На грани падения

20

Эмми

На следующий день у меня было несколько поручений в городе с моим папой. Когда я зашла через заднюю дверь Большого дома, он ждал меня на кухне.

Очевидно, один из пресс-подборщиков сена всё ещё барахлил. Мы уже опаздывали с тюкованием, и из-за этого вена на лбу Гаса была в тридцати секундах от разрыва. Но не Эймос. Мужчина был по-прежнему невозмутим, как всегда.

Он встретил меня объятием. Я любила объятия отца. Он не делал это легонько. Каждый раз он обнимал нас будто в последний раз.

— Привет, Картофелинка. Ты готова?

— Доброе утро. Ага, поехали.

Мы пошли к его грузовику. Мой папа был любителем Фордов. У меня были личные счета с парнем, который придумал сорокачасовую рабочую неделю, но это было ни к чему.

Этим утром было холоднее, что являлось явным знаком приближения осени. Вилли Нельсон мягко играл сквозь колонки грузовика. Я выглянула в лобовое стекло. Вокруг были зелёные деревья и разрисованное в голубой небо. Через месяц или два листья на деревьях сменятся, превращая этот зелёно-голубой пейзаж в огненный.

— Как дела? Хорошо устроилась? — спросил мой папа.

— Да.

— Как долго? Прошло чуть больше месяца? — из-за этого простого вопроса я теперь поняла, почему мы собирались в город вдвоём. Да, мой папа хотел провести время со мной, но он также хотел узнать мои планы.

— Около того, да.

— Я предполагаю, что ты знаешь, что я собираюсь спросить следующим.

Я вздохнула.

— Я не знаю, пап.

— Не похоже на тебя. — Так и было. Я всегда думала о будущем. — Что происходит? — я, честно говоря, была удивлена, что ему потребовалось так много времени для этого вопроса, но справедливости ради, я и не давала ему шанса. — Ты знаешь, когда я вернулся домой и ты была здесь, я был так счастлив увидеть тебя, и я знал, что ты была рада быть дома, но в момент, когда я увидел тебя, я понял, что моя малышка грустит.

Мой папа потёр свой подбородок рукой, которая не была на руле. Его глаза смотрели на дорогу, а мои — на него. Я посмотрела на его волосы, которые были намного седее, чем я помнила, и его морщины стали глубже. Беспокойство было выгравировано в них.

Когда я посмотрела на своего папу, который не был так молод, как в моей голове, осознание, что время на «Рэбл Блю» продолжало идти, даже когда меня там не было, врезалось в меня, как товарный поезд.

Я подумала, что было хуже для него: беспокоиться обо мне, когда меня здесь не было, или беспокоиться обо мне, когда я была прямо перед ним, но вне пределов досягаемости.

Конечно, он знал, что я прохожу через что-то. Он был моим папой. Что касается родителей, то он был единственным, кого я когда-либо знала. И вместо того, чтобы по приезду домой позволить ему делать то, что у него получалось лучше всего — быть отцом — я закрылась в своей хижине и притворялась перед своей семьёй.

— Это разбило мне сердце, но я позволил тебе справиться с этим самой, потому что знаю, как тебе нравиться всё делать именно так. За последние пару недель ты не казалась такой грустной, поэтому я решил, что ты смогла кое-что прояснить в своей сумбурной голове. Смогла?

— Не совсем, — ответила я честно. Во всяком случае, теперь в моей голове царил ещё больший беспорядок, потому что я полностью запуталась в Люке Бруксе, но моему папе определённо не нужно было знать об этом. — Я не думаю, что хочу вернуться в Денвер, но я также на самом деле не знаю, что я буду делать здесь в долгосрочной перспективе. Я не могу справлять с вещами как Гас и у меня нет проекта как у Уэса.

Мой папа продолжал держать одну руку на руле, а другой потирать свою короткую бороду.

— Значит, никаких скачек? — спросил он.

— Никаких скачек. Я собираюсь участвовать в дивизионах, — сказала я, неуверенная, когда приняла это решение. Видимо, сейчас, — и после с меня хватит. Я уже одна из самых взрослых наездниц.

Мой папа продолжал молчать. Не думаю, что его это удивило. Это раздражало, но мой папа и мои братья хорошо меня знали. Я уверена, что они поняли, что я бросила скачки в ту же секунду, как я вернулась домой. Гас был пока единственным, кто пытался заставить меня признать это, но даже у него не хватило духу продолжать давить на меня.

— Ты всё ещё хочешь жить этой жизнью? — наконец спросил он. Под «этой жизнью» он имел в виду ранчо. — Или ты видишь себя в чём-то другом?

