Магистр Войны

XVI. ВНУТРЕННИЙ КРУГ

Муниторум установил световые установки вокруг двора К700. Они отбрасывали туманное белое свечение, которое выхватывало проливной дождь. Роун высадился из своего транспортника-4, и пошел с Харком и Ладдом к мобильному медицинскому модулю, который транспортер Муниторум притащил прямо перед наступлением ночи. Гол Колеа, ждущий под навесом, кивнул им.

— Что случилось? — спросил Роун.

Колеа пожал плечами.

— Инсургенты, — ответил он. — Сыны Сека. Восемь мертвых здесь, еще четверо у соседей. Хеликсидов.

— Фес, — произнес Роун.

— Мы добрались до них? — спросил Харк.

Колеа кивнул.

— Мы достали их всех, — сказал он. — Хотя, беспорядок. Меня не было здесь, когда все произошло, но Паша говорит, что это была бойня, потому что у нас было слишком мало боеприпасов. Они метались вокруг в поисках боеприпасов.

— Сейчас они у нас есть? — спросил Роун.

— У нас есть свет, продовольствие и медицинский трейлер для Керт, — сказал Колеа. — Пока еще никаких боеприпасов.

— Я займусь этим, — сказал Харк.

— Мы делали повторные запросы, Виктор, — сказал Колеа.

— Они пока еще не слышали это от меня, Гол, — сказал Харк мягким, но угрожающим тоном. — Я займусь этим.

Когда Харк ушел, Роун оглядел территорию. Он мог слышать дождь, бьющий по крыше медицинского модуля и по пластековому навесу, и воду, булькающую в разбитых желобах и сливных трубах древних зданий.

— Мы... — начал он.

— Я разместил охрану по периметру и патрули, да, — сказал Колеа. — Они не доберутся до нас снова.

— Я думал, что это был безопасный город, — сказал Ладд.

Колеа посмотрел на него.

— Вероятно, здесь везде так, — сказал он. — Главные линии фронта дырявые. Ячейки инсургентов пробираются в здания и безопасные зоны.

Роун кивнул.

— Гаунт? — спросил он.

— Все еще в штабе, — сказал Колеа. — Мы решаем, кто ему расскажет, когда он вернется.

Роун вопросительно сузил глаза.

— Вероятно, ты, Эли, — сказал он.

— Почему?

— Он тебя в любом случае ненавидит, — сказал Колеа.

Роун фыркнул и вошел в дверь медицинского модуля. Ладд метнул на Колеа озадаченный взгляд, затем последовал. Он резко остановился, когда увидел Феликса, стоящего с Далином рядом с входом.

— Что вы здесь делаете? — спросил Ладд.

— Они не позволяют мне увидеть ее, — сказал Феликс.

— Он в порядке, — сказал Далин. — Оставьте его.

— Не говори мне, что делать, рядовой, — сказал Ладд. Он снова посмотрел на Феликса.

— Они не позволяют тебе увидеть кого? — спросил он.

Роун вошел в тесный медицинский модуль. Колдинг накладывал швы на лицевую рану водителя Муниторума. Керт складывала инструменты в автоклав. Она подняла взгляд, когда вошел Роун, ее лицо было холодным и натянутым, затем дернула головой в сторону ближайшей каталки, которые располагались в заднем отсеке модуля.

Роун подошел к ней и поднял край простыни.

— Фес, — сказал он.

— Умерла до того, как я туда добралась, — сказала Керт.

— Кто еще? — спросил Роун.

— Список висит там, — сказала Керт.

В дверном проеме раздался шум, и вошла Крийд. Она отдала набор медицинских ножниц Керт.

— Спасибо, — сказала она.

— Не могу представить, что она легко это перенесла, — сказала Керт.

— Волосы Йонси отрастут снова, Анна, — сказала Крийд.

— Ты использовала мазь?

— Ага. Ты будешь много раз использовать эти ножницы следующие несколько дней, — сказала Крийд.

— Я проведу полную проверку, — сказала Керт. — Я заказала порошки со склада, так что мы сможем обработать все постельные принадлежности. Вшей будет легче контролировать здесь, чем на корабле.

Крийд заметила Роуна. Он опускал простыню.

— Она была храброй, — сказала Крийд. — Пошла прямо на них, защищая. Защищая мальчика больше, чем что-нибудь еще. Отвела от него угрозу. И полка, но он был на первом месте. Она была быстрой. Конечно, она все нафес знала о городском бое. Но в этом красном комбинезоне...

— Я скажу Гаунту, — сказал Роун.

— Нет, я это сделаю, — сказала Крийд. — Я была с ней в конце.

— Я это сделаю, — сказала Керт. — Это работа старшего медика.

Они оба посмотрели на нее.

— Я это сделаю, — сказал Роун, более твердо.

— Сэр?

Роун посмотрел назад. В дверном проеме был Ладд.

— Феликс… то есть, Рядовой Часс, он хочет увидеть тело.

— Для этого будет время позже, — сказала Керт.

