. Когда ты сражаешься на передовой против Архиврага, Губительные Силы пытаются обмануть тебя и осквернить тебя постоянно. Он говорил себе, что все это было: обманом варпа. Он так же сделал доклад Гаунту, о голосе и что он требовал, но не обо всем остальном. Как он мог доложить об этом? Ради своих детей, как он мог признать, что был обречен?
Затем был инцидент в ангаре во время абордажа. Баскевиль все рассказал ему об этом. Казалось, что, весьма вероятно, теперь они знали, что представляют собой «орлиные камни». Теория Баска, и соответствующие мнения, все были засекречены, чтобы стать частью официального доклада Гаунта верховному командованию. Теперь они были в безопасности на Урдеше, все дело будет передано властям, людям, которые знали, что делают, не таким рядовым пехотинцам, как он.
Если ужасными вещами в грузовом отсеке были орлиные камни, значит они, несомненно, были драгоценными артефактами. Был некий смысл в том, что проклятый Анарх Сек захочет вернуть их, и будет пытаться манипулировать, чтобы добраться до них. Согласно начальным данным, Сек был здесь, на Урдеше, возглавляя силы врага. Ладно, ублюдок. Я принес тебе камни, как ты просил. Теперь ты можешь оставить меня в покое. Оставить меня и моих детей в покое. Мы больше не часть этого.
— К тому же, — громко прорычал он в дождливое небо, — прошло десять лет.
Колеа вздохнул.
Он был достаточно высоко на корабле, чтобы смотреть за стены дока на город и залив. Он был серыми очертаниями в дожде, линия горизонта была усеяна точками света. Он немногое знал об Урдеше, за исключением того, что это был мир-кузница, и он был знаменит, и он предоставлял хороших солдат, с некоторыми из которых он сражался рядом в Сиренхольме. Они не были самыми дружелюбными душами, но Колеа уважал их военное мастерство. Урдешцы были упрямыми и гордыми, сражающимися за дух своего мира, мира, который переходил из рук в руки слишком много раз и слишком часто становился театром военных действий. Он это понимал. Он понимал гордость человека, преданного своему родному улью.
Это был прекрасный вид. Сильное место. Пейзаж, к которому мог привязаться человек. Ливи это бы понравилось, стоять здесь под дождем, смотреть на…
— Гол?
Он повернулся. Баскевиль появился из люка, чтобы найти его.
— Что у нас? — спросил Колеа.
— Выгружено около двух третей, — ответил Баск. — Администратум предоставил нам жилье примерно в десяти километрах отсюда. Полку и свите.
— Казармы? — спросил Колеа.
Баскевиль сверился с планшетом. — Нет, жилые дома.
— Как так?
— Видимо основные лагеря Милитарума уже заполнены солдатами, ожидающими отправки на передовую, кроме того, из города массово эвакуировали население, так что нам дали квартиры в реквизированных жилых блоках.
— Где передовая? — спросил Колеа.
Баскевиль пожал плечами.
— Ладно, давай пошлем несколько командиров рот вперед, чтобы проверить наше жилище. Крийд, Колосима, Пашу, Домора.
— Капитана Крийд, ты имеешь в виду? — спросил Баск.
— Чертовски верно. Давно пора. Скажи им осмотреть место и составить приличный порядок расселения, чтобы никто не начал ссориться из-за своих жилищ. И давай отправим Макколла проверить местность и составить нам отчет о безопасности.
— Это не передовая, я так понял, — улыбнулся Баскевиль.
— Никогда не помешает, — оскалился в ответ Колеа. — Сколько раз вещи менялись за ночь и кусали нас за задницу?
— Джентльмены?
Они подняли взгляды от планшета, когда Комиссар Фейзкиель присоединилась к ним. Она подняла воротничок своего плаща против дождя.
— Медицинский персонал прибыл, чтобы вывезти с корабля наших раненых. По крайней мере, тех, кто все еще не может ходить.
— Таких же немного, да? — спросил Колеа.
