Маска теней

Глава 3

Церемония открытия нового учебного года, как назвал мероприятие ректор, прошла прекрасно. Не без нюансов, но в общем никто не пострадал.

Первым нюансом стало то, что обращение глав кафедр отменили. Зря я так старательно готовил речь, пусть и не расстроился. Но зато прочие огорчились и попытались возмутиться.

Причина была как раз в новой тёмной кафедре. А точнее в том, что её фактически пока не было. Выступать, соответственно, тоже было некому. Чтобы не ставить академию в неловкое положение, решили изменить традициям и ограничиться речью главы академии. Ряпушкин очень старался сгладить ситуацию, но когда у тебя в подчинении разномастные маги, обладающие столь же разнообразными амбициями, многое может пойти не так.

Студенты, впрочем, краткости вводной части праздника только рады были.

А вот одного преподавателя даже пришлось выводить, чтобы перестал требовать дать ему слово. Справились своими силами, всё же учительский состав обладал внушительной силой.

— Володя — неплохой человек, ваше сиятельство, — рядом со мной появилась Людмила Владиславовна и взяла под руку. — Ума порой не хватает вовремя подумать. Стихийники… Они все своеобразные личности.

Историчка выглядела, как и всегда, сногсшибательно. Насколько я был наслышан, с адмиралом они уже успели сойтись и разойтись несколько раз, дело дошло до помолвки, после чего дама заскучала и отвергла все притязания графа. Правда, потом они снова сошлись…

Но в дела любовные, а уж особенно людей в весьма взрослом возрасте, я не лез. А вот в качестве информатора мне бы милейшая дама пригодилась. Я так и не удосужился изучить коллег по академии.

— Володя? — улыбнулся я её наивной бесцеремонности.

— Ах, прошу простить мне мои манеры, — она и не старалась изобразить раскаяние. — Князь Владимир Аксёнович Пожарский.

А вот фамилия мне была знакома. Роду Пожарских удивительно подходила их фамилия. Огненных стихийников среди них оказывалось стабильно много. Они уступали Оболенским и, по сути, постоянно во всём соперничали. Включая борьбу за внимание императора. Тот, не будь дураком, выделял то одних, то других, держа оба рода в подвешенном состоянии. И правильно, пусть свою вспыльчивость на благо государству пускают.

Огонь — магия взрывоопасная, сильнее этого аспекта влияют разве что тёмные.

Держать таких в узде непросто. Им нужно давать возможность показать нрав, но лучше это направить на противника. Ну или, как в данном случае, соперника.

К тому же Пожарский, возглавляющий кафедру в академии, был младшим братом патриарха рода. Четвёртым, по словам исторички. Оттого за каждую возможность выделиться хватался, как за последнюю. Шансов унаследовать главенство рода у него было крайне мало. Но всё же брат мог принять решение в его пользу.

Видимо, младший князь заготовил поистине великолепную речь, способную поразить всё общество. А ему не дали высказаться…

Огневика быстро скрутили и вывели, а мы продолжили наблюдать за церемонией. В компании Людмилы Владиславовны это стало делать интереснее. И просить даму не надо было, — сама с удовольствием выдавала комментарии.

Второй нюанс оказался лично для меня предсказуемым. Тёмный маг вызвал страх, любопытство, опасения, сомнения в руководстве и так далее по длинному списку нормальных человеческих эмоций. Илью Лопухина на данный момент спасало лишь то, что он сын светлейшего князя.

Но шум поднялся, конечно же. От перешёптываний до прямых вопросов от самых дерзких и высокородных.

Тут Драговит Ижеславович опять взял огонь на себя и чётко поставленным голосом объяснил, что раз уж император одобрил подобное, то кто с ним поспорит? Или есть неуверенные в решении правителя?

Это прямо ощутимо снизило боевой настрой отдельных личностей, ну а с другими подсобил я — слегка успокоил магией жизни, а кого-то и тёмным даром. Последних я запомнил. Возможно, поддались общей панике, но вполне вероятно, что могут быть упёртые.

Историчка мне любезно назвала всех.

