Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

БРЕМЯ СЕМЕЙНОЙ СЛАВЫ

Я — студентка МГУ. Учусь заочно. Еду в Москву на очередную сессию. Как это прекрасно — снова оказаться в столице нашей Родины! У меня там много родственников, друзья и еще один человек, о котором никто из моих близких пока не знает.

Борис Григорьевич Гейман, редактор многотиражки завода ВЭФ, в которой я работаю корреспондентом, каждый раз тяжело вздыхает, подписывая приказ об учебном отпуске.

Поднимает на меня глаза, изображая строгий взгляд.

— В конце концов, был у твоей бабушки роман с Лениным? Или нет? Ты хоть письма вождя к ней читала?

Я смотрю растерянно. Мне это даже в голову не приходило. У меня есть свой собственный роман, и это важнее всего на свете.

От редактора не скроешь тени улыбки, которая при этой мысли появляется на моем лице.

— Ладно, иди, студентка. Чтобы прочитала письма Ленина к Инессе! И доложила: был роман или не было романа!

В первый же день занятий беру в факультетской библиотеке Полное собрание сочинений В.И. Ленина, 5-е издание. Только что вышло. Нахожу по оглавлению нашу фамилию, открываю том. Читаю. Разочарована.

Какое скучное деловое письмо! Нет, подумала я. Не было у них романа. Так и буду впредь отвечать на все нескромные вопросы. Как же мне с детства досаждает это родство! Сколько от него неприятностей!

— Арманд, иди к доске! — вызывала учительница.

Я покорно шла, долго маялась над уравнениями и формулами. Получала свой законный трояк и слышала вслед ворчание: «Бабушка твоя, Инесса Арманд, личность историческая, знаменитая, но ты в математике не сильна!»

Я уже привыкла, что, ругая меня, учителя обязательно ссылаются на мое родство с Инессой. Будто бы я должна равняться на нее, как на знамя. И только одна из них поощряет меня похвалой. Учительница литературы. Галина Моисеевна Ошуркова читает мои сочинения во всех параллельных классах. Коллегам говорит:

— Эта девочка прекрасно пишет! А что вы хотите, она же из семьи Инессы Арманд!

В МГУ на экзамене по истории КПСС на меня с радостным ожиданием поднимает глаза преподавательница, известная своим крутым нравом:

— Арманд! Какая у вас революционная фамилия! Уж не родня ли Инессе Федоровне?

После моего ответа по билету — трояк, сердитый взгляд и замечание:

— Вы — потомок Инессы Арманд, должны были бы потрудиться и лучше выучить историю партии, у истоков основания которой стояла ваша бабушка!

Я не могу признаться этому свирепому доценту, что каждый раз, зазубривая историю КПСС, засыпаю ровно на десятой минуте занятий.

Муж во время нашей ссоры:

— Я думал, что ты — внучка Инессы — окажешься необыкновенной женщиной! А ты — такая же, как все!

В роддоме:

— Арманд. Какая у вас историческая фамилия... вы родственница Инессы Арманд? Дышите глубже... Еще... А правда, что ваша бабушка была любовницей Ленина?

Ну выдаете, уважаемый акушер-гинеколог! Нашли о чем спрашивать страдающую от боли роженицу!

И вот так всегда. Услышав фамилию, от меня ждали чего-то необыкновенного. Я бы охотно сменила ее на другую, но отец просил этого не делать. Я ему пообещала. И вот расплата: по жизни я часто испытываю острую неловкость от того, что должна отвечать за свое родство с двоюродной бабушкой, которая умерла за тридцать лет до моего рождения. Представления об этой родственнице у меня в юности не сложилось никакого. Когда вспоминали Инессу Федоровну в разговоре, это имя ассоциировалось у меня с красивым домом на Манежной улице в Москве, где у входной двери в подъезд висит мемориальная доска. Здесь жила Инесса Арманд. В этом доме временами жил и мой папа после того, как в наш дом на Воздвиженке попала бомба. Он очень дружил со своими двоюродными братьями и сестрами.