Это был хороший вопрос, и я даже не задумывалась над ответом.

— Я хочу остаться на ранчо.

Я увидела лёгкую вспышку в изумрудных глазах папы.

Я думала об этом последние несколько недель, и просто не смогла представить себя где-то ещё, кроме Мидоуларка или «Рэбл Блю». Для того, кто так усердно старался выбраться отсюда, было странно чувствовать, что это то место, которому я принадлежу.

— Мне бы не помешал инструктор по верховой езде, — сказал мой папа. Его голос был немного напряженным. В эмоциональном плане.

— Пап, ты в порядке?

— Да, Картофелинка. Более чем. Я был бы рад за тебя, где бы ты не была, но я рад, что ты хочешь быть здесь.

Мой папа никогда не пытался удержать меня в Мидоуларке. Когда я сказала ему о своих планах, он принял их и поддерживал меня, как только мог. Я задумалась, насколько тяжело ему было видеть, как я уезжаю.

— Так что ты скажешь насчёт того, чтобы быть инструктором по верховой езды в течение зимнего сезона? И мне бы не помешала помощь с дрессировкой лошадей. А там уже посмотрим, куда это приведёт.

— Люк преподаёт уроки.

— Люк, да? — папа поднял одну бровь. Дерьмо. Я никогда не называла Люка по имени. Он должен был заметить это. — Он преподаёт, и он хорошо работает. Но этот парень сильно напрягается. Я не знаю, как он успевает всё.

— Я тоже не знаю, — сказала я искренне. Он преподавал уроки по субботам, работал на ранчо почти все дни и буквально был владельцем бизнеса. Я не знала, смогу ли когда-нибудь смириться с тем, насколько он отличался в реальности от того, что я представляла себе в своей голове.

— К тому же Рональд со своей женой хотят переехать в Юму. Прожить свои золотые годы в тёплой климате. Так что, если что, ты могла бы взять подростков и взрослых. Люк может оставить себе детей, если захочет, но что-то подсказывает мне, что он позволит тебе забрать их.

Моё сердце забилось чаще.

— Почему ты так говоришь? — я пыталась звучать беззаботно. Папе потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить, и, когда он это сделал, я не была точно уверена, что думать об этом.

— На «Рэбл Блю» не происходит ничего, о чем бы я не знал, Картофелинка.

Мы с папой въехали в центр Мидоуларка через пятнадцать минут. После его комментария о нём как всевидящем оке, заиграла «Mama’s Don’t Let Your Babies Grow Up to Be Cowboys», и для нас с Эймосом было невозможно не подпевать, когда дело касалось Уэйлона и Вилли.

После этого папа вытащил aux-кабель. Я никогда не престану веселиться с того, что у папы был самый красивый, самый современный грузовик из всех нас. Он вручил мне кабель, и я быстро нашла свой плейлист Highwaymen. Остаток пути мы пели от всего сердца.

Мы остановились у тракторного магазина прямо в тот момент, когда «Big River» подошла к концу. Я была в центре Мидоуларка пару раз с тех пор, как вернулась домой, и только чтобы увидеть Тедди в бутике, который находился примерно в пятиминутной прогулке от тракторного магазина.

Войдя в магазин, мой отец пошёл к прилавку. Он забрал все нужные вещи, но также трепался с Доном Уайаттом, владельцем, не менее двадцати минут, так что я начала осматриваться.

Когда что-то буквально называлось тракторным магазином, люди предполагали, что там были только тракторные принадлежности. Эти люди ошибались.

Тракторный магазин продавал почти всё, и мы с Тедди скупили кучу одежды от «Вранглерс» здесь, потому что она была дешевле, чем где-либо ещё.

Пока я осматривалась, я увидела футболку без рукавов и подумала о Люке. Эта была сшита именно таким образом, в отличие от его футболок, которые он изрезал ножницами.

Я сделала быстрое фото и отправила его ему.

Эмми: Как много ты заплатил Дону, чтобы он закупился этим?

Я положила телефон в задний карман и продолжила бродить вокруг. По пути захватив одну из игрушек-хваталок в виде динозавра, чтобы развлечь себя. Пару минут спустя мой телефон завибрировал от ответа Люка.

Люк: Те, что намеренно сделаны такими, не для меня.

Эмми: Почему? Сосок не покажет себя миру?

Люк: Что ты имеешь против моих сосков?

Я улыбнулась своему телефону. Учитывая, что я была самым большим ненавистником футболок без рукавов, было шокирующе, что они начинали нравиться мне. Хотя в глубине души я знала, что мне нравилась не футболка без рукавов, а мужчина, который носил её.

