Математик Боя. Возвращение

Тайна давно минувших дней

Могила Мито Узумаки была обычной. Ее можно было бы даже назвать простой, но Сенсома никогда не оценивал захоронения по сложности. Они — не задачи, они — последнее пристанище.

Прожив две жизни по половине сотни лет в каждой, он так и не стал религиозен. Его не цепляла ни одна из многочисленных вер шиноби, ни общепринятая Ками, ни сам Рикудо, которого он видел лично, ни даже уникальная и гениальная в своей простоте и безумстве религия Ловена. И тем не менее, сейчас Сенсома сидел перед алтарем на могиле Мито-сама, сложив руки в молитвенном жесте.

Рядом тихо сопела Омо. Она изо всех сил старалась повторить за добрым, но сейчас отстраненно-грустным, дедушкой. Она не знала бабушку, которая умерла, да и не испытывала какого-то особого пиетета к мертвым, она просто находилась рядом с теплым дедушкой. Что, впрочем, не делало ее молитву хуже молитвы Сенсомы.

— Узукаге-сама, — тихо позвала вошедшая Сашими. — Вы спрашивали. Орочимару-сан прибыл.

Сенсома тяжело вздохнул, обозначив, что услышал девушку, и открыл глаза. И его взгляд встретился со взглядом мудрой и цепкой женщины с алыми волосами. Он заглянул прямо в глубь ее чарующих, даже в старости, глаз.

— Что-то произошло, — произнес, наконец, он. — Ушла легенда. Я никогда бы в жизни не подумал, что смогу ее пережить.

— Узумаки долгожители, но не настолько, господин, — вежливо ответила Сашими. — Вам ли не знать.

— Я многих проводил на тот свет, — совсем по-стариковски ответил Сенсома. — Слишком многих. Врагов, друзей, учителей и даже учеников… Это было в порядке вещей. Наша жизнь, жизнь шиноби — она такая. Хм, представляю, как тяжело юхеям…

— Эм, юхеям?

— Не так важно. Просто мысли старого человека. Мысли… о том, кто был еще старше. Мито-сама… она была опытной, мудрой. Ее слова всегда имели вес для нас всех. И даже не из-за положения. Грубо говоря, когда я, Хирузен и остальные стали хоть чего-то стоить, ее положение уже совсем не являлось для нас высоким. Но мы все равно слушали каждое ее слово. И боялись всякий раз, когда она хмурит брови…

Сашими не нашла слов для ответа. Хотя ей и вопросов никто не задавал. Но она все равно бы продолжила разговор — нашла бы те слова для «не-вопроса», но ее отвлек вид.

Математик Боя, сидящий на коленях перед алтарем и внимательно вслушивающийся в себя и в мир вокруг оказался для Сашими неожиданным зрелищем. Зрелищем, несомненно, уникальным, и, очевидно, чарующим, но, удивительно… Тревожным.

— Мы могли бы забрать ее в Узушио, — будто бы невпопад сказала Сашими, тоже вглядевшись в портрет старой Узумаки.

— Могли, но не сделали. А потом она умерла, — спокойно кивнул Сенсома. — А ее тело… Ее тело должно быть тут. В Конохе. В детище ее и ее мужа. Случайный человек даже не узнает, что Хаширама Сенджу был не единственным родителем Листа. Он был стволом дерева, да… Надежным и сильным. А она… Мито-сама была кроной. Украшением вершины и прохладным шелестом разума. Хокаге дал нам дом. Его жена дала нам… воспитание.

Он погладил плечо чуть задремавшей от взрослых разговоров Омо и улыбнулся ей в лицо. Девочка медленно поднялась с колен, скривившись от боли в затекшем теле, но смолчала. Она тоже посмотрела на портрет, но сделала это так, будто бы попыталась отпечатать его вид у себя в голове на всю жизнь.

Сенсома усмехнулся и тоже поднялся. Повернувшись, он посмотрел в глаза секретарши, с которой только что, будто бы, спал морок.

— Вы сегодня, — она несмело улыбнулась и заложила руки за спину. — Необычно задумчивы.

— Я вдруг наткнулся на мысль, — кивнул он. — Если даже Мито-сама может уйти… Что будет, когда уйду я?

И, неспешно шагая и придерживая Омо рядом, он ушел, оставив вздрогнувшую молодую Узумаки за спиной.

— Орочимару-сама, посмотрите. Я нашел совпадение.

Тихий голос Хируко заставил Сенсому повернуть голову. Сам подопечный ученика из-за этого вздрогнул — он все еще побаивался Математика Боя и его счетов с кланом Цубаки. Но Сенсома не собирался мстить Хируко за то, что когда-то сделали люди, которых он вообще не знал. Наверное, он и раньше не стал бы, просто при их первой встрече принадлежность молодого человека к роду давних врагов немного… сбила с толку.

