Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

БЛАГОТВОРИТЕЛИ И МЕЦЕНАТЫ

В 1820 г. при храме Святого Людовика на Малой Лубянке для французских колонистов на пожертвования был открыт дом престарелых. Среди учредителей — Жан Луи Арманд, тот самый Иван Павлович. Этот факт свидетельствует о том, что Арманды стали благотворителями даже раньше, чем миллионерами.

В историю российского меценатства семья Арманд вошла в начале XX века.

В Музее изобразительных искусств на Волхонке есть зал, который до революции носил имя братьев Арманд.

В своем дневнике за 1898 г. профессор Московского университета Иван Владимирович Цветаев, поглощенный деятельностью по создания Музея изящных искусств, оставил запись: «В последние дни перед закладкою, когда на Музей сыпались пожертвования со всех сторон, казначей Комитета Шульц сообщил мне, что член-учредитель Комитета Адольф Арманд передал ему 3000 рублей. Имя Арманд — одно из лучших в коммерческой Москве, репутация фабрики их в Пушкино такого высокого качества в смысле устройства быта рабочих, школой, гигиеническим помещением, больницей, что мне казалось внесение 3000 рублей на устройство Музея членом-учредителем Комитета каким-то недоразумением.

Встречи с Адольфом Евгеньевичем Армандом в заседаниях Комитета произвели на меня впечатление, что этот человек очень любезный, скромный, не позволяющий себе важничать и резонировать по-купецки...

На другой же день я решился поехать к нему в Пушкино. Дела не позволили выбраться из Москвы ранее 8 часов вечера. Поезд прибыл туда,когда уже было темно. Дом Армандов оказался верстах в двух от вокзала... Ворота фабрики были уже заперты. Однако нам отворили. Подъезжаем к дому нашего Арманда (домов три по количеству братьев), в окнах темно, лишь в одном окне огонь. Позвонили, вышла служанка и сказала, что господа легли уже спать. Что тут было делать? Тут выручила та же служанка вопросом: “Да кто Вы будете?” Я назвал свое звание и имя. “Ах, вчера и эти дни слышала, это у Вас был царь? Подождите, я пойду доложу. Хозяин еще не спит, у него в спальне огонь”. Через 2—3 минуты меня позвали в дом... Адольф Евгеньевич облекся в черный сюртук и вышел очень любезный. Я извинился за столь поздний визит. “А я ложусь в 9 часов, — ответил он мне, — потому что в 5 часов утра я вхожу к рабочим на фабрику”. Через три-четыре дня после беседы Арманды заявили официально Комитету о решении внести 30 тысяч рублей (серебром). Так один из видных залов 1-го этажа, прямо напротив вестибюля, так называемый “Антикварий”, стал “принадлежать” братьям Армандам и получил имя их отца Евгения Ивановича».

Евгений Иванович — это тот самый Эжен, который с детства помогал родителям в торговом деле. Именно ему семья обязана своим благосостоянием. Семейное предание гласит, что его самостоятельная карьера началась с мелкой должности приказчика. Евгений Иванович служил у немца-фабриканта в местечке Вантеевка. Когда драчливый и заносчивый немец за какой-то учиненный им в трактире скандал был отправлен в тюрьму, Евгений Иванович, будучи еще молодым человеком, купил фабрику немца с торгов. Говорят, что эта фабрика вскоре сгорела. Тогда, получив страховку, он купил новую, каменную, более современную. Это была красильная фабрика, находящаяся в селе Пушкино Московской губернии в тридцати верстах от Москвы. Евгений Иванович оказался талантливым предпринимателем и умным человеком.

Вся остальная его жизнь была посвящена увеличению семейного благосостояния. Хозяин красильной фабрики занялся также джутовой мануфактурой. Арманды обеспечивали всю губернию мешками и брезентом. Деньги вкладывались в недвижимость. Были куплены имения в Московской, Владимирской и Ярославской губерниях — Алешино, Ельдигино, Пестово, Заболотье, Володькино, Рождествено и Сергейково. В собственности расширявшегося армандов-ского хозяйства преобладали леса. Пахотных угодий почти не было, сельское хозяйство не велось. Евгений Иванович приторговывал древесиной. Семейство развлекалось охотой.

