Маша, прости

1699 г. Франция. Париж

Весь путь до Марселя маленький Филипп провел, обливаясь холодным потом, лицо его напоминало каменное изваяние. Он не ел, не пил, а, закрыв глаза, дрожащими руками держался за Джо. Ступив на твердую землю, он был несказанно счастлив и благодарен судьбе за благополучный исход ниспосланного свыше испытания. На перекладных они добрались до Парижа. Древние крепостные стены, казавшиеся такими величественными и неприступными издалека, вблизи больше напоминали руины. Миновав ворота Сен-Мартен, они оказались в столице. Париж встретил их бурным потоком многоликой, разношерстной, кричащей толпы, нагруженных телег, почтовых карет и громадных обозов с продовольствием для прожорливых парижан. Столичный воздух был наполнен запахом фруктов, вина, перца, корицы вперемешку с гарью и зловониями сточных канав, гнили и мусора.

– Давай руку, не хватало еще тебя потерять, – пробурчал Джо, явно смущенный такой бурной и кипучей городской действительностью.

– Ты когда-нибудь приезжал в Париж?

– Да, я как-то оказался в квартале Пью-Сертен, но, наверное, был чертовски пьян, раз не запомнил этот дьявольский муравейник с ордой демонов, – несколько озадаченно признался он.

С большим трудом они добрались до Пьи-де-Рам, забытого богом, грязного и плохо обустроенного квартала. Вдыхая зловония и не переставая шлепать по грязи в тесном лабиринте узких улиц и обшарпанных домов, Джо, наконец, привел мальчика в маленькую гостиницу. Переночевав в небольшой, но довольно опрятной комнатке под самой крышей, они проснулись бодрыми и полными сил. Съев на завтрак тыквенный суп, они отправились на поиски маркизы де Обинье, предварительно выяснив, что та проживает на левом берегу Сены, в предместье Сен-Жермен, по улице Сен-Доминик.

Теперь взору мальчика предстал совершенно другой Париж, где разбиты сады и парки, а воздух свеж и приятен. По ровным аллеям прогуливаются красивые нарядные дамы с искрящимися улыбками. Здесь царила радость, независимость и богатство.

«Это обитель богов! – восхищенно думал Филипп. – И я обязательно покорю этот Олимп!» Когда-то он обещал это своей матери, теперь поклялся самому себе.

– Ну вот. – Джо остановился перед величественным особняком, построенным в стиле барокко.

Привратник, открывший дверь, даже не удостоил их взглядом.

– Нищим не подаем, – презрительно бросил он.

– Мне нужно поговорить с маркизой де Обинье, – Джо ухватился за ручку, не позволив закрыть дверь.

– Да? – от такой наглости у привратника вытянулось лицо. – Тебе нужно? А кто ты такой? Прочь, бродяга, пока тебе не накостыляли по шее.

– Ну вот, – расстроился Джо. – Нас даже не пустили на порог, – он почесал затылок и нахмурился. – Ух, каналья, ну погоди! Встретишься ты мне в темном переулке! – запоздало погрозил он. – Но старые моряки не отступают, держи нос по ветру! – Джо потрепал мальчика по щеке. – Если крепость нельзя атаковать напрямую, мы возьмем ее на абордаж хитростью! Вперед! – И «великий полководец» Джо быстрым шагом пошел вдоль ограды.

– Улавливаешь запах? Наверняка здесь кухня, а значит, и черный ход. – Джо не ошибся, вскоре они обнаружили маленькую деревянную калитку, но, к его великому сожалению, дверь оказалась заперта.

– Ну что за дом? – в отчаянье воскликнул мужчина. – Ладно, жди меня здесь. – И он лихо перелез через ограду.

Филипп присел на корточки, прислонился к железной решетке и прикрыл глаза, он не разделял оптимизма Джо и не верил в помощь знатной дамы. Лишним тому подтверждением был прием, оказанный им в этом доме. «В этой жизни нужно надеяться только на себя», – к такому грустному выводу пришел семилетний ребенок.

Вдруг калитка неожиданно открылась, и из нее вышли две женщины в белых кружевных чепцах, с большими плетеными корзинами, с которыми обычно хозяйки ходят на рынок.

– Ах, бедная мадам, столько горя, – проворковала молоденькая краснощекая девица, поправляя на груди шаль.

