Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

ДЕТИ ИНЕССЫ

3 мая 1919 г. минский губернский военком и секретарь губкома партии получили телеграмму из Кремля:

Так благодаря второму сыну Инессы и Александра Евгеньевича Федору Арманды получили «охранную грамоту» от Ленина. Это необъяснимо, но в период репрессий Сталин не преследовал семью товарища Инессы. Как будто ленинская «охранная грамота» действительно имела для него значение. У детей Инессы бывали неприятности, но никто из них не был арестован.

Исключением стала трагическая судьба бывшего мужа Инессы-младшей, немецкого коммуниста Гуго Эберлейна. В 1937 г. он был расстрелян на Бутовском полигоне. Ину на некоторое время понизили в должности, отправили работать в библиотеку артели инвалидов.

Старший сын Инессы Федоровны, Александр Александрович, был уволен после самоубийства Серго Орджоникидзе, у которого в ведомстве работал по личному приглашению старого большевика. Орджоникидзе, как известно, покончил с собой после конфликта со Сталиным. Но спустя недолгое время Александра Арманда восстановили на работе. Я не раз встречала людей, которые трудились с моим родственником во Всесоюзном теплотехническом институте. «Какой прекрасный это был человек! Он работал заместителем директора института. О таких руководителях можно только мечтать». Если бы в моем распоряжении была характеристика, возможно, я увидела бы там строчку «скромен в быту». Александр Александрович женился на харьковчанке Галине Шапиро, подруге своей сестры Ины. Девушки познакомились на фронте во время Гражданской войны. Ина пригласила Галю погостить в их доме на Манежной. Ее старший брат Александр влюбился в красавицу с серьезным выражением лица буквально с первого взгляда. Цельностью своих взглядов она напоминала ему мать. Долго не раздумывая, они оформили отношения. У супругов родились четверо сыновей. Старший из них, тоже Александр, во время войны был сапером. Он погиб в 1944 г. в результате той самой роковой ошибки, которая в жизни сапера случается лишь однажды. Второй сын этой пары Неон Александрович после войны поступил в МГУ на физический факультет. Вскоре он познакомился с москвичкой Галей Щербук и довольно быстро сделал ей предложение руки и сердца, пояснив, что у него совершенно нет времени, чтобы ухаживать и провожать девушку домой на Каляевскую улицу, а потом возвращаться к себе на Якиманку. Когда после ЗАГСа новобрачный привел молодую жену в дом к своим родителям, где им предстояло жить, она была поражена полным отсутствием признаков домашнего уюта в трехкомнатной, роскошной по тем временам отдельной квартире. Мать и отец Неона были заняты наукой, трое сыновей — учебой. Держать домработницу родители категорически отказывались — не для того революцию делали, чтобы возобновлять буржуазные привычки. Буржуазными мама Неона считала такие вещи, как ковры, абажуры, шторы на окнах и красивую посуду. Их младший сын Женя рассказал мне, что когда отец пытался заниматься с ним французским языком, то ребенок никак не мог себе представить, что такое la tasse — чашка. Отец ласково подсказывал:

— Женечка, из чего люди пьют чай?

Сынишка уверенно отвечал:

— Как из чего? Из пустых консервных банок!

Галина Самойловна только под давлением молодой невестки впервые в жизни решилась приобрести чайный сервиз. В семье не праздновались дни рождения — только годовщины Октябрьской революции и Первое Мая. Никто не распространялся о матери Александра Александровича как о революционерке и видной деятельнице партии большевиков. Молодая жена Неона долгое время и понятия не имела, что Инесса Арманд — бабушка ее супруга. Трудолюбие, скромность, стремление к образованию, революционные идеалы, любовь к Родине, счастье всех людей на земле — таковы были семейные ценности. Братья и сестры Александра Александровича были очень дружны между собой. Семейное родство еще больше укрепилось, когда родная сестра Галины Шапиро Хиена вышла замуж за младшего сына Инессы — Андрея Александровича. У этой пары родились двое детей — Андрей и Володя. Младший сын появился на свет в декабре 1941 г., когда Андрей Александрович находился в действующей армии.