— Около дюжины. Раглон, Кант. Чертовски рада, что Даур встал на ноги.
— Майор Паша тоже, — сказал Колеа.
Фейзкиель кивнула. — Я сделала вывод, что Спетнин и Жукова удручены. Они только начали привыкать к управлению отрядами Паши.
— Что насчет капитана? — спросил Баскевиль.
— Они забрали его в лазарет Флота в Страже Элтата, — сказала она. — Я откровенно удивлена, что фес все еще жив.
— Я удивлен, что мы все всё еще живы, — сказал Баскевиль.
— Точно, — согласилась Фейзкиель. — У вас обоих есть свободное время? У нас посетители, и я бы была признательна за моральную поддержку кого-нибудь из старшего офицерского состава.
— Вы уходите, соуле? — спросил Эзра.
Сар Аф кратко бросил на него взгляд, затем закончил инструктировать команды сервиторов, транспортирующих ящики со снаряжением Адептус Астартес. В ангаре не было никаких признаков Идвайна или Холофернэса.
— Считай ушел, — сказал Сар Аф, подойдя к Эзре, как только раздал инструкции. — Обязанности закончены, и я никогда не остаюсь на одном месте долго.
— Гаунт, он будет... — начал Эзра.
— Идвайн отправил ему сообщение о нашем отбытии, — сказал Сар Аф. — Мы слишком долго задержались на этой миссии. Предполагалось, что она продлится шесть недель.
Эзра кивнул.
— Идвайн уже отбыл, — добавил Сар Аф. — Отправился лично встретиться с магистром войны. Змей тоже ушел. Вероятно, его братья вовлечены в здешнюю войну, и он отправился найти их. Он будет рад снова увидеть их, и присоединиться к ним в новом рискованном предприятии.
— А ты, соуле? — спросил Эзра.
Сар Аф ухмыльнулся.
— Архивраг давит близко, — сказал он. — Я чую, что есть убийства, которые нужно сделать.
Он указал на рейн-боу, висящий на ремне на плече Эзры.
— Значит, нашел свое оружие?
— Сломано, но я починил его, — сказал Эзра.
— Достань себе нормальную вещь, — сказал Белый Шрам. — Что-то, что навсегда остановит врага.
— Это останавливает врага, — сказал Эзра.
Сар Аф пристально посмотрел на него.
— Я не хорошо читаю лица. Ты печален, Нихтгейнец?
Эзра покачал головой.
— Ух, это хорошо. Люди могут быть слишком сентиментальными. Они вкладывают излишние эмоции в расставание и все такое. Разделение – это не конец. Жизнь – всего лишь путь впереди, так что ты иногда оставляешь вещи позади себя.
— Нет сентиментов, — сказал Эзра. — Это было путешествие, и мы прошли его.
Белый Шрам кивнул. Со скручивающим движением, он расцепил замок своей правой перчатки и снял ее, чтобы обнажить голую руку.
— Это правильно, Нихтгейнец, — сказал он. Он протянул руку и Эзра пожал ее.
— Следуй своему пути, Эзра Ап Нихт, — сказал Сар Аф. — Только ты можешь его пройти.
Он снова застегнул свою перчатку, надел шлем с гидравлическим щелчком, и последовал за командой сервиторов из ангара, не оборачиваясь.
— Вы можете мне показывать какие угодно бумаги, — сказал Роун, — но Рота S не передаст его, пока я не получу приказ от своего командующего офицера.
— Ваш тон на грани высокомерия, майор, — сказал Дознаватель Синдре из Ордо Еретикус. Большой отряд Урдешских солдат заполнил коридор в карцер позади него.
— Не для него, — сказал Варл дознавателю. — Там, определенно, был «фесовы» перед «бумаги».
У Синдре было очень узкое, бледное лицо и очень голубые глаза. Его черная униформа была безукоризненно чистой, неприукрашенной, за исключением золотой с рубиновым розеттой на отвороте лацкана. Он улыбнулся. В ограниченном, темном пространстве бронированного карцера, его голос звучал, как медленная утечка газа.
