Министерство Апокалипсиса

Асмодей. 2020 год

Испокон веков считалось, что лавочка – место, где проходят самые душевные разговоры. Особенно, если эта лавочка находится в парке, а сам разговор проходит в дождливую и пасмурную погоду. Только отчасти этот миф правдивый. Погода в Аду, как обычно, хорошая, да и разговор был не самый душевный. Он мог таковым стать, если бы мне хотелось разговаривать…

––

Все новости говорили об одном: о первой за многие тысячелетия гибели жителя Верхних Миров. Во всём обвиняли Министерство Апокалипсиса, и это сразу заставило меня насторожиться за Смерть. Я звонил ему, хотел спросить об обстановке, но по итогу слышал лишь прерывистые гудки – опять выключил телефон…

– Мэри! – крикнул я, пройдя на кухню. Завтрак уже был готов.

– А? – спросила Мэри, венчиком помешивая густую массу в глубокой чашке. – Ты рано встал. Что случилось?

– Ты не звонила Смерти? Я пытался дозвониться до него, но никак не… – Мэри сунула мне в рот кусок пирога, как бы намекая на то, что мне пора заткнуться.

– Успокойся, – сказала она. – Смерть уже взрослый мальчик и сам может выбирать, когда ему отвечать нам. Может, он занят. К ним в компанию рвутся настойчивые журналисты, ему явно не до нас.

– И ты так спокойно к этому относишься?! – переживал я.

– Нет, я тоже волнуюсь. Но Смерть, как я и сказала, уже взрослый и сам может о себе позаботиться.

– Его же могут посадить за это!

– Посадить за что?

– Я не знаю! Но посадить могут!

Я всегда удивлялся её спокойствию. Никогда не получалось вести себя подобным образом.

– Ты, правда, думаешь, что всё будет хорошо? Их намерены закрыть.

– Уверена, – усмехнулась Мэри. – Не нервничай, справятся.

В дверь постучали. Мы не ждали гостей. Может, это Смерть? Но он же в Чистилище живёт и не предупреждал о визите.

– Кто там?! – крикнул я, подойдя к двери.

– Почта!

– Я ничего не заказывал.

– На ваш адрес посылка.

Я открыл дверь. Действительно, почта. С коробкой в руках стоял молодой демон в фирменной кепке и жилетке от «ПочтАда».

– Э… – задумался я. – Посылка уже оплачена или…

– Оплачена, – перебил меня демон, вручил коробку и ушёл.

Захлопнув дверь, я сдвинул ногой коробку, подальше от порога.

– Ты что-то заказывал? – спросила Мэри.

– Нет, – ответил я, в замешательстве смотря на посылку.

Я сел на пол и отодрал скотч, раскрыв коробку. Зелёная тетрадь на пружинах лежала на глубине и никак не защищалась. Никакой плёнки или пакета. Кто-то явно отправлял посылку без энтузиазма.

– Тетрадь? – удивилась Мэри и полезла в коробку, достав тетрадь.

Она раскрыла её и забегала глазами. Текст написан кривоватым подростковым почерком: буквы скакали по клеткам; грубые запятые, задевающие нижнюю строку; если что-то обводилось, как «ОСНОВАТЬ БАНК» на первой странице, это обязательно будет неаккуратно.

«Что?» – ударило вдруг в голову, и я снова посмотрел в тетрадь.

! ОСНОВАТЬ БАНК.

– Это же тот дневник, о котором ты говорил?

– Вроде бы, да, – мято ответил я, прокручивая в голове те события.

Честно, я даже не вспоминал о дневнике с момента окончательного ухода от родителей. Не хотел ворошить прошлое. Ещё много веков назад я отпустил эту ситуацию, ведь сейчас вокруг меня есть те, кого я могу назвать семьёй. Тогда было пролито много слёз, я был излишне сентиментален, сейчас же всё изменилось, я не вижу смысла в страданиях по прошлому. Этот дневник не вызвал у меня бури эмоций, но перечитать его хотелось. Интересно узнать, сильно ли изменилось моё мировоззрение с того времени.

Мэри заинтересованно читала мои записи. Их было действительно много. Я вписывал туда все накопившиеся чувства и эмоции, которых было в тот период немало.

– А ты писал туда вот это? – спросила Мэри, показав мне конец тетради.