— Она была ему, как мать, — тихо сказала Крийд. — Я имею в виду, вероятно больше мать, чем его родная мать. Даже если она была психованной су...

— Прекратите это, капитан, — сказал Роун. Он посмотрел на Керт. Медик сделала задумчивый вдох, затем кивнула.

Роун поманил рукой Ладда. Ладд привел Феликса в трейлер. Далин висел у них на хвосте в дверном проеме.

Феликс выглядел особенно маленьким и худым, больше похожим на ребенка, чем когда-либо, подумал Роун. Он подошел к каталке, у которой стоял Роун.

— Тебе не нужно смотреть, — сказала Керт.

— Нужно, — сказал Роун.

— Ему, вероятно, нужно, Анна, — сказала Крийд.

— Фесовы вы солдаты, — пробормотала Керт. — Вы считаете, что ужас делает прививку от ужаса.

— Это называется завершением, Анна, — сказала Крийд.

— Если спросите меня, то этого слишком много в мире, — сказала Керт.

Роун потянулся, чтобы снова поднять край простыни, но Феликс сделал это первым. Роун убрал руку, когда Феликс поднял край запятнанного кровью покрывала.

Он мгновение пристально смотрел на лицо, которое пристально смотрело на него в ответ с каталки.

Он сказал что-то.

— Что? — спросил Роун.

Феликс прочистил глотку и повторил.

— Она страдала?

— Нет, — сказала Крийд.

— Она защищала тебя, — сказал Роун. — Это была ее работа. Ее воспитание. Ее жизнь.

— Она умерла, защищая меня? — спросил Феликс.

— Да.

— От этого не лучше, — сказал Феликс.

— Когда-нибудь это все равно должно было произойти, — сказал Роун.

— Ох, ради феса, Эли! — фыркнула Керт.

— Он прав, — сказал Колдинг с другого конца трейлера. — Жизнь телохранителя принадлежит ему или ей, кого он охраняет. Они ставят себя на линию опасности.

— Есть способы делать это... — начала Крийд.

— Что это означает? — спросил Феликс, резко посмотрев на нее.

— Ничего, — сказала Крийд.

— Скажите мне, что вы имели в виду, — сказал Феликс.

Крийд пожала плечами.

— Твой телохранитель была превосходна в личной охране. Я имею в виду, она была отлично тренирована для этого. Незаметные нападения, тайные убийства. В окружающей обстановке дворца или резиденции верхнего улья, она бы была превосходной. Но она не была солдатом. Боевая зона, как эта, намного отличное место. Ты не бежишь по ней, небрежно и безрассудно. Ты не рассчитываешь на одни только скорость и реакцию. Ты не носишь красное и не делаешь себя целью.

Губа Феликса слегка дрожала.

— Мне жаль, — сказала Крийд. — Она была храброй.

— Ей будут нужны похороны, — сказал Феликс.

— Они все получат похороны, — сказала Керт. Она потянулась к своему планшету на переполненном рабочем столе. — Муниторум дал разрешение на захоронение, и назначил места на… Втором Кладбище Восточного Холма.

— Нет, — сказал Феликс. — Официальные похороны. Со службой в храме и с приличным экклезиархом, который произнесет литанию, а не с этим вашим идиотом священником. Я не позволю ей упокоиться в каком-то массовом военном захоронении.

— Что-то не так с военными похоронами? — спросил Роун.

— Или с нашим фесовым аятани? — пробормотала Крийд.

— Феликс, — сказал Ладд, — Астра Милитарум предоставляет это для всех, кто пал на службе. Похоронные службы просты, но очень почетны. Есть денежное пособие на погребение от Муниторума...

— Частная служба, — сказал Феликс. — Частная заупокойная служба. У меня… у меня есть доступ к средствам. Через любую счетную палату здесь на Урдеше, я могу перевести деньги со счетов моей семьи. От Дома Часс. Она получит должные похороны.

— Она погибла с нами, — сказал Роун. — Она служила с нами. Она ляжет в землю с нами, по нашему обычаю.

— Как было указано, майор, — сказал Феликс с яркими глазами, — она не была солдатом. Она будет похоронена так, как я сочту нужным.

Казалось, что Роун уже собирается ответить, но остановился, когда Крийд мягко взяла его за руку и покачала головой.

— Ммм, — начал Ладд через некоторое время. — Я бы попросил, чтобы Рядовой Часс был взять под надзор Комиссариата с данного момента.

— Под твою опеку, ты имеешь в виду? — спросил Роун.

Лицо Ладда стало суровым и недружелюбным.

— Мне поручили благополучие рядового, учитывая его особенные обстоятельства. Его телохранитель погибла, и есть вопрос дальнейшей защиты. Я буду оставаться его защитником до тех пор, пока...

— Он – часть Роты Е, — сказал Далин в дверном проеме. — Что вы собираетесь делать? Перевести его? У него не может быть комиссара, лично наблюдающего за ним, днем и ночью. Или вы хотите переместить его из казарменных помещений?

— Я думаю, что ясно дал понять, чего я хочу, рядовой, — сказал Ладд.