— Я ценю серьезность, с которое вы выполняете свои обязанности, майор, — сказал он. — Надзор за заключенным – это обязанность уровня альфа. Вы достойны похвалы. Но высший командный состав крестового похода и канцелярия ордоса одобрили его немедленное перемещение в безопасную тюрьму Инквизиции. Приказ был ратифицирован двумя Лордами Милитантами и старшим секретарем Инквизиции здесь, на Урдеше, за шесть часов до того, как вы вообще приземлились.
— Гаунт не сообщал никому, что заключенный был все еще с нами, — сказал Роун. Он говорил медленно и звучал благоразумно. Его люди знали, что это всегда был тревожный знак. — Я знаю, как факт, — сказал он, — что информация, которую он передал при приближении к системе, была экстремально ограниченной и не содержала в себе никакой конфиденциальной информации.
— Разумный ход, — ответил Синдре. — Архивраг близко, и он слушает. На самом деле, есть некоторая обеспокоенность среди старшего командного состава в том, что детали вашей продолжительной миссии еще не были предоставлены. Они ожидают полный доклад вашего старшего офицера.
— Который он предоставит лично, по тем же причинам безопасности, — сказал Роун.
— Мы, тем не менее, сделали предположение, — сказал Синдре. — Если Гаунт, после всего, жив, значит, заключенный тоже может быть жив, и так далее, и тому подобное... — Синдре пожал плечами и улыбнулся. Казалось, что он улыбается слишком много. — Таким образом, — сказал он, — предполагая, что он жив, заранее были сделаны и авторизованы приготовления для немедленной передачи. Просто на случай, что животное выжило.
— В сторону, — сказал Виктор Харк. Он вошел в карцер, проталкиваясь сквозь отряд безопасности Синдре. Они сначала бросали на него взгляды, а затем убирались с пути.
— Гаунт подписал, Роун, — сказал Харк. — Он получил гарантии.
— Дай посмотреть, — сказал Роун.
Харк вручил ему планшет. Роун тщательно его прочитал.
— Вы знаете, что они собираются просто убить его, — сказал Варл.
— Варл... — прорычал Харк.
— Ох, но так ведь, — сказал Варл. — Он больше не нужен. Он сделал то, что от него ожидали. Они не позволят ему жить, не такую тварь, как он. Они сожгут его.
Синдре снова улыбнулся. Короли-Самоубийцы начинали чувствовать, что его улыбка была такой же тревожащей, как и благоразумный тон Роуна.
— Это я слышу симпатию? — спросил он. — Один из ваших людей сочувствует судьбе дьявола Архиврага? Если безопасность так заботит вас, Майор Роун, я быстро позабочусь об этом.
— Заключенный – ценный актив, — сказал Роун. — Это все, о чем заботятся мои люди.
— Конечно, он ценный актив, — сказал Синдре. — В этом мы согласимся. Мы не собираемся казнить его. Пока нет, по крайней мере. Со временем, конечно. Но ордос верит, что из него можно извлечь гораздо больше. К тому же, он до сих пор сотрудничал. Он будет интенсивно допрошен и опрошен, сколько бы на это не потребовалось времени. Какие бы другие истины он не хранил, они будут изучены.
— Приведите его, — сказал Роун.
Варл стоял позади, качая головой. Бонин, Бростин, Кардасс и Ойстин пошли к камере и сняли замки. После нескольких минут, прошедших за стандартным обыскиванием тела, они привели Маббона Этогора в кандалах. Окруженный Королями-Самоубийцами, Маббон подошел к Роуну.
Синдер смотрел на него со значительным отвращением.
— Штурмовики, — крикнул Синдре. — Занять места рядом с заключенным и приготовиться к движению. Двойное оцепление. Смотрите за каждым его шагом.
Урдешские штурмовики пошли вперед.