«Ты уронил, когда уходил». То есть, в тот день я был с дневником? Это ж надо было так переволноваться, чтобы забыть о присутствии немаленькой тетради в руках…

– О, там ещё что-то! – Мэри полезла в коробку и достала бумажный лист.

«Если не злишься и захочешь поговорить, я буду в ЦАП (Центральном Адском Парке) весь сегодняшний день. Отец».

Меня кинуло в жар. Прошло больше миллиона лет, что ему от меня надо? Мы же никто друг другу.

– Пойдёшь? – спросила Мэри.

– Да, – ответил я без лишних раздумий, схватив пальто с вешалки и, накинув его на спину, полностью не одевая. – Всё-таки у нас есть недоговорённости.

Это решение было спонтанным. Я мог не идти, но во мне вновь заиграл подросток. Странное ощущение: сердце бьётся куда быстрее и становится куда жарче. Казалось бы, самый обычный адреналин, но это чувство было каким-то… другим. Более ярким.

––

Отец ничуть не изменился. Внешне не постарел (как, собственно, и должно быть), малость исхудал. Он всё такой же краснолицый брюнет с огромными габаритами и властным характером.

– Давно не виделись, – сказал отец, через три минуты молчания, после моего прихода.

Мы то смотрели прямо, наблюдая за спадающими листьями с толстых деревьев, то краем глаза поглядывали друг на друга, но никто из нас, вплоть до его «приветствия», не находил правильной фразы. Я и не собирался её искать.

– Почему в коробке? – спросил я настолько серьёзно, будто это самое важное, что я хотел спросить. – Чтобы отправить тетрадь, можно было обойтись почтовым пакетом.

– Ты видел, сколько сейчас пакеты стоят?! – закричал отец голосом старика-маразматика. – Коробка подороже на пару душ, но она хоть в быту пригодится.

– М-м-м… Спасибо за заботу. И что тебе нужно?

Во время разговора мы даже не смотрели друг другу в глаза. Мы смотрели прямо, будто говорим с кем-то другим. Будто незнакомцы, какими, в самом деле, и являемся.

– Хотел спросить то, что терзало меня все эти годы. Почему ты ушёл?

– Терзало? Разве ты не говорил мне, что у вас всё было хорошо, когда меня не было?

– Это… сложно объяснить.

– Мы никуда не торопимся.

Отец, как оказалось, волновался куда больше меня. Я, в свою очередь, даже не понимал причину своей тревоги – а оно было. Это было бы объяснимо, если бы отец бил меня в детстве. Но этого не было. Хотя они с матерью частенько дрались вечерами, когда в бизнесе что-то шло не так, но меня это никак не задевало.

– Нет, серьёзно, ответь на мой вопрос. Что тебя не устраивало? – ушёл от вопроса отец. – Я читал твой дневник. Не понимаю, почему тебе не нравилось так много личного пространства. Подростки это любят.

– Я был необычным подростком, – холодно ответил я.

– Ой, не начинай! Все мы были одинаковые!

– Хватит судить по себе! – разозлился я, выпрямившись в спине. С ненавистью я таки посмотрел отцу в глаза. – Ты всегда так делал!

Эмоции вновь бурно заиграли, прям как в юности. Отец не стал ничего доказывать, а лишь улыбнулся уголком губ. Я быстро успокоился и вновь, слегка сгорбившись, расселся на деревянной лавке.

– Ты ведь ничего не знаешь о моём детстве. Мы никогда не говорили об этом.

– Ну началось! – снова взбушевался я. – Детство-детство! Да срать я хотел на твоё детство, ясно?! Прошлое не оправдывает поступков настоящего!

– Да послушай меня уже! – крикнул отец и встал с лавки, развернувшись ко мне спиной.

– Уже уходишь?

Не ответив, отец приподнял лёгкую кофту болотного цвета, оголив спину с пунктирной волной сгнивших ссадин, порезов и шрамов. Проходящие мимо демоны смотрели на отца, как на извращенца, а я, словно закомплексованный подросток, спрятался в пальто, изначально даже не обратив внимания на обильное количество ран.

– Вот, – сказал отец. – Полюбуйся на моё наследие. Теперь ты понимаешь, что было бы с тобой, если бы я брал пример с твоего деда?