Иногда летом в Ригу приезжала из Москвы папина двоюродная сестра Варвара Александровна — дочь Инессы. Они были ровесниками и дружили с детства. Мы всегда встречали ее на вокзале с букетом цветов. Тетя Варя выделялась из общей толпы своим черным экстравагантным беретом. Обычно она останавливалась в Доме художника на Рижском взморье. Мы жили на государственной даче неподалеку. Тетя Варя с утра уходила на море и пропадала там целый день со своим этюдником. Вечерами пили чай у нас на веранде. На столе стояли вазочки с черносмородинным желе и тарелка с маленькими бисквитными пирожными, которые таяли во рту. «У вас здесь прямо Европа!» — констатировала Варвара Александровна.

Она знала, о чем говорила. Вместе с отцом, братьями и сестрой, иногда вместе с моей бабушкой Рене и моим маленьким папой ей не раз приходилось ездить во Францию или Швейцарию, чтобы повидаться с матерью, которая была вынуждена жить в эмиграции.

Варвара Александровна была молчалива. Позднее я узнала, что, когда Инессу впервые арестовали на глазах у испуганных детей, она шепнула им: «Молчите, не болтайте, кто у нас тут бывает!» Варя запомнила этот материнский наказ раз и навсегда. И только в конце 1960-х гг. Варвара Александровна кое-что поведала для истории.

Рассказала, как в детстве оказалась в тюремной камере. Перед Рождеством 1907 г. ее отец Александр Евгеньевич, знавший из писем Инессы, как она отчаянно тоскует по детям, добился разрешения тюремного начальства на свидание заключенной с их шестилетней дочерью Варей. Более того, девочку разрешили привести прямо в камеру. Узнав об этом, соседки Инессы правдами и неправдами добились, чтобы им поставили елку. Рождественское деревце они украсили своими нательными крестиками. Когда девочку привели в узилище, женщины прослезились. Они ласково говорили с Варей, рассказывали, какая хорошая у нее мама, и убеждали, что уже скоро она вернется домой. А сама Инесса на прощание сказала дочери:

— Расскажи всем нашим, что в тюрьме сидят не только воры и бандиты. Ты видишь — эти женщины, они добрые и хорошие.

Варвара Александровна, вспоминая этот эпизод, заключила: «Я тогда и сама поняла, что рядом с мамой хорошие женщины». В то время у нас работала очень добрая горничная. И у нее был такой же простой крестик, как и те, которыми мамины соседки по камере украсили елку, а вовсе не золотой, как у нас у всех. Родители всегда учили нас относиться к бедному люду с уважением и симпатией. Уже в советское время нам намекнули, что безопаснее всем говорить, что мама и предки отца тоже из бедных. Поэтому в воспоминаниях нашего родственника, видного географа Давида Эмильевича Арманда, присутствует версия о происхождении семьи из бедных слоев общества.

Долгое время в литературе повторялась легенда о том, что Инесса — племянница бедной гувернантки, трудовой элемент, Золушка, вышедшая замуж за своего принца, сына богатого фабриканта. Об этом написал журналист Павел Подляшук, которого увлек образ пламенной революционерки. Я читала его книжку «Товарищ Инесса», и версия автора не вызывала у меня сомнений. «Парижанка Инесса Елизавета оказалась в Москве. Ее привезла сюда тетка, учительница музыки и французского языка в богатых семьях. Вместе с ними жила бабушка. Семья была трудовая»².

