На грани падения

12

Люк

Я не спал всю ночь. После нескольких часов ворочанья с боку на бок я смирился и просто встал с постели. Я накинул шорты для бега, схватил кроссовки и пошел к двери. Мне нужно было привести мысли в порядок.

Было всё ещё темно, наверно, около четырёх утра. Каждое утро я бегал по тропинке, которая огибала мой дом и вела к «Дьявольскому сапогу». Я знал её как свои пять пальцев, поэтому, несмотря на то что было темно, я начал спускаться по тропинке.

Я не могу перестать думать об Эмми. Я не видел её пару дней, но казалось, что прошли недели. Я не знал, что это было за чувство. У меня никогда не было женщины, которая поглощала бы каждое моё мгновение, как это делала Эмми.

Я слушал, как мои ноги ударяются о тропинку в знакомом ритме, чтобы попытаться замедлить ход своих мыслей. Я не бегал с наушниками, только с голосами в моей голове.

В моей голове было столько мыслей, которые я хотел бы упорядочить, большинство из них были связаны с Эмми и по ассоциации с Гасом.

Я всегда заботился об Эмми, и она была в моей жизни столько, сколько я себя помню. Но до этих нескольких недель, Гас был барьером между нами. Не плохим, но всё ещё барьером. За исключением нескольких поездок из школы, я никогда не был с ней наедине.

До этих пор.

Находиться наедине с Эмми было всё равно что ненадолго оторваться от реальности. Были только мы вдвоём, Люк и Эмми. Не Брукс, неудачник Мидоуларка, и Эмми, любимица города. То, что я чувствовал, когда был с ней, быстро становилось лучшим чувством, что я когда-либо испытывал.

Я потратил последние несколько лет, пытаясь стать кем-то, и в Эмми было что-то, что заставило меня поверить, что я могу достигнуть своей цели. Потому что когда она не умничала, она была внимательной, умной и чертовски хорошим слушателем.

Эта Эмми была в новинку для меня, и я не мог перестать думать, что это было из-за того, что обычно я выводил её из себя. Я был чокнутым ребёнком. Что обычно означало для меня быть импульсивным и искать внимания — любого проявления внимания. Включая быть задетым острым язычком Эмми.

Честно говоря, мне всё ещё нравилась эта ее версия.

Мне не нравилось, как я недавно дразнил её из-за всего, но мне нравилось, как она давала сдачи. Повзрослев, люди бы, вероятно, описали Эмми как милую и застенчивую.

Но не я. Она не показывала мне эту сторону себя.

Я бы использовал фразы типа «заноза в заднице» или «упёртая».

Когда мы были младше, даже если мы были не на ранчо, Эмми всегда возникала рядом со мной. Если я звал девушку в закусочную, то Эмми была бы там, занимаясь с Тедди. Если кто-то организовывал домашнюю вечеринку, Тедди бы умудрилась провести их двоих туда, даже если все там были минимум на пять лет старше них.

Это чертовски бесило меня, и я уверен, что Эмми знала об этом.

В одну ночь у костра я увидел, как Эмми развлекается с парнем, который жил в другом городе и был старше меня. Эмми было семнадцать, так что он вёл себя как грёбаный придурок.

Когда он встал, чтобы принести ей выпить, я подошёл к нему и сказал, что если он посмотрит на неё ещё раз, то пожалеет. После того, как он сбежал, я пошёл к Эмми и сказал ей довольно ужасные вещи — типа о том, что она одевается так, чтобы привлечь ненужное внимание, назвал её глупым ребенком и сказал ей уйти на глазах у всех.

Я думал, что был достаточно большим засранцем, чтобы сбить её с толку и отправить домой. Я знал, что она была смущена. Если бы кто-то другой сказал ей такое, то, возможно, это бы и возымело желаемый эффект, но так как это был я, Эмми вернулась и начала провоцировать меня.

В стольких выражениях она назвала меня ни на что не годным придурком и умчалась прочь.

Она не ошибалась.

Как бы она не разжигала меня, я хотел, чтобы она делала это снова. Я не знал, в чём было дело, — в её честности, её язвительности или просто иметь кого-то, кто видел меня таким, каким я думал, что являюсь, — но это заставляло меня так отчаянно хотеть разозлить её.

Теперь я начал узнавать другую сторону Эмми, но я всё ещё мог разглядеть ту девочку с острым как бритва язычком в женщине с соблазнительным ртом.

Это было похоже на то, будто я всю жизнь собирал кусочки её, а теперь наконец-то соединил их всех вместе.