— Рота S, Танитский Первый, — сказал Синдре, — вы освобождены от обязанностей. Ваши усилия и бдительность оценены по достоинству.
— Мы освобождены, — ответил Роун.
Урдешцы повели Маббона к люку. Это было медленно, потому что его движения были слишком ограничены кандалами.
— Эй!
Они остановились, и Синдре посмотрел назад. Варл ушел в камеру этогора и появился, держа кипу дешевых, невзрачных памфлетов и брошюр.
— Это принадлежит ему, — сказал он, протягивая их.
Дознаватель Синдре взял памфлеты и пролистал их.
— Миссионерские тексты, — задумчиво сказал он, — и копия Жаждущих Сфер.
— Он их читает, — сказал Варл.
Синдре отдал их назад.
— Материалы для чтения не разрешены, — сказал он.
— Но они принадлежат ему.
— Ему ничто не принадлежит, солдат, — сказал Синдре. — Никаких прав, никакого имущества. И, к тому же, ему не понадобятся материалы для чтения. Он будет… занят разговорами.
Варл бросил взгляд на Роуна, и Роун спокойно покачал головой. У люка, окруженный невозмутимыми штурмовиками, Маббон обернулся через плечо и слегка кивнул Варлу.
— Вы… вы присматривайте за ним, — сказал Варл. — Он хитрый, этот фегат.
— Берегите себя, Сержант Варл, — сказал Маббон. — Мы больше не встретимся.
— Никогда не знаешь, — сказал Варл.
— Думаю, что знаю, — сказал Маббон.
— Хватит. Не разговаривать, — резко сказал Синдре Маббону. — Вперед.
Штурмовики увели его.
Луна Фейзкиель привела Баскевиля и Колеа к люку грузового ангара девяносто.
— Наши посетители, — походу отметила она.
Человек в простой темной униформе службы разведки Астра Милитарум ждал их, в сопровождении представителей Адептус Механикус под капюшонами и высокой женщины в длинном плаще, которая могла быть только из ордоса. Толпа из сервиторов Механикус и нескольких других помощников и ассистентов ожидала в коридоре позади них, так же как и солдаты из службы разведки с плазменным оружием. Элам и отряд из его роты преграждали им путь к люку.
— Мэм, — произнес Элам, когда троица приблизилась.
— Вы здесь командуете? — спросил Фейзкиель офицер разведки. Он был хорошо сложен и красив, с густыми, темными волосами, коротко подстриженными, и седеющими на висках.
— Нас заставили ждать, — сказала женщина-инквизитор. — У вас есть полномочия, чтобы открыть этот люк?
Когда они подошли, Колеа был поражен внешностью женщины. Она была высокой и стройной, а ее голова, с бритым черепом, была почти кошачьей, с самыми высокими скулами, которые он видел у человека. Она обладала некоторой утонченной, скульптурной красотой, которую он представлял у мифических аэльдари.
Но когда она повернулась, чтобы поприветствовать его, он увидел, что это реконструкция. Вся верхняя часть ее головы, которая была повернута от них, отсутствовала, от подносового желобка вверх, замененная сложной серебряной и золотой аугметикой, выглядящей, как какое-то созданное мастерами оружие. Ее рот был настоящим, а ее глаза, по-видимому тоже настоящие, вспыхивали в сложных золотых глазных впадинах на ее лице. Она была восстановлена, и хирургия и аугметика смогла сохранить только нижнюю часть ее лица. Даже в таком случае, Колеа представлял, это было просто тщательной копией того, что однажды существовало. Аугметическая часть, очевидно, была разрушена без надежды на реконструкцию. Это его шокировало, и очаровало его. Он был обеспокоен тем, что осознал то, что почти нашел замысловатые золотые украшения ее лица более прекрасными, чем идеальная кожа на ее челюсти.
— Мои извинения, — сказала Фейзкиель. — Высадка после долгой поездки требовательный процесс. У нас есть полномочия снять печати. Я – Комиссар Фейзкиель. Это – Майор Колеа и Майор Баскевиль.