И его руки. Боже милостивый, его руки.

— Эмми, привет, — я услышала, как мужчина зовёт меня по имени. Я осмотрелась, пока не увидела Кенни. Конечно, он был здесь. Я забыла, что его отец владел чёртовым тракторным магазином.

— Привет, — сказала я. — Не ожидала увидеть тебя здесь.

Он улыбнулся меня. Хорошо. Может, он не был расстроен тем, что я не отвечала на его сообщения.

— Как поживаешь? Я ничего не слышал от тебя с тех пор, как мы увиделись в баре в прошлом месяце. Бедный Кенни. Он проиграл в гонке, в которой даже не знал, что участвует.

— О да, всё хорошо. Просто занята!

— Уверен в этом. Не знал, что ты осталась в городе на так долго, — сказал он. Его голос был полон надежды, что заставило почувствовать меня сукой.

— Да, мне нравится быть дома.

— Хорошо. — Он замолчал на секунду и провёл рукой по волосам, нервная привычка, которая была у него всё время, что я его знаю. — Так не хочешь поужинать как-нибудь?

Боже, он был таким милым, но я не могла согласиться поужинать с ним. Кенни был хорошим парнем, но он не хотел быть просто моим другом, а я хотела только Люка.

— Прости, я не могу. Я встречаюсь кое с кем, — сказала я, не веря, что сказала кому-то ещё это.

— О. Чёрт, прости. Я не знал.

— Не извиняйся. Спасибо за предложение. — Я улыбнулась Кенни максимально дружелюбно, как только смогла.

— Картофелинка, — позвал меня папа с другого конца магазина. — Ты готова идти?

Мой спаситель.

— Ага! — ответила я. Я поставила своего динозавра на место и нашла своего папу рядом с прилавком. — Увидимся, — крикнула я Кенни. Он лишь кивнул.

Из витрины магазина я смогла увидеть, как всё, что было нужно моему папе, загружается в багажник его грузовика ребятами Дона.

— Привет, Эмми. Добро пожаловать домой, — Дон кивнул мне. — Кенни рассказал мне, что видел тебя.

— Спасибо, Дон. Рада увидеть тебя, — сказала я вежливо, надеясь, что Дон не будет подталкивать меня к Кенни. Прежде чем у него появился шанс, мой папа вмешался.

— Спасибо, Дон. Береги себя. — Он слегка постучал по стойке, прежде чем повернуться и жестом пригласить меня следовать за ним.

Как только мы вышли из магазина, он спросил:

— Хочешь захватить кофе, прежде чем мы поедем домой?

Я кивнула.

Мы перешли улицу и направились в «Бин». Внутри было так же, как я помнила. Там было так уютно. Ничего не сочеталось. Столы, стулья, диваны — они все были неподходящими. Не как шикарный стиль Тедди, а как хаотичный блошиный рынок. Я не знала, хорошо или плохо это воздействует на моё СДВГ.

Мы с Тедди раньше приходили сюда делать домашку, но я никогда не могла сделать её. Теперь я понимала почему.

Мой папа подошёл к прилавку и заказал два фильтр-кофе, его чёрный и мой с большим количеством сливок, без сахара. Насколько я знала, он был единственным другим мужчиной в моей жизни, который знал, какое кофе заказать для меня.

Мы выбрали столик у окна, чтобы немного посидеть.

— Я принимаю твоё предложение, пап, — сказала я спонтанно.

— Ты будешь преподавать?

— Ага. Я не хочу брать занятия Люка, если только он не откажется, но я возьму занятия Рональда.

— Я согласен. Ты получишь стартовую зарплату за первый сезон, а потом мы пересчитаем.

— По рукам.

Мой папа протянул свою руку через стол, чтобы мы пожали руку. Мы немного сидели там, смотря в окно. Это было приятно.

Через некоторое время он посмотрел на меня и сказал:

— Ты так похожа на свою маму, Эмми. — Я знала, что мой папа любил мою маму и скучал по неё каждый день, но он не говорил о ней без причины. Мне всегда приходилось спрашивать. — Ты знаешь, именно она хотела назвать тебя Клементиной.

Я кивнула. Он говорил об этом раньше.

— Она обычно пела песню мальчикам, когда они капризничали или не могли уснуть. Это всегда срабатывало. Мы думали, что у нас будет ещё один мальчик, но, когда ты родилась, я даже не вымолвить ни слова, пока она не дала тебе имя. Ты редко плакала, будучи младенцем. Мне нравится думать, что это потому, что в твоём имени была частичка твоей мамы, хотя её там и не было.