Угадайте, что? Не было ни одной части Эмми, которая бы мне не понравилась.

Я так облажался.

Я не имел ни малейшего понятия, что делать. С одной стороны, Эмми была под запретом. Гас сошёл бы с ума, ели бы выяснил, что что-либо происходит или когда-либо происходило между нами. Учитывая мой послужной список с женщинами, я не мог его винить.

Не то чтобы я плохо обращался с женщинами. Честно говоря, я никогда не был с ними достаточно долго, чтобы хоть как-то обращаться с ними. Я видел, как мой отчим относился к моей маме, и рано решил, что никогда не буду таким парнем — тем, которому постоянно нужно было одерживать верх, которому нужна была вся власть.

Я ненавидел этого парня.

Вместо этого я стал парнем, которому все могли позвонить ради хорошего времяпровождения.

Я имею в виду, кто бы захотел, чтобы его младшая сестра в итоге оказалась с таким парнем?

Не то чтобы мы с Эмми в итоге окажемся вместе или типа того. Это не то, что я имел в виду.

Гас — мой лучший друг. Кто знает, что бы было со мной, если бы Гас не накормил меня половиной своего сэндвича с арахисовым маслом во втором классе, когда у меня не было ланча.

Я не хотел проебать нашу дружбу, но я также не хотел упустить то, что могло случиться с Эмми.

Что-то в ней ощущалось иначе. Это ощущалось хорошо. Я хотел знать, куда это можем привести, куда можем привести мы.

Даже если в итоге мы будет друзьями. Я хотел, чтобы она была в моей жизни, больше, чем она уже была. Этого было больше недостаточно.

Первые признаки рассвета пробивались сквозь деревья, и я замедлился, чтобы остановиться прямо перед «Дьявольским сапогом». Тропинка заканчивалась здесь, так что мне нужно было развернуться, чтобы вернуться домой. В утренних лучах бар выглядел почти заброшенным. Честно говоря, вероятно, так и было. По крайней мере, его посещали плохие решения. Казалось, что кусочки ночи цеплялись за него, отказываясь уступать дорогу свету.

Большая часть меня не могла поверить, что он был моим.

Я уставился на его выцветшую краску. Я вытащил это место из ямы, которую для него выкопал Джимми. Было время, когда я бы выкопал эту яму ещё глубже, и поверьте мне, было чертовски заманчиво зарыть всё в землю, самоуничтожиться. Но я так больше не делал, по крайней мере, пытался. Это было немного, но уже что-то.

Эта часть меня, которая хотела построить жизнь отличную от жизни моего отца, и проделывала чертовски хорошую работу в этом — по крайней мере, пока — была другой частью меня, которую Эмми не знала. Я хотел, чтобы она узнала.

Я тоже хотел поделиться с ней частичками себя.

Я начал свою пробежку, чтобы выяснить, как держаться подальше от Эмми. А закончил её с решением, что я не собираюсь держаться подальше от неё. По крайней мере, пока.

Не сегодня.

Сегодня я собирался дать Эмми кусочек меня, за которой она смогла бы удержаться.

Эмми

На следующее утро раздался ещё один стук в дверь моей хижины. Он разбудил меня, что означало, что было чертовски раннее утро, учитывая, что я ставила будильник на шесть утра. Почему все на этой планете существуют, чтобы будить меня?

Раздался опять стук. Я издала стон и скатилась с кровати, потом потопала к двери, деревянный пол морозил мои ноги.

Я открыла дверь никому иному, как Люку Бруксу. Его глаза расширились, когда он оглядел меня. В тот момент я поняла, что залезла в кровать прошлой ночью только в тонкой белой майке и паре штанов. Чёрт.

— Секунду, — сказала я и захлопнула дверь перед его лицом. Чёрт, чёрт, чёрт. Я даже не могла пожелать ему доброго утра, потому что мои соски уже опередили меня.

Я порылась в куче вещей на полу, ища что-то, чем можно было бы хоть немного прикрыться. Я нашла старую фланелевую рубашку оверсайз и накинула на выбранную мной пижаму.

Я вернулась к двери и глубоко вздохнула, прежде чем снова открыть её. Брукс всё ещё был там. Теперь, когда я была почти прилично одета, у меня было время, чтобы разглядеть его. Другая пара идеально-сидящих поношенных джинсов, изуродованная футболка и бейсболка, надетая задом-наперёд. Выбранная им униформа. Теперь я была большим фанатом униформы Бруксы.