Не было никаких оснований не верить автору. Потому что наша семья определенно была трудовой. Конечно, папа вскользь упоминал, что когда-то у его деда было большое состояние, фабрики, дома, леса и собственные экипажи. У меня в шкатулке в качестве доказательства этих смутных слухов хранились подарки от тети, папиной сестры Марии, — золотой крестик, тонкое золотое колечко с сапфиром и изящная подвеска с маленьким ограненным прозрачным камушком, названия которого я не знала (потом выяснилось, что это хризолит). Во всяком случае, в нашей веселой, дружной семье всем этим сказкам о богатстве никто не придавал значения. Папа часто повторял, что большие деньги — это большая обуза. Деньги любят внимание, их нужно приумножать, иначе они обидятся и уйдут к другим. И это справедливо, заключал папа, выворачивая карманы с мелочью в качестве наглядной демонстрации своего легкого отношения к деньгам. Отец был кинорежиссером. Главные свои фильмы снял на Рижской киностудии, куда приехал после войны, как и многие другие кинематографисты, чтобы помочь новой советской республике создать собственный национальный кинематограф. Вот что пишет о нем латвийский кинорежиссер Янис Стрейч, автор любимого зрителями фильма «Театр» с Вией Артмане в главной роли:

Отец был прекрасно образован. Фундаментальные знания он получил в гимназии. Моя бабушка Рене обучила его музыке. Отец прекрасно играл на рояле Шопена, Бетховена, Листа. Сам сочинял музыку. Писал стихи. Писал прозу. Рисовал. Когда он обучался профессии кинорежиссера на Высших курсах в Москве (ВГИК еще не был создан), где преподавали такие мастера кино, как В. Пудовкин и Л. Кулешов, ему пригодились навыки рисования. Старая школа обязывала режиссера, работая над сценарием, рисовать каждый эпизод. Внешность героя, костюм, расположение на съемочной площадке. Стажироваться ему посчастливилось у Сергея Эйзенштейна на съемках «Броненосца “Потемкин”» в Одессе. До получения самостоятельных кинопостановок отец работал вторым режиссером у Григория Александрова, высоко ценившего его образованность и профессиональные способности.

В 1938 г. кинорежиссер Сергей Юткевич пригласил отца на должность сорежиссера на фильм «Человек с ружьем», который он ставил на «Ленфильме». Пошутил:

— Мне без тебя не обойтись, ты же Ленина видел!

Отец рассмеялся:

— Ничего себе, видел. Пару-тройку раз, и то в детстве.

— Как же так, — удивился Юткевич, — Ильич же с твоей теткой Инессой дружил.

— Сережа, ты не поверишь, но я и тетю Инессу-то видел всего раз десять в жизни.

— Как так?

— Я родился в 1902 г. Она в эти годы то была за границей, то по тюрьмам, то по ссылкам. Когда я был маленьким, мама ездила с нами, детьми, в Париж. Привозила туда своей сестре ее младших детей — Варю, Инку и Андрюшу. Его все называли Андрэ на французский манер. В Париже я видел и Ленина, и Крупскую, но мне тогда было 9 лет всего. Запомнил такой эпизод: мы с Андрюшкой играли, и тут пришли эти дядя с тетей. Соседи. Они жили в соседнем доме на улице Мари Роз. Владимир Ильич принялся нас с Андрэ обучать, как правильно драться. Сказал, что Андрэ будет большевиком, а я меньшевиком. И что большевик должен победить, а меньшевик — сдаться. Мама, тетя Инесса и Надежда Константиновна очень смеялись.

— И ты сдался?

— Сдался. Потому что Андрэ был младше меня на год и слабее.

— А потом, после революции, ты что, не виделся с Инессой и Лениным?

— С Инессой виделся. Она в то время забегала с Варей и Андрюшей к нам на Воздвиженку. Но только в 1918 г. я на войну ушел. На стороне красных. А когда вернулся, тети Инессы уже не было в живых.

Для фильма «Человек с ружьем» Юткевич попросил отца написать песню. Друг режиссера молодой актер Марк Бернес мечтал получить хоть какую-нибудь, хоть самую маленькую, роль в фильме. Но ничего подходящего для его амплуа не было. Отец подумал и придумал: почему бы не ввести в сценарий молодого матроса? Скажем, чтобы он был братом горничной Кати? Для этого воображаемого матроса — в фильме он получил имя Кости Жигулева—отец написал песню. И слова и музыку. Эту песню иногда поют даже сейчас.

