Маша, прости

1716 г. Франция. Париж

Людовик XIV к тому времени уже скончался, и страной правил гуляка, развратник и прожигатель жизни герцог Орлеанский.

Честолюбивый Филипп, при всей своей сдержанности и соблюдая внешние правила, стремился достичь того, к чему влекло его самолюбие. Богатство и титул ему достались от приемных родителей, теперь осталось получить только власть. Париж любит сильных, а он хотел завоевать этот город.

С первых минут появления в свете Филипп стремился обратить на себя внимание. Он мечтал о власти и, не имея ее, считал свое положение унизительным. Он остро нуждался во влиятельных связях, но друзья его отца уже состарились, да и долгое отсутствие семьи вдали от двора привело к тому, что их стали забывать. Но Филипп не терял надежды! Он был красив, богат, а это уже немало! К тому же он недаром родился под счастливой звездой, и ее Величество Судьба, вняв честолюбивым планам молодого человека, послала ему Господина Случай.

Дело в том, что испанский монарх предпринял попытку прибрать к своим рукам и французский престол. Хотя надо заметить, что сам малолетний Филипп V вряд ли бы додумался до такого. Но при каждом дворе имеются прихлебатели, склонные к авантюризму, одним из таких оказался кардинал Альберони, возомнивший себя великим полководцем, способным вернуть былое могущество Испании в Европе. Он придумал дерзкий план, способный развязать во Франции гражданскую войну, отравить малолетнего короля, посадить в тюрьму герцога Орлеанского и возвести на французский престол Филиппа V, который в принципе имел на это право, являясь внуком Людовика XIV. Разумеется, для столь дерзкого плана нужны были союзники и таковые вскоре нашлись. Всегда и везде есть люди, готовые предать Родину, кто-то за деньги, кто-то из честолюбия. В заговор вошли офицеры, аристократы, принцы крови, среди которых оказался и герцог Менский, внебрачный сын Людовика XIV. Ему больше, нежели другим, был по душе этот заговор. Ведь герцог Орлеанский в нарушение завещания короля единовластно захватил власть.

Кто знает, может быть, этот смелый план и удался бы, и история пошла бы совсем другой дорогой, но, как говорят французы, – «Се ля ви», или, что больше подходит для этого случая, – «Шерше ля фам». Женщины, женщины! Как бы был скучен без вас этот мир! Кардинал Альберони, самодовольно потирая руки, возжелал лично ознакомиться с деталями разработанной в Париже операции, а также узнать имена всех тех, кто решил помочь ему в этом деле. Испанский посол Селамар, опасаясь доверить подобные документы обычному курьеру, решил привлечь молодого монаха Порто Карреро. Монах был свято верен престолу и имел только один маленький недостаток – он слишком любил женщин. Перед самым отъездом в Испанию монах решил немного развлечься, чтобы воспоминания скрасили его долгий путь, и отправился в «оранжерею» мадам Тунье.

Филипп тоже не забыл свое первое «крещение» и, хотя мог позволить себе и более изысканное развлечение и как свои пять пальцев знал все места в Париже, где царила продажная любовь, тем не менее его неудержимо тянуло в грязный, порочный квартал «первой любви». Так Судьба вывела его к очередному перекрестку Счастливых обстоятельств. Заведение мадам располагалось все в том же жалком, дешевом домишке и переживало не самые лучшие свои времена. Да и как иначе, нравы, воцарившиеся при дворе, как нельзя лучше способствовали всеобщей разнузданности, и число жриц любви постоянно возрастало, и уже не нужно было особого труда, чтобы найти любовное развлечение по сходной цене.

Филипп толкнул старую, но довольно добротную дверь и под жалобный скрежет давно не смазанных петель оказался в знакомом помещении, где все так же в оловянных канделябрах чадили дешeвые свечи.

– Кого мы видим!

– Красавчик! – к нему бросились набеленные девицы, коротавшие время в старых кожаных креслах у камина.

– Брысь! – из небольшой неприметной двери как вихрь вылетела разъяренная мадам. Время, казалось, не властвовало над этой женщиной, обделив ее красотой, оно подарило ей молодость. – Вон! Пошли вон, чертовки!

– Мадам, – Филипп и бровью не повел. Подумаешь, чего не бывает? Может, старушка Тунье встала не с той ноги. Он галантно поцеловал ей руку, молчаливо недоумевая столь неприветливой встрече.

– Идем! – женщина грубо отдернула ладонь, показывая тем самым, что сейчас не время для нежностей. Филипп опять не удивился, что случилось однажды, может повториться дважды, вдруг женщина не только ошиблась ногой, но и плохо спала?

Она чуть ли не силой затащила гостя в маленькую каморку под лестницей и, усадив его на один единственный стул, принялась презрительно сопеть, бросая на Филиппа воинственные взгляды. Во многих отношениях она была круче любого мужика. Местные голодранцы поговаривали, что мамаша Тунье не выходит на улицу без револьвера и будто бы уже несколько раз пускала его в ход.

Филипп и это воспринял как должное, как говорится – бог троицу любит, но все же решил первым нарушить молчание.

– Может быть, ты наконец скажешь мне, что происходит?

– Вот я и думаю, сказать или попридержать свой язык, а то, не ровен час, можно и в Бастилии оказаться, – было видно, что женщина не на шутку чем-то взволнована.

– Даже так? – усмехнулся Филипп. – Не по рангу честь, – но тут же задумался, мадам не отличалась мягкотелостью или многословием, и если что-то говорила, то на это стоило обратить внимание.

– Не по рангу? – взбунтовалась женщина. – Да знаешь ли ты, что у меня в руках?

– И что же, мадам? – Филипп откинулся на спинку стула и равнодушно зевнул.