Предательница, — подумала я про себя.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Сейчас восемь тридцать. Я ждал тебя в конюшнях час. — Вот дерьмо. Я правда проспала все свои будильники? — И я стучал минут десять. Я уже собирался вломиться, чтобы убедиться, что ты не мертва.

— Чёрт, прости. Дай мне пару минут, и я буду готова.

— Мы не будет сегодня кататься верхом, — сказал он.

— Что? — тогда какого чёрта мы будем делать?

— Я хочу отвезти тебя в одно место. Купальник, вероятно, — хорошая идея.

Я скрестила руки на груди.

— У меня есть работа, которую нужно делать, Брукс.

— Один из работников ранчо сегодня работает здесь, потому что меня обычно нет поблизости, и его график не изменился с твоим возвращением домой. С тобой всё будет в порядке.

О. Это было хорошо.

Наверно.

— Скажи мне, куда мы едем.

— Нет. Я уже сказал тебе больше, чем нужно, рассказав о купальнике, но я решил, что ты не захочешь плавать в нижнем белье.

— Так ты думал обо мне в нижнем белье? — его глаза сузились, вероятно, не оценив мои разбрасывания сарказма в него так рано утром. Что ж, я не оценила, что он появляется у двери моей хижины и говорит мне, что делать.

— Одевайся, Эмми, — сказал он серьезно. Он сунул руку внутрь хижины и закрыл дверь, давая мне понять, что я должна сделать то, что он сказал.

Боже, он был таким требовательным иногда. Интересно, был ли он таким же в постели.

Возьми себя в руки, Эмми.

Я осмотрела свою хижину, неуверенная, где я вообще найду купальник. Это место было чёртовой катастрофой. Мне не особо удавалось содержать вещи в чистоте. Иногда мне было легче жить под кучами, чем сталкиваться с тем, что могло быть в них. Это было нелогично, но мой мозг в общем-то не работал в обычном режиме.

Мне потребовалось несколько куч, но я нашла свой красный раздельный купальник. Верх был спортивный с квадратным вырезом, благодаря которому мои ключицы хорошо выглядели.

Я натянула джинсовые шорты и укороченную футболку с изображением музыкальной группы и направилась к двери. Когда я открыла её, Брукс был прямо там, где я его оставила, выглядя прямо как парень с плаката Вайоминга.

— Какую обувь мне следует надеть? — спросила я. Брукс воспринял это как возможность осмотреть меня. Жар наполнил моё тело, когда его взгляд прошёлся от моих ног до глаз.

— Твои сапоги подойдут, — сказал он.

Они были у двери, поэтому я отвернулась от Брукса и нагнулась, чтобы надеть их.

— Готова, — сказала я, когда развернулась. Его глаза всё ещё были там, где была моя задница, когда я обувала свои сапоги.

Его взгляд встретился с моим. Я подняла бровь, глядя на него, и Люк Брукс сделал то, о чём я даже не подозревала, что он способен на такое — он покраснел.

— Пойдём, — сказал Брукс. Он отодвинулся и протянул руку, жестом приглашая меня идти перед ним. Я закрыла дверь хижины и направилась к его грузовику, который был припаркован рядом с моим. Брукс догнал меня.

— Ты каталась верхом за последние несколько дней, да?

— Ага. Как ты узнал?

— Догадался. Подумал, что ты могла бы взять выходной.

Мы подошли к пассажирской двери грузовика, и я хотела открыть свою дверь, но Брукс меня опередил.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз мужчина открывал для меня дверь. Я забралась в салон, и он убедился, что я полностью внутри, прежде чем захлопнуть дверь. Когда он забрался на свою сторону, он схватил с сиденья авиаторы и надел их.

Как будто он мог стать ещё горячее.

— Этот кофе твой, — он кивнул на стаканчик в подстаканнике рядом со мной. Он был из единственной кофейни в Мидоуларке. Вероятно, он может стать ещё горячее. Я сделала глоток. Кофе был идеальным.

— Я не знал, изменились ли твои предпочтения в кофе, поэтому взял, как помнил. Фильтр-кофе, много сливок, без сахара.

— Идеально, — сказала я. Я даже не могла вспомнить, когда Брукс был рядом, чтобы услышать, как я заказываю себе кофе, но вот он здесь, помня это, будто это ничего не значит. Я держала стаканчик двумя руками и позволила ему, как и задумчивости, которая возникла вместе с ним, согревать меня.