— Нет, — сказала Крийд. — Он останется на месте. Он останется в рядах.

— Это не вам решать, капитан, — сказал Ладд.

— Часс пришел к нам, чтобы научиться быть солдатом, — сказала Крийд. — Это то, что хотела его мать. Это то, что хотел его высокородным дом. И это то, чего, так же, хочет Гаунт. Он не научится пути Астра Милитарум, если будет неженкой.

— Я не говорю об особенном обращении... — начал Ладд.

— Но это именно так, — сказала Крийд. — Он останется на месте. У него приличные отношения с Далином. Далин приглядит за ним и будет спать с ним. Не спускать с него глаз. Менее назойливый глаз, чем у комиссара.

Ладд посмотрел на нее с тем, что выглядело как сдерживаемая ярость.

— Вы говорите это только потому, что Далин ваш сын. Вы хотите, чтобы он получил благосклонность в глазах Гаунта. Это полностью неподобающе.

— А ты не пытаешься получить благосклонность? — спросил Роун.

— Я заинтересован в… благополучии мальчика, майор, — огрызнулся Ладд.

— Хватит, — сказала Керт. — Это маленький трейлер, и здесь уже слишком много людей. Урегулируйте это или разбирайтесь снаружи.

Она посмотрела на Феликса.

— Прости, — сказала она. — Я не хотела звучать бесчувственно. Я очень сожалею о твоей потере.

— Я сказала то, что сказала не потому, что Далин мой сын, — спокойно сказала Крийд. — Я сказала это потому, что этого хотела Маддалена. Когда я добралась до нее, она все еще была жива. Едва. Я понимала… я понимала, что она не выживет. Она заставила мне поклясться. Она заставила меня поклясться, что я должна сделать для тебя все возможное.

— Вы? — спросил Ладд.

— Не потому что Далин мой сын, но потому что я мать, — сказала Крийд.

— Она… она была жива? — прошептал Феликс, пристально смотря на Крийд.

— Какое-то время, — тихо сказала Крийд. — Всего лишь пару мгновений. Было слишком поздно. Она заставила меня пообещать. Она… она доверилась мне. Фес знает почему. Она заставила меня пообещать.

— Ладно, все это очень хорошо, — сказал Ладд, — но...

— Обещание солдата – серьезная вещь, — спокойно сказал Роун. — Простая, но серьезная. Как солдатские похороны. Крийд спросили, и она пообещала. Мы сделаем так, как говорит Крийд.

— Майор, я протестую! — крикнул Ладд.

— Протестуй сколько нафес хочешь, Ладд, — сказал Роун. — Я старший офицер в этой комнате. Трон, за исключением Гаунта, я старший офицер в этом фесовом полку. Я только что отдал приказ. Вот как все делается. Гаунт может отменить его, если захочет, но не ты, Ладд. Ты уже должен к данному моменту знать, что у меня есть целый фесов грузовик с директивами от Официо Префектус. Что будет для меня концом, со временем. Но прямо сейчас, мы сделаем, как сказала Крийд.

— Я доведу это до Харка, — сказал Ладд с мрачным лицом.

— Флаг тебе в руки, — сказал Роун.

Ладд посмотрел на Феликса. В его была мягкость, которая удивила их всех.

— Ты…? — начал он. — Ты согласен с этим? С тобой все будет в порядке?

Феликс посмотрел на него. Было очевидно, что он не согласен, но он все равно кивнул.

— Далин? — сказал Роун. — Уведи Рядового Часса, посели в комнату с собой. Только вы двое. Перераспределите спальные места, если тебе придется. Моей властью.

— Да, сэр, — сказал Далин.

Он вошел в трейлер, чтобы сопроводить Феликса наружу. Роун положил руку ему на плечо и остановил. Он наклонился и прошептал на ухо Далину.

— Присматривай за ним, Дал. Не спускай глаз, ты меня понял? Он шокирован. И не позволяй Мерину общаться с ним.

— Да, сэр. Нет, сэр, — сказал Далин. Он бросил взгляд на Крийд, которая кивнула, а затем увел Феликса наружу в дождь.

После того, как Роун, Крийд и Ладд ушли, Керт закончила уборку, а затем повернулась, чтобы посмотреть на посмертные отчеты, наваленные на ее рабочем столе.

Колдинг только что отправил водителя с замотанным бинтами лицом.

— Мне закончить отчеты, доктор? — спросил он.

— Я это сделаю, Ауден.

— Вы устали, мэм, — сказал он. — К тому же, смерть и бумажные дела – две из моих специальностей.

Она улыбнулась и кивнула.

— Спасибо. По крайней мере, смогу подышать воздухом.

Она вышла из трейлера в искусственное освещение двора. Дождь уменьшился до мороси, и за границами световых установок мир был черным и холодным.

— Закончила на сегодня?

Она огляделась и увидела Вэйнома Бленнера, бредущего к ней.

— Да, — сказала она.

— Тяжелый день, — сказал Бленнер. — Ты знаешь, что я всегда нахожу эффективным лекарством от тяжелого дня?