Мадам плотно сжала губы и окинула гостя презрительным взглядом, точь-в-точь как гиена, насытившаяся падалью.

– Вы для меня сегодня слишком загадочны, а сейчас я не склонен решать шарады. – Филипп непринужденно поднялся, продолжая позевывать. – Надеюсь, Жанет свободна? – как можно безразличнее поинтересовался он. Маркиз хорошо знал характер мадам Тунье. Ее нелегко было вывести из себя, и сейчас он подначивал ее только для того, чтобы она быстрее открыла рот. Начни он ее уговаривать, женщина бы и слова не произнесла.

– Жанет, Жанет, – пробурчала мадам. – Что у тебя на уме? А тут может быть заговор.

– Заговор? В вашем славном квартале? – от души расхохотался Филипп, не забывая внимательно вглядываться в лицо женщины.

– Тише, – она прижала палец к губам и, подойдя ближе, зашептала: – Самой мне с этим делом не справиться, а с твоей помощью можно заработать кучу денег.

– Деньги – это хорошо, – Филипп вернулся на место.

– Да, – подтвердила мадам. – Сегодня к нам пришел испанец Карреро, монах. Ну, ты же знаешь, эти слуги господни скупы, как… – она презрительно поморщилась, не в силах подобрать нужных слов, скупость была только ее привилегией. – А сегодня он заказал вино и взял сразу двух девочек. Понимаешь?

– Ну и что? – Филипп пожал плечами. – Может быть, какой-нибудь добрый христианин пожалел беднягу.

– Ой, ой, – перебила мадам. – Я думала, ты умнее. Мне вот все это показалось очень странным, ну я и угостила его своим вином. – Мадам не раз опаивала клиентов зельем со снотворным, а затем безжалостно обчищала карманы бедняг. Клиенты просыпались где-нибудь в канаве у Нового моста и, обнаружив пропажу, грешили на местное отребье.

– Мадам, я ведь не раз уже говорил, что подобные штучки когда-нибудь доведут вас до беды, – Филиппу был хорошо известен дополнительный заработок мамаши Тунье. – И что на этот раз вы обнаружили в карманах бедняги?

– Заткнись! – мадам была явно возбужденна, потому что позволила себе еще одну непростительную грубость. – Вот, – она достала из декольте на широкой груди пачку бумаг.

– Ну-ка? – бумага была дорогой и добротной, Филипп бегло пробежал страницы и в упор посмотрел на женщину. – Читала?

– Да! Потому и говорю, пахнет Бастилией.

– Не пахнет, а просто за лье несет. – В бумагах был не только полный и подробный план заговора, но и деяния всех участвовавших в нем лиц. Филипп старался казаться беззаботным и веселым, однако мысли его перескакивали с одного на другое, как пчелы, выпущенные на свободу. «Недурно, если употребить это со знанием дела», – он внимательно посмотрел на мадам. – Ну, и что ты собиралась с этим делать?

– Отдать регенту.

– А вы знакомы? – Филипп спрятал усмешку.

– Ты же знаешь, что нет, – мадам нервно кусала губы, отчего ее усики комично подпрыгивали вверх.

– Ну и?

– Ты ведь вхож во дворец.

– Я – да, – Филипп был немногословен и ждал предложений.

– Ты же понимаешь, сколько на этом можно заработать, – глаза ее засверкали алчным блеском.

– И сколько ты хочешь?

– Сто тысяч.

– Сто? – Филипп рассмеялся. – На, – он протянул ей бумаги.

– Ты же видел, какие здесь имена, – мадам с досады топнула ножкой. – Можно пройтись по списку.

– Шантаж?! Мадам, боюсь, что даже вам это не под силу. Тебя не пустят и на порог ни к одному из них, а просто отберут бумаги, да еще по шее накостыляют. – Он был прав, она и сама об этом знала. Даже имея товар, нужно знать дверь, которую тебе откроют, чтобы ты мог его продать.

– Сколько? – выдохнула она.

– Пять.

– Пять?! – рыкнула женщина. – А сам ты сколько собираешься поиметь?

– Я радею за отечество.

– Отечество? – язвительно спросила женщина.

– Слушай, если хочешь, занимайся этим сама, – равнодушно пожал плечами Филипп. – Но я, как добропорядочный француз, буду вынужден донести кому следует, и тогда ты пойдешь вместе с заговорщиками.

– Никому нельзя верить! – возмутилась мадам. – Десять.

– Хорошо, – с легкостью согласился Филипп, чем совершенно обескуражил женщину, приготовившуюся к длительной торговле. – И еще, – он хитро прищурился. – В память о нашей дружбе я обещаю тебе, что обязательно сообщу герцогу, кто помог мне раскрыть заговор, надеюсь, он не оставит тебя своим вниманием.

– Правда? – в глазах женщины мелькнула надежда.

– Разве я давал тебе повод во мне хоть раз усомниться? – Филипп сделал вид, что обиделся.

– Нет, нет, – зачастила мадам и мечтательно прикрыла глаза. – Такой шанс бывает раз в жизни.

– Это точно, – Филипп поднялся. – Ну что ж, мне пора, жаль, что не пришлось обнять мою Жанет. Но, как говорится, время не терпит. А вы, мадам, свяжите гостя покрепче, скоро я за ним пришлю Косого.

– Не учи! – мадам уже понимала, что ее переиграли.

Филипп поплотнее запахнул плащ и не спеша направился на поиски банды Рыжего. Он не торопился еще и потому, что привык все и всегда хорошо обдумывать. И в этот момент в его голове возникла идея. Безумная, но блестящая, он не успел ее остановить, как она пустила корни, а в следующий миг уже расцвела пышным цветом.