Chevy K-20 Брукса имела только передний ряд сидений, в середине которого была сумка. Несмотря на то, что я не ела бекон, я узнала запах.

— Для тебя есть вегетарианский буррито на завтрак.

— С дополнительной порцией бекона для тебя, я полагаю?

Брукс употребил достаточно приёмов пищи в моём доме, чтобы я знала, что этот мужчина любил бекон. Он и мои братья были бездонными пропастями, когда дело касалось еды. Когда мы передавали тарелки за обеденным столом, мой папа всегда удостоверялся, что я брала их первая, потому что если я получала их последняя, то был слишком велик шанс, что в них уже ничего не оставалось, несмотря на гигантские порции, которые мы делали.

— Естественно, — сказал он.

Я вытащила своё буррито из сумки и начала есть. Боже, кофейня реально шагнула вперёд в завтраках. Он был очень вкусный.

— Когда ты избавился от своей C/K? — спросила я.

Брукс улыбнулся.

— Она всё ещё моя, но, к сожалению, она уже не в рабочем состоянии. Я купил эту у одного из постояльцев бара в прошлом году.

— Мне нравится, — этот грузовик подходил ему. Он был классический и мужественный.

— Мне тоже. Гас пытался уговорить меня на новый грузовик, но я не готов распрощаться с ручной коробкой передач или окнами, которые действительно опускаются вниз, — сказал он. — Я рад видеть, что у тебя всё ещё есть твой грузовик.

Теперь был мой черёд улыбаться. Я любила свой грузовик. Я усердно работала ради него, и это была моя первая большая покупка, которую я совершила сама.

— Я буду ездить на нём, пока физически не смогу больше водить, и даже после тебе придётся вырывать ключи из моих холодных, мёртвых рук, — сказала я.

— Ты же знаешь, что он чертовски ужасен, да? — сказал он с ухмылкой.

— Как и ты, — съязвила я. Я бы не стала терпеть эту клевету на автомобиль. — В любом случае, так куда ты меня везёшь?

— Увидишь, — сказал он, его ухмылка стала шире. — Думаю, тебе понравится.

— Что натолкнуло тебя на идею поездки?

— С тех пор, как ты дома, ты была только в трёх местах: ранчо, бар и дом Тедди, — он был прав.

— Самые прекрасные места, — сказала я, — за исключением «Дьявольского сапога». Я немного сомневаюсь в нём. — Брукс выразительно посмотрел на меня.

— Пофиг. Если ты собираешься остаться в Мидоуларке, ты можешь ещё найти несколько мест, чтобы влюбиться в Мидоуларк, — сказал он. — Я знаю, что тебе было нелегко вернуться домой, и, хотя ты любишь свою семью и ранчо, они не могут быть единственным, что ты любишь, если ты собираешься остаться здесь и быть счастливой.

Маленький комок образовался в моём горле. Это было заботливо. Вместо разговоров я вытащила буррито Брукса из сумки, наполовину распаковала его, чтобы он мог есть его, пока ведёт машину, и передала его. Это был маленький жест, но я надеялась, что он поймёт смысл: спасибо тебе.

Он быстро улыбнулся мне, прежде чем его взгляд вернулся на дорогу, с буррито на завтрак в руке. Как мужчина мог управлять ручной коробкой передач и есть буррито в это же время было выше моего понимания.

Я подумала о том, что мой папа сказал мне недавно: Люк Брукс обладает сердцем размером со Скалистые горы. Я начинала думать, что это было правдой, и задумалась, почему не замечала этого прежде.

Мы с Брусом ехали недолго, наверно, около тридцати минут. Я быстро справилась со своим буррито на завтрак, но тянула время с кофе, наслаждаясь как напитком, так и жестом. Мы проехали через город, который, по сути, состоял всего из одной дороги. Оттуда он выехал на шоссе.

Через несколько километров, он съехал на дорогу, которая вела в горы. Как только он съехал с шоссе, то сбросил скорость, чтобы мы могли опустить окна. Я была благодарна за то, что он дождался, чтобы снизить скорость. Обычно открытые окна на шоссе делали меня немного переутомлённой. Просто было слишком много гула. Но ехать с открытыми окнами здесь было раем.

Летний воздух Вайоминга наполнил грузовик, и солнце отражалось от капота. По радио играли Brooks & Dunn — одна из любимых групп Брукса.

Мне стало интересно, было ли его фамилия как-то связана с ней.

