Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

КОНФЛИКТ МЕЧТЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Инесса сразу заметила, что Володя часто кашляет. В Пушкино за столом братья сидели рядом. Взглянув на них, всякий бы отметил разницу между здоровым, цветущим Александром и бледным, с темными кругами под глазами, Владимиром.

Александр смотрел на брата с сочувствием. Совсем худой, на щеках нездоровый румянец. Обычно молчаливый, Володя за столом разговорился. О фабриках, о тяжелом положении рабочих.

— Неужели никому из нас не должно быть стыдно, что на наших фабриках работают дети? У нас — я посмотрел по документам — каждый третий совсем ребенок или подросток. От Пасхи до Пасхи они должны приходить к пяти утра и стоять у станков до восьми вечера! Я даже не могу представить, чтобы мои племянники в таком возрасте работали от зари до зари в тяжелых условиях! Эту практику нужно немедленно прекратить!

Тут Володя закашлялся. Это был приступ.

Александр отвел брата к отцу в кабинет, на спиртовке подогрел чай.

Попросил Инессу пройти с ним в гостиную.

— Ты видишь, что он серьезно болен?

— Конечно, вижу. Он пьет лекарства.

— Этого мало. Отец вызвал врача, сейчас брата осмотрят.

Врач, осмотрев Владимира, сказал:

— Безусловно, ему нужно немедленно уехать в тепло. Немедленно. Или Средиземноморье, или горная Швейцария.

Инесса покорилась. В конце концов, она же согласилась на то условие, которое поставила ей в свое время свекровь, — заботиться о здоровье Вольдемарчика. Саша в очередной раз проявил свое благородство — пообещал Инессе, что будет помогать ее товарищам в случае необходимости. Решили, что лучше ехать на Лазурный Берег Франции. На первый взгляд странно, что Инессу до суда выпустили в Ниццу. Это объясняется тем, что семья купила для нее разрешение, как в свое время для репетитора Каммера. Возможно, в полиции расценили отъезд двух революционеров за границу как положительный факт. Пусть себе едут от греха подальше. Такое решение суды принимали тогда довольно часто. В июле Инесса и Володя поездом отправились в Ниццу. Инесса не скрывала своего плохого настроения. Она уезжала от детей. Она уезжала от нараставшей революции. Нужно было спасать Володю. Оба переживали их вынужденный отъезд из России в ключевой исторический момент.

В Ницце, когда революция была уже в разгаре, они томились вынужденным бездействием и узнавали о событиях в России только из газет. Так же как и во всех крупных городах, на московских крупных предприятиях начались стачки. Это была несомненная победа Российской социал-демократической партии. Заранее, в конце сентября, связные тайно передавали в рабочие кружки экземпляры листовки под названием «Всеобщая забастовка». В ней содержалась инструкция: «Идите на улицы, на наши собрания! Выдвигайте требования экономических уступок и политических свобод! Скоро забастует вся Россия!»

Инесса писала Александру из Ниццы:

Ее адресат в Пушкино не отставал от событий. С красной ленточкой на лацкане пиджака Александр Евгеньевич вывел с фабрики на демонстрацию собственных рабочих.

Теперь и его взяла на заметку полиция.

Александр Евгеньевич переехал в свою московскую квартиру. Вероятно, он тоже давно попал под влияние революционных настроений. Иначе чем объяснить, что сын фабриканта и кандидат в директора фабрики сам пред ложил хранить у себя дома нелегальную литературу. У него часто бывали младший брат Борис и Иван Николаев, которые постоянно что-то приносили, прятали и потом уносили. Александр предполагал, что это листовки призывами к рабочим. Но на самом деле молодые люди готовились к вооруженной борьбе.

Царский манифест 17 октября о даровании гражданских свобод с обещанием учредить Государственную думу не утихомирил политических противников самодержавия. Глава только что созданной партии конституционных демократов профессор истории Московского университета Павел Милюков на встрече с премьером Витте заявил: «Что бы вы сейчас ни предлагали, все равно — война!»

Осмысливая причины, которые привели к свержению самодержавия, Александр Солженицын в работе «Наконец-то революция!» приводит аргумент, с которым трудно не согласиться. Он пишет, что правительство Николая II десятилетиями смотрело на революционную агитацию как на неизбежно текущее, необоримое, да уже и привычное зло. И не создало в ответ свой аппарат пропагандистов, которые бы защищали существующий строй. Монархисты не считали нужным образовывать ни рабочих, ни крестьян, ни темную солдатскую массу. А революционно настроенные силы из всех слоев общества все больше вовлекались в водоворот событий. От теории переходили к практике.

Курьеры РДРСП приносили на квартиру Александра Евгеньевича чемоданы с новыми листовками «Никаких переговоров с самодержавием! Изменник тот, кто протягивает руку разлагающемуся порядку».

В один из дней зашел Иван Николаев. Теперь он был с большевиками.

— Александр Евгеньевич, нам нужно оружие. Стачки продолжатся, и против рабочих будут брошены вооруженные силы. У нас есть сведения, что подавлять восстание кроме полиции и казаков будет еще лейб-гвардии Семеновский полк.

