Министерство Апокалипсиса

Смерть. 2007 год

С каждым приходом на Землю, меня всё больше пугают каменные джунгли. И это было в каждой стране, куда я не приходил за смертными. Сегодня мне досталась Россия. Это был самый обычный мрачный район – те же джунгли, только украшенные убогими граффити и разбросанным на каждом шагу мусором. Сегодня моей «жертвой» должен стать довольно странный тип. Его имя – Игорь Васильев, по профессии – никто. По документам, данных Апоком сегодняшним утром, Васильев свалил от родителей-алкашей ещё в юношеском возрасте, а потом, став популярным в узких кругах рок-музыкантом, пошёл во все тяжкие, как это часто случается у рокеров. Так он потерял деньги, фальшивых друзей и славу, и теперь живёт здесь, в одном из тысяч убитых районов.

Я прошёл сквозь железную дверь и ощутил запах канализации. Настенная штукатурка, теперь ненужно валяющаяся на ступеньках, хрустела под ногами. Стоило мне шагнуть дальше, мимо проскользнула чёрная кошка и скрылась за мусоропроводом нижнего этажа.

– На удачу, – отмахнулся я и пошёл дальше.

Смятая дверь квартиры Васильева, расписанная соседскими жалобами, выглядела так, будто в неё каждый день врезается машина. Глазок залеплен жвачкой, от которой исходит запах мяты и помоев.

Я вошёл. В квартире воняло куревом, а смятые бумажные листы мешались под ногами. Перейдя порог единственной в квартире комнаты, я увидел его. Полумёртвый, накрытый рваной косухой парень, который в свои двадцать с небольшим выглядит на все сорок. Глаза его похожи на два чёрных пятна, а длинные пряди немытых сальных волос слипались между собой.

– Так… – я глянул в документ. – Вроде, он… Хотя на фотографии он без макияжа, поэтому хрен поймёшь… Васильев?

– Да. А тебе чего?

– Все обычно интересуются, кто я, но ты у нас особенный. Я пришёл забрать тебя на Небесный Суд. Ну, я – Смерть.

– М-м-м, понятно… – ответил он безразлично. – Ну ладно, и не такое после наркоты было…

М-да… Этого парня жизнь ничему не научила.

– Ты, должно быть, не так понял, – сказал я. – Я – реальная Смерть. Ну, который Всадник апокалипсиса. Там, Смерть, Голод, Чума, Война. Не, не знаешь?

– Что-то слышал. А у вас чё, получается, только Голод – мужик в компании?

Другой Всадник давно бы перерезал косой его глотку, приговаривая: «Да как ты смеешь говорить так с божеством!» Но мне такие приёмы не нравятся. Они банальны и клишированы. И поэтому я продолжил глупую дискуссию:

– Нет, ещё я.

– Так ты же Смерть.

– И чё?

– Смерть – женский род.

– В вашем мире, может, и женский.

Васильев быстро сменил тему:

– А я в Рай попаду?

Когда я, разведя руки в стороны, дал ему понять, что я сам не знаю о его дальнейшем исходе, весь интерес смылся с его накрашенного лица.

– Да даже если не попаду, то и хрен с вами. Что так, что так умру. И так даже лучше. А какой смысл жить, когда, после прихода суккуба, у меня стоять перестал…

Я чуть не засмеялся, издав усмешливый «Пх-р». Васильев с возмущением посмотрел на меня.

– Серьёзно, к тебе суккуб приходила?

Суккубы в Верхних Мирах сравнимы с земными проститутками. Их работа связана с эротическими снами у людей, и чаще всего они приходят к парням-подросткам, чтобы вызвать ночную поллюцию. Некоторые демоны – особенно те, кому не посчастливилось быть женатым на суккубке – уверяют всех в том, что они помогают людям отчистить организм; другие привыкли думать, что эти ночные фурии – стоит признать, невероятно красивые – высасывают всю жизненную энергию.

– Ага. Лилит, вроде бы, звали.

Какое знакомое имя…

И понятно почему, ведь жена Люцифера, годившая ему в дочери, была известна и популярна в Верхних Мирах. Вовсе неудивительно, что какой-то демон – остающийся «каким-то», какими бы влиятельными не были его родители – знает её имя. Но мне удалось её узнать куда ближе, чем кому-либо другому, и знакома мне не только внешняя оболочка.