— По твоему медицинскому мнению?

— Я доктор жизни, Анна, — тихо рассмеялся он. — И по моему опыту, испытания, которые жизнь плюет в нас, лучше всего отразить стаканом или двумя жидких фортификаций. Водитель Муниторума, который привез меня сюда сегодня, был очень полезен в том, чтобы выпустить бутылку амасека под мою опеку. Хочешь ко мне присоединиться?

Она посмотрела в темноту. Там было слабое свечение вдалеке, свет города, предположила она. Вероятно фонари и прожектора Урдешского Дворца, который нависал над всеми ними.

— Нет, спасибо, Вэйном, — сказала она. — В последнее время я обнаружила, что пью слишком много.

— Конечно, нет, — улыбнулся он.

— Ты должен знать, Вэйном. Я всегда это делаю в твоей компании.

— И мы приводим дела человеческие в порядок, два великих философа вместе.

— Нет, Вэйном. Во мне больше нет философии.

Он пожал плечами.

— Есть, конечно, множество других способов расслабиться, Анна.

Она посмотрела на него. Он вздрогнул от суровости в ее глазах.

— Вы очень настойчивый, Бленнер. Очень настойчивый. Я думаю, что я ясно все сказала.

— Ладно, я, определенно, ничего не имел в виду под этим, Доктор Керт.

— Вэйном, ты имеешь в виду ничего под всем, и все под всем. Я оценила по достоинству твою дружбу в эти последние несколько месяцев. Честно, я никогда не ожидала обнаружить какое-нибудь родство с таким человеком, как ты.

— Человеком, как--? Вы раните меня, доктор.

— Я узнала тебя, Вэйном, и ты, определенно, знаешь себя. У тебя бурная, поднимающая настроение душа, но у тебя всегда тайные планы.

— Никогда! — запротестовал он.

— Всегда, — твердо сказала Керт. — Ты стремишься служить себе, любым способом, которым можешь. Чтобы уберечь свою жизнь от неудобных неприятностей. Когда я проводила время с тобой, я смеялась, и я забывала себя.

— Как это может быть плохим?

— Я забывала, что я служу остальным, — сказала она. — Я – медик, Вэйном. Это мой долг и мое предназначение. Всегда было. Я боюсь, что если я и дальше буду впустую проводить с тобой время слишком часто, я забуду об этом. Я начну подписываться на твой эгоистичный образ жизни. Я умру, служа себе, не другим.

— Это так ты видишь меня? — спросил он.

— Ты знаешь, какой ты, — ответила она. — Это не похвала. Ты – человек выдающихся качеств, если бы ты только признавал их. На самом деле, я думаю, что Империум может быть улучшен, если в нем будет больше таких людей, как ты. Людей, которые могут, несмотря ни на что, найти следы радости и удовольствия в этой фесовой тьме.

— Ты говоришь, что я плохо влияю? — сказал он с язвительной улыбкой. Он наклонился к ней.

— Я абсолютно нафес серьезно, Бленнер, — сказала она. — Я потеряла себя в последнее время. У меня нет никакого желания больше терять себя.

Она повернулась и начала уходить.

— Это из-за того, что она умерла, так ведь? — крикнул он ей вдогонку. Когда он произнес слова, он вздрогнул. Он понял, что они вырвались слишком едко.

Керт повернулась.

— Что? — резко спросила она.

— Я слышал, что она умерла, — сказал он. — Мы все слышали. Теперь, когда она исчезла из вида, ты можешь прекратить тратить время со мной и сосредоточиться на...

Она быстро подошла к нему и схватила за лацканы.

— Женщина погибла. Восемь человек погибли. А ты назвал это «трудный день»?

— Она тебе даже не нравилась! — выпалил он, отталкиваясь от нее.

— Нет, но я – доктор, и это тут не при чем. Я спасаю жизни, Бленнер. Я не сужу их.

— Ты только что осудила меня.

Она отпустила его, и посмотрела на лужи на дворе.

— Я извиняюсь, — сказала она. — Я не идеальна, и я иногда нелогична.

Он положил ободряющую руку на ее плечо.

— Тебе она не нравилась, Анна. Ты мне это говорила достаточно раз.

Керт сбросила его руку.

— Она была человеческой жизнью, сэр, — сказала она. — Она была храброй. Она не была приятной личностью, но она была хорошей личностью. У нее был долг, который она твердо исполняла до конца. Урок для обоих из нас, возможно.

— Я думаю, что ты расстроена, — мягко сказал он, — не потому что она мертва, но потому что ты счастлива, что она мертва.

Она резко развернулась к нему.

— Как ты смеешь? — спросила она.

— Не говори, что это не так. Тот факт, что ты огорчена – это драгоценное эгоистичное чувство, о котором ты мне только что читала лекцию. Сучки Гаунта нет. Для тебя путь свободен, чтобы, наконец-то...

— Замолчи.

— ... и ты отбрасываешь меня в сторону так, как одноразовый...

— Замолчи, Бленнер, — прорычала она, — или нашей дружбе, которую я ценю, конец. Я доверилась тебе, что у меня есть чувства к Гаунту...