Этого я не знала.

— Чем старше ты становилась, тем больше её я видел в тебе. Она была тихой, как ты. Она предпочитала всё обдумывать самостоятельно и держала свои карты при себе.

— Это плохо? — спросила я тихо.

— Нет. Это делало её отчаянно независимой и решительной. Я любил это в ней. Когда я встретил её, я никогда не встречал кого-то как она. Я также люблю это в тебе.

Мой папа никогда такого не рассказывал.

— Почему ты не говоришь о неё чаще?

Ему потребовалась секунда, чтобы ответить.

— Когда она в моей голове, я могу защитить её.

Папины глаза были грустными. Защитить её. Услышав его слова, моё сердце разбилось. Папа был с ней, когда она умерла. Её сбросила лошадь, и она упала головой прямо на камень. Это был ужасный несчастный случай.

Я не упустила параллель между моей мамой и мной. Думаю, это было частью причины, по которой я не рассказала ему о том, что со мной случилось.

— Мне жаль, что я не рассказывал тебе о ней чаще, — сказал мой папа.

— Всё в порядке, — сказала я. И так и было. Я любила свою маму и хотела бы знать её, но я не скучала по ней так, как скучал Гас или Уэс. Тяжело скучать по тому, кого вы не знали, но я всё ещё скучала по идеи о неё.

Иногда казалось, что в моём сердце была пустота там, где должна была быть она.

— Почему ты говоришь о ней сейчас? — спросила я, искренне интересуясь, что вызвало этот разговор.

— Я впервые встретил её в этом месте. Это не было кофейней тогда, просто закусочная. Когда я посмотрел на тебя сейчас, мне вспомнился тот день. Её машина сломалась за городом. Она прошла пешком несколько километров, чтобы добраться сюда. Она планировала остаться на одну ночь, но так никогда и не уехала. — Мой папа был как река, устойчивый и сильный. Я могла представить, как моя мама увлеклась им.

— Это тяжело? Любить кого-то, даже если его больше нет? — я чувствовала, что мне нужно воспользоваться этим временем с моим отцом, когда он свободно говорил о моей маме.

— Нет, любить Стеллу — самое лёгкое, что я когда-либо делал, не важно здесь она или нет. — Кто знал, что Эймос Райдер такой романтик? Моему сердцу стало тяжело в груди. Я боялась, что оно упадет.

— Она когда-либо жалела? Что осталась здесь? — спросила я, озвучив мой самый большой страх папе: что я пожалею о том, что осталась здесь. Мой папа внимательно посмотрел на меня, будто точно знал, о чём я думала.

— Знаешь, я так не думаю. Когда она покинула свой родной город, она искала что-то. Думаю, она нашла это здесь.

— Что она искала?

— То, что мы все ищем: любовь, поддержку, цель.

— И она нашла ее в тебе?

— И в горах. И в Августе. И в Уэстоне. И в тебе.

Я почувствовала, как слёзы собираются в моих глазах. Кто резал лук в чёртовой кофейне? Я никогда на самом деле не плакала по маме, но сегодня я плакала по мужчине, который потерял её. Предоставьте моему папе возможность заставить меня плакать в общественном месте.

Он посмотрел на меня, и любовь была написана на его лице, когда он сказал:

— Я надеюсь, ты тоже найдёшь ее, Клементина. Будь то в Мидоуларке или где-нибудь ещё позже в будущем.

Я понимала решение своей мамы покинуть родной город, но я также понимала её решение остаться в этом маленьком городке больше, чем я бы поняла пару месяцев назад.

Когда я была моложе, всё, о чём я могла думать, это переезд. Каждая цель, которая у меня была, как-то относилась к переезду из Мидоуларка: колледж, скачки, всё.

Но сейчас я хотела остаться.

Я чувствовала себя здесь в безопасности.

Может быть, мне просто нужно было уехать ненадолго, чтобы осознать, что это место особенное, что я горжусь, что я отсюда родом, и потому что я была отсюда родом, у меня есть опыт, отличный от любого другого человека.

Я раньше думала, что Мидоуларк делал меня маленькой, но на самом деле я думаю, я заставляла себя чувствовать так, всегда гоняясь за следующей целью, чтобы вычеркнуть её из своего списка. Было тяжело чувствовать себя достаточно хорошей, когда ты никогда не радуешься тому, чего достигла.

Но теперь я гордилась собой и своими достижениями. Я так же была довольна. И нет, это никак не было связано с Бруксом. Он был просто бонусом.

Было что-то в Мидоуларке.

— Ты знаешь, пап, думаю, я уже нашла ее.