До войны, работая инженером на заводе Орджоникидзе, он ежегодно занимался на курсах военной переподготовки. Когда во время утреннего воскресного чаепития в Алешино пришло известие о вторжении немцев, Андрей стремительно встал из-за стола, поцеловал жену и 8-летнего сына, обнял отца. «Простите, дорогие, мне пора. Поеду в военкомат». Хиена залилась слезами: «Подожди, может тебе не обязательно на фронт? Ведь в тылу нужны будут ценные специалисты. У нас же скоро родится ребенок!» Муж даже не стал слушать. У ворот обернулся, помахал всем рукой: «Не волнуйтесь, вернусь с победой!»

Они увиделись еще несколько раз. Андрей Александрович в бою под Ельней проявил себя мужественным бойцом. Вынес на себе из окружения генерала, фамилию которого в семье сейчас никто не помнит. Спасенный военачальник предложил: хочешь, устрою тебе бронь?

— Нет, я хочу в действующую армию.

С фронта он возвращался в Москву трижды. Один раз в командировку, во второй раз из-за сердечной болезни его отправили в госпиталь, в третий раз — приезжал хоронить Александра Евгеньевича. Дядю, которого считал отцом. Своего новорожденного сына Владимира он так и не увидел — жена с детьми были в эвакуации. Осенью 1944 г., когда его часть вела бои за освобождение Литвы, гвардии капитан Андрей Александрович Арманд внезапно скончался от разрыва сердца.

Дочери Инессы Ина и Варя при жизни Ленина были частыми гостьями в Кремле. У обеих были постоянные пропуска. Несколько раз в неделю в квартиру на Манежной приходил курьер: «Вас ждут на чай к Ленину!»

Только в 1960 г. Варвара Александровна поделилась с корреспондентом журнала «Юность» воспоминаниями о том времени, когда Ленин и Крупская взяли шефство над тремя младшими детьми Инессы, которых они знали еще по эмиграции:

А этот эпизод, который нигде не публиковался, я узнала от нашей родственницы, которой его рассказала Варвара Александровна.

Однажды Крупская заговорщически отвела девушек в свою комнату.

— Вижу, вижу, что у вас плохо с одеждой, — сказала Надежда Константиновна. — Вот, выбирайте, что хотите.

И открыла перед ними сундук с новыми вещами, подаренными ей многочисленными делегациями. Надежда Константиновна всегда одевалась очень скромно, ее гардероб отличался минимализмом. Но и дочери Инессы тоже унаследовали от матери равнодушие к нарядам. Как ни уговаривала их Крупская, они не взяли себе ничего. Потом, уже в зрелые годы, Варвара Александровна, вспомнив об этом эпизоде, сказала близким:

— Вот такие мы с Иной были дурехи! Надо было взять хоть что-то просто на память. Ведь до самой смерти Надежда Константиновна нас так любила и опекала!

В 1969 г. Варвара Александровна поделилась своими воспоминаниями с читателями «Нового мира». Она описала встречи с семьей Ульяновых начиная с 1912 г. В Париже Инесса жила по соседству со своими партийными товарищами на улице Мари Роз. Однажды она отправила своих одиннадцатилетнюю дочь и девятилетнего сына отнести записку Надежде Константиновне. С тех пор они виделись много раз.

После внезапной смерти Инессы, как вспоминала Варвара Александровна, «в короткий срок Надежда Константиновна стала нам близкой, любимой и как будто всегда существовавшей в нашей жизни». 6 ноября 1923 г. Надежда Константиновна прислала из Горок записку Варе Арманд: «Милая Варюшка! Целую вечность не видела тебя, не слышала твоего голоса. В четверг буду в Москве, пойду к Цеткин, а потом созвонюсь с тобой — либо ты ко мне заходи (в Кремль), либо я зайду к тебе (на Манежную. — Примеч. авт.)».