Спустя сто лет Владимир Ильич Ленин напишет письмо Инессе Арманд о том, что охотился в бывших армандовских лесах и егеря ему сказали, что при прежних хозяевах охота была лучше.

Евгений Иванович, очевидно, считал самым надежным вложением средств приобретение недвижимости. Он купил в Москве несколько домов — доходный дом на Немецком рынке (улица Баумана), торговый дом на Воздвиженке около Арбатской площади, особняк на Денежном переулке, и это еще не все.

Это он, родоначальник семейного богатства, открыл торговый дом «Евгений Арманд и сыновья». Контора располагалась в собственном большом каменном доме на Старой площади. В советское время в здании находился Московский горком партии. Но хотя в Москве у Армандов было несколько домов, семья прочно обосновалась в Пушкино. Развитие дела требовало неусыпного хозяйского ока. Прямо на территории фабрики Евгений Иванович построил дом и сделал его своей резиденцией. По мере рождения детей к старому зданию пристраивались новые. Три сына — три дома. Евгению, Адольфу и Эмилю дома были подарены по достижении ими совершеннолетия. Всего домов было четыре, они соединялись крытыми стеклянными переходами.

На попечении Евгения Ивановича росли дети его младшей единокровной сестры Софии, дочери отца от второго брака с Мари Барб. София Ивановна вышла замуж за человека по фамилии Иосиф Гекке. В семье сохранились обрывочные сведения об этом человеке как о потомке кораблестроителей, приехавших в Россию по приглашению Петра I. Дети этой пары Мария, София и Александр остались сиротами после смерти родителей, когда старшей было 15 лет. Александр Гекке воспитывался вместе с сыновьями Евгения Ивановича. Девочек отдали в гимназию, что в то время было редкостью в купеческом кругу. Опекун держал Марию и Софию в строгости, проверял, какие книги они читают, чем занимаются в свободное время — ни дать ни взять старый князь Болконский в романе «Война и мир». Единственной женщиной, которой Евгений Иванович полностью доверял и готов был исполнять все ее желания, была его супруга Мария Вильгельмина, урожденная Пашковская. Ее отец, Франциск Пашковский, был писателем и военным, во время итальянской кампании Наполеона он служил адъютантом у Мюрата. Мария Францевна отличалась скромностью, несмотря на то что получила прекрасное образование в Париже, городе соблазнов. В угоду своей ненаглядной супруге, которая недурно рисовала и в свое время увлекалась срисовыванием развалин замков во Франции, Евгений Иванович велел построить руины в парке. Мария Францевна любила в погожие дни проводить там время в компании со своим мольбертом. Она всегда брала с собой небольшую сумочку, в которой держала угощение для воробьев и других местных птиц. Пушкинцы считали барыню странной, поскольку она одевалась очень просто и скромно, практически по-монашески, и это при семейном-то богатстве! Руин сельчане сторонились. Поговаривали, что там водятся привидения. Так писал о своих предках известный советский ученый, физико-географ Давид Арманд. Сын Льва Эмильевича, который еще в юности попался на подрыве семейного благосостояния путем агитации рабочих на фабрике семьи. Своих революционных взглядов он не оставил и когда достиг зрелого возраста. Лев Эмильевич женился на революционерке Лидии Марьяновне Тумповской. Сына они назвали Александр Валентин Давид. В советское время, получая паспорт, будущий ученый оставил себе только одно из трех имен — последнее. Он стал видным ученым и пропагандистом географических знаний. Прожил 71 год. По завещанию его прах был развеян над Москвой. Но в качестве памятника для потомков остались воспоминания, изданные его детьми в 2009 г.¹³

На страницах книги оживают картины далекого прошлого — как они запомнились автору.