– Ты чё завис? – внезапные слова Васильева вывели меня из мысленного тумана.

– Ну, скажем так, по теории шести рукопожатий, между мной и тобой одно такое, знаешь, очень крепкое рукопожатие.

– Ты её знаешь?

– Даже слишком.

– Спал с ней, небось? – Васильев усмехнулся.

– Не заговаривай мне зубы!

– Может, выпьем? Так, поговорим.

Я вздохнул.

Не вижу смысла в отказе. Всё же, человеческая культура мне чем-то интересна. Она куда более разнообразна, чем у богов.

– Почему нет.

––

Эдем сложно с чем-либо сравнить. Будучи огромным по площади, он продолжал оставаться райской зоной отдыха, где нет ничего, кроме моря, бара и гостиницы – и этого, вкупе с растительностью и уютной атмосферой, было достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно. Только мне докучали люди – парящие в воздухе, полупрозрачные и с хвостом вместо ног. Они, безобидно проживая жизнь после гибели, пролетали сквозь богов и практически не говорили.

Но это была наружность. Большую часть времени я провёл в здешнем баре, который был достаточно широк для того, чтобы провести здесь свадебную церемонию. Именно в этом году – кажется, это был четвёртый год с начала Новой эры – обручались Апок и Судьба. Мы с Голодом, стараясь размять под собой неудобные кресла, наблюдали за церемонией и старались вспомнить каждого здесь присутствующего.

– После стажировки всё так изменилось, – шепнул Голод. – Кто бы мог подумать, что после нескольких лет нашего отсутствия столько знакомых уйдут. Во, только Эдип остался.

Я не ответил, усмехнувшись из вежливости.

Рядом сидела Лара. Через несколько стульев от неё – и Люцифер с молоденькой женой. Кажется, Апокалипсис пригласил его смеха ради. Зачем ещё приглашать того, кто засадил тебя за решётку на сотню лет? А подобные шутки были в его стиле. Владыка Ада ревниво держал жену за руку и, оскалив зубы, поглядывал на меня – и всё из-за того, что Лилит просто улыбнулась мне у входа.

– Погнали к барной стойке? – я повернулся сначала к Ларе, потом к Голоду. Оба одобрительно кивнули, и мы свалили до поцелуя.

Сев за стойку, где нам разлили много цитрусовой дряни, приправив это всё бенгальским огоньком для красоты, мы стукнулись бокалами и одновременно заглотнули всё пойло до дна. Голод и Лара закашляли, я же спокойно сглотнул и попросил у бармена повторить. Напиток расплывался по моим костям. Каждую кость приятно сводило. Казалось, будто всё моё тело – один большой язык, ощутивший на себе небывалую кислоту.

– Кхе! – кашлял Голод. – Что за хрень?!

– Ха-х, – усмехнулась Лара. – А этому хоть бы хны. Мой брат в своём репертуаре.

– Это похоже на него. Главное, чтоб не напился, – посмеялся Голод.

– Смерть пьёт? – удивилась Лара. – Не верю.

– Ох, ты плохо его знаешь. Когда-то он вообще…

– Я же всё ещё здесь, вы в курсе?! – возмутился я.

– …всю ночь говорил с адской гончей, представляя, что это я, – продолжал Голод, не обращая на меня внимания.

Поняв, что их разговор не прервать, я отвернулся и заглотнул вторую порцию напитка. Как вдруг, подошла она… Бледная, как вампир, брюнетка с драконьими глазами уверенно села рядом. Я недолго поглазел на её ногу, оголённую разрезом чёрного платья, и скоро перевёл взгляд на руки. Чёрные острые ногти придавали ей строгости, а кольцо… впрочем, лучше бы она его не носила.

– Тоже на это смотреть не могла? – спросил я.

В то время я был слишком молод и неопытен. Я и сейчас молод, но хотя бы опытен, тогда же разговоры с девушками было заводить куда сложнее…

– Ага. Сопливое зрелище, да и лицемерное. Ставлю всё состояние Ада, что муж будет ей вечно изменять, – оглядываясь на радостных Апока и Судьбу, сказала она.