— Всегда были чувства...

— Продолжительность вряд ли имеет значение, идиот. Я доверилась тебе. Как друг другу. Я доверилась тебе, когда самым худшим было проводить время за раздобытой тобой выпивкой, насчет твоего товарища детства. Твоего лучшего приятеля из плохих старых дней. Ибрам Гаунт, человек, про которого ты любишь рассказывать всем, кто слушает, твой самый старый и самый дорогой друг на века! Почему ты это делаешь? Потому что это заставляет тебя выглядеть в выгодном свете, чтобы ты был способен говорить это?

— Он и есть мой лучший друг, — сказал Бленнер. Он выглядел оскорбленным.

— Тогда и веди себя, как он. Его спутница умерла сегодня. Насколько мне известно, он еще об этом не знает. Меня она никогда не заботила. Ее было трудно любить. Но он любил ее. Он нашел некое утешение в ее...

— Ее лице. Она выглядела, как...

— Это неважно, Вэйном. Если ты по-настоящему знаешь Гаунта, ты знаешь, что он отдален. Одинок. Он был таким всю свою жизнь. Это старый недостаток командования. В качестве полковника и в качестве комиссара, ему нужно оставаться в стороне, чтобы поддерживать свой авторитет, и это делает его отдаленным. Я чертовски хорошо знаю, что он недоступен, и я думаю, что его жизнь создала ему трудности, чтобы выбраться из этого. Какие бы ни были смехотворные причины, эта женщина предложила ему что-то, что значило для него. Теперь ее нет. Это, хоть на мгновение, беспокоит тебя? Как это повлияет на него? И как это повлияет на полк, если он соскользнет в более темное место из-за этого?

Бленнер усмехнулся.

— Я не думаю, что ты веришь в эти слова, — сказал он. — Я думаю… я думаю, что ты хороша в том, чтобы озвучивать благородные, принципиальные аргументы о заботе и уверенности, которые полностью игнорируют твои чувства. Это просто дым. Ты рада, что ее нет, и ты, несмотря на себя, рада этому.

— Этот разговор закончен, Бленнер, — сказала она.

— Ты знаешь, что я прав. Хватит маскировать. Прекрати притворяться, что здесь есть какие-то моральные принципы...

Он замолчал.

— Что? — спросил он. — Ты собираешься ударить меня?

— Что? — сказала она. — Нет!

Он кивнул. Она посмотрела вниз и увидела, что ее правая рука была сжата в кулак. Она расслабила ее.

— Нет, — повторила она.

— Тогда, ладно, — вздохнул он.

— Ты ошибаешься, — сказала она.

— У нас разная точка зрения. И я проверю своего старого друга, как только он вернется.

— Тогда, спокойной ночи, — сказала она. Она сделала паузу.

— Вэйном?

— Да, Анна?

— Ты… ты себя чувствуешь лучше, в эти дни?

— Лучше?

— Нервы? Беспокойство?

— Хах, — произнес он, с небрежным жестом. — Я более спокойный. Хорошие разговоры с другом помогают.

— Ты… ты не просил у меня таблетки. Давно.

— Плацебо, ты имеешь в виду? — тихо рассмеялся он.

— Я говорила вам, сэр, что я просто следую курсу поддержки, который прописал Доктор Дорден.

— Сахарные таблетки, чтобы смягчить мои проблемы, — сказал он. — Ты знаешь, эффект плацебо очень мощный. В эти дни, я ощущаю себя снова.

— Вэйном, если нет… если, Трон спаси нас, этот разговор между нами взволновал тебя...

— Ага, но вы слишком много думаете о себе, доктор, — сказал он.

Она замешкалась, ужаленная.

— Не впадай в уныние, — сказала она. — Несмотря на спор между нами, не позволяй ему затуманить себя. Если ты борешься, ты можешь прийти ко мне. Я помогу тебе. Не опускайся до низших слоев общества, которые тратят по пустякам...

— Я осведомлен о вашей низкой оценке меня, Доктор Керт, — сказал он. Он поправил свою фуражку.

— Доброй вам ночи, — сказал он, и ушел.

Она смотрела, как он пересекает двор, а затем повернулась, чтобы найти какую бы то ни было сырую квартиру, которую выделили ей.

Праздничный банкет был убран в величественной приемной, примыкающей к военной комнате Урдешской Коллегии Беллум. Генералы и Лорды-командующие сидели, откинувшись, пока сервиторы приносили амасек и закуски. Огонь горел в огромном камине.

Компания была веселой, несмотря на состояния шока у Гаунта. Это было так, словно старшие офицеры сохраняли серьезные лица раньше и только сейчас смогли разделить шутку, и отпраздновать как повышение Гаунта, так и его забавную дезориентацию.

