Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

ЗАГАДОЧНЫЕ ВЕСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Работая над книгой, неожиданно я получила по почте от своей родственницы Галины Викторовны Арманд копию открытки с видом на бухту Владивостока, написанную рукой Инессы, за ее собственноручной подписью. Прочитав текст, я очень удивилась.

Евгеньевка? Железнодорожный поселок возле Владивостока? Раньше я никогда не слышала о совместной поездке Инессы с законным супругом на Дальний Восток. Об этом не знали авторы монографий об Инессе Арманд — ни советский журналист и писатель Павел Подляшук, ни английский историк и литератор Майкл Пирсон.

История умалчивает, почему всего спустя три недели после своего возвращения из Швейцарии, в начале июня, оставив восьмимесячного Андрюшу на попечение бабушки, Инесса отправляется в санитарном поезде на фронт. Напрашивается вопрос: а как это было возможно, взять да и поехать вместе с мужем в действующую армию на санитарном поезде? Нашелся простой ответ — в автобиографии Александра Евгеньевича. Он пишет, что ездил (и не один раз) на Дальний Восток, сопровождая гуманитарный груз, закупленный на деньги московских предпринимателей, и в том числе семьи Арманд. Поскольку это был санитарный поезд, то и груз был профильным — медикаменты, перевязочные материалы. Обратным рейсом возили раненых. У Александра Евгеньевича, естественно, в этом поезде было свое купе. В это купе он и поселил Инессу.

Можно предположить, что Инесса сама попросила Александра Евгеньевича взять ее с собой на Дальний Восток, имея в виду всегдашнюю цель — пропагандировать социал-демократические идеи среди народа. На Русско-японской войне, где правительство показало себя наихудшим образом (назначение слабого адмирала Куропаткина командующим флотом; поставки в армию гнилого сукна и испорченной пищи, что вызвало ропот и недовольство солдат), такие опытные пропагандисты, как Инесса, могли успешно использовать эти факторы для расшатывания режима.

Возвращаясь к открытке, посланной Инессой в Пушкино, можно предположить, что текст был зашифрован и некое сообщение предназначалось мужу Юлии Борису Евгеньевичу. Инесса умело пользовалась шифром в переписке и таким образом передавала важные сведения для Московской социал-демократической организации через письма, адресованные детям.

Внезапный отъезд Инессы мог быть вызван еще одной причиной. Я не исключаю, что Инесса уехала, потому что после возвращения домой из Швейцарии у нее произошла очень серьезная размолвка с Владимиром на почве личных отношений. Такое предположение позволяет сделать одна история, которую рассказал мне мой троюродный брат Сева Федосов-Егоров.

В 1975 г. его отцу Марку Владимировичу Федосову позвонила незнакомая женщина. Она сказала, что хотела бы встретиться и показать ему книгу из библиотеки Евгения Евгеньевича Арманда, которая оказалась в ее доме. Марк Владимирович, ученый-океанолог, был коллекционером всего, что имело отношение к семье его матери Веры Евгеньевны Арманд. Он немедленно назначил встречу у себя дома в центре Москвы на Пушечной улице. Гостья привезла книгу со штемпелем «Евгений Евгениевич Арманд». Этот толстый журнал в твердом переплете «Ревю двух миров», вышедший в свет 1 мая 1904 г., последним из Армандов читал Владимир. Он делал пометки и комментарии на полях, которые прекрасно сохранились до наших дней. Журнал «Ревю двух миров» на французском и английском языках о событиях в Париже и Лондоне, объемом 480 страниц, изданный за границей 1 мая 1904 г., поступил в Москву не раньше середины мая. Судя по пометкам на полях, он был единственным читателем этого номера и изучил его от корки до корки. А потом оставил тяжелую и объемную книжку у своей знакомой. Журнал посетительница нашла у своей бабушки. Ее звали Александра Липинская. Гостья рассказала, что, по словам ее бабушки, в юности у них с Владимиром Армандом был бурный роман. Их объединяла подпольная работа.

Когда я прочитала пометки на полях, мне стало ясно, что Володя, так нетривиально поступавший в личной жизни, на самом деле был тем, кем был — девятнадцатилетним студентом, не чуждым плотских радостей. И не видел ничего дурного в том, чтобы в долгой разлуке со своей возлюбленной закрутить короткий роман с единомышленницей Шурочкой Липинской.

Майкл Пирсон упоминает отчет филера, который следил за этой молодой парой. Сын фабриканта и дочь судьи находились под негласным надзором полиции. Они часто бывали вместе и однажды даже остались на ночь в одной из квартир, находившихся под наблюдением.

Может быть, для Володи это увлечение было несерьезным. Но все же, когда Инесса с его сыном вернулась из Франции, Володя их даже не встретил и продолжал встречи с Александрой Липинской, у которой оставил тот самый журнал, который сейчас лежит на моем письменном столе.

В то время, в мае—июне 1904 г., в Пушкино Владимир не жил, а в Москве перемещался с квартиры на квартиру, опасаясь полицейского преследования. После приезда Инессы из Европы в течение нескольких недель они встречались наедине всего несколько раз в доме Александра Евгеньевича на Гранатном переулке. Я думаю, что Инесса заметила перемену в его отношении к себе. С ее интуицией — не могла не заметить. Поэтому сделала резкий шаг — уехала с Александром на Дальний Восток. Это очень логичный поступок с точки зрения любой женщины и очень характерный для Инессы. Она всегда так резко реагировала на размолвки с мужчинами. Александр в пору их семейной жизни бывал вынужден часами искать ее после их размолвок. Гораздо позже, уже будучи зрелой женщиной, она так же реагировала на разногласия с Лениным. Уезжала, не отвечала на письма, отказывалась переводить его работы.

Можно только предполагать, о чем думал Владимир Евгеньевич, когда Инесса с Сашей уехала на Дальний Восток. Но решение он принял. После ее возвращения они вместе поселились в Москве. С тремя младшими детьми. Саша и Федя уже учились в гимназии и жили с отцом. Семья обосновалась на Остоженке в квартире, имевшей два выхода — на парадную и черную лестницы. Совершенно поразительно, что век спустя, перебравшись из Риги в Москву, мы с мужем оказались в этом же доме на Остоженке (тогда она еще называлась Метростроевской) и из нашей коммунальной квартиры можно было незаметно выйти на соседнюю улицу через туалет. Эта возможность регулярно использовалась мужем нашей соседки для конспиративного похода в винный магазин. Для революционеров такой дом был просто находкой. С ними в квартире жил еще один молодой человек — воспитанник семьи Арманд Иван Николаев. Евгений Евгеньевич Арманд оплачивал его обучение на медицинском факультете. Все трое взрослых жильцов имели основание остерегаться полиции. Иван примкнул к эсерам, Володя — к социал-демократам. Инесса считала себя большевичкой, хотя ее статус официально закреплен не был. Она ходила в рабочие кружки с целью просвещения работниц. Внушала им, что трудящиеся женщины должны иметь свои права, противостоять насилию в семье, учиться грамоте и не считать себя рабынями мужчин. С утра до вечера она занималась любимыми делами: кроме встреч в рабочих кружках много читала, ходила на выставки, общалась с единомышленниками, воспитывала младших детей. Союз с Володей оказался абсолютно гармоничным. Разницу в возрасте они даже не замечали. Судя по всему, инцидент с Липинской был исчерпан.