Миф о красном терроре

Глава 34. Дворянство ушло из социальной памяти

В силу того, что сами большевики старались изъять из рассмотрения именно сословную принадлежность, никогда и не поощрялся поиск в этом направлении. Ведь скрыть это нет никакой возможности. Ну можно как-то смаху, на короткое время запудрить мозги участковому. И опять же, если нет задачи это найти. А уж если надо, то отыщут. Можно, конечно, скрыть происхождение, но для этого надо готовить биографию задолго до контакта с официальной системой. Это трудоёмкий процесс, как заброска агента-нелегала в чужую страну, когда поиск того, на чьё место придёт нелегал, начинается со школьных фотографий и уничтожения тех, кто помнит реального человека.

Так что если вы где-то называли свою фамилию, а не фамилию из взятого с трупа какого-либо мужика-солдата паспорта, то через пару запросов становилось известно, кто есть кто! А все эти обэкранен-ные анкетные вопросы типа: «А кем был твой дед до 17 года?!» — чушь собачья. Да, кстати, и брать солдатскую фамилию также опасно. В большом городе даже дворянин, если он не принадлежал к громкой линии, вроде Толстых, мог спокойно затеряться и быть мало кому известен, исключая узкий круг лиц, которые его могли бы опознать по дворянскому списку, а вот мужика Ферапонта Мор-добоева или его отца могли как раз-то знать и в своём селе, и в соседних как пьянь и общенародного уездного хулигана.

А то, что никто и никогда не опубликовал почему-то полный дворянский номенклатурный реестр, вопрос другого порядка. От-вет-то, на мой взгляд, очевиден до смешного. Просто помните, что революцию совершили дворяне, и никто другой!

Положение дел в нашей стране на сегодня (2006) и сформированный жизненный уклад общества не являются результатом естественного, последовательно-поискового хода истории и социального развития, когда каждая ситуация формировалась только к моменту наблюдаемой объективизации реальности.

Нет. Мы все — общенациональная жертва программы дворянской монархической реставрации, которая была создана в преддверии неизбежной и спасительной для России революции. Все социальные результаты планировались и подготавливались заранее.

Все социальные сложности в послереволюционный и предвоенный период, все многомиллионные жертвы России во Второй мировой войне, странное послевоенное отставание в военно-технической и научно-технической сферах, ненормальное провокационное отставание группы Б и социально-бытовой сферы, «перестройка» и провал рыночных реформ есть планируемый результат долговременного заговора руководителей армии и ВПК, которые являлись представителями скоординированной родовой дворянской оппозиции.

Цель заговора на первом этапе — военный разгром СССР и реставрация капитализма. А позже поэтапная подготовка и практическое восстановление монархии в России. В силу ряда причин, я их разбираю в своих книгах из серии «Странная история оружия», разгромить СССР не удалось, но всё остальное получилось.

Я последовательно доказываю это утверждение в своих книгах, каждая из которых освещает какой-то отдельный пласт бытия. Но в данном случае надо запомнить базовую объективную основу.

В истории СССР осталось большое белое пятно. Из нее исчезли дворяне.

Никто не ставил своей задачей проверить результативность труда научно-технических и военно-технических кадров старой царской России, которые продолжали работать после 1917 г.

Если не считать новых административных образований, вроде ВСНХ, весь аппарат управления народным хозяйством остался прежним, дворянским. Никакие последующие преобразования и расширение ряда управленческих структур не изменили главного — у новой власти не могло быть своих кадров.

Основное отличие революции 1917 г. от любой другой революции — это полная зависимость новой власти от старых кадров. Новая власть была только декларативным названием нового типа распределения прибавочного продукта. Реальная жизнь полностью зависила от управленческого аппарата и инфраструктуры романовской империи. Можно было министерство назвать наркоматом и поставить во главе него наркома из партийных рядов, но найти замену всему кадровому составу, если не считать курьеров и сторожей, было объективно невозможно.

Система образования царской России исключала низшие сословия, то есть народ, из карьерной линии в экономике и финансах, науке и технике, и уж тем более из системы подготовки административных, военных и военно-технических кадров.

После революции из почти двухмиллионного дворянского сословия выехало за рубеж менее ста тысяч человек. Все остальные, если они формально принимали новую власть, спокойно остались на своих местах и разрушали страну, доводя до маразма любые начинания.

Никогда и ни при каких обстоятельствах (дворянская) власть не преследовала дворян. Никто и никогда не ставил в вину даже убежденным врагам дворянское происхождение. Кто вспомнил дворянское происхождение Савинкова? Гумилева? Тухачевского? Генерала Власова?

Так же как никто не вспомнил жалованное потомственное дворянство отца Ленина и дворянство его самого, наследственное дворянство Красина, Баумана, Жуковского, Молотова, Дзержинского, Маяковского, Бехтерева, Мичурина…

Разночинец в среде интеллигенции — исключение, но легенда про инородцев в кожаных тужурках, которые-де поработили ма-тушку-Россию, странным образом сработала. В тень ушло целое сословие. А подозрительно внеклассовые и внесословные общенародные жупелы «буржуй», «контра», «белый» и т. н. завершили социальную маскировку.

Красные, большевики, не вспоминали свою сословную исключительность прежде всего из традиционной политкорректности русских интеллигентов и просто в силу задач демократического преобразования общества. Но это великолепно было использовано врагами.