Я смотрел на эти жестокие, явно сделанные с особой «любовью» порезы около минуты. Их было так много, и от каждого становилось не по себе. Каждый шрам индивидуален и чем-то отличим от другого. Один толще, другой – тоньше; некоторые пробиты насквозь, а какие-то – по поверхности упругой демонической кожи; на некоторых местах шрамы заменяли ссадины от плети или чего-то подобного. Кажется, прадед Смерти и Лары был больным ублюдком со своей философией.

Но даже это не заставило отца убедить меня. Зато заставило надолго отпечатать его изуродованную спину в моём сознании.

– И что это меняет? – спросил я. – Если у тебя было сложное детство, это не значит, что я должен был страдать, не получая какой-либо заботы и вечно слушая, как вы с матерью трахаетесь по ночам.

– Знаешь, – отец спустил кофту и сел рядом со мной, свесив ногу на ногу, – в этом я был действительно не прав. Я тоже постоянно слышал эти ночные игры своих родителей. Ещё хуже – застукать отца с другими женщинами или мать с другими мужчинами. Помню, как-то раз мне это надоело и я швырнул им кроссовок в дверь. Отец мой поступок не оценил и пырнул меня кухонным ножом. Как сейчас помню: я лежу, в глазах темнеет от боли, а он орёт: «Не облезешь! Я тебя не косой Жнеца ткнул, чтоб ты лежал тут, будто умираешь!» Я не буду перед тобой извиняться за испорченное детство, в прошлое возвращаться нам не дано, да и я не хочу ничего менять. Единственное, о чём я жалею, это о том, что хреново относился к твоей матери. Всё-таки гены – это участь. Мне, вот, достались гены тирана…

Более тупого оправдания я и не слышал…

Он говорил так спокойно, словно голос из аудиокниги. Но, увы, от его рассказа я ничего не почувствовал. Лишь всё ту же пустоту, окружавшую меня почти на протяжении всего разговора.

– Я всё равно тебя не прощаю, – сказал я.

– А я тебя об этом и не просил, – ответил отец, встав с лавки и сунув руки в карманы. – Мы с тобой, вероятно, больше никогда не увидимся. Ты ведь стал поголовно следить за своими выродками, лишь бы моих ошибок не повторять?

– Откуда ты…?

Отец громко усмехнулся, перебив меня.

– Это уже не имеет значения, – сказал он. – Просто хотел сказать, что ты ещё можешь оправдаться перед ними. Ты повторил мою главную ошибку – нежелание повторять эти самые ошибки. Ты стал хорошим отцом, теперь стань им хорошим другом, пока вы не дошли до того, что произошло у нас с тобой. Пока.

Отец ушёл. Чувства были смешанные. Ненависть к отцу приутихла, но её, по сути, уже давно не было, мне попросту плевать на него. Ощущение, будто поговорил с обычным прохожим стариком, повидавшим в жизни многое. Но, как ни странно, этот «прохожий старик» дал мне важный урок.

***

Вечером нас ждал ещё один визит. Это был Смерть. Маски, которую я вижу при нём последние тысячелетия, не было. В руках у него была коса Жнеца, на обухе которой держалась набитая сумка. Он казался таким грустным, словно сейчас заплачет.

– Смерть?! – радостно окликнула его Мэри. – А ты чего так неожиданно? – она подбежала к нему и провела через порог, с опасением сняв сумку с косы, избегая столкновения с острием.

– Министерство закрывают… – он, скинув с ног уже развязанные кроссовки, прошёл в первую попавшуюся комнату на первом этаже (некогда это была комната Лары) и со слёзным воем уткнулся в подушку.

– Эти твари загнали нас в угол!

Мэри села рядом со Смертью, положив руку ему на голову. Я стоял в дверях комнаты, смотря на подавленного сына. Редко видел его таким. А может, и никогда.

– Смерть, – тихо произнёс я.

– Что? – не отрывая лица от подушки, спросил он.

– Хочешь прогуляться?

Что Мэри, что Смерть посмотрели на меня так, будто я сказал что-то удивительное. И это было действительно так. Мы ведь никогда не говорили по душам наедине.

– Прогуляться? С тобой? – переспросил Смерть, протерев мокрые глаза рукавом белой мантии.

– А разве это так удивительно?