Как думает читатель, стала бы Надежда Крупская так нежно относиться к детям соперницы? Аргумент, что у нее не было своих детей, вот она и полюбила Инессиных, кажется слабоватым. Один уважаемый мной российский историк предположил, что во «вражеском» партийном окружении Надежда Константиновна лучше всего чувствовала себя с этими молодыми, симпатичными ей людьми, которых она еще в их детстве знала по Парижу. Но не проще ли поверить свидетельству самой Н.К., что «Инесса была одним из самых дорогих людей и с ней в дом словно заглядывало солнце».

Ина занималась историей, Варя поступила во Вхутемас (Высшие художественно-технические мастерские). Однажды совершенно неожиданно Ленин и Крупская пришли в общежитие на встречу к будущим художникам. Получилось это так.

В конце февраля 1921 г. Инесса-младшая пришла навестить Надежду Константиновну. Они сидели в комнате Крупской в кремлевской квартире и о чем-то беседовали. Внезапно распахнулась дверь, и вошел Владимир Ильич. Разговаривая, он, как обычно, быстро ходил по комнате взад-вперед. (Представляете себе, что это такое — разговаривающий маятник перед глазами?!)

В тот вечер он был особенно оживлен. Поддразнивал гостью, расспрашивал ее о сестре Варе, которая училась и жила в общежитии. Ина стала уверять со слов сестры, что все хорошо, в общежитии тепло, питаются студенты нормально. Ленин слушал со скептическим выражением лица, а потом предложил: «Давай, Надя, поедем навестить Варю и посмотрим, как молодежь живет».

Об этом эпизоде осталось множество воспоминаний.

Молодежь встретила Ленина восторженно. И только Варя Арманд смутилась, увидав гостей. Ленин не раз подшучивал над ней, когда она ему рассказывала, как хорошо живут комсомольцы в общежитии. Обещал, что нагрянет с проверкой. Варя пугалась, уверяла его, что действительно условия у учащихся хорошие. Были, конечно, недостатки, общежитие не отапливалось, хлеба не хватало, но все же они получали студенческий паек и почти каждый день ели хотя бы раз. Но об этом Варя Ленину не рассказывала. На фоне общественных событий, считала Варя, все эти трудности незначительны.

И вот Ленин сдержал-таки обещание. Взял да и нагрянул с Надеждой Константиновной и Инкой!

Коммуна вхутемасовцев, где жила Варя, называлась «Первой коммуной». В ней обитали активисты комсомола, члены и кандидаты партии. Варя делила комнату с однокурсницей. Владимир Ильич и Надежда Константиновна начали щупать матрацы, проверяя их на мягкость — точнее, на жесткость. Надежду Константиновну усадили на Варину кровать, а Владимиру Ильичу кто-то из ребят принес невесть как оказавшееся в общежитии коммунаров соломенное кресло с очень высокой спинкой. Владимир Ильич стоял спиной к окну, разглядывал комнату. И увидел на стене единственный акварельный рисунок—паровоз, раскрашенный продольными линиями. Это была работа студента Стенькина, написанная им «в помощь Республике». В то время транспорт очень медленно ходил, и будущий художник предложил красить продольными линиями кузова, чтобы создать зрительное впечатление хоть о какой-то скорости. Конечно, Ленин засмеялся. Рассмеялись и все набившиеся в комнату к Варе коммунары. Началась дискуссия о революционном творчестве.

Варя потом признавалась, что все посещение прошло у нее как в тумане и она плохо помнит, о чем говорили в ту ночь.

Остались воспоминания участников той встречи. На эту тему написано немало книг и научных трудов. Интересно, что многие авторы перепутали имя Вари и называют ее Александрой.

Спорили о футуризме и реализме. Варвара Александровна вспоминала:

Надежда Константиновна тоже записала в своем блокноте впечатления от встречи с молодежью.