— Полковник Грае, — сказал офицер разведки. — Со мной Версенджинсир Лоул Этруин из Адептус Механикус и Шива Лакшима из Ордо Еретикус.
Адепт в капюшоне дернул жезлом актуатора, а маленькая, пухлая женщина вышла вперед из свиты. На ней была простая роба и плащ, а ее волосы были плотными серебряными кудрями. Она предоставила Фейзкиель толстую кипу бумаг.
— Документация от принимающей стороны, — сказал она, смотря вверх на Фейзкиель. — Здесь список и аккредитации всего присутствующего персонала, включая команду сервиторов и ученых.
— А вы? — спросила Фейзкиель.
— Мой главный ученый, Онабель, — сказала Лакшима, — и ее личность не уместна в этом разговоре. Пожалуйста, объясните, я озабочена тем, что печать была испорчена.
— У нас были проблемы, мэм, — сказал Колеа.
— Корабль был взят на абордаж. Мы отбились от них, — сказала Фейзкиель. — Тем не менее, мы были обязаны открыть и обыскать все отсеки корабля, чтобы убедиться, что ни один агент врага не спрятался.
— Кто открыл этот? — спросила Лакшима.
— Я, — сказал Баскевиль. — Он был открыт по моему приказу.
Адепт в капюшоне произвел тихий, щелкающий, жужжащий звук. Лакшима кивнула.
— Я согласна, Этруин, — сказала она. Она посмотрела на Баскевиля. — Операционные приказы постановляли, что материалы, собранные в Пределе Спасения должны оставаться опечатанными во время обратной поездки. Существует потенциальная опасность для нетренированных и неподготовленных.
— Операционные приказы устарели на десять лет, — сказал Колеа.
— Как объяснила моя коллега, мэм, — сказал Баскевиль, — обстоятельства изменились. Я подумал, что лучше рисковать потенциальной опасностью, чем рисковать еще большей опасностью. Полевое решение.
Лакшима пристально посмотрела на него. — Полевое решение, — сказала она. — Как по Астра Милитарумски. Вы Баскевиль?
— Майор Браден Баскевиль, Танитский Первый, мэм.
— Но вы урожденный Белладона.
— Моя инсигния выдает меня, — ответил он, оживленно.
— Нет, ваш акцент. Когда вы открыли грузовой отсек, Баскевиль, что вы нашли?
— Нарушения в грузе. Некоторое содержимое сместилось и рассыпалось. Я проверил территорию на предмет врагов, никого не нашел, и незамедлительно опечатал грузовой отсек.
— Потому что? — спросила Лакшима.
— Операционные приказы, мэм, — сказал Баскевиль.
— Нет, — сказала она. — Что-то еще. Я вижу это в вашем поведении.
Баскевиль бросил взгляд на Колеа.
— Содержимое одной из коробок рассыпалось таким способом, которого я не могу объяснить. Наш актив предполагал, что этот особенный набор предметов, возможно, наиболее ценные артефакты, собранные во время рейда. Я ни к чему не прикасался. Я оставил их там, где они были, и снова опечатал отсек.
Адепт снова тихо засвистел и зажужжал.
— В самом деле, — кивнула Лакшима. — Охарактеризуйте «способом, которого я не могу объяснить», пожалуйста, майор.
— В коробке были каменные таблички или плитки, мэм, — сказал Баскевиль, чувствуя себя некомфортно. — Они упали, но расположили себя рядами.
— Рядами? — эхом повторил Грае.
Баскевиль сделал жест, чтобы объяснить.
— Идеальными рядами, сэр, — сказал он. — Идеально расположенными. Мне казалось весьма маловероятным, что они могут упасть вот так.
— И вы оставили их? — спросила Лакшима.
— Да.
— Что вы ощущали? — спросил коренастый низкий ученый.
— Ощущал? — ответил Баскевиль. — Я… я не знаю… Моим побуждением было поднять их, но я чувствовал, что это было неблагоразумно.