Он обнаружил, что сидит между Вон Войтцем и Булледином, с Гризмундом напротив себя. Вон Войтц был особенно словоохотливым, поднимающимся на ноги систематически, чтобы поднять бокал и произнести тост за самого нового из Лордов. Люго, к удивлению Гаунта, был самым менее вовлеченным, поднимающим свой мягкий, пустой голос над шумом торжества, чтобы услаждать собрание неподдельно забавными историями, множество из которых были самоуничижительными. Одна история, относительно Маршала Хардикера и товара серебряных кубков для пунша, вызвала такой оглушительный смех, что Гаунт увидел, что Лорд Генерал Сайбон впервые громко смеется. Маршал Тзара ударила кулаком по столу так сильно, что это сотрясло мелкую посуду, больше от веселья на реакцию Сайбона, чем от самой истории.

В какой-то момент, Уриенц наклонился над столом и указал на Гаунта наполовину обглоданной ножкой дичи, которую он поглощал.

— Вам нужен хороший портной, Гаунт, — сказал он.

— Портной?

— Вы – Милитант коммандер, — сказал Уриенц. — Вы должны выглядеть соответствующе.

— Я… Что не так с моей униформой? Я ношу ее всю свою карьеру.

Уриенц фыркнул.

— Он прав, вы должны выглядеть соответствующе, — сказала Тзара.

— Эта смесь комиссара и лесного партизана весьма обычна, молодой человек, — прищелкнул Келсо.

— У меня есть отличительный знак звания, — ответил Гаунт. Он поднял большой, золотой герб Милитант коммандера, который ему вручил Булледин. Он лежал рядом с тем местом, на котором он сидел. Он еще не прикрепил его. Просто его поднятие вызвало хор одобрительных восклицаний и чоканье бокалов.

— Это не связано со скромностью и приличием, — сказал Гризмунд. — Вы не измените себя, в качестве повелителя людей из-за высокомерия.

— Ну, — сказал Блэквуд, — некоторые делают так.

— Я это услышал, Блэквуд, ах ты пес! — крикнул Люго.

— Это вопрос несомненного статуса, — сказал Гризмунд, смеясь.

— У моих людей никогда не было проблем в распознавании моей власти, — сказал Гаунт.

— В подразделении из пяти тысяч? — сказал Уриенц. — Вероятно, нет. Но в войске из сотни тысяч? Пяти сотен тысяч? Вы выглядите, как комиссар.

— Я и есть комиссар.

— Ты – Милитант коммандер, тупой ублюдок! — проревел Вон Войтц. — Когда ты ступаешь на поле, тебе нужно, чтобы не было сомнений, кто обладает властью. Ты не хочешь, чтобы люди спрашивали, «Кто здесь командует?»… «Вон тот человек!»…»Комиссар?»…»Нет, человек, стоящий с другими комиссарами, который не просто комиссар»...

— Это не чувство гордости, Гаунт, — сказал Гризмунд. — Это необходимость. Тебе нужно выглядеть так, как все люди всех полков будут ожидать.

— Может быть, мантия? — предложила Тзара. — Не та мерзкая тряпка, которая на тебе.

— Может быть, огромный пустотный балдахин, поддерживаемый боевыми сервиторами! — крикнул Люго.

— Я приму мудрый совет от своих Лордов и превращу себя в наиболее колоссальную цель для врага, — сказал Гаунт.

Стол сотрясся от смеха.

— По крайней мере, возьми адрес моего портного, — сказал Уриенц. — Он хороший человек, в квартале Сигнальной Точки. Чистый мундир, кушак, это все, о чем я говорю.

Когда прием пищи закончился, генералы начали уходить, один за другим. Обязанности и армии ждали, и некоторые ждали слишком долго своих Командующих Офицеров. Каждый из них тряс руку Гаунта или хлопал его по спине до того, как уйти.

Остались только Вон Войтц, Сайбон, Булледин, Блэквуд, Люго и Тзара.

— Думаю, что я должен вернуться в свое подразделение, — сказал Гаунт, прикончив последний бокал амасека. — Они едва сошли на землю.

— Есть еще некоторые вопросы, которые нужно обсудить, Брам, — сказал Вон Войтц. Он кивнул обслуге из штаба, ожидающей их, и они ушли, закрыв двери за собой.

— О состоянии крестового похода и здешней кампании? — спросил Гаунт.

— Ох, да, это, — сказал Сайбон. — Мы дойдем до этого.

— Я жажду полных отчетов разведки, — сказал Гаунт. Он сделал жест в сторону своего герба на столе. — Сейчас, тем более, потому что я считаю, что я обязан все это рассмотреть.

— Мой человек, Байота, предоставит тебе все, что тебе будет нужно, — сказал Вон Войтц. — Полный отчет, затем завтра или послезавтра брифинг, чтобы изучить стратегию.

— А когда я получу аудиенцию у магистра войны? — спросил Гаунт.

Бревна потрескивали и плевались искрами в решетку. Булледин потянулся к хрустальному графину и наполнил стаканы для себя и Гаунта.

— Наш возлюбленный магистр войны, — сказал Вон Войтц, — да будет он жить вечно, очень отдаленная душа. Мало кто из нас видит его в эти дни.