«Был это голодный год, но много было энтузиазма у молодежи. Спали они в коммуне чуть ли не на голых досках, хлеба у них не было, “зато у нас есть крупа”, — с сияющим лицом заявил дежурный по коммуне вхутемасовец. Сварили они из этой крупы важнецкую кашу, хотя и была она без соли. Ильич смотрел на молодежь, на сияющие лица обступивших его молодых художников — их радость отражалась у него на лице. Они показывали ему свои наивные рисунки, объясняли их смысл, засыпали его вопросами. А он смеялся, уклонялся от ответов. Отвечал вопросом на вопрос...

— Что вы читаете? Пушкина читаете?

— Нет, мы — Маяковского!

После этого Ильич немного подобрел к Маяковскому, при этом имени ему вспоминалась вхутемасовская молодежь, полная жизни и радости, готовая умереть за Советскую власть»³⁸.

Варя Арманд вышла замуж за своего однокурсника, будущего народного художника СССР Якова Ромаса. У этой пары родилась дочь Блона. Этого имени нет ни в каких святцах. Его придумала Варя в память о матери. Имя возникло из псевдонима, которым пользовалась Инесса, подписывая брошюры для женщин, — Елена Блонина. Блонина — от польского слова «блонь» — луг, поле. Несомненно, этот псевдоним Инесса взяла себе в память о том времени, когда они жили вместе с Ульяновыми в Кракове и каждый день часами гуляли по этим «блоням». Спорили, говорили о революции, шутили, смеялись или молчали. Крупскую нисколько не коробило имя Блона, как намек на прошлое, в котором ходили-бродили по польским блоням трое — не то партийная троица, не то исторический любовный треугольник.

А недавно я наткнулась в архиве на письмо Надежды Константиновны Варе, написанное незадолго до рождения Блоны: «Если бы ты знала, как я мечтаю понянчить внука...» И действительно, Надежда Константиновна была очень привязана к Блоке, частенько приглашала Инессину внучку с собой в Горки Ленинские, дарила ей подарки. Я своими глазами видела сувенирную коробку с коллекцией минералов и книжку Крупской с надписью: «Милой Блоне от Н.К.».

Что касается Ины, то она вышла замуж не без участия Ульяновых. Немецкий коммунист, рослый красавец Гуго Эберлейн был одним из основателей Коммунистической партии Германии, членом ее ЦК. В канун нового, 1919 г. он получил задание от Розы Люксембург отправиться в Москву на Учредительный конгресс III Коммунистического интернационала. Гуго под видом гражданина Австрии пробрался через фронт и прибыл на торжественное открытие, где его сфотографировали за столом рядом с Лениным. Ленин очень рассчитывал на рабочий класс Германии для воплощения своей главной мечты — мировой революции. Но Коммунистическая партия Германии была еще очень молода, а ее лидеры Карл Либкнехт и Роза Люксембург в январе 1919 г. были уже убиты. Для Эберлейна гибель товарищей стала колоссальным ударом. В Москве он познакомился с Инессой Федоровной Арманд, которая входила во французскую секцию Коминтерна. Инесса выразила Гуго глубокое сочувствие и предложила свою помощь. Но знакомы они были недолго. Гуго нужно было возвращаться в Германию.

Там оставались его жена и маленький сын Вернер, который родился 9 ноября 1919 г. Он не знал,что жена скоро оставит его и выйдет замуж за другого.

Ина, изучавшая в институте немецкий язык, познакомилась с Гуго в Берлине в 1922 г. Она работала помощником полпреда в недавно открывшемся после четырехлетнего перерыва советском посольстве. Полпредом был назначен бывший нарком финансов Николай Николаевич Крестинский. Ленин был невысокого мнения о его достоинствах, называл «управляющим делами». Досадовал, что вместо политической работы Крестинский сам бумажки в папки подшивает. Молотов говорил о нем: «Сказать, что ловкий был Крестинский, едва ли можно. Но он был адвокат, помогал и вашим и нашим»³⁹.