— Было ли еще что-нибудь примечательное, что произошло за время поездки? — спросил Грае.
— Много чего, — сказал Колеа. — Это была насыщенная поездка.
— О чем бы вы хотели рассказать, я имею в виду, — сказал Грае.
Баскевиль бросил взгляд на Колеа. Никто из них не хотел быть тем, кто откроет ящик Пандоры, насчет орлиных камней и голоса. К тому же, теперь это было выше их класса, и было частью официального отчета о миссии.
— Есть много чего, что вы нам не говорите, так ведь? — спросила инквизитор.
— Отчет о миссии длинный, сложный и засекреченный, — сказал Баскевиль.
— Детали не могут быть разглашены до тех пор, пока отчет не предоставят высшему командованию и магистру войны, и не будут ратифицированы ими, — сказал Колеа.
— А ордос не включен в этот список? — спросила Лакшима.
— Это вопрос протокола Милитарума... — начал Баскевиль.
— Мне сказать, что я думаю о протоколе? — спросила инквизитор.
— Наш командующий офицер прямо сейчас в пути, чтобы доставить полный отчет в штаб, — быстро сказала Фейзкиель. — Он предоставит его лично. Детали были сочтены слишком щепетильными, чтобы быть переданными в сообщении или в другой форме, которая может быть перехвачена.
— Это… Гаунт? — спросила Лакшима.
— Да, мэм.
— Его репутация идет впереди него, — отметил Грае.
— Да, сэр? — спросил Колеа.
— Да, майор, — сказал офицер разведки. — Значительно увеличенная с его смертью, что, конечно же, теперь оказалось неверным. Он сделал себе имя, посмертно. Это редкость, что человек возвращается живым, чтобы оценить это.
— Я уверена, что полковник-комиссар так же предоставит вам полный отчет, — сказала Фейзкиель.
— Конечно, предоставит, — сказала Лакшима. — Магистр войны собрал нашу рабочую группу, чтобы идентифицировать и исследовать собранные материалы. Полные отчеты должны быть собраны у всех участников, и всех, кто контактировал, так же как должен быть осуществлен детальный разбор любых происшествий, окружающих миссию, которые могут быть важны.
Она посмотрела на Колеа.
— Даже те, которые могут казаться неспециалистам неважными, — добавила она.
— Нам нужен будет полный список всех, кто контактировал с предметами во время их изыскания и помещения на склад, — сказал Грае. — Всех, кто был… обнажен.
Колеа кивнул. — Это огромное количество личного состава, сэр.
— Их всех опросят, — сказал Грае.
Адепт зажужжал.
— Этруин спрашивает, кто складировал и пронумеровывал материалы для декларации.
— Я, — сказала Фейзкиель.
Лакшима кивнула.
— Декларация весьма доскональная. Вы одержимы деталями, Комиссар Фейзкиель.
— Я считаю, что именно поэтому Гаунт дал мне эту обязанность, мэм, — ответила Фейзкиель.
— Вы методичны, — задумалась Лакшима. — Обсессивно-компульсивны. Было ли состояние диагностировано, и была ли дана этому экспертная оценка?
— Была ли… что? — спросила Фейзкиель.
— Может мы откроем люк? — предложил Баскевиль. — Вы возьмете на себя ответственность за содержимое. Мы будем рады избавиться от этих вещей.
Я точно буду, подумал Колеа.
Длинная колонна транспортников-8 оставила возвышающиеся врата крытого дока номер восемь и проследовала по старым улицам вниз по склону в Элтат. Дождь прекратился, и небеса были мозаично-серыми. Дождевая вода собралась в выбоинах и колеях, усеивающих рокритовые дороги, и большие колеса движущихся грузовиков расплескивали ее.