Тучи над городом встали. В воздухе пахнет грозой. За далекой за Нарвской заставой Парень идет молодой.

Когда отец показал песню Бернесу, актер был в восторге. Быстро выучил слова, и они вдвоем пошли к Юткевичу. Прослушав песню, Юткевич отправил их к Дмитрию Шостаковичу, который в то время работал над увертюрой к фильму. Шостакович оценил и музыку, и слова. Переработал увертюру, сделав отцовскую мелодию главной темой. Одновременно Юткевич вместе с драматургом Николаем Погодиным, по пьесе которого «Кремлевские куранты» ставился фильм, переработали сценарий и ввели в него роль Кости Жигулева. С тех пор Марк Бернес во всех выступлениях называл Павла Арманда своим крестным отцом в кино. Отец объяснял свой успех тем, что он сам воевал на Гражданке и ему близки те чувства, которые выражает в песне его сверстник, революционный матрос с Нарвской заставы.

Тема революции часто присутствовала в наших разговорах с отцом. Имя своей тети, Инессы Федоровны Арманд, отец произносил с благоговением. В нашем доме была книжка «Славные большевички». Про женщин революции. Она стояла в застекленном книжном шкафу на видном месте. Я ее не читала по малолетству, но знала, что там есть глава о папиной тете Инессе.

Отец говорил, что она была великой труженицей на благо всех людей. Нас, детей, он воспитывал на принципах от каждого по способностям — каждому по потребностям.

Каждый из нас был обязан развивать свои способности. Мой старший брат по отцу Сергей прекрасно рисовал, но не любил читать. Отец отправил его учиться на кинооператора. Это имя — С. Арманд — встречается в титрах многих художественных фильмов. Достаточно перечислить рязановские «Иронию судьбы», «Служебный роман», «Гараж».

Брат Виталий с детства проявлял большое любопытство к жизни — всем интересовался и всем пробовал заниматься. Тяготел к съемочной технике. Отец устроил его «старшим помощником младшего ассистента» в цех документальных фильмов Рижской киностудии. После недолгих колебаний Виталик нашел себя как фоторепортер. Некоторые его снимки обошли весь мир. Землетрясение в Спитаке. Трагические события в Тбилиси. Андрей Сахаров на трибуне съезда народных депутатов.

Брат Станислав с детства, разбирая всю имеющуюся под рукой технику, удивительным образом восстанавливал ее правильно, не оставляя «лишних» винтиков. Научился еще вдетстве чинить моторы. С 16лет пошел в секцию мотоспорта — и стал сначала мотогонщиком, а потом и автогонщиком. Объездил со сборной СССР в качестве старшего тренера весь мир. Работал в кино каскадером.

Еще с нами жил папин приемный сын Ульф Арне Берг-стрем. Его отец, шведский инженер, был выслан еще до войны на родину. Младшего сынишку Ульфа он оставил на попечении своей подруги, некоей Елены Иосифовны, пообещав рано или поздно забрать их обоих в Швецию. Но они никогда больше не увиделись. Следующим другом импозантной Елены Иосифовны стал мой отец. Когда он женился на моей будущей матери, взял Ульфа в нашу семью. Ульф имел способности к рисованию, прекрасно чертил и фотографировал. И еще разбирался в железках. Отец подумал и посоветовал ему стать оператором комбинированных съемок. После окончания ВГИКа Ульф устроился на «Мосфильм» в качестве оператора комбинированных съемок.

Меня папа заставлял трудиться лет с шести. Хореография, музыка, английский язык. Я, будучи еще ребенком, не могла выпросить себе игрушку просто так. Только за какое-то достижение. Например, чтобы получить желаемую куклу, нужно выучить новую музыкальную пьесу, или стишок на иностранном языке, или правильно нарисовать в альбоме дачный пейзаж с морем и соснами. Папа повторял: заработаешь — получишь! Так что, прочитав в книге Павла Подляшука насчет небогатого трудового детства Инессы, я ничуть не усомнилась в его правоте.

