На грани падения

1

Эмми

— Клементина Райдер, клянусь Богом, если ты собираешься хандрить весь вечер, я заберу тебя домой, — сказала Тедди.

— Я не хандрю! — запротестовала я, хотя действительно хандрила.

Пребывание дома оказывало на меня такое влияние. Также как и то, что Тедди использовала моё полное имя. Серьёзно, кто называет свою единственную дочь в честь фрукта?

Когда речь шла о ночи вне дома, Тедди была настроена решительно, а когда Тедди была настроена решительно, с ней было невозможно спорить. Обычно я не возражала. Тедди была моей лучшей подругой. Она знала меня лучше, чем я сама себя, и понимала, что нужно мне, даже раньше, чем я сама. Когда утром я приняла решение забрать вещи из квартиры, расстаться со своим парнем через записку на холодильнике, и покинуть скачки, я проехала 300 миль прямо к её дому в нашем маленьком родном городе. (Прим. 300 миль — примерно 483 км).

Я даже ещё не забрала вещи из своего грузовика — он стоял на подъездной дорожке к дому Тедди.

Я узнала грунтовую дорогу, по которой нас везла Тедди, и сразу пожелала вернуться обратно к своему грузовику.

— «Дьявольский сапог»? Серьёзно? — спросила я.

Я знала, что в Мидоуларке у нас было не так уж много вариантов, но «Дьявольский сапог» был тем местом, которое я хотела бы избежать. Вероятность того, что я знаю каждого из его посетителей, была опасно высока.

Мои папа и братья ещё не знали, что я дома, и мне было нужно, чтобы они ещё немного оставались в неведении.

— Да, «Дьявольский сапог». Там можно повеселиться и отключить голову, — объяснила она, — а тебе нужно повеселиться и отключить голову, Эмми.

Честно говоря, мне, наверное, действительно это было нужно, но так уж исторически сложилось, что определение веселья у Тедди немного отличалось от моего.

— Знаешь, что веселит? — спросила я. — Вино и …

Тедди перебила меня и закончила моё предложение.

— Вино и «Стильная штучка» весело. Ты права, — сказала она. — Но, Эмми. Ты сидела в своей квартире в Денвере, попивая вино и смотря «Стильную штучку», целый месяц. Буквально каждый раз, когда мы общались по FaceTime, я слышала, как Патрика Демпси бросили у алтаря, а потом мысленно видела его заплаканные голубые глаза — это единственное, что я могла вынести.

— Это лучшая сцена во всем фильме, — заспорила я. — Она разбивает сердце и собирает его воедино.

Тедди положила свою руку на сердце.

— Я не преуменьшаю ценность «Стильной штучки», — сказала она. — Я бы никогда не посмела. Я просто говорю, что есть причина, по которой ты приехала домой, вместо того чтобы смотреть этот фильм в тридцать второй раз.

Чёрт. Я ненавидела, когда она права.

— Ладно, — я уступила, — но ты платишь за напитки.

Тедди засмеялась.

— Ты слишком узко мыслишь. Почему я должна платить за твои напитки — или за свои — когда я знаю, что в «Дьявольском сапоге» по крайней мере дюжина парней, которые бы с радостью оплатили их?

— Ты переоцениваешь мои способности к убеждению мужчин, — сказала я.

— А ты недооцениваешь мои, — ухмыльнулась Тедди. — К тому же, — добавила она, — ты Клементина Райдер, чемпионка скачек вокруг бочек и член самой любимой семьи Мидоуларка. Мужчины, вероятно, будут спорить из-за того, кто купит тебе, а по совместительству и мне, выпивку.

Я раздраженно фыркнула.

Тедди одарила меня одной из своих обаятельных улыбок.

— Между колледжем и скачками, ты пропала почти на десятилетие, и когда возвращалась, виделась только со своей семьёй и мной, — продолжила она. — Из любимицы Мидоуларка ты стала загадкой Мидоуларка. Люди будут счастливы увидеть тебя.

Грузовик Тедди остановился. Я выглянула из окна на знакомую грунтовую парковку. Она была заполнена. Конечно же она была — сегодня вечер пятницы в Мидоуларке, Вайоминг.

Почему причина, которая заставила меня собрать всю мою жизнь в Денвере и удрать домой, не мог подождать до понедельника?

«Дьявольский сапог» был одним из старейших баров Вайоминга и находился почти на границе округа Мидоуларка. Он находился достаточно далеко от дороги, так что его посетителями почти всегда были исключительно местные жители. Со стороны он выглядел не так уж и привлекательною. Чёрт, внутри он тоже выглядел не очень-то. Это было старое деревянное здание, построенное в стиле классическом пивной. Там были пятна выцветшей краски, слишком много неоновых вывесок и кусок фанеры, висевшей над входной дверью, на которой из баллончика был нарисован ковбойский сапог с трезубцем дьявола внутри. Вообще, во всём баре нигде не было написано «Дьявольский сапог» — ни на двери, ни на пивных бокалах, ни где-либо ещё. Это всегда был просто одинокий сапог и трезубец.