Здания квартала были старыми, и выглядели покинутыми. Когда-то они были магазинами и зданиями гильдий, но война опустошила их давно, и они стояли тихими и, часто, заколоченными. Время и погода украли черепицу, а местами были свободные участки земли, где соседние здания были подперты балками, чтобы они не упали в кучи обломков. Обломки заросли лишайником и сорной травой. Это были площадки зданий, разрушенных артиллерийскими обстрелами и нападением с воздуха. Пространства, которые они оставили после себя на границе улицы были похожи на дыры в ряду зубов.
Колонна везла первых из Танитского к предназначенному им размещению. Тона Крийд ехала в кабине первой машины. Она вглядывалась в мрачные здания, пока они грохотали мимо.
— Когда здесь закончилась война? — спросила она.
— Война не закончилась, — ответил Урдешский водитель.
— Нет, я имею в виду, последняя война?
— Какая последняя война? — спросил он, неотзывчиво. Он бросил на нее взгляд. — Урдеш в состоянии войны десятилетия. Захват, оккупация, освобождение, новый захват. Все систему оспаривают с давних пор. Одна война следует за другой, за которой следует следующая.
— Но вы держитесь? — спросила она.
— А какой у нас выбор? Это – наш мир.
Крийд задумалась об этом.
— Простите меня, что спрашиваю, — сказал водитель через какое-то время, смотря на дорогу, — вы прибыли сюда, чтобы сражаться, и вы не знаете, что такое война?
— Это вполне нормально, — сказала Крийд. — Мы просто идем туда, куда нас отправляют, и мы сражаемся. В любом случае, это та же самая война. Та же самая война, как и везде.
— Это точно, я думаю, — ответил человек.
Они ехали дальше через старый квартал. Улицы были безжизненны, как и раньше. Крийд начала замечать вещи, висящие вдоль улиц между зданиями, подобно праздничным флагам. Это были простыни, ковры, старые занавески, и другие большие куски ткани, которые вяло висели в сыром воздухе. Местами простыни висели так низко, что они соприкасались с верхушками движущихся грузовиков.
— Зачем это? — спросила она, показав на простыни.
— Снайперы, — сказал водитель.
— Снайперы?
— Мы завешиваем улицы этим, чтобы уменьшить любую прямую видимость, — сказал водитель. — Это уменьшает возможности для прицеливания для снайперов.
— Здесь есть снайперы? — спросила Крийд.
— Время от времени, — кивнул человек. — Архивраг везде. В эти дни его здесь не так много. Основные сражения на юге и востоке. Там совершенно различные типы убийственных территорий. Но враг проникает иногда. Мятежники, отряды самоубийц, команды внедрения, иногда ублюдки, которые залегают тихо в бомбоубежищах или канализации после последней оккупации. Им нравится причинять проблемы.
Крийд кивнула. — Полезно знать, — сказала она.
Он снова бросил на нее взгляд.
— Изучите жилище, в котором будете жить, — сказал он. — Держитесь подальше от окон. Не торчите без дела на улице. И присматривайте за мусором или обломками на дорогах или у дверных проемов. Еще за брошенными машинами. Ублюдкам нравится оставлять сюрпризы повсюду. Редкий день проходит без взрыва.
Она достигли перекрестка, и остановились, ожидая, пока тяжелые грузовые транспортеры и бронированные машины проедут мимо, направляясь в сторону доков.
На другой стороне перекрестка Крийд увидела стену старого завода. Кто-то, с некоторым навыком, сделал на ней рисунок и написал слова «Святая жива и она с нами» огромными красными буквами. Рядом было грубое, но яркое изображение женщины с мечом.
— Святая, — сказала Крийд.
— Беати Саббат, да благословит она нас и присмотрит за нами, — сказал водитель.
— Рада видеть, что Урдеш силен верой, по меньшей мере, — сказала она.
— Не просто верой, — сказал водитель, переключая передачу транспортника-8 и снова поведя вперед конвой по длинному склону в направлении жилого квартала. — Она здесь. Она с нами.
— Святая?
— Да, леди.
— Святая Саббат здесь на Урдеше? — спросила она.
— Да, — сказал водитель. — Они вам ничего не рассказали?