Маша, прости

1717 г. Франция. Париж

Филипп стоял на кухонном столе, он был не только юн годами, но почему-то и мал ростом, практически он стал не больше рисового зернышка. Все это сильно пугало его, тем более, что на него медленно и грозно надвигалась огромная муха. Обливаясь холодным потом, он отчаянно озирался по сторонам в поиске надежного укрытия, но стол был девственно чист, а страшное чудовище – все ближе и ближе. Муха угрожающе жужжала, буравя мальчика неподвижными блюдцами злобных глаз. Филипп медленно двигался к краю стола, но, бросив короткий взгляд вниз, почувствовал, как все глубже становится черная пропасть отчаяния, его охватил безумный страх, от которого ослабело тело, а сердце забилось еще сильнее. Отступив до критической черты, он застыл и хотел закричать, но не смог вымолвить ни слова, и тут к столу подошла мать. Злое чудовище, увидав более сильного противника, напоследок громко прожужжало и улетела. Мать осторожно подставила Филиппу ладошку, на которую он с трудом взобрался, и медленно поднесла к лицу. Ее морщинки напоминали высохшие реки, нос – огромную гору, а в бездонном озере глаз мальчик увидел свое отражение и засмеялся. Страх куда-то исчез.

– Никогда и ничего не бойся! Я всегда с тобой! – тихонько шептали ее губы, и слабый ветерок с привкусом мяты и муската взъерошил его волосы.

Затем женщина отогнула лиф платья и поместила Филиппа вовнутрь. Его поглотил пьянящий аромат детства, где царил покой и беспричинная радость.

Он вдруг почувствовал абсолютную силу, покров любви и меч истины…

– Филипп, проснись же, черт тебя побери!

Маркиз открыл глаза и с идиотской улыбкой посмотрел на сидящего рядом Джо. Волшебство сна исчезло, улыбка погасла.

«Чертов сон!» – про себя выругался Филипп, он преследовал его на протяжении всей жизни: огромная муха и спасительница мать, – и, несмотря на блаженство, которое он испытывал во сне, просыпаясь, он всегда злился.

– Опять шлялся всю ночь? – беззлобно ругался старик. – Вставай, ты забыл, что приглашен на бал.

Регент давал бал в честь в честь английского посла, и вся аристократия Парижа согласно этикету должна была присутствовать, дабы выразить свое почтение к соседу, с которым у нее всегда были непростые отношения.

Старому маркизу опять стало хуже, и мадам де Обинье, буквально воспринимавшая данную ей клятву «быть вместе и в горе, и в радости», тоже осталась дома.

Филипп, одетый по последней моде, вошел в ярко освещенный и переливающийся всеми цветами радуги парадный зал Пале-Рояля и сразу окунулся в атмосферу праздника. Легкий шум разговоров, шелест шелка, тонкий запах духов и немытого тела… Нарядные дамы весело кокетничали с кавалерами, молодые девицы с мамашами приглядывались в поиске «жертвы».

Филипп прохаживался среди гостей, кивал мужчинам, улыбался дамам, и тут его взгляд упал на прекрасную молодую девушку, находившуюся в обществе графини де Конфлан.

У него перехватило дыхание, красота незнакомки ослепляла и даже пугала. Пышные золотистые волосы, густые ресницы, пылкий и одновременно нежный взгляд, изящные руки. Грация присутствовала во всем, что она делала. И в том, как она виновато опускала глаза, и в том, как она по-детски краснела. Филипп сделал несколько шагов в ее сторону и непроизвольно стал свидетелем разговора двух дам.

– Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как вы вышли замуж, а до сих пор ведете себя как неопытная девчонка! – возмущенно выговаривала графиня де Конфлан молодой даме, которая нервно теребила платье. – Приличные замужние женщины так себя не ведут! Господин Лафон говорит вам, что вы прекрасны, а вы краснеете, как дитя! Откройте же ваши глаза, в Париже можно краснеть только под кистью художника. Право же, здесь столица, а не ваш провинциальный Аменьен.

«Боже правый! Красота и добродетель в одном лице! – зачарованно подумал Филипп. – Но почему такая несправедливость, почему она принадлежит не мне?!»

– Вам тоже нравится эта малышка? – Филипп вздрогнул от неожиданного похотливого шепота в самое ухо. – Это мадам Феран д’Аверн, жена лейтенанта моей гвардии, он привез ее из провинции. Правда, хороша?! – по лицу регента пробежала плотоядная улыбка. – Посетите мой ужин, и вам тоже достанутся ее прелести, я люблю делиться с друзьями, – засмеялся герцог.

– Она посещает ваши вечера? – в ужасе переспросил Филипп.

– Еще нет, – герцог нахмурился. – Признаться вам, она еще та штучка! Я предлагал ей через мадам Конфлан сто тысяч и чин капитана для ее мужа. Представьте, она отказала, – на лице регента читалось неподдельное изумление.

– Я так и думал, – прошептал Филипп.

– Что вы сказали?

– Просто удивился, что при дворе еще остались добродетельные жены. Может, и мне отправиться в провинцию в поиске второй половины?

– Нет такой добродетели, которую нельзя было бы приобрести за деньги. – Герцог Орлеанский пронзил Филиппа взглядом. – Я привык получать то, что хочу!