И только в 1992 г. все неожиданно открылось. Меня попросила о встрече известная московская переводчица Наталья Мавлевич. Она сопровождала в Москве французского писателя Жоржа Бардавиля, который в тот момент работал над книгой об Инессе Арманд. Я пролепетала, что вряд ли смогу быть полезна, сама мало что знаю. Но моя собеседница рассмеялась: не волнуйтесь, он просто очень хочет познакомиться с потомками. В назначенный час я уже была на Новинском бульваре, в доме напротив глобуса на Новом Арбате. Бардавиль остановился в квартире своего приятеля, режиссера Павла Лунгина. Хозяин дома проводил в уютную небольшую гостиную, где за круглым столом расположились французский гость и его переводчица. Я отказалась от чая, и мы сразу разложили на столе привезенные мной семейные фото. С первого слова между нами завязался оживленный разговор. Бардавиль рассказал, что мечтал написать книгу об Инессе Арманд в течение сорока лет. (Он в конце концов написал и издал эту книгу, но ее так и не перевели на русский язык.)

— Я влюблен в этот образ, — говорил писатель. — Впервые мне рассказал об этой удивительной женщине Луи Арагон, муж Эльзы Триоле. Он был восхищен Инессой Арманд. Лично они знакомы не были, но ему много рассказывала об Инессе его свояченица, сестра Эльзы Триоле Лиля Брик.

Вот оно что! Значит, Лиля и Маяковский, отдыхая летом 1920 г. в деревне Акулово возле Пушкина, познакомились там с Инессой? Совсем незадолго до ее смерти осенью того же года.

Часовой разговор с Бардавилем закончился тем, что я помогла ему разобраться в конфессиональной принадлежности членов семьи. Он был уверен, что Инесса вышла из семьи протестантов и что ее муж был католиком. Я показала ему документы, хранившиеся в семье и проливавшие свет на этот вопрос. Бардавиль был очень благодарен. Он подарил мне чудесную французскую пудру и пригласил приехать как-нибудь в Париж. На прощание спросил:

— Рене, ведь вы журналист. Почему же вы сами не напишете книгу о своей знаменитой бабушке? Ведь у вас есть колоссальные возможности расспросить обо всем у ваших старших родственников! Как следует изучить семейные архивы. Я бы на вашем месте не упустил такой блестящей возможности!

Прошло больше двадцати лет, прежде чем я вспомнила об этом совете французского писателя. А тогда, после нашей встречи, записала на диктофон сенсационный доклад, который сделала Наталья Мавлевич об открытиях Бардавиля. Весь наш клан собрался тогда в только что открывшемся на Донской улице в Москве частном Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей, к числу которых относятся наши предки. Версия Бардавиля, подкрепленная документами, найденными в недавно рассекреченных фондах российских архивов, отличалась от предыдущего «советского» варианта. Он утверждал, что Вильды, родня Инессы по материнской линии, были состоятельными людьми.

Но книга его на русский язык переведена не была, и те авторы, которых интересует личность Инессы Арманд, до сих пор придерживаются версии советского журналиста Павла Подляшука о бедной гувернантке, устроившейся на работу в богатую семью Арманд. Эту версию опроверг английский историк Майкл Пирсон. Поработав в Российском архиве социально-политической истории, в фонде Инессы он отыскал доказательства того, что семья Вильд принадлежала к состоятельному кругу. В его книге приводится такой простой аргумент: «В ссылке Инесса сама готовила, но особыми успехами в кулинарии не отличалась. Ведь и до замужества в ее семье все делала прислуга»³.

Недавно я обнаружила в старом отцовском альбоме изрядно испорченную временем фотографию. На сеновале вольно расположилась веселая компания. Снимок сделан в имении Армандов Пестово. В последнем ряду старшие сыновья моего прадеда — Александр Евгеньевич и Николай Евгеньевич. В среднем ряду крайняя слева — молоденькая Инесса в платье с горохами в обнимку с одной из наследниц миллионного состояния Евгенией. Вряд ли гувернантка могла бы допустить такую вольность. На фото девушка счастливо смеется. В том же ряду крайняя справа — Рене Стефан с немного напряженным выражением лица. Она только что приехала в Россию и пока не освоилась на новом месте. А в центре барахтается в сене самый младший из детей владельца имения — Володя, Вольдемарчик. Никто из этой компании пока еще не представляет себе, в какой тугой узел свяжутся их отношения.