Моего вмешательства, в принципе, не требовалось. Но мне самому было спокойнее, что никто не испортит праздник. Стоял себе тихо в сторонке, делал скучающий вид и магичил понемножку.

При этом с удивлением отметил, что все защитные амулеты для меня стали какими-то… слабыми, что ли. Пробиваться через контуры не пришлось, удалось обойти их, причём без особых усилий.

От этого открытия я ненадолго перестал следить за происходящим, но благо уже всё закончилось. Доворчали самые упрямые и разошлись.

Громыхнула музыка, оркестр заиграл что-то бравурное и энергичное. Счастливо загомонили студенты, без стеснений признаваясь, что собираются на славу погулять этой ночью.

— Присоединитесь к нам, Александр? — спросила дама, указывая на группу преподавателей, тоже обсуждающую праздник.

— Благодарю вас за приглашение, — поклонился я. — Но увы, у меня уже другие планы.

— Вы восхитительно воспитаны, юноша, — рассмеялась она. — Правильно, что вам со стариками делать. Заскучаете. К тому же знаю я их, после второго бокала заведут вечную тему, как раньше было лучше.

Заскучать — это тоже выбор, да и стариков я там не видел, но в чём-то она была права. Когда впереди ждала чудесная ночь наедине с городом, обсуждения былого уже не привлекает.

Старость не наступает с возрастом. Она лишь в разуме. Встречал я сварливых юнцов, которые устали жить, и боевых дедков, которые только начинали жить. Не в возрасте дело.

Я догадывался, что Людмиле Владиславовне гораздо больше лет, чем я предполагаю. Но это ничуть ей не мешало плевать на это и пленять практически каждого, кто попадал в зону её интереса. И тем тоже становилось плевать.

— Но я вас прикрою, ваше сиятельство, — лукаво подмигнула мне дама. — Придумаю достойную причину вашего отсутствия.

Вот этого не хотелось бы, но я не стал перечить. Всё равно сделает так, как ей в голову взбредёт. Особенно если я попрошу не делать. Впрочем, я не сомневался, что она мне не навредит.

Женщина упорхнула, подхватила под руку новую жертву своего обаяния, вроде это был заведующий арсеналом академии, который моментально оживился и расцвёл, и компания удалилась.

Я же снял галстук, засунул его в карман и расстегнул пару верхних пуговиц. Моё свидание не требовало идеального внешнего вида. Скорее наоборот.

Вышел на набережную и улыбнулся тёмным водам канала.

— Ну здравствуй, дорогая.

Отчего-то мне казалось, что душа Санкт-Петербурга — женская. Возможно, оттого, что хотелось восхищаться городом и склоняться перед его красотой. Я шёл по улицам, даже не зная, куда именно хочу прийти. Бесцельно и вместе с тем очень познавательно.

Заглядывал в горящие светом окна, видел жителей, сценки их вечера, радости и печали. И столица дышала этим так же, как и нагретыми мостовыми, ароматами сирени, повторно цветущей из-за тепла, тихой музыкой уличных ресторанных террас, звонками велосипедов, гудками автомобилей.

Если остановиться на миг и увидеть всё это, то картина вдруг разрастается и становится настолько необъятной, что дыхание перехватывает.

И мне хотелось в эту ночь увидеть каждую из мириадов деталей моего дома.

Запомнить каждую мелочь, каждый неровный камешек тротуаров и каждый барельеф зданий. Так, что окажись я очень далеко отсюда и разбуди меня среди ночи, я смогу назвать форму пуговиц разносчика газет Графского переулка или черты лица памятника дворнику.

Именно в эту ночь, когда город не спит и наполнен смехом и песнями.

Я гулял и гулял, жадно поглощая все эти образы. Словно нёс ночную стражу, убеждаясь, что столица выстоит перед студентами. В особняк я вернулся перед рассветом. Гудели ноги, слипались глаза, но я был совершенно счастлив.

Удивительное дело. Когда я отсюда уезжал в прошлой жизни, у меня не было даже скромной лачуги. Не было необходимости. Когда я вернулся, у меня оказался не просто дом, а целый город. Награда, о которой я и не думал. Лучшая награда.