Смерть в спешке встал с кровати и поправил мантию. Будто этих слёз только что не было, он вышел из комнаты и, перекинув через плечо свой треугольный рюкзак, сказал:

– Пошли.

***

– Я редко видел тебя плачущим. Что случилось? – спросил я, когда мы шли до одного важного места.

– Это сложно объяснить, – замято ответил Смерть с опущенной вниз головой. Он держал руки в карманах и курил. – Всю свою жизнь я ненавидел какую-либо работу, а тут… Я прикипел к ним. Ну, к работникам, к этой рутине, даже к начальству. У этого всего была своя… как это сказать… атмосфера. Давай не будем об этом?

– Как скажешь.

Мы шли медленно, бродили по тёмным дворам, где уже почти никого не было. Ночь, всё-таки.

– Смерть, слушай… Я хотел с тобой обсудить наши взаимоотношения… Ну, начиная с детства.

– М? – заинтересовался Смерть.

– Я и так опоздал с этим разговором, а теперь не знаю, как всё исправить. И я подумал, что лучшим решением будет…

– Не томи.

– Скажи, ты не думаешь, что я испортил тебе детство?

Смерть задумчиво помолчал.

– Нет.

– Врёшь?

Он не стал отнекиваться, лишь вдохнул, выдохнул, выплюнув сигарету в ближайшую урну, и приготовился к серьёзному разговору.

– Слушай, давай честно. Ты был не подарком. Иногда ты меня бесил. Но ты не был плохим отцом! – последнюю фразу Смерть сказал более импульсивно, акцентируя на ней больше внимания. – И, раз уже об этом заговорили, я прекрасно знаю о твоих родителях, поэтому могу простить любой твой косяк. Всё хорошо, правда.

– Как это, знаешь о родителях? – спросил я.

– Помнишь, когда я впервые не ночевал дома? После нашей ссоры, мама немного рассказала мне об этом. Но я не знаю историю полностью.

– И не надо тебе её знать.

– Агр-х! – возмущённо прозвучал Смерть. – Ты неисправим…

– Об этом я и хотел поговорить. Понимаешь, нам уже не исправить того, что было в детстве, как бы я этого не хотел. Не захотев повторять ошибки своего отца, я повторил его главную ошибку, и жалеть об этом уже поздно. Я просто хочу, чтобы ты не считал меня врагом.

– Я не считаю тебя врагом.

– Да? А как ты объяснишь постоянный поникший вид при виде меня?

– Потому что ты, правда, перебарщиваешь!

Всё снова перерастает в ссору. Ладно, я действительно неисправим. Как бы я этого не хотел, мне нужно принять себя таким, какой есть. Или стоит просто открыться?…

– Я сегодня встретился со своим отцом… – вымолвил я. – И, несмотря на все его оправдания, я не смог его простить. Я не хочу, чтобы мы дошли до того же. Просто ответь честно, ты обижен на меня?

– Нет, пап. Честно, – сказал Смерть, выкинув окурок в урну. – Ты не идеален, но я всегда принимал тебя таким, какой ты есть. И другим, скорее всего, уже никогда не приму.

Я даже не заметил, как мы прошли мимо места, к которому и направлялись. Общага сгнила. Скорее всего, в ней уже никто не живёт. Проходя мимо мусорного бака, я держал руку в сумке, думая, выбрасывать ли мне дневник. Впрочем, это уже было неважно, ведь мы обошли бак стороной.

И всё же, этот дневник – моё единственное воспоминание. Пускай, это был тяжёлый период в моей жизни, я не смогу его просто так отпустить. Это тоже, своего рода, моё наследие.

– Куда мы идём? – спросил Смерть.

– Уже никуда. Просто идём, – я застегнул сумку, оставив дневник там. – Так ты точно не злишься на меня?

– Хватит! – с доброй усмешкой рявкнул Смерть.

Увы, я уже никогда не узнаю, злится он на меня или же нет. Если бы злился, он бы этого не сказал. Это уже и не так важно. Даже если он обижен на меня, я верю, что смогу это исправить. Мы оба хотим наладить наши отношения, и с сегодняшнего дня я готов к этому.

– Хм, ладно, – пожал плечами я. – Обнимемся?

– Нет.

Он сказал это настолько несерьёзно, что вызывало смех. И так, через короткие смешки, мы начинали громко и истерично смеяться, вызывая непонимание у проходящих мимо демонов.