Он ехал пока не закончился асфальт, а затем продолжил по грунтовой дороге, которая шла за ним. Она шла вверх. Мы направлялись в горы. После нескольких поворотов серпантина Брукс припарковал свой грузовик на обочине.

— Прогуляемся. Не против?

— Ты привёз меня сюда, чтобы убить? — спросила я.

— Ага, — сказал он без эмоций.

— Чёрт. Ты мог бы, по крайней мере, посоветовать мне надеть ботинки с какой-нибудь протекцией, чтобы я могла уйти с достоинством, — сказала я, — теперь я буду скользить повсюду, пока я буду пытаться убежать.

— Хотел убедиться, что поймаю тебя, — сказал он. Почему это всё вызывало во мне… покалывание? — Но не переживай, это короткая прогулка и в основном на равниной поверхности. Мы проехали крутой участок.

Брукс выбрался из грузовика, а я следом. В деревья вела пешая тропа. Здесь, наверху, было прохладнее, но всё ещё тепло.

Мы с Бруксом шли в комфортной тишине несколько минут. Пока мы шли, я осматривалась. Не думаю, что было что-то более магическое, чем солнце, пробивающееся сквозь деревья.

Мы вышли из деревьев к маленькой полянке. Она была пышная и зелёная, со множеством вкраплений полевых цветов повсюду. Уверена, что вся полянка была бы усеяна полевыми цветами, если бы мы приехали сюда в апреле.

Я слышала, как вода течёт по камням, поэтому поискала источник. На дальнем конце поляны был небольшой водопад, который пробивался сквозь деревья. Вода из него впадала в родник.

Всё было безмятежное. Будто картина.

— Как ты нашёл это место? — спросила я. Мой голос был охвачен благоговейным страхом.

— Удача. Я нашёл его почти сразу, как получил водительское удостоверение. — Он сиял, вокруг его глаз появились морщинки, когда он направился к воде. Я последовала, борясь со стремление побежать и прыгнуть в кристально чистую воду.

— Как часто ты приходишь сюда? — спросила я.

— Так часто, как могу. Лето — лучшее время, потому что можно плавать, но зимой водопад замерзает. Это потрясающе.

— Ты обычно приходишь сюда один? — спросила я. Перевод: много женщин ты сюда приводишь? Потому что это было чертовски хорошее место, чтобы приводить женщин.

Брукс посмотрел на меня серьёзным взглядом.

— Это место моё. Ты первая, кого я привёл сюда.

— О, — сказала я тупо.

— Ага, о, — сказал он с улыбкой.

— Даже Гаса не приводил?

— Даже Гаса.

У меня появилось это ощущение в животе, которое становилось нормальным явлением, когда я была рядом с Бруксом. Я не знала, что думать об этом или о том, как он смотрел на меня. Через секунду выражение его лица поменялось на более озорное, и мои внутренности перевернулись.

Что происходит со мной?

Он схватился за край своей футболки и стянул её через голову. Его бейсболка слетела вместе с ней. Он кинул её мне в лицо. Его футболка пахла чистым бельём и мятой.

Почему он раздевался? Не то чтобы я была против.

Ни капельки. Боже, я была такой слабой.

У меня заняло секунду, чтобы вспомнить, что на мне был купальник. Вот почему он раздевался. Мы собирались плавать. Он скинул свои ботинки и стянул джинсы с ног. Я пыталась не пялиться, но чёрт.

У Брукса было одно из тех тел, которые были отточены тяжёлым трудом. Его мышцы не были выпуклыми, но они были чётко очерченными, жилистыми и подтянутыми.

Даже не заставляйте меня начинать говорить о грёбаных венах, бегущих по его предплечьям.

Вы не получите такое тело в спортзале.

Я разглядывала его. Почему у него не было линий загара? Он загорал голым? Изображение голого Брукса промелькнуло в моей голове. Я даже не могла отчитать себя. Я не имела никакого стыда.

Кто-то должен сделать скульптуру этого мужчины, — подумала я.

— Твоя очередь, — сказал Брукс, вырвав меня из моего быстро развивающегося хода мыслей.

— Ч-что? — я запиналась. Я всё ещё смотрела на его тело, не глядя в глаза.

— Ты же не собираешься плавать во всей свой одежде, так? — спросил он.

О. Точно.

Я начала расстёгивать свои шорты, но то, как на меня смотрел Брукс, в сочетании с тем фактом, что он привёл меня в «его место», делало всю эту ситуацию странно… интимной.