— Я правильно понял, что готовится вооруженное восстание рабочих?

— Правильно. В Москве эсеры и обе фракции социал-демократов договорились объединиться. Вот, читайте, это наша легальная газета «Борьба».

На первой полосе крупным шрифтом был набран заголовок: «Ко всем рабочим, солдатам и труженикам!» Газета призывала ко всеобщей политической стачке и вооруженному восстанию.

29 ноября Александр получил из Ниццы конверт, надписанный Инессиным почерком:

«Дорогой Саша, как бы нам сейчас хотелось быть там и внести свой скромный вклад в великое дело. Вынужденное безделье тяготит. Я восхищена действиями рабочего класса. Это настоящие герои. Какая сила, мощь и сплоченность!»

Она даже представления не имела о том, чем занят в это время ее близкий человек. В сохранившейся автобиографии Александр Евгеньевич указал, что в дни декабрьского восстания доставлял на баррикады оружие.

Когда до Ниццы дошло известие о поражении восстания в Москве, Инесса тяжело переносила провал революции. Еще больше она переживала, что не участвовала в ней. Осмысливая свою ситуацию, она написала письмо близкой подруге Анне Ашкенази:

Нелегальные встречи проходили в доме Армандов. Для изготовления листовок подпольщики использовали фабричный гектограф. Листовки оставляли ночью возле деревенского колодца. Оттуда их забирали женщины, приходящие с коромыслами, и разносили по домам. Инесса организовала три просветительских кружка в Пушкино и еще два в соседних деревнях, где преподавала в доступной форме основы марксизма. У нее занимались 55 человек.

10 марта на заседании Совета железнодорожников, где планировалась очередная забастовка, был арестован Иван Николаев. В квартире на Новобасманной улице, где его навещали Инесса и Володя, произвели обыск. Повар рассказал полиции, что в квартире часто останавливаются на ночлег господа — мужчина и женщина, которая и наняла его на работу. По описанию пары сыщики поняли, что речь идет о Владимире и Инессе Арманд. Во время обыска полиция обнаружила десять килограммов марксистской литературы, спрятанной в гардеробе, разные брошюры и газеты. Несмотря на объявленную в Высочайшем манифесте свободу слова, полиция взяла этот факт на заметку.

Хотя формально Инесса еще не состояла ни в какой партии, ее назначили ответственной за социал-демократическую пропаганду в районе Лефортово.

О том времени оставила записки большевичка Елена Власова.

Как ей удавалось находить общий язык с рабочими? Когда даже своим детям-подросткам она писала такие письма, которые сегодня может одолеть не всякий взрослый. Сама ее внешность должна была настораживать рабочих. Хорошо одетая барыня в шляпе, в изящной обуви, с манерами светской дамы. А вот получалось у нее объяснять людям основы марксизма. Она так упрощала теорию, что ее понимали даже самые необразованные люди. Постепенно Инесса пришла к выводу, что ей самой следует приобрести новые знания.

Осенью 1906 г. Инесса поступила в Московский университет. Выбрала для себя юридический факультет, несмотря на то что женщинам практиковать не разрешалось. Но ей нужно было знание законов. Филеры не отставали от их семьи.

Учеба ее увлекала. Но не отвлекала от прежних занятий. Она продолжала бывать на нелегальных собраниях в рабочих кружках в Москве и в Пушкино. Несколько Инесса замечала следившего за ней филера.

За Володей тоже велась слежка. В отчетах филеры писали, что Ипатьевский (под таким именем он был известен в охранке по географическому принципу: дом Армандов с конторой находился как раз на углу Старой площади и Ипатьевского переулка) сильно кашляет и оставляет следы крови на носовых платках.

В конце февраля 1907 г. он вынужден снова уехать в Ниццу. Инесса остается в Москве одна. Дети живут в Пушкино. Инесса поселяется в одной из квартир свекра на Арбате. Ей тоскливо жить там в полном одиночестве. В квартире всегда есть кто-нибудь из нелегалов, которым она предоставляет убежище. Когда в середине апреля полиция нагрянула с обыском, в доме как раз находились несколько человек.

Эти люди полицию не заинтересовали. Ничего подозрительного при обыске не нашли. Но Инессу все же арестовали. Из-за того злополучного браунинга она числилась в черных списках как эсер. Отпустили ее через неделю.

Через несколько дней — снова арест. На нелегальном собрании под видом вечеринки. Инессу доставили на Арбат в главное управление полиции для допроса. Она отказалась отвечать на вопросы и сделала заявление о том, что не принимала участия ни в каком собрании. Объяснила, что встретила подругу в Екатерининском парке и решила пройтись вместе с ней. И таким образом случайно проходила мимо дома, где находился профсоюз сталеваров. Она и знать не знала, что он там расположен.

Инессу задержали на 10 дней и заставили заплатить довольно крупный штраф в 300 рублей (месячное жалованье депутата Думы в 1906 г.).

Такие частые обыски и аресты вынудили Инессу переехать из центра Москвы в Железнодорожный район, где она поселилась вместе с большевичкой Еленой Власовой.