– Ну, я его вижу постоянно, так что, если изменять не будет, я скину номер карты, – посмеялся я, глотнув из бокала. – Смерть, – я подал ей костлявую руку.

– Лилит, – она приветливо пожала мне её.

Мы продолжали держать руки друг друга, а за нами взорвалась хлопушка. Апокалипсис и Судьба расплывались в объятиях. Вечеринка близилась к разгару.

***

Я не буду говорить банальное: «Мы провели незабываемую ночь», но рассказать подробности также не смогу. Как минимум потому, что я ничего не помню. А если бы помнил – я бы также не рассказал, ведь меня будет рвать со смеху. Может, и не было никакой ночи, и проснулся в хоромах Люцифера я абсолютно случайно – но я отказывался в это верить и гордо знал, кого я увижу за спиной. Но медленно повернувшись на другой бок, успев полюбоваться громадной хрустальной люстрой, я увидел высунутую из-под одеяла лысую голову с измученными глазами. Со мной будто бы всю ночь лежал труп, померший от истощения.

– А-А-А! – закричал я, грохнувшись с дивана, от чего Голод и лежащий вместе с ним Апок проснулись.

– Чего орёшь? – спросил Апок.

– Что вы, двое, около меня делаете?! – закричал я.

Голод усмехнулся. Он сонливо приоткрыл глаза. Такая хитрая лыба с его стороны всегда означала готовность к шутке.

– А ты что, забыл? – спросил он, затем, причмокнув, добавил: – Пупсик.

– Что ты несёшь?! – возмущался я.

– Ну как же, Смерть, как можно такое забыть? – принял эстафету Апок. – Такая дикая ночка выдалась, а ты…

– Хватит шутить! Это не смешно!

В этот момент моя злоба смешивалась с радостью. Было неприятно от шуток Голода и Апока, но эту неприязнь перебивала радость за случай с женой Люцифера. Но, при всём этом, меня мучил страх, что, будучи нетрезвым, я мог упустить шанс.

– Так, давайте серьёзно, – успокоился я, сонно растирая глаз. – Что вчера было?

– Сначала была церемония, – сказал Апок. – Потом мы пили. Очень много. И, кажется, спьяну я простил Люцифера. Короче, потом все вместе отправились в Ад, а в особняке Люцифера и продолжалась наша пирушка. Люцифера вызвали на работу, мы бухали, а ты всю ночь провёл с его женой. Что вы делали вообще? – Апок хотел взять бутылку воды, которая лежала на полу, но, нелепо кувыркнувшись, упал с кровати.

– Да неважно, – ответил я. – В шахматы играли.

– Смерть, это был риторический вопрос, – проснулся Голод после минутного дрёма. – Все мы знали, что вы там делали.

– А чего мы в одной кровати делаем, если я всю ночь с женой Люцика провёл? – спросил я.

– Да ты ночью за водой выходил и, кажись, к нам попал, – объяснил Голод. – Так и рухнул.

– А ещё ты ворочился всю ночь…. – добавил Апок.

– Слушайте, а как же люди? – сменил тему Голод. – Мы в среднем должны уносить по семь тысяч людей в час.

– Ничего, без смертей сегодня поживут, – сказал я, уткнувшись в подушку. – К тому же, Судьба сегодня тоже отдыхает, так что люди денёк побудут, как тупые обезьяны с инстинктами, этот день они даже не запомнят.

– А костяшка верно мыслит, – с усмешкой сказал Апок, так и оставшись лежать на полу. – Приятно познакомиться, кстати, – он пожал мне руку. С Голодом они, видимо, уже знакомы.

А потом мы снова уснули. Разве что проскакивало пару диалогов во время отдыха:

– Апокалипсис Антонович? – в то время, будучи самим воплощением скромности, я называл его по имени и отчеству.

– А?

– Вы же не скажите Люциферу об этом?

– Не парься. С этого дня мы почти друзья.

– Слышь, Смерть, – обратился ко мне Голод, – ты реально с женой Люцика переспал?

– М-гм, – я с гордой ухмылкой покачал головой.

– И как? – вмешался Апок.

– Это у вас надо спросить. Вы же слышали хоть что-то?

Голод и Апок переглянулись, синхронно вздув щёки от наплывающего смеха.

– А ты чё, не помнишь ничего? – и, не выслушав ответа, Голод заржал.