Встретившись взглядом с Бруксом, я стянула шорты вниз по ногам и переступила через них. Я смотрела, как он резко втянул воздух, и его взгляд оставался на мне, пока я стягивала свою футболку через голову и кинула её поверх своих сброшенных шорт.

Мне показалось, или его ноздри действительно раздулись?

— Ты готова? — спросил он. Его голос определённо стал глубже. Я лишь кивнула, боясь, что пискну как мышь, если попытаюсь заговорить. Брукс протянул мне руку. Я взяла её, переплетая наши пальцы, стараясь не думать о том, насколько это приятно. — Честно предупреждаю, — сказал он, — вода будет пиздец какая холодная.

Я издала смешок.

Брукс, не теряя времени, потащил меня к воде и перешел на бег трусцой. Я снова засмеялась, теперь уже громче. Я наслаждалась тем, каково это — быть такой свободной.

Когда мы достигли берега, я даже не думала об этом, а просто прыгнула.

Как и он.

Погружение в воду было мощным и чудесным.

Брукс был прав — вода пиздец какая холодная.

Когда моя голова ушла под воду, я ничего не слышала. Я чувствовала только воду вокруг себя и руку Брукса в моей. После войны, которую я вела сама с собой с тех пор, как меня скинула лошадь, в моей голове наконец-то было тихо.

Я вернулась на поверхность воды, и когда моя голова вынырнула, я сделала глубокий вдох. Брукс быстро вынырнул после меня и использовал мою руку, за которую всё ещё держался, чтобы притянуть меня к себе. Я инстинктивно обхватила его ногами за талию и почувствовала, как у меня внутри всё перевернулось.

Чёрт, он был таким ловким.

По его лицу стекала вода, и он улыбался шире, чем я когда-либо видела. От этого морщинки вокруг его глаз стали глубже, а у меня закружилась голова.

— Спасибо, что привёз меня сюда, — сказала я искренне. Я была здесь всего пять минут, но уже любила это место.

— Приятно быть здесь с кем-то, — сказал он. Он не пытался оттолкнуть меня, поэтому я оставалась в воде, обхватив ногами его талии. Мы приближались к черте, которую я отчаянно хотела пересечь. Я старалась не думать о том, как реагировало моё тело на нахождение рядом с ним в такой близости. — Как продвигалась верховая езда последние несколько дней?

— Нормально. Я хочу попробовать ходить вокруг бочек, но не знаю, как я буду себя чувствовать, и я знаю, что Мэйпл не терпится полетать, но я пока не чувствую, что готова.

— Ты собираешься участвовать в скачках, когда будет проходить дивизион в Мидоуларке? — Боже, сначала Уэс, теперь Брукс. Почему все мужчины в моей жизни читали газету?

— Я не знала, что ты читаешь газету.

— Я владелец местного бизнеса. Я должен быть хорошо проинформирован о том, что происходит в Мидоуларке, — пошутил он.

— Я мне кажется, что хочу, — сказала я, — участвовать в скачках, имею в виду. — Я призналась ему в этом в тот же момент, что и себе. Я не знала, как я сделаю это, но что-то в скачках в моём родном городе привлекло меня так, как я никогда не думала.

— Тогда тебе следует поучаствовать. Ты можешь сделать это, Эмми. Вернуться на лошадь — самая сложная часть.

Это было похоже на то, что сказал бы родитель своему ребёнку, когда тот упал с велосипеда. Я много раз падала с велосипедов и лошадей, но на этот раз всё было по-другому.

Этот раз потряс меня так, как я и не подозревала, что это возможно.

— Но я не хочу просто сделать это, — сказала я, зная, что участвовать в скачках ради скачек будет недостаточно для меня. — Если я буду участвовать, то хочу победить. — Я всегда хотела побеждать. В этом и была проблема.

— Тогда победи. — Брукс всё ещё улыбался, но в этот раз более вдумчиво.

— Ты так говоришь, будто это не проблема.

— Ты Клементина Райдер. Ты побила рекорд в пятнадцать секунд на скачках в прошлом году. Это не проблема. — Откуда он знал?

— Ага, и сейчас мне в среднем нужно пять минут, чтобы сделать круг, — возразила я, — просто небольшая разница.

— Две недели назад ты не могла взобраться на лошадь, так что мне нравятся твои шансы, — сказал он. — Кроме победы, почему ты хочешь участвовать в скачках?

Это был сложный вопрос. Не потому, что я не знала ответа, а ровно наоборот. У меня не было сомнений на этот счёт. Я не была уверена в том, что такого было в этом мужчине, что вытягивало все слова, который обычно существовали исключительно в моей голове, но я хотела рассказать ему.