Не получается из биографии Инессы Арманд история Золушки. Больше того, ее можно сравнить с принцессой, которая превратилась в Золушку добровольно. У нее был прекрасный принц, дом, друзья, дети, богатство, а она предпочла жизнь нелегала, полную опасностей и гонений. Тюрьмы, ссылка, туберкулез, вынужденная эмиграция, разлука с детьми... Во имя чего? Когда люди мечтают о переустройстве общества, то подразумевается, что это будет лучшая жизнь для всех. Инесса явно и недвусмысленно воплотила в жизнь свой идеал: лучшая жизнь для других, для обездоленных. Даже за счет собственного благополучия.

В 1905 г. она впервые оказалась в тюрьме по подозрению в попытках свергнуть существующий строй. Три месяца в одиночной камере, грубая тюремная одежда, соломенный тюфяк на каменном полу, скудная еда. Не испугалась. Продолжала делать то, что считала единственно верным и справедливым. Еще два раза сидела в тюрьме, отбывала ссылку на Крайнем Севере. После побега из ссыпки нелегально покинула Россию.

С Октября 1917-го, когда большевики взяли власть, «товарищ Инесса» превратилась из элегантной красивой дамы в «рабочую лошадь». В отличие от Александры Коллонтай, которую в партийной верхушке прозвали «гранд-дамой» революции. Коллонтай вошла в первое советское правительство. Инессу направили на малозначительную должность лектора ЦК. И только полтора года спустя назначили руководить совнархозом Московской губернии. До революции, так же как и сейчас, эта должность называлась: губернатор. Что она понимала в организации сельской жизни? Думаю, тут ей очень пригодился семейный опыт. Ее первый муж Александр Евгеньевич Арманд и его родной брат, мой дед Николай Евгеньевич, до революции управляли фабриками в Пушкино. При новой власти дед был приглашен служащим-консультантом в Высший совет народного хозяйства. Инесса часто советовалась с ними по делам своего совнархоза. Эта должность ей совершенно не подходила. В письме дочери Инессе, которая в это время была на фронте, она сообщает о работе вскользь: «По обыкновению, бегаю в свой совнархоз. Кроме этого, создалась французская группа Третьего Интернационала, кроме этого, созывается Всероссийская конференция работниц... Мы с Варей (младшая дочь. — Примеч. авт.) живем все в той же комнате на Неглинной, которую ты видела перед отъездом. Тесно нам отчаянно, Варя спит, скрючившись на диване». Когда я читаю в сегодняшней прессе, что «Ленин навещал свою любовницу в апартаментах на Неглинной», меня разбирает смех.

Тольков 1919 г. Инесса вместе со всеми детьми переехала в квартиру на Манежной улице. Сейчас журналисты любят муссировать слухи о том, что Ленин «предоставил своей любовнице шикарную квартиру рядом с Кремлем».

Даже меня, опытную телевизионную волчицу, и ту обманули: попросили сняться в телевизионном фильме «Мавзолей». По просьбе режиссера я должна была показать дом, в котором жила Инесса с семьей и где я не раз бывала с отцом у ее потомков. В готовом фильме из моей фразы «Это была шикарная квартира, но там в каждой комнате жили целые семьи» осталась, естественно, только первая часть.