— Он обитает в одиночестве здесь, в восточном крыле, — сказала Тзара. — Он всегда был человеком тактики и стратегии...

— Великолепной стратегии, — вставил Люго.

— Я не спорю, Люго, — сказала Тзара. — То, как один человек может собрать и содержать у себя в голове данные всего крестового похода и осмысливать это, это чудо.

— Это всегда было его главным талантом, — сказал Гаунт. — Чтобы видеть на пять или десять шагов впереди Архиврага. Чтобы оперировать огромными механизмами войны.

— Одержимость, я думаю, — сказал Блэквуд. — Разве нет какого-то качества одержимости в голове, который может достичь такого искусства обработки данных.

— Это одержимость, что поглощает его, — сказал Сайбон. — Он удаляется все больше и больше с каждым днем в одинокий мир размышлений, приказывая писарям и рубрикаторам приносить ему самые последние клочки данных постоянно. Он досконально рассматривает каждый клочок со вселяющей страх точностью, выискивая улику, благоприятную возможность, нюанс.

— Вы говорите так, как будто он болен, — сказал Гаунт.

— За эти последние годы, Брам, — сказал Вон Войтц, — махинации врага становились все менее и менее понятными.

— Я слышал слухи, что ими управляет сумасшедший, — сказал Гаунт.

— Ты не думаешь, что этот ублюдок, Сек, сошел с ума? — спросил Люго.

— Конечно, — сказал Гаунт. — Это обманчиво. Всегда была холодная логика, стратегическое великолепие, которое нельзя отрицать. Сек – дьявольский монстр, но как и Надзибар до него, он без сомнения способный командир. Насколько же хороший, осмелюсь сказать, как и все, кто есть у нас.

— Может мне вызвать ордос, а? — захихикал Булледин.

— Я хочу сказать, сэр, — сказал Гаунт, — что он был, по крайней мере. Его послужной список неопровержимый. Конечно, мои знания отстали на десять лет.

Легкий смех пробежал по столу.

— Если Сек сошел с ума, — тихо сказал Блэквуд, — если он скатился в отчаянное безумие и потерял ту хватку, которой, я признаю, он обладал… тогда что, вы предполагаете, происходит с человеком, который изучает планы Сека с навязчивостью, день за днем, выискивая шаблон, его смысл?

— Вы говорите…? — начал Гаунт.

Вон Войтц отпил амасека.

— Если ты смотришь в безумие, Брам, ты видишь только безумие, и ты сам становишься безумным, выискивая в этом правду, правду, которой там нет.

— Может быть, я должен вызвать ордос, — сухо сказал Гаунт.

— Самое великое оружие Макарота – это ему ум, — сказал Сайбон, его голос был практически шепотом, похожим как сталь, вытащенную из ножен. — Я это не отрицаю. Человек – чудо. Но его разум повернулся против него за слишком многие годы пристального вглядывания в безумие.

Последовала долгая тишина.

— Этот вопрос вы хотели обсудить? — спросил Гаунт.

— Мы – внутренний круг, Брам, — сказал Вон Войтц веселым тоном. — Шестеро присутствующих здесь. Семь, если ты сидишь с нами. Среди нас, нескольких из наиболее старших командующих крестового похода. Магистр войны хорош ровно настолько, насколько хороши Лорды Милитанты, окружающие его, Лорды, которые следуют его приказам, а, так же, которые проверяют его решения. Мы даем ему правду.

— А он затыкает нас, — сказал Булледин. — Не только нас, но и всех тридцать, кто присутствовал сегодня ночью, и других уважаемых Лордов тоже. Он не принимает советов. Он не проводит совещаний. Он практически не проводит аудиенций.

— Мы даем ему правду, — сказал Булледин, — но он не прислушивается к нам.

— Крестовый Поход Саббат в кризисе, Гаунт, — сказал Сайбон. — Мы не говорим о нелояльности Макароту. Мы говорим про лояльность Трону, и о надежде триумфально завершить эту долгую кампанию.

— Значит, вы строите заговор? — спросил Гаунт.

— Твое слово, — сказал Блэквуд. — Опасное слово.

— Мне не нравится то, что я слышу, — сказал Гаунт. — Вы обдумываете сделать ход против магистра войны? Заставить его сменить политику? Или вы планируете свергнуть его?

— Макарот не прислушивается к нам, — сказал Вон Войтц. — Мы пытались советовать, а он не берет в расчет наши рекомендации. Его власть абсолютна, намного больше, чем когда-либо была у Слайдо. Брам, такое случалось. Такое не беспрецедентно. Великие люди, даже величайшие, перегорали. Они достигали своих пределов. Макарот был магистром войны двадцать шесть лет. Он выдохся.

— Магистры войны могут быть только замещены, — сказал Сайбон. — Слишком часто, они погибают до того, как это становится необходимо, но само предназначение Лордов Милитантов – это наблюдать за своим повелителем и проверять его идеи.

Если магистр войны начинает сдавать, тогда его Лорды Милитанты переходят к своим священным обязанностям, если они не могут найти лекарство от этой слабости.