Настолько же сбитым с толку выглядел и сам Хируко, и Орочимару, проверивший его результаты. И даже Сенсома вежливо вскинул брови, готовясь к какой-нибудь удивительной правде. Одна лишь Омо сонно клевала носом у его левого рукава, хотя именно ее информация из исследований Хируко и Орочимару касалась в первую очередь.

Справа тихо выдохнули. Конечно, задумавшись о внучке, совсем забыл о секретарше. А вымученная долгими спорами с Ловеном, Сашими, тем временем, спала на его правом плече.

— Это интересно, — вынес вердикт Орочимару и, прищурившись, посмотрел на Омо. — И может быть ответом.

— Излагай, — коротко потребовал Сенсома, но решил добавить, спустя мгновение. — И да — был бы здесь Джирайя, он бы попросил не быть занудой.

— Но его здесь нет, — фирменно оскалился Ясягоро и сел напротив. — Итак, что мы знали до этого: Омо-чан — эксперимент по искусственному воссозданию Стихии Льда у шиноби. Эксперимент, который я бы удачным не назвал. Все ее техники имеют эффект гигантизма — это и хорошо и плохо одновременно, но что действительно плохо — переохлаждение чакры, которое, если с ним ничего не сделать, убьет ее через несколько лет.

— Я не дам ее чакре охлаждаться, — негромко произнес Исобу внутри. — Можете на меня положиться.

Сенсома продублировал его слова.

— Да, пока вы с Исобу рядом, девочка в безопасности, — кивнул Орочимару. — Но это — все равно дефект. Итак, эксперимент не завершен. Но вот в чем подвох — если Омо-чан не является первым относительно удачным экспериментом, то мы бы уже слышали об этом. Считающаяся сильнейшей Стихия — громкий крик для всех ищущих. Но ничего нет. Значит — Омо-чан первая. Дефективная, но первая из всех… кто был до нее.

— Ее номер — семьсот двадцать второй, — напомнил Сенсома. — Их были сотни.

— Не исключаю, но и не подтверждаю, — ученик развел руками. — В экспериментах, особенно масштабных, у всех все по разному. Будем считать так. И если мы будем так делать, то напрашивается вопрос — что в Омо-чан такого уникального? Почему из сотен детей она — единственный, хоть как-то удавшийся, пользователь Льда?

— Я не знаю, и поэтому пришел к тебе, — отмахнулся от пустых догадок Сенсома. — И ты что-то нашел, верно?

— Пока что еще не факт, но все прояснится довольно быстро, — пожал плечами Орочимару и с интересом заглянул в лицо учителя. — Сенсома-сенсей, Хируко нашел в ней уникальную частицу ДНК. Настолько уникальную, что встречалась подобная нам только у одного человека. Из ныне живущих, конечно. И эта частица принадлежит…

Он подобрался, будто змея перед броском на охоте, и его глаза ярко блеснули.

— Цунаде Сенджу.

Два слова и один человек. Сенсома, глядя за реакциями ученика, уже было приготовился к… чему-то совершенно грандиозному. По крайней мере, для себя он решил, что не удивится, даже если Омо окажется дальней родственницей Рикудо, или (не дай Ками) дочкой Джирайи.

Но все оказалось чуточку банальнее. Но не менее интересно.

— Ого, — только и сказал перерожденный, чувствуя, как проснулась Сашими. — Это действительно занятно.

— И никакой большой тайны? — разочаровался Орочимару, видя, что учитель совершенно спокоен. — Вы ни о чем не знаете?

— Вообще-то знаю, — Сенсома пожал плечами и улыбнулся в бороду. — Но это не та тайна, которой ты ищешь. Все куда интереснее и бесполезнее. И не сверкай глазами, шантажист, Цунаде здесь совершенно ни при чем.

— И что же тогда? — не выдержал Хируко, но тут же смутился. — Простите…

— Прощаю. И ты меня прости, юноша, но тайна, которую я сейчас озвучу, довольно важна. Я мало тебя знаю, так что спрошу ученика — он может слушать?

— Пусть, — ответил Орочимару. — От Хируко и Майко я тайн не держу. И не нужно усмехаться.

Сенсома все же позволил губам изогнуться и пригладил волосы Омо.

— Ладно, тогда я начну. Сашими, не притворяйся спящей на моем плече и послушай. Тебе это тоже будет полезно. Все дело в том, что родителями Омо-чан были члены клана Сенджу.

— Как это? — тут же вскочила Узумаки. — Но ведь клана давно не существует!

Сенсома не стал даже пытаться высказать порицание ее плохой актерской игре и быстрой смене масок.