Летом следующего года ее снова арестовали — на нелегальном собрании, проводившемся в помещении конторы по трудоустройству. Инесса заявила, что зашла сюда нанять кухарку. Но ей не поверили. В полиции на нее уже было солидное досье. Полицейское описание ее внешности следующее: «Серые глаза, светло-коричневые волосы, изящный нос».

Московский градоначальник Анатолий Анатольевич Рейнбот, генерал-майор свиты, который вскоре описываемых событий был снят с должности за казнокрадство, рассмотрел свидетельства против Инессы и вынес решение: «Елизавета Федоровна Арманд, это ее подлинное имя, жена потомственного почетного гражданина, представляет собой угрозу общественному порядку и заслуживает тюремного заключения до окончательного выяснения обстоятельств ее дела».

Арестованную поместили в Лефортовский арестный дом, откуда она написала Владимиру: «Я живу не так уж плохо. Говорят, что осенью и зимой камеры очень сырые, но сейчас мы сидим с открытыми окнами, нас хорошо кормят. Мы по очереди готовим и убираемся в туалетах. На днях была моя очередь готовить, и я очень волновалась за свой суп, но он получился хорошим, хотя овощи были полусырыми».

Инесса в письмах домой подробно перечисляет все свои занятия в заключении.

С утра до двух часов ей удается читать, около трех—обед, затем она дает от нечего делать уроки французского сокамерницам. После этого полтора часа прогулки по тюремному двору и опять занятия французским. На уроках она говорит с ученицами не только о правилах грамматики, но и о правилах конспирации. И так проходят дни. Надопросах Инесса твердит, что ни в чем не виновата и ее арестовали ни за что ни про что. Она пишет начальнику тюрьмы жалобу: «Я нахожусь в заключении уже три недели, в то время как совершенно невиновна и арестована по недоразумению».

Судя по письмам Александру, здесь ей все же намного лучше, чем во время предыдущего ареста.

«Ты не беспокойся за меня, хотя тут и сыро, и условия для жизни непривычные, но меня радует, что я живу как все. И, ты же знаешь, здоровье у меня отличное, оно меня всегда вывозит. Пожалуйста, занимайся с детьми». (Дальше следует список книг, которые следует прочесть, и список музыкальных произведений для изучения).

Александр Евгеньевич и сам переживал трудное время. К нему тоже присматривалась полиция. Властям показалось подозрительным поведение директора фабрики, который во время четырехдневной забастовки выполнил почти все требования рабочих. Тем не менее Александр Евгеньевич делал энергичные попытки освободить Инессу из тюрьмы. Он писал на имя градоначальника прошения за прошением, утверждая, что его жена всего лишь пыталась снять квартиру. При ней ничего не было обнаружено. Однако она содержится в заключении уже месяц, в то время как во время допроса ее заверяли, что судебное заседание состоится в трехдневный срок.

На его требование освободить жену полицейское начальство ответило отказом.

У следствия не было конкретных фактов, но оно располагало обширным досье. Никакого суда не было. Глава жандармерии Москвы написал свое заключение на имя министра внутренних дел. Он доводил до сведения вышестоящего начальства, что Елизавета Арманд в течение двух лет занимается агитацией среди рабочих, что она связана с экстремистскими партиями и замечена в нелегальном хранении оружия. Он предлагал сослать ее в северные губернии сроком до трех лет. Министр согласился, но сократил срок.

В октябре 1907 г. ей объявили приговор: высылка в Архангельскую губернию под надзор властей. На два года! Александр приводит в действие все свои связи, просит разрешить Инессе отбывать наказание за границей. Министр не против, но градоначальник приводит свои аргументы: в Архангельской губернии осужденная будет представлять меньше опасности, чем за границей. Александру снова отказывают.

21 ноября Инессу в наручниках привозят на Ярославский вокзал. И тут ее ожидает радостный сюрприз. На перроне все дети и Александр с огромным букетом цветов. Теперь он остается за отца не только своим сыновьям и дочерям, но и маленькому племяннику Андрэ, сыну Инессы и Володи. Инесса, как всегда, держится очень стойко. Она в наручниках, между ней и семьей — жандармы, но она улыбается, говорит родным подбадривающие слова.

Владимир добровольно следует за любимой. Это даже не обсуждается. Мать, Варвара Карловна, плачет, закрывшись в комнате. У Володи такое слабое здоровье, ему ли жить в суровых условиях Севера! Но он едет вместе с Инессой, и ничего с этим сделать нельзя. Владимир выражает желание работать на биологической станции, открытой в 1904 г. на берегу Баренцева моря, а сам едет на побережье Мезенской губы Белого моря, вслед за Инессой.

Александр Евгеньевич в это время назначен правлением товарищества «Евгений Арманд с сыновьями» кандидат-директором фабрики, оставаясь одновременно ее совладельцем. Осенью 1907 г. он отказался пустить во двор фабрики казаков, прибывших усмирять бастующий рабочий люд. В начале 1908 г. его арестовали. Три месяца в одиночной камере Таганской тюрьмы. Туда ему принесли письмо от Инессы из Мезени.