— Мы – внутренний круг, — сказал Вон Войтц. — Это не то решение, к которому мы пришли легко или быстро.

— И не потому, что он смотрел сверху и игнорировал так многих из вас за время своей власти? — спросил Гаунт.

Тзара посмотрела на Вон Войтца.

— Ты говорил, что он наглец, — сказала она.

— Я говорил, что он говорит прямо, — ответил Вон Войтц. — Я всегда восхищался этим.

Он посмотрел на Гаунта.

— Он игнорировал каждого из нас? — риторически спросил Вон Войтц. — Да. В некоторых случаях множество раз. Смотрели ли мы мимо и сносили эти пренебрежения? Каждый раз, потому что мы, в конечном счете, всегда видели высший смысл в его цели. Это не личная злоба, Гаунт.

— И вы все так думаете? — спросил Гаунт. — Не только вы шестеро? Все тридцать, которые были ночью?

— Не все, — сказал Сайбон. — Некоторые, как Гризмунд, новенькие и все еще благодарные Макароту. Некоторые, как Уриенц, сделали себе карьеру благодаря Макароту, и никогда против него не скажут. Некоторые, как Келсо, просто слишком старые и следуют доктринам. Но все это чувствуют. Все это видят. И большинство встанут рядом с нами, если мы вмешаемся.

— Но вы – внутренний круг? — сказал Гаунт.

Тзара подняла свой бокал.

— Мы те, у которых нет тайных планов, кроме победы, — сказала она. — Те, кому нечего терять от его покровительства. Мы те, у кого есть яйца, чтобы действовать, вместо того, чтобы бороться в тишине.

— И как вы будете действовать? — спросил Гаунт. Он сделал глоток своего напитка, чтобы держать себя в руках.

— Совместно, — сказал Сайбон, — мы можем поднять вопрос о доверии. Это может обойти штаб для подписей. У нас всех есть союзники. Большинство поддержит. Мы больше, чем просто самоуверенные, у нас есть голоса. Затем мы презентуем это ему, и донесем наше решение для него.

— Официальный и конфиденциальный запрос уже был послан Лорду Сектора Хулан, Главам Флота и Высшим Лордам Терры для их поддержки в смещении магистра войны, — сказал Блэквуд.

— Это не дворцовый переворот, Гаунт, — сказал Булледин. — Мы начали процесс официально, и с должным уважением к одобренной процедуре. Мы делаем это по всем правилам.

Гаунт посмотрел на герб на столе перед собой.

— Теперь в этом больше смысла, — мрачно сказал он. — Еще один голос, чтобы поддержать остальных. Милитант коммандер в вашем кармане. Вы знаете, что я лично в долгу, по крайней мере, у троих из вас. Вы рассчитываете, чтобы я был вашим человеком. Это делает вот это довольно пустым.

— Это заслужено, Брам, — сказал Вон Войтц. — Полностью заслужено.

Гаунт посмотрел на него.

— Скажи мне, Бартол, до того, как это было вложено в мою неожидающую руку сегодня ночью, у вас были голоса? Или я тот, чей голос сделает разницу?

— У нас есть голоса, Гаунт, — фыркнул Сайбон. — У нас они были годами. Твоя поддержка будет просто добавлена к силе нашего голоса, а не к перевесу.

— Этот герб, Милитант коммандер, был вам дан за вашу службу, — сказал Люго. — Как говорит Бартол, это полностью заслужено. Но время...

— Время, сэр? — спросил Гаунт.

— Было необходимо повысить тебя так быстро, насколько возможно, — сказал Люго.

— Процесс смещения в процессе, — сказал Булледин. — Есть только один фактор, которого у нас не было.

— И что это, сэр? — спросил Гаунт.

— Приемник, — сказал Сайбон.

— Ни один человек ниже звания Милитант коммандера не может быть избран на пост магистра войны, — сказал Вон Войтц.

— Вы... — начал говорить Гаунт. — Вы с ума сошли?

— Мы не можем просто сместить Макарота во время войны, — сказал Вон Войтц. — Мы не можем нарушить цепь командования. Смещение должно иди рука об руку с преемственностью. Чтобы успешно осуществить это, нам была нужна готовая замена. Кандидат, приемлемый для всех.

— У нас у всех есть багаж, — сказал Блэквуд. — Это не может быть кто-нибудь из нас.

— К тому же, это стало бы испытанием для слишком многих личных амбиций, — сказала Тзара.

— Но ты, — сказал Люго, — Народный Герой, убийца Асфоделя, Спаситель Беати, вернувшийся во славе, отсутствующий десять лет, никакие ссоры и штабные дрязги не цепляются тебе за пятки. И никакой истории амбиций. Твои руки без единого пятнышка. Потому что ты не знал о всей инициативе до сегодняшнего вечера.

— Слайдо почти сделал это после Балгаута, — сказал Сайбон. — Ты это знаешь.

— Ты наш кандидат, Брам, — сказал Вон Войтц. — Нам не нужна твоя поддержка. Нам просто нужно, чтобы ты был готов, когда мы объявим тебя магистром войны.