Волшебная ночь закончилась, а я уснул так крепко и хорошо, как не засыпал очень давно. С чувством глубочайшей удовлетворённости. И вроде ничего такого не случилось, но ощущение было масштабным.

— И чего вам, молодой барин, на месте не сидится-то, — выговаривал Прохор, намазывая уже десятый по счёту бутерброд толстым слоем масла.

Кусок колбасы, который он укладывал поверх, вообще не укладывался в нормы приличия. Да и в рот вряд ли бы влез. Но слуга, услышав, что я отправляюсь за город, пусть и на полдня, решил обеспечить меня провиантом на полжизни.

Баталов прислал сообщение о том, что нас ждут к обеду. Примерно к этому времени и я проснулся, так что полноценно поесть не успевал. Аргументация в виде логичного предположения, что меня покормят, раз уж на обед позвали, разбивалась о железный довод — лучше, чем дома, невозможно.

Поэтому я смиренно ожидал полагающуюся провизию, тщательно скрывая улыбку. А Прохор продолжал ворчать и отрезать кусок за куском.

— Не бережёте вы себя. Дела сплошные, ни капельки ведь для себя не живете!

Такому заявлению я настолько удивился, что закашлялся. Для себя, наконец, и живу.

— Во! — обеспокоенно посмотрел на меня старик. — Верно, так и заболеть недалече. Захиреете, какая баба тогда на вас взглянет-то?

— Прохор…

— Ну ладно, хоть бы и девица, — отмахнулся слуга. — Вот бы кто дома-то вас усадил.

Дед подговорил, не иначе. И я, на свою голову, решил подшутить.

— А если тёмная девица?

Прохор замер с ножом в руке и медленно повернулся ко мне. Глаза его были огромными. Не успел я объясниться, как он заявил, прищурившись:

— А хоть бы и тёмная. Чой не человек штоль? Ежели такую выберете, то так тому и быть. Примем.

Так, шутить больше не стоит на эту тему. Думал о предстоящей встрече, вот и в голову пришло. Пусть с общим посылом я был согласен, но какие девицы? Куда мне их сейчас, к стройке посольства привлекать? Прорабом разве что назначить. Но мне не казалось, что об этом девичьи грёзы.

О будущем я думал, и много. Было достаточно времени, пока сидел взаперти. И план у меня был лучшим из возможных. Всему своё время. И всё по очереди.

Пока же ни тёмные, ни светлые, да хоть иномирные, в текущий этап плана не вписывались. Успеется.

— Я подумаю об этом, — решил схитрить я и сделал очень серьёзное лицо. — Прав ты, Прохор. И Лука Иванович прав.

Слуга, открывший было рот для следующего веского довода, с клацаньем его захлопнул. Лицо его просияло, и он в качестве поощрения впихнул в корзинку с бутербродами огромную банку с вареньем.

— К ужину непременно возвращайтесь, молодой господин, — напутствовал он меня. — Я паштету готовить буду. Меня этот ваш бесстыдник научил.

— Беспутец.

— А я чо сказал? Ну да, непутёвый ваш, — поморщился Прохор. — В общем, с грибочками, на сливках и с орешками, как их… Мушкетными. Чойта, я не разумею, но в лавке заказал ужо.

Откуда Вуанту известна такая пряность, как мускатный орех, и что именно привезут из лавки, я не стал узнавать. Малинин уже давно привык к специфическим кулинарным запросам Вознесенских и научился распознавать истинные ингредиенты. С переменным успехом, но всё же без последствий.

— Обязательно буду, — пообещал я и отправился в путь.

Судьба благоволила как мне, так и ситуации. Первый настоящий учебный день фактически начинался после выходных. Так уж календарно совпало, и весьма удачно. Было время создать новую кафедру. И отдохнуть ещё успею.

Пока столица будет отходить от празднования, мы быстро решим этот вопрос.

Тем более что от меня требовалась малость — присутствие на встрече, и всё. Всеми формальностями, организационными моментами и прочим пусть занимаются профессионалы. Мне и самому кафедра в готовом виде досталась, вот уж с чем я точно не мог помочь.

Беспечно насвистывая какую-то песенку, я мчался по трассе, опустив всё стёкла и позволяя ветру привести мою причёску в полный кошмар.