– И не говори, Шарлотта, кто бы мог подумать? – тут же подхватила другая. – Месье Поль так мечтал о лошади. И вот такое несчастье, она оказалась с норовом.

Филипп вжался в ограду, опустил глаза и стал прислушиваться.

– Доктор Марье сказал, что мальчик уже никогда не будет ходить.

– Бедная маркиза, и почему только Святой Августин отвернулся от нее, – это были последние слова, которые удалось расслышать Филиппу.

Через несколько минут калитка отворилась во второй раз, и из нее, чертыхаясь, вылетел Джо.

– Ну и дом, ну слуги! Цепные псы! – он отряхнул штаны. – Не падай духом, малыш, – слова прозвучали так, словно он подбадривал сам себя. – Самое главное я все-таки узнал, хозяйка сейчас в церкви. Поэтому мы будем ее ждать.

– В церкви… – задумчиво отозвался мальчик.

Они устроились под тенистым деревом шелковицы так, чтобы держать на виду особняк.

Потянулись медленные часы ожидания. Старый моряк задремал. Наверное, ему снились былые походы и сражения, потому что, когда Филипп стал трясти его за плечи, он резко вскочил и, размахивая руками, заорал во всю глотку:

– Что? Где? На аборда-аж!!!

– Карета, к дому подъехала карета! – мальчик указал на элегантный экипаж, запряженный тройкой грациозных рысаков.

Из кареты вышла стройная молодая дама, одетая в пышное лиловое платье.

– Маркиза де Обинье, маркиза де Обинье! – что есть мочи закричал Джо и вприпрыжку бросился к даме.

– В чем дело? – женщина в нерешительности остановилась.

– Мадам де Обинье, вот. – Джо на ходу снял с себя заветную веревочку и протянул женщине.

– Кто вы?.. Где он? – она побледнела и пошатнулась.

– Вам плохо, мадам? – поспешил на помощь кучер.

Привратник, который недавно выгнал их взашей, с кулаками набросился на Джо:

– Разбойник, бродяга! Пошел вон!

– Оставьте его, – приказала женщина, и слуга неохотно подчинился.

– Вы не ответили на мой вопрос, – ее пальцы, сжимавшие перстень, дрожали.

– На какой, мадам? – потирая ушибленные места, усмехнулся Джо. – Где он? Один бог знает. А я? Так, старый друг.

– Наверное, вы очень близкий друг, раз он отдал вам это кольцо, – прошептала женщина и тут же добавила: – Чем я могу быть вам полезна?

– Когда-то, прощаясь, он сказал мне: «Старина Джо, когда ты захочешь уйти на покой, обратись к милой мадам Обинье».

– Милой, – еле слышно прошептала женщина.

– Да, милой, – подтвердил Джо. – И тебе обязательно помогут. Но я пришел просить не за себя, а вот за этого мальчика, – он кивнул в сторону Филиппа. – Когда вы услышите его историю, ваше сердце обольется кровью. Даже я, старый рубака, не смог остаться равнодушным.

Филипп и не подозревал, что этот пройдоха и пьяница может быть таким галантным и красноречивым.

– Подойди ко мне, не бойся, – мягко попросила дама.

– Мадам! – и тут неожиданно для всех, Филипп упал на колени и, словно безумный, закатил к небу глаза. – Ваш сын, месье Поль, он лежал на кровати, без движения, бледный, его била лихорадка.

– Филипп! Что ты говоришь! – вконец растерянный и обескураженный такой выходкой Джо попытался прервать мальчика, но безуспешно.

Филипп словно не слышал его и, глядя вдаль, монотонно продолжал:

– А потом прилетели ангелы…

– Мадам, простите его, – взмолился Джо, заметив, как еще больше побледнела маркиза. – Мальчишка совсем спятил от всего пережитого, у него помутился рассудок.

– Оставьте его, – выдохнула женщина.

– Ангелы были в белых одеждах, играли веселую мелодию на флейте. И тогда Поль поднялся, стал петь и танцевать вместе с ними.

– Откуда ты знаешь, как зовут моего сына?

– Так сказали ангелы.

– Какие ангелы? Где ты видел ангелов? – Джо распирало от гнева.

– Во сне, – и Филипп уже осмысленно посмотрел в бескровное лицо женщины. – Мне очень жаль, мадам, если я расстроил вас.