— Клан Сенджу был уничтожен почти тридцать пять лет назад, — задумчиво произнес Орочимару, почесывая подбородок. — И Омо-чан не выглядит взрослой. И не только не выглядит. Она — ребенок. Десять полных лет. Значит, ее родители…

— Ну, не оба родителя, возможно, — усмехнулся Сенсома, подняв руку. — Один из. И ты ошибся в первом предложении, ученик. Клан Сенджу оказался почти уничтожен. Я был там. Я помню. Все взрослые Сенджу принесли себя в жертву на Первой Мировой Войне. Но ведь были еще и дети.

Стало тихо. Тихо настолько, что будь они хоть где-нибудь, помимо глубоких лабораторий Орочимару, и можно было бы услышать посторонние звуки. Но Ясягоро любил тишину и полумрак, а потому их разговор проходил в совершенно приватной обстановке. И так Сенсома понял, что его никто уже не перебьет. Все затаили дыхание.

— На самом деле, это было почти очевидно, но людская молва прячет куда лучше любых техник, — Сенсома шумно выдохнул. — Тобирама-сенсей был мастером таких дел… И его мастерство перенял Хирузен. Когда Первая Мировая Война заканчивалась, всем сторонам конфликта было понятно — Коноха падет. И тогда ее Хокаге придумал выход. Единственный из возможных. Отдать врагам то, чего они хотели, а взамен отобрать у них все остальное. Великие Противники боялись клана Сенджу, и вся эта война, по сути, началась из-за могущества клана-основателя Конохи. И Тобирама Сенджу уничтожил свой собственный клан. Разом. А потом сделал его оружием и победил врага. Так гласит история, и она верна.

Сенсома внимательно посмотрел в глаза ученику.

— Только вот, история умалчивает о детях. Разные люди делали разные догадки, но большинству было неинтересно. И о детях клана Сенджу, ритуального самоубийства которых никто не видел, все забыли. Все, кроме нас — тех, кто принял бразды правления селением после Тобирамы-сенсея. В основном, конечно, этим занимался Хирузен. Я был директором Академии… А дети клана Сенджу терялись в мире. Одинокие, безликие и бесклановые. Сарутоби и Шимура отлично потрудились — даже сами дети не смогли бы выдать себя, если бы захотели. И таким образом клан Сенджу оказался окончательно уничтожен, ведь без детей не будет и будущего. Осталась Цунаде, но только лишь как символ.

Сашими и Хируко выглядели откровенно ошарашенными услышанной информацией. Орочимару задумался. Если оценивать трезво, то в существовании в современности клана Сенджу не было ничего невозможного, или, хотя бы, удивительного — то, что говорил Сенсома, было логичным. Но действительно тяжело принимать тот факт, что логика когда-то была запросто отброшена только потому, что «все так говорят».

Клан Сенджу уничтожен — все так говорят. Все говорят, что его больше нет. Все говорят лишь о последней химе — Цунаде Сенджу. Все говорят, что Цунаде даже близко не стоит со своим дедом. Все говорят…

— Гены клана Сенджу устойчивы к мутациям, — вынес вердикт Орочимару. — Причем мутациям искусственным, а не природным — это отличает их от Цубаки. Хотя и с Цубаки можно было бы что-нибудь придумать… Но клана больше нет. И Сенджу нет. Так все говорят.

— Не исключено, что ученые Снега и сами не знали о секрете девочки, — предположил Хируко. — Это многое объясняет.

— Как минимум то, почему она была единственной, — кивнул Ясягоро. — Не думаю, что она осталась последней из всех потомков. Есть еще. И если их не нашли, значит просто не искали. Осколки Первой Мировой Войны. Семена возможностей…

— Твои глаза загорелись, ученик, — усмехнулся Сенсома и поднялся. — Но не забывай о манерах. В первую очередь они — люди.

— Я всегда помню этот урок, сенсей, — оскалился в ответ Змей, тоже вставая. — Благодарю вас. Я пришлю вам точные данные в течение трех дней. И корректировки для работы Исобу-сана.

— Спасибо, — кивнул ему Сенсома.

И он даже не знал, как много идей и мыслей породил в голове Ясягоро своим рассказом. А Орочимару знал. Знал и понимал — спать ему в ближайшие недели не придется…

— Тучи сгущаются, Хирузен, — выдохнул Данзо из самого темного угла. — С каждой минутой.

Словно вторя его словам, воздух проломил раскат грома, хотя блеска молнии из кабинета Хокаге видно не было. Но два шиноби высочайшего уровня даже не обратили на эффектность этого момента какого-либо внимания. Сейчас всё их естество было сфокусировано на одной задаче, от которой ветвились дороги к тысячам других.

— Страна Молнии, — Сарутоби пыхнул трубкой и недвусмысленно посмотрел на дождь за окном. — Готова с нами сотрудничать. И с Ветром у нас договоренности есть. Цучикаге тоже стал… смирнее.