Как там «аспид», интересно… Гоночный автомобиль покорил моё сердце. И я планировал, как только поеду к беспутцам, навестить Егора Яковлевича, ещё раз поблагодарить и намекнуть на приобретение славного экземпляра. Негоже такому зверю быть взаперти.

Осень по-прежнему радовала жарой, но на небе собирались пышные облака, да и ветер намекал на изменчивость погоды. По заливу носились катера и белели парусами яхты, а на пляжах всё ещё были загорающие и купающиеся.

Но деревья уже уступали времени года. Всё больше жёлтых и красных листьев, а трава у обочины уже сдалась и пожухла.

В охотничьих угодьях тоже наступила более спокойная пора. Осенний сезон пока не начался, так что охота сейчас велась разве что на грибы и ягоды. Доказательством тому были встреченный деревенские, бредущие вдоль дороги с большими корзинами.

Я прибыл раньше Баталова и вообще раньше назначенного времени, поэтому сначала меня проводили в гостиную и предложили чаю. Я согласился, резонно предположив, что граф где-то в конюшнях или полях, ну а дочь его меня встречать вряд ли выйдет — правила приличия не позволят. Мы не представлены, да и молодая женщина не останется наедине с незнакомцем.

— Значит, это вы! — услышал я, едва поднял чашку с каким-то очень ароматным отваром.

От чая пахло земляникой, травами и мёдом.

Я ошибся. Зотовой, судя по всему, на приличия было так же плевать, как и Людмиле Владиславовне. Аккуратно поставив посуду на столик, я поднялся и поклонился.

— Граф Александр Лукич Вознесенский, к вашим услугам.

— Мария Алексеевна Зотова, — всё же опомнилась девушка и исполнила книксен.

Повисло молчание. Я с интересом разглядывал ту, что долго искал. Она, в свою очередь, делала то же самое.

Пусть я видел её раньше, но так бегло и в плохом освещении, что толком не разглядел. А портрет… Нередко художники сильно приукрашают действительность, стремясь угодить заказчику. Но не в этом случае.

В тёмной было что-то такое живое, что делало её образ более привлекательным, чем на картине. Мрачные черты, свойственные одарённым подобными аспектами, словно стирались из-за выразительной мимики. Зотова напоминала маленькую лисичку, тёмного зверька, настороженно-изучающе смотрящего на меня. Она словно оценивала — стоит нападать или пока затаиться.

А я гадал, как же потомок князя Дашкова связана с царицами и загадкой, скрытой в библиотеке и охраняемой древним призраком. Что же в ней такого?

В наступившей тишине было слышно, как в стекло упорно бьётся пчела, недовольно жужжа.

Девушка перестала сверлить меня взглядом, распахнула окно и выпустила мохнатую пленницу. Обернулась она уже с иным выражением лица. Маска светского приёма подошла ей так же изумительно, как и любопытство.

— У меня не самая лучшая память на лица, ваше сиятельство. Но мне кажется, что мы уже виделись, так?

Перехвалила меня историчка, я откровенно невоспитанно промолчал.

Уже раздумывал, выдаст ли Зотова меня или нет. По большому счёту мне было всё равно. Тогда в темнице я, безусловно, обманул Баталова, но вполне безобидно. Мой поступок не угрожал ни ему лично, ни государственной безопасности. Да и сделал я это, потому что подвернулся случай.

Маловероятно, что Роман Степанович даже расстроится, не говоря уж, чтобы разозлиться.

Но Мария сейчас пыталась сыграть со мной в старую добрую игру. С одной стороны, продемонстрировать осведомлённость и намекнуть на нечто незаконное, что я совершил. С другой — дать мне возможность самому выбрать цену её молчания.

Нормальная защитная реакция — нападение.

Без вызова и явных угроз, Зотова просто выясняла свой я или чужой. Вот только чтобы с этим определиться, мне было недостаточно симпатичной внешности и непростой судьбы.

Зато девушке было достаточно моего промедления, чтобы вспыхнуть. Щёки её покраснели, а внутри пробудилась смертельная сила.

И правда впечатляюще — почти третий ранг, осталось совсем чуть-чуть.