— Я хочу иметь шанс попрощаться, — я тихо признала. Я даже не была уверена, что Брукс услышит меня из-за воды.

— Ты заслуживаешь этого, — просто сказал он. То, как он смотрел на меня, заставляло меня хотеть остаться здесь с моими ногами, обёрнутыми вокруг его талии, и его руками, держащими меня, навсегда.

— Ты не собираешься приставать ко мне с расспросами, почему я бросаю свою карьеру, или сказать мне, что я совершаю ошибку?

— Нет, — сказал он. — Честно говоря, мне это интересно, но единственный человек, который должен быть доволен твоим решением, — это ты сама, Эмми. — Судя по выражению его лица, он действительно так считал.

— Я не понимаю, что чувствую, честно. Всё, что я знаю, это я люблю ездить верхом, но я больше не хочу, чтобы езда верхом была всем для меня, — признала я.

— Знаешь, если тебе не нравится та дорога, на который ты сейчас, ты можешь проложить новую.

— Кто сказал это? Роберт Фрост? (Прим. Роберт Ли Фрост — американский педагог, один из крупнейших поэтов в истории США, четырёхкратный лауреат Пулитцеровской премии.).

Брукс улыбнулся и покачал головой.

— Долли Партон, — ответил он. (Прим. До́лли Ребе́кка Па́ртон — американская кантри-певица и киноактриса, которая написала более шестисот песен и двадцать пять раз поднималась на верхнюю позицию кантри-чартов журнала «Биллборд».).

— О, Боже, — сказала я, смеясь, — думаю, это решение давно созревало. Мой терапевт в Денвере переживал, что я выматывала саму себя.

— Это так?

— Да. Но не так, как ты думаешь, — сказала я. Он слегка кивнул мне, давая разрешения продолжить, — несколько лет назад мне диагностировали СДВГ. Мне всегда казалось, что я делаю миллион вещей одновременно, и я чувствовала, что должна уделить всем этим вещам всё своё внимание.

Я думала о том, как постановка диагноза изменила всё для меня. Внезапно я смогла объяснить, почему поступала таким образом. Это было открытием для меня. Это всё изменило, но не так, как я ожидала. Я надеялась, что диагноз всё решит, что я больше не буду чувствовать себя такой отчаянной, чтобы всё время полностью контролировать ситуацию, что я перестану принимать импульсивные решения, основываясь на том факте, что это заставило меня на минуту почувствовать, что я сама отвечаю за свою жизнь.

Этого не произошло. Вместо этого, я лишь знала, почему я так делаю, но я не была способна остановить себя. Я продолжала делать слишком много дел и фиксироваться на вещах, которые заставляли меня почувствовать силу.

— Какое-то время выполнение всех этих действий казалось невероятным. Мне казалось, что я могу выполнить миллион дел и не допустить ни одной ошибки. Я делала так в старшей школе, в колледже и поступила так же в своей карьере наездницы. Я действовала слишком сильно, слишком быстро. Это похоже на цикл гипер-фиксации. Езда верхом была более последовательной, чем всё остальное, но, когда я побила пятнадцать секунд в той рекордной поездке, казалось, что мои отношения со скачками полностью изменились.

Брукс не сводил с меня глаз, слушая всё, что я говорила.

— Это не приносила мне никакого удовольствия, но я продолжала заниматься, потому что не могла остановиться. Это было почти импульсивно, учитывая то, как я тренировалась и ездила верхом в течение нескольких месяцев, предшествовавших моему несчастному случаю. Примерно за неделю я упёрлась в стену. Я потеряла свою мотивацию. Это слишком давило, я устала. Я ушла в свои мысли. Моё сердце больше не принадлежало скачкам, а я не ездила верхом на своём уровне. Иначе, я, вероятно, смогла бы что-то сделать при падении. Может, не остановила бы его полностью, но могла бы, по крайней мере, смягчить удар.

— Падение было не по твоей вине, Эмми. Такое дерьмо могло случиться с любым, — сказал Брукс. Его тон был серьёзным.

— Знаю, но я миллион раз сваливалась с лошади. Я знаю, как делать это безопасно, и я должна была поступить так вместо того, чтобы позволять лошади прокатить меня.

Я вздрогнула при воспоминании удара о забор и почувствовала, как большой палец Брукса под водой делал маленькие круги по моим рёбрам. Его прикосновение успокаивало.