Приезжая в Москву из Риги, папа обычно останавливался у своей родни в Москве в этой «шикарной» квартире. Когда шел сильный дождь, с потолка сочилась вода сквозь щели, образовавшиеся во время войны, поскольку с этой крыши били по вражеским самолетам зенитки, защищавшие Кремль. После каждого дождя кто-то из детей Инессы посылал коменданту Кремля лаконичную записку: «Крыша течет». Немедленно приходили мастера и крышу латали — до следующего дождя. На фасаде дома были прибиты две мемориальные таблички. Я училась по ним читать. На одной была написано «Инесса Арманд», на второй — «Анна Ульянова-Елизарова». В многонаселенной квартире жили дети Инессы, которым мой папа приходился двоюродным братом. В каждой комнате размещались несколько человек, поскольку семья Инессы была очень большой. Причем Инесса при жизни занимала самую маленькую комнату, которая служила ей кабинетом и спальней. Шикарная квартира! Инесса жила в домах и получше. До прихода к власти партии, в которой она состояла, в ее распоряжении был целый дом на углу Гранатного переулка и Спиридоньевки, принадлежавший ее мужу. И еще загородный дом — в селе Ельдигино, неподалеку от Пушкино, в тридцати с небольшим верстах от Москвы. Но материальное благосостояние не имело значения д ля Инессы. Приведу один пример. Возьмем уже знакомый читателю случай о ее поездке во Францию с миссией Красного Креста.

В 1918 г. Совнарком решил помочь русским солдатам, остававшимся в этой стране, вернуться в Россию. Поехали втроем: Дмитрий Мануильский, глава миссии, Жак Давитьян и Инесса. Оба советских представителя купили себе дорогие костюмы, подходящие для дипломатической миссии. Инесса же, которая всегда игнорировала моду, взяла в дорогу свои обычные строгие коричневые платья. Покупка модных дамских туалетов, по ее словам, была бы неразумной тратой народных денег. Инесса принципиально не следовала моде. Учила дочерей Инессу и Варю: «Ищите в одежде свой стиль. Мода — словно падшая женщина. Доступная каждому. А стиль — это ваша индивидуальность, вы его вырабатываете сами, и сами его придерживаетесь, и сами его меняете».

Этим советам по поводу поиска собственного стиля дочери Инессы следовали всю жизнь и передали их своим потомкам. Правда, возможности в смысле пополнения гардероба после революции у них были весьма скромными.

Революция полностью разорила семьи Арманд и Вильд. Фабрики были переданы государству, так же как и имения, и лесные массивы, и породистые лошади, и городские дома. Бывшие хозяева стали советскими служащими на бывших собственных фабриках. Дом в Пушкино опустел, армандовская молодежь разделилась на белых и красных и отправилась на фронт воевать за разные идеалы. Но Инесса не чувствовала никаких угрызений совести, она была абсолютно уверена, что восторжествовала справедливость. И только через три года после революции, в 1920 г., ею завладеет глубокая депрессия. Она потеряет интерес к жизни. Почему? От непосильной работы? От наступившей усталости? Или вдруг ей откроется бессмысленность всех принесенных жертв во имя улучшения участи бедных и обездоленных?

В постсоветской историографии образ Инессы — это образ богатой авантюристки, которая от скуки решила поразвлечься игрой в конспирацию и подпольные приключения. Но это не правда, а кривда.

На самом же деле ее жизнь с самого начала сложилась так, что Инессе Арманд, урожденной Стефан, на роду было написано стать необыкновенной женщиной.

Когда лидер партии большевиков впервые встретился с Инессой в Париже, он, прежде чем допустить ее в ближний круг нелегалов, навел справки. То, что он узнал, ему понравилось. Родилась в Париже, этническая француженка, великолепный французский язык. Жена богатого буржуа, фабриканта, порвала со своей средой, работала в низовой организации большевиков, дважды сидела в тюрьмах, была в ссылке, откуда бежала. Был второй муж, гражданский. Родной брат первого. В семейных ее связях Ленин даже не стал разбираться — так сложно ему там все показалось.

Инесса умудрилась так запутать отношения в своей семье, что мы сами с трудом понимаем, кто кому кем приходится. Младший брат тети Вари Андрей, например, приходился родным племянником законному отцу. А кем была сама Инесса? Невестка собственному мужу. Жена деверю. Клубок можно распутать, только потянув за первую нить.