– Милый мой! – маркиза бросилась к мальчику и стала осыпать его поцелуями. – Я знала, я всегда знала, что бог не может покарать меня столь жестоко. – О господи! – она улыбнулась и, смахнув слезы, поцеловала перстень. – Спасибо, один раз ты уже спас меня, не забываешь и теперь.

Джо растерянно почесал затылок. Все, что произошло, так и осталось за рамками его понимания, но он чувствовал, что это только к лучшему.

Женевьева-Луиза-Луи-Мария-Андре де Семонвиль в девичестве, а ныне маркиза де Обинье, родилась в Тулузе в старинной дворянской семье, несколько поблекшей и обедневшей в последнее время из-за необузданной страсти деда к азартным играм. При крещении девочку наделили огромным количеством имен, справедливо полагая, что чем больше у младенца святых заступников, тем лучше. А если среди них еще присутствуют и мужские имена, так даже лучше, ведь святой заступник тоже не помешает. После того как ее матушка произвела на свет одиннадцать детей, из которых выжила она одна, причем ценой жизни собственной матери, Женевьеву воспитывал отец.

Батюшка, души не чаявший в единственной дочери, потакал всем ее прихотям. Несмотря на скудность кошелька, барон де Семонвиль выписал ей учителя музыки и танцев и сам учил ее фехтованию. Позднее, по ее просьбе, она изучала математику, литературу и прочие «ненужные» науки. Детство и юность Женевьевы прошли в родовом замке, где она росла вольной птицей. В пятнадцать лет она превратилась в настоящую красавицу. Хрупкая, миниатюрная, как китайская статуэтка, с молочно-белой кожей, ярко-зелеными глазами и копной роскошных каштановых волос с медным отливом. И без того изящная фигура, затянутая в корсет, стала привлекать соседних дворян. Но девушка, обладающая живым умом, не в меру романтичная и прямодушная, тут же давала от ворот поворот «грязным и неотесанным» женихам. Видя, что дочь не по-женски настойчива, если не сказать упряма, барон де Семонвиль справедливо решил, что необходимо ехать в столицу.

В Париже с дочерью случился некий конфуз, и бедный отец, с ужасом подумав о том, что его дочь уже никогда не выйдет замуж, стал потихоньку готовиться к отъезду домой. Но тут на горизонте появился маркиз де Обинье, вернувшийся из Испании, где находился по поручению Людовика XIV. Лицо его было с неправильными чертами, но глаза приковывали внимание, в них отражалась огромная сила незаурядной натуры. И хотя он был старше почти на пятнадцать лет, тем не менее Женевьева была сражена, во-первых, его галантностью и остроумием, хотя общество находило маркиза скучным, но самое главное, его умению есть при помощи вилки. Сам же маркиз, пораженный красотой юной Женевьевы, проявил настойчивость и, несмотря на слухи, попросил ее руки. Барон де Семонвиль думал не долго, ведь жених был богат до неприличия. Благополучно сбыв дочь в надежные руки, барон вернулся в свой замок, где через год, с чувством выполненного долга, и умер.

Молодые поселились в просторном доме в предместье Сен-Жермен, что было очень удобно для маркиза, продолжавшего службу у короля. Ведь для того чтобы попасть в Тюильри, ему просто нужно было перебраться на другой берег. Любящий и заботливый супруг, до безумия обожавший свою молодую жену, окружил ее богатством и роскошью, потакая всем ее причудам и капризам. Женевьева с удовольствием окунулась в светскую жизнь. И хотя многим со стороны казался странным этот союз, тем не менее молодая семья была счастлива тем тихим безоблачным счастьем, когда между супругами есть не только интимная привязанность, но душевный покой и уважение друг к другу. Единственное, что омрачало их счастье, это то, что их дети умирали, не дожив и до года. Маркиза видела в этом злой рок и повторение судьбы собственной матери, маркиз тихо страдал. Когда умер пятый ребенок, врачи строго рекомендовали воздержаться от новой беременности. «Мадам, у вас очень хрупкий организм. Еще одни роды, и придется хоронить уже вас». Но они не знали Женевьевы, ее хрупкость и болезненность были обманчивы. Она всегда вела активный образ жизни и мечтала о ребенке. Женевьева все же решила прислушаться к советам врачей, правда, истолковав их по-своему. Она сделала двухгодичный перерыв и вновь забеременела. Когда родился Поль, маркиза ни на минуту не отходила от сына, разогнав всех нянек и кормилиц.