В Пушкинском парке около джутовой фабрики находилось невесть кем и когда построенное деревянное здание, вроде каланчи, окруженное высокими елями. Весь второй этаж занимала одна огромная и очень высокая комната, внутри которой была винтовая лестница, которая шла еще выше, в башенку на обзорную вышку. У Армандов это странное, мрачное здание называлось «Шато». В это Шато на второй этаж взгромоздили рояль. В семье была одаренная пианистка — старшая из воспитанниц Евгения Ивановича, его племянница Мария Гекке. Она училась музыке у Николая Рубинштейна. Но девушка была так застенчива, что отказывалась выступать не то что на публике, а даже перед родными. Когда она поднималась в Шато, чтобы музицировать, слуги по ее настоянию отгоняли непрошеных слушателей и те прятались под деревьями.

Мой родственник не упоминал об этом, но я уверена, что на эти концерты допускалась Мария Францевна с ее неизменным этюдником, которая проводила в парке дневные часы. При ней также всегда был небольшой молитвенник. Полька по происхождению, госпожа Арманд была католичкой, как и ее супруг. Уж не знаю, как муж уговорил ее совершить необходимый, по его мнению, шаг — окончательно укрепить корни семейного дерева в русской земле, сблизившись с православием.

Предки Евгения Ивановича были католиками, прихожанами храма Святого Людовика на Малой Лубянке, в строительство которого вместе с другими французами переселенцами вкладывали деньги. Эжен Луи (Евгений Иванович) венчался в этом храме с Марией Вильгельминой Пашковской. Позже он убедил жену, что, живя в России, надо быть православным. Своих детей они крестили по православному обряду. Вместо конфирмации в храме Святого Людовика подросток Франсуа Эжен был помазан елеем в Никольской церкви и наречен Евгением. Я узнала о том, что мой прадед Евгений Евгеньевич до крещения носил имя Франсуа, из очень важного документа, добытого стараниями моего троюродного брата Всеволода Егорова-Федосова из государственного архива.

«Манифестом на 10-й день апреля 1852 года установлено сословие почетных граждан, на правах, в оном предначертанных. А как верноподданнейший наш Луи Эжен (Евгений Иванов) Арманд предоставленными актами доказал право на потомственное почетное гражданство, то возводя Луи Эжена (Евгения Иванова) Арманда, с женою его Марией Францовою, и детьми их, сыновьями Евгением-Франсуа, Адольфом-Осипом и Эмилем-Александром в сословие почетных граждан, Всемилостивейше Повелеваем пользоваться как ему, так и потомству его всеми правами и преимуществами, Манифестом сему сословию дарованными. Во свидетельство чего Повелели МЫ сию грамоту Правительствующему Сенату подписать и государственною НАШЕЮ печатью укрепить».

Своего старшего сына Евгения Евгеньевича, бывшего Эжена Франсуа, хозяин семейного дела после гимназии отправил обучаться в Париж. Там Евгений-младший в возрасте 22 лет окончил Центральную школу искусств и мануфактур по специальности инженер-механик. Евгений Иванович вырастил себе надежную смену. Он передал старшему сыну управление фирмой «Евгений Арманд с сыновьями».

Вместе с братьями Эмилем и Адольфом мой прадед входил в состав правления фирмы. По существу, он работал на семью управляющим. Дел было много. Нужно было контролировать ход работы на двух фабриках, в московских магазинах семьи, функционировании складских помещений. Требовали заботы лесные угодья и располагавшиеся на их территориях лесные дачи, которые представляли собой огороженный участок леса с домиками, где жили егеря и лесники. А еще ведь были имения на Ярославском и Дмитровском направлениях — всего тринадцать владений. И в самой Москве несколько каменных домов. С легкой руки Евгения Ивановича семья пустила в Пушкино прочные корни. Для успешного ведения дел нужны были хорошие дороги. Арманды вместе со своими соседями — миллионерами Мамонтовыми вкладывали средства в строительство проезжих дорог, они построили железнодорожный вокзал в Пушкино и шоссе от Москвы. Выделяли деньги на, выражаясь современным языком, развитие инфраструктуры. На их средства в Пушкино открыли больницу, аптеку, школу и богадельню при церкви—для одиноких престарелых рабочих. После ухода Евгения Ивановича отдел всем заправлял его старший сын Евгений.