Несмотря на то, что мы всё ещё были в грузовике, я могла слышать музыкальную группу. Они играли кавер на Хэнка Уильямса. Было всего лишь девять вечера, так что классика кантри продолжится, пока толпа не потребовала бы каких-нибудь новых хитов, под которые они могли бы танцевать и петь. Я скрестила пальцы, чтобы к тому времени меня и Тедди здесь уже не было. (Прим. Хэнк Уильямс (англ. Hank Williams; полное имя Хайрам «Хэнк» Уильямс; 17 сентября 1923 — 1 января 1953) — американский автор-исполнитель, «отец современной музыки кантри».)

Но я не задержала дыхание.

— Эй, — спросила нежным голосом Тедди, — если ты действительно не хочешь быть здесь, тогда мы можем уйти, но я не могу придумать ничего лучше, чем провести первую ночь дома моей лучшей подруги в месте, которое мы оба тайно любим.

Я правда люблю это место, хотя и не признаюсь в этом.

— Мы всегда хорошо проводим здесь время. Низкий риск и высокая награда.

Я вздохнула. Была маленькая часть меня, которая была… взволнована быть в «Дьявольском сапоге». Быть дома.

И маленькая часть меня знала, что Тедди права. Мы бы повеселились, люди были бы добры, и мы бы вероятно не заплатили бы за наши напитки. В этом была особенность Мидоуларка — он был предсказуемым. Даже комфортным. Две вещи, в которых я нуждалась прямо сейчас.

— Чего ты хочешь, Эмми? — спросила Тедди.

Я посмотрела на неё.

— Я хочу остаться, — сказала я. И я имела это в виду.

Мегаваттная улыбка на лице Тедди могла бы осветить весь Мидоуларк и все близлежащие округи. Тедди дотянулась до моей руки и сжала её.

— Это моя девочка. Давай сделаем это.

Глубокий вдох, Эмми. Я потянула за ручку, чтобы открыть пассажирскую дверь Тедди, и сильно толкнула её. У ее «Форд Рейнджер» 1984 года выпуска было несколько причуд — одна из них были едва функционирующие двери.

Как только мои сапоги коснулись земли, узел в моём животе начал сам развязываться. Было что-то комфортное в этом звуке. То, как камушки чувствовались под подошвой моих сапог, напомнило мне, что я была в порядке. Это было знакомо. В последнее время все было таким незнакомым, но только не это. Не дом.

После того, как я потратила столько времени, планируя свой побег из Мидоуларка, я не знала, что буду чувствовать при возвращении. Я возвращалась на праздники, дни рождения и некоторые выходные, но этот раз чувствовался более постоянным. Я думала, что буду чувствовать себя в ловушке, как много лет назад.

Но нет. Я чувствовала себя нормально.

Я сделала глубокий вдох холодного ночного воздуха. Мне казалось, что поступающий в мои лёгкие воздух начинает избавлять меня от тяжести, давящей на мою грудь.

Я услышала, как приближаются ботинки Тедди к моей стороне грузовика, и закрыла свою дверь.

— Чёрт, Райдер, — сказала она, — я почти забыла, как ты горяча.

Я улыбнулась. По-настоящему.

Комплименты от Тедди были лучшими, потому что я знала, что она говорит искреннее. Тедди была серьёзной, пылкой и любящей. Она никогда не говорила то, что не имела в виду.

— Я уже еду домой с тобой сегодня ночью, Андерсен. Нет нужды осыпать меня комплиментами, — сказала я, беря её за руку. — Мы такая хорошая пара.

Мы действительно были.

Тедди и я были неразлучны с тех пор, как её отец начал работать на ранчо моего отца более двадцати лет назад. Хоть мы и провели последние четыре года после колледжа в разных городах, мы разговаривали почти каждый день, и Тедди совершала восьмичасовую поездку в Денвер по меньшей мере четыре раза в год. Мне повезло иметь подругу как она, о такой подруге большинство людей могло только мечтать.

Когда я появилась на её подъездной дорожке ранее сегодня, в моём грузовике была собрана вся моя жизнь. Она даже глазом не моргнула. Она не спросила о квартире, парне или карьере, которую я оставила позади. Она просто накормила меня сыром и диетической колой и позволила мне грустить на её диване несколько часов. Затем она хлопнула в ладоши, это был её сигнал, что мы двигаемся дальше, и сказала мне найти что-нибудь из одежды в её гардеробе, потому что мы куда-нибудь пойдем.

В итоге я надела простую белую майку, которую в данный момент прикрывала моя любимая джинсовая куртка на подкладке из овечьей шерсти, и черную атласную юбку из гардероба Тедди. Разрез был немного выше, чем я привыкла, — прямо над серединой бедра, — но мне нравилось, как я себя чувствовала. Знойной. На мне были черные ковбойские сапоги, которые никогда не должны находиться в радиусе десяти футов от лошади, но они идеально подходили для вечера в баре.

Тедди была одета в чёрный укороченный топ с короткими рукавами и светло-голубые джинсы, которые выглядели так, словно были буквально подогнаны к ее телу. Её медные волосы были собраны в высокий хвост, который покачивался с каждым её движением.

— Ты готова, детка? — спросила она.

Ещё один глубокий вдох холодного воздуха Вайоминга. Ты в порядке, Эмми, подумала я про себя. Твои сапоги больше не в стременах. Ты стоишь на твердой почве.

— Я готова.