— Потому что вернулся Сенсома, — голос Данзо ничего не выражал. — А Ооноки боится Сенсому.

Ему нравилось вот так прямо говорить о вещах, которые принято оглашать почти стыдливо. Шимуру забавляла сама ситуация, при которой это становилось возможным. Великая Страна Огня радуется нерешительности Великой Страны Земли. А нерешительность та вызвана лишь тем, что на радарах слегка засветился всего лишь один старик-затворник.

Бред, если подумать, и правда, если посмотреть.

— Да, — недовольно выдохнул дым Хокаге. — Боится. И правильно делает. И Вода нас теперь уважает. Война окончена.

— Хорошее время, чтобы передать власть, — Данзо кивнул. — И твой последний прокол с Лисом… не только твой, успокойся. В том и дело. Вы упустили Биджу вдвоем. Теперь, если все грамотно обыграть, мы сможем презентовать Четвертого Хокаге новым поколением. Поколением, которое еще не совершило наших ошибок. Не только твои позиции — позиции Сенсомы тоже пошатнулись после того провала. Это удачно.

— Тебя там не было, — отмахнулся Сарутоби. — И ты ничего не знаешь.

— Я знаю людей, — не согласился Шимура. — И знаю, что они скажут. А как они скажут, так все и будет. Политика, старый друг. Твой, между прочим, конек.

— Пора с него слезать, — Хирузен огладил подлокотник. — Устал я тут… Займусь воспитанием молодежи, наверное. Как Нана, кстати?

— Твоя дочь в порядке, — Данзо нахмурился и отмахнулся от дальнейших подробностей рукой. — Не переводи тему, вернись к выборам. Это ведь твоя идея — позволить выбирать другим. Или создать у них иллюзию этого выбора.

— Порой иллюзия куда безопаснее яви, — заметил Хирузен и тут же припечатал. — Орочимару.

— Дан, — не согласился Шимура.

Двое старых друзей вперились в глаза друг друга, и во взгляде каждого читалось непримиримое желание победить. И дело было не в том, что один хотел поставить на высокий пост своего фаворита — как раз наоборот.

Сарутоби назвал Орочимару, потому что знал, как много значит Ясягоро для Данзо. Шимура буквально боеспособен только благодаря исследованиям и экспериментам Змея. Ко всему, Данзо просто обожает холодный расчет, коим часто руководствуется Ясягоро. Для Шимуры он — идеальный кандидат в правители. И это если не считать личной силы.

Данзо же знал, как сильно дорожит своим самым талантливым учеником Хирузен. Като Дан справедливо был признан одним из величайших гениев своего поколения. Благодаря своим уникальным техникам и гибкому разуму он был поистине могучим шиноби. Но больше о нем говорили его личные, небоевые, качества. Порядочность, честность, самоотверженность — Като будто бы вобрал в себя все светлые мечты Хаширамы и Хирузена об идеальном Хокаге. Да и с политической точки зрения муж химе Сенджу был на высоте.

И именно поэтому ни один не хотел уступать. Если даст слабину нарочно, это может навредить всем. Это не глупый спор двух стариков, это — та самая политика.

Поэтому они сдались одновременно.

— Дан был в плену, — признал минус Данзо. — Его сила под сомнением.

— Зато он куда лучше даже нас с тобой знает Молнию, — возразил ему Хокаге. — С которой у нас вырисовывается дружба. Да и новый Райкаге его знает так же хорошо, как плохо он знает Орочимару.

— И Дан — любимец народа, в отличие от Ясягоро, — кивнул на это Шимура. — Но Орочимару сейчас точно сильнейший. И опытнейший. Напоминает мне тебя в лучшие годы.

— Но у меня был Сенсома, — усмехнулся Хирузен. — А у Орочимару есть только его амбиции. Может быть, это даже неплохо? Коноху ждут чудные времена, если он примерит шляпу.

Спорщики вновь скрестили взгляды и тепло улыбнулись.

— Ничья, — одновременно признали они.

— Тогда все решит Совет, — подытожил Данзо, вставая.

— И граждане, — добавил непреклонно Хирузен.

— И они…

Таковы были правила этой игры. Политика, в которой Третий Хокаге решил испытать нечто новое. Выберет ли народ и Совет идеального правителя? Смогут ли люди решить, кто поведет их лучше других?

Все это не важно, если сохранится факт самого голосования. Два кандидата, и оба — идеальны. Как бы не сложились выборы, они не решают ровным счетом ничего, кроме уровня поддержки избранника народом. Заставить кого-то полюбить кандидата не мог даже сам Данзо, но зачем это делать, если люди сами захотят кого-либо полюбить? Просто нужно создать им условия.

И выборы будут идеальными. Ровно до тех пор, пока сами кандидаты играют по правилам. А они будут.

Или нет?