Апок от смеха катался по полу, а покрасневший от веселья Голод уткнулся лицом в подушку, приглушив хохот.

––

– Ах-ха-ха! – хохотал Васильев. – Ты серьёзно вдул жене главной шишки в Аду?! Ах-ха-ха!

Я не стал отвечать и наблюдал за тем, как он смеётся. Нечасто можно увидеть человека, так искренне смеющегося перед гибелью. Это заставляет меня радоваться. Хорошо, когда человек умирает счастливым.

Мы сидели в его мелкой комнатке, на деревянной кровати с обоссанным матрасом. Обои грязные, а висящая на одном проводке лампочка почти перегорела. Пока Васильев последний раз в своей жизни выпивал, я отодвигал от себя стаканы с выпивкой, которые он дружелюбно протягивал мне из раза в раз.

– Не будешь пить?

– Крепковат для меня.

– Божество и такая неженка?! – усмехнулся панк. – Ха-ха! Не зря говорят, что русские самого Бога в выпивке переплюнут!

– Понимаю… – потеребив волосы, растянул я. – У вас всё не как у людей… Ой, – только потом до меня дошло, что за чушь я сказал, и это заставило меня смутиться.

– Ну ты и ляпнул… – икнул Васильев. – Ладно, хрен с тобой. Тыкай в меня уже своей косой!

Васильев кивнул головой и дал понять, что готов. Я ткнул острием косы ему в сердце. Он судорожно вздрогнул, рухнул на пол с улыбкой на лице и, на последнем вздохе, еле проскрипел слово: «Жопа». Это был первый человек, который перед смертью сказал такую незамысловатую фразу. Обычно все стараются сказать что-то эпичное. Ирония в том, что эта фраза была самой крутой, что я когда-либо слышал перед человеческой гибелью.

Интересно, что ещё при мне вытворят эти неадекватные люди? Чувствую, я никогда не прекращу любить эту работу…

– Ну, удачи тебе, Васильев… – сказал я, наблюдая за уходящим из его тела дымком.

Вскоре дым сплюснулся, округлился и затвердел. Серый вдруг стал серебряным, а на получившейся монете нарисовалось лицо Васильева. Монету – ценой всего в одну душу – я приберёг себе. Мы называем это чаевыми.

После удара косой, я переступил через распыляющийся «ободок» и носком нащупал первую ступеньку, выглядывающую из тёмного портального пространства. А после – офис. На этот раз коса проводила меня прямо к двери Апока. Я вошёл без стука.

– Чего тебе? – спросил Апок.

– Можно пораньше уйти?

– С какого болта? Четверг.

– Да знаю я, просто передохнуть хочу. Ты даже не представляешь, какой людишка мне сегодня попался.

– Рад за тебя, но пораньше не отпущу. Ах, да! – быстро протараторил Апок. – Я в отпуск! – он с улыбкой на лице похлопал мне по плечу и отбил ладонь. – А-ай! Клади вату туда, что ли!

– Отпуск? – удивился я, проигнорировав его предложение. – А за тебя кто останется?

– Знаешь, Смерть, – начал свою речь Апок, пройдя к окну в конце кабинета и встав спиной ко мне, – я многое переосмыслил, когда узнал о твоём особенном подходе к людям, – он говорил это в саркастичном (и в то же время пафосном) тоне, – и поэтому я понял, что главным сделаю тебя.

Мне вдруг стало жарко. Чувствую дрожь, мышцы лица ноют, а в голове прокручивается «…что главным сделаю ТЕБЯ», и так, словно эхом, в голове, как по заевшей пластинке, повторяется голосистое: «тебя… тебя… тебя…»

– А… э… А кто будет главным Смертью?

– Найду кого-нибудь на замену. Улетаю я на недельку, поэтому всё не так страшно.

Даже не попрощавшись, я вышел из кабинета Апока с очень странным для меня чувством. Мне радоваться, что я неделю главный, или злиться? У меня ощущение, что я заболеваю, будто поднимается температура (что очень странно для ГОЛОЙ КОСТИ). Не удивлюсь, если Апок уезжает, чтобы просто мне насолить. А может, я слишком много ему насолил?

Что ж, как ни крути, а наказание я получил заслуженно…