Белые, монархисты-реставраторы, на всю последующую жизнь облегчили себе поиск союзников. Ни у одной нелегальной группировки в мире не было таких благоприятных условий для работы в чужой, враждебной среде. Вспомните Ильфа и Петрова (дворянина Катаева) с их «12-ю стульями». Как просто было Бендеру в союзе с местным предводителем дворянства разыграть резидента эмигрантских кругов и сплотить оппозицию. Но в реальной жизни всё было ещё легче, исходя из того, что все они остались на своих местах.

И в тактическом плане все было сделано гениально просто. Произошло резкое идеологическое «прозрение» и «перекрашивание» военно-командных кадров, ИТР, научного состава и административного аппарата.

Молодые «краскомы»-дворяне (вроде А. Гайдара-Голикова) залили кровью страну в братоубийственной Гражданке, которую по договорённости развязали их «отцы» — руководители белых. Превратив в трупный кошмар мечту о равенстве и счастье, они выиграли первый этап. Они обрели доверие. А параллельно с этим руководители промышленности зарабатывали доверие, взвинчивая абсурдные планы и утверждая дикие темпы работы. В добавление к этому создавались система нищенских расценок на труд и параноидная каторжная дисциплина.

Дворяне-садисты создали карательную пыточно-лагерную систему. Дворяне-хозяйственники — каторжные нормы выработки и убийственные питательные нормы. Это они будут создавать уродливую одежду, дебильный транспорт и «советскую культуру»…

Если в термине «советская власть» выделить всю структуру административно-хозяйственного управления, то советская власть просто объективно была создана дворянами.

Дворяне в процедурном порядке управляли страной во всех сферах бытия. Князь Орджоникидзе руководил ВПК, дворянин Голиков — ГРУ, дворянин Федоров — созданием автоматического оружия (и гробил все перспективные разработки в этой сфере), дворянин Шапошников создает Генштаб, дворянин Миклошевский — альпинизм как вид спорта, дворянка Л. Орлова в злобно-стебаль-ных фильмах дворянина Александрова играет кухарок…

Сколько было активных членов ВКП(б)? 50 тысяч? Но ведь и они, если иметь в виду руководящий состав, были дворянами!

Не спасло и последующее вовлечение в партию рабочих, солдат, колхозников. Это только создало идеологическую подслойку под средние звенья народно-хозяйственного механизма.

Вернёмся к реалиям того послереволюционного периода. Когда у вчерашнего подполыцика-революционера (эсдека, эсера, анархиста) после вроде бы победы молодой порыв к преобразованию мира и его окрестностей попритух, в нём проснулись прежде всего наследственные социально-бытовые привычки, которые он впитал в семье. Да и, как правило, эта самая семья была ещё жива. Ведь для народа, ради которого всё и затевалось, старались не упоминать, что практически все лидеры всех партий имперской России происходили из сословия дворян! У лучших людей России просто был постоянно ощущаемый как проклятие классовый моральный долг перед народом. Народ же был, «как Христос, велик страданием» и «вековечным ярмом неволи угнетённый страдалец и мученик». Цель-то была освободить народ от самих себя, негодяев!

Сами дворяне (я имею в виду нравственно здоровые слои), испытывая прихосоциальный конфликт, соприкасаясь с реальным миром дикого фашистского неравенства романовской империи, никогда не применяли при самоопределении термин «дворянин». Это автоматически унижало собеседников не дворян.

В обиход был запущен интереснейший социальный псевдоним — интеллигент. Хотя параллельно сложился социально-семантический ряд, перед которым стоял объединяющий образ, называвшийся «разночинцем». То есть демонстративное определение человека, который сложился как личность вне сословных рамок. Но разночинец всё же звучало как-то брутально. В подсознании всегда всплывало: разгильдяй, купец-спекулянт мелкого пошиба, тот же коробейник, не вписанный в сословные гильдии-разряды. Разночинец — всё же не дворянин, хотя и это могло подразумеваться. Но, как правило, это относилось к каким-то работникам умственного труда (от актёра до адвоката и т. п.), чиновникам, мелким и средним бизнесменам, которые вышли из мещан, поповичей, инородцев, казаков, крещёных иностранцев (и даже евреев) незнатного происхождения…

Термин «интеллигент» прижился в языке, создавался образный ряд признаков, главным из них была оппозиционная заданность мышления и даже (в экстремальных ситуациях) поступков. Интеллигент был потенциальной, а то и реальной фрондой, вечным критиком системы. Лояльный к системе или даже нейтральный к оной так и назывался — «дворянин» или зло и уже ёрнически — «благородный»!..

Кстати, критика или оппозиция к системе была, естественно, и внутренне оправдана и объяснима. Это происходило хотя бы потому, что в родовом и сословном плане интеллигент, точнее дворянин, нередко имел кабы не большие права на тот же престол Российской империи, чем правящий представитель династии Готторп-Романовых. И об этом обстоятельстве, то есть о дворянском фундаменте русской интеллигенции, как правило, напрочь забывают даже писатели и историки поколения «от Солоухина и моложе». Незаметно исчезла преемственность понимания применяемого общенационального термина. Те, кто принадлежал к более старшим поколениям, ещё помнили равенство между понятиями дворянин и интеллигент. А более молодые, вроде борзописца Бушкова, легко подхватывают даже старую, дореволюционную полемику, не понимая всей семантики понятий, которыми оперировали современники тех событий.