— И последние пару месяцев я была такая чертовски уставшая. Я проспала свой будильник чаще, чем когда-либо. Я перестала принимать свои таблетки от СДВГ. Я сидела в своей квартире и не двигалась, позволяя жизни проходить сквозь меня, и мне было наплевать.

— Так что заставило тебя вернуться домой? — спросил Брукс.

— Чистый импульсивный контроль, — сказала я честно. Он выглядел смущённым и мне показалось, что надо объясниться. — Когда у меня появляется импульс сделать что-то, мне сложно это контролировать, когда всё нормально. Особенно сложно, когда я всё равно чувствуя себя неконтролируемо.

— Но это заставляет тебя чувствовать более контролирующей? — спросил он задумчиво.

— На минуту, да.

— Так ты жалеешь, что вернулась домой?

Это был чертовски хороший вопрос. Я думала об этом. Честно говоря, я думала, что буду жалеть о возвращении домой, но я не жалела.

— Нет, не жалею. Не важно, как я пришла к этому решению, оно было правильным. — Я заметила, как слегка расслабились его плечи после моего ответа. До этого момента я не осознавала, что они были напряжены.

— Эмми, хочу, чтобы ты знала, что я рад, что ты здесь.

Он опять смотрел на меня так. Будто я была единственным человеком на планете, который имел значение.

Я опьянела от этого взгляда.

Мои ноги всё ещё обвивали его талию, а он прижимал меня к себе. Я могла чувствовать жар его рук на моей коже даже под водой. Я наклонилась и положила свою голову на его плечо.

— Знаешь, — сказал он. Я чувствовала его губы на своих волосах. Я хотела почувствовать его губы везде, — я узнал о тебе за последние две недели больше, чем за двадцать лет.

— Я тоже, — сказала я. Я хотела узнать больше. — Расскажи мне что-нибудь ещё.

— Что ты хочешь знать? — спросил он. Я хотела узнать, когда он изменился, но не думала, что могу спросить об этом прямо. По большей части, потому что я не знала, действительно ли он изменился, или просто я никогда по-настоящему не знала его, или оба этих предположения были верны.

Вместо этого я сказала:

— Ты выглядишь иначе.

— И?

— Думаю, мне просто интересно, когда это произошло. — Он молчал. Я надеялась, что не сказала лишнего.

— Пять лет назад, — сказал он твёрдо. — Множество вещей случилось со мной за раз. Райли родилась, Джимми умер, я унаследовал кучу дерьма, о котором я даже не знал, что Джимми владел, и я загремел в тюрьму после довольно серьёзной драки в баре. Твой отец пришёл вытащить меня из тюрьмы. Он сказал, что либо я стану собой, либо буду как Джимми, но я не смогу быть и тем, и тем. Не знаю, будто это соединило что-то в моей голове. Я думаю, многое во мне осталось прежним. Я просто перестал активно работать против себя самого.

Мой папа сказал мне, что Брукс был своим худшим врагом, поэтому я могу понять, как наличие чего-то, ради чего можно работать, могло бы изменить это для него.

— Ты хотя бы выиграл драку в баре? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

— Определённо, — сказал он, — но этот мудак сломал мне нос.

— Ах, вот почему он такой хреновый, — сказала я. Я почувствовала, как завибрировала его грудь от смеха. Он убрал руки с моей талии и разжал мои ноги вокруг себя. Проклятье, — подумала я про себя.

— Ты заносчивая задница, в курсе?

— Я? Никогда. — Брукс выразительно посмотрел на меня. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы так сильно брызнуть в него водой, как могла.

— Ах ты маленькая….

Прежде чем Брукс смог закончить предложение, я начала уплывать, зная, что он последует за мной.

Он так и сделал.

Я потеряла счёт времени, но мы провели следующие мгновения купаясь в источниках, по очереди катаясь на верёвочных качелях, которые Брукс установил много лет назад, и разговаривая всё это время.

Мы сидели на берегу источника, обсыхая, когда мой живот громко заурчал, и Брукс сказал?

— Наверно, нам пора уезжать отсюда.

Я не хотела уходить, но, скорее всего, у меня было миллион пропущенных звонков от Тедди, которая гадала, где я находилась. Брукс протянул мне мою футболку и шорты с земли. Мы оделись в тишине и пошли обратно к грузовику.

Брукс переплёл свои пальцы с моими. В тот момент я приняла решения. Я поцелую этого мужчину.

Сегодня.