– Мадам, так не поступают знатные дамы, вы ведь не крестьянка, – пытался вразумить ее супруг.

– Может, поэтому бог и отбирает у нас детей, что, родив, мы забываем о них. И только когда они подрастут и не могут уже более доставлять нам хлопот, мы снисходим до общения с ними, – с горячностью обрушилась она на мужа. – Мне все равно, что подумает свет, и какой я буду казаться в глазах общества. Клянусь вам, я стану образцовой матерью, и дева Мария, вскормившая грудью отца нашего, Иисуса Христа, уже не сможет отнять у меня сына.

Женевьева перестала посещать рауты, отказалась от приемов, весь свой труд, ум и время она посвятила малышу, не отлучаясь от него ни на шаг. Когда сыну исполнился год, маркиза поверила, что рок отступил, и страх покинул ее. Женевьева по-прежнему окружала сынишку заботой и вниманием, лично контролировала его образование, но уже не отказывалась от приглашений на светские рауты, да и сама давала увеселительные приемы. И вот теперь, когда мальчику исполнилось шесть лет и все тревоги остались позади, он упал с лошади и повредил позвоночник. Две недели ребенок находился между жизнью и смертью. Безутешная мать казнила себя за то, что не досмотрела, не уберегла, а злой рок строил ей мерзкие рожицы. Мэтр Марье изо всех сил боролся за жизнь Поля и только вчера, после тщательного осмотра, осторожно поздравил маркизу: «Мальчик будет жить, но ходить, увы, мадам, не будет никогда».

– Будет жить. Жить! – понимание того, что ее единственный сын стал калекой, пришло позднее.

Рано утром она отправилась в церковь. Во время молитвы мадам де Обинье решила покинуть Париж и увезти мальчика на свежий воздух. Она поклялась поставить сына на ноги даже ценой собственной жизни. Вернувшись после службы, она окончательно укрепилась в этом решении. Все дело в том, что маркиза и так была склонна к излишней таинственности и мистицизму, поэтому незнакомый мальчик с его, как ей казалось, пророческим сном, виделся истинным посланцем с небес. Мадам де Обинье вновь обрела твердость духа и грозно погрозила кулачком злому року.

Замок маркизов де Обинье располагался недалеко от Парижа, в Пикардии. Радовали глаз холмы, увенчанные виноградниками, зеленые рощицы, причудливый изгиб реки и аккуратные домики. Сам замок снаружи был окружен величественной каменной стеной, способной выдержать не одну атаку противника. По углам выступали четыре башни с островерхими аспидными крышами. Фасад самого здания украшали карнизы со сложным декоративным орнаментом. Позади замка был разбит парк с темными каштановыми аллеями.

Замок сразу же поразил воображение Филиппа своей изысканной утонченностью. Но особенно привлекала его парадная лестница. Широкая, каменная, украшенная нарядными арками и портретами доблестных рыцарей и загадочных дам. Он подолгу рассматривал старинные полотна, поочередно представляя себя то в одном, то в другом образе.

Филипп жил здесь уже второй год. С Полем он сразу же нашел общий язык, и между ними возникла теплая искренняя дружба со своими мальчишескими секретами. Мадам де Обинье относилась к Филиппу как к родному и не делала различий между мальчиками. Маркиз поначалу воспринял его не просто как чужака, но и как человека, общаться с которым ниже его достоинства. Но Филипп, слишком рано повзрослевший ребенок с душой седого старца, обладая смесью честолюбия и умеренности, непринужденности и сдержанности, через несколько месяцев сумел понравиться господину де Обинье, самому скучному и нудному человеку, с которым ему доводилось встречаться. Маркиз потихоньку оттаял или сделал вид, чтобы не огорчать свою любимую жену и не менее обожаемого наследника. Сложнее было смягчить колкость слуг, видевших в Филиппе такого же человека, как они, но незаслуженно обласканного хозяйкой.

Мальчик хорошо понимал, что значат для него эти маленькие победы. Этот первый успех был ему очень полезен в его восхождении на вершину Олимпа.