Начальник Ины был добродушен, подслеповат и мало походил на дипломата. Однако у него уже был в этой области кое-какой опыт. Он участвовал как член делегации в Генуэзской конференции, где советские дипломаты одержали крупную победу. Добились признания молодой Республики Советов. И при этом отказались выплачивать долги царского правительства. Крестинский слышал циркулировавшие в Кремле слухи, что его новый сотрудник Ина Арманд близка с семьей Ленина, поговаривали, что она приемная дочь бездетной пары. Покойную Инессу Федоровну Крестинский считал очень интересной женщиной. Ина немного была похожа на мать. Ей было 24 года, и она уже 6 лет была членом партии. Присмотревшись к Ине, Крестинский одобрил свою помощницу. Прекрасно знает язык. На Гражданской войне получила навыки штабной культуры. Аккуратна с бумагами — а это в глазах Крестинского, бывшего присяжного поверенного, любившего порядок в документах, очень большое достоинство. Умеет себя вести, не говорит лишнего, обладает навыками конспирации (это от матери) и безраздельно предана делу революции. Полностью подходит для той задачи, которая была поставлена перед полпредством, — подготовить в Германии пролетарскую революцию. Налаживая связи с немецкими коммунистами, Ина вышла на Гуго Эберлейна. Он в то время совершил побег из тюрьмы, куда попал после возвращения из Москвы, и вместе с товарищами жил в доме Карла Либкнехта, который был выкуплен им для партии. Гуго, познакомившись с дочерью Инессы, с сожалением воспринял весть о смерти товарища по Коминтерну. Симпатия, которую он испытал к Инессе, перешла и на Ину. Они начали встречаться. В отпуск Ина поехала в Москву и почти весь провела его в Горках. Еще в Берлине, собираясь домой, она получила приглашение от Надежды Константиновны.

Девушка рассказала Надежде Константиновне о своей дружбе с Гуго Эберлейном, которая может перерасти в нечто большее. Крупская обрадовалась: «Это достойный человек, Иночка!»

В 1923 г. влюбленные поженились. 12 декабря у Гуго и Ины родилась дочь. Ее назвали в память бабушки — Инесса. С дипломатической почтой в Берлин пришло теплое письмо от Крупской, в котором звучала нотка грусти.

Наверное, Надежда Константиновна понимала, что жизнь Ленина подходит к концу. До его кончины оставался месяц и 10 дней.

(Читая это письмо, понимаешь, что Надежда Константиновна Крупская, образ которой тоже совершенно искажен в народной памяти, была человеком не только умным и порядочным, но и тонко чувствующим. — Примеч. авт.)

Ина расстроилась до слез, прочитав письмо из Горок. Она знала Владимира Ильича с детства. Это был самый близкий, как и Надежда Константиновна, друг ее мамы. После ее смерти Владимир Ильич настаивал, чтобы сестры Арманд и младший их брат Андрей чаще приходили в кремлевскую квартиру на чай. Это было легко осуществить, потому что дети Инессы жили через дорогу от Кремля. Во время этих чаепитий Владимир Ильич расспрашивал, есть ли у них все необходимое из одежды, как они питаются, не слишком ли устают от работы и занятий, не надо ли чем помочь.

Ина никогда не забывала об этом времени.

Лето 1921 г. Ина по приглашению Надежды Константиновны и Владимира Ильича провела в Горках. Первое время она жила там одна. Изредка по вечерам приезжал Владимир Ильич, когда очень уставал, болела голова, мучила бессонница. Чистый воздух и тишина восстанавливали его силы, и наутро он уезжал хорошо отдохнувшим.

Как-то раз в мае Владимир Ильич вырвался из Москвы раньше обычного. «Вот, собрался на тягу», — сказал он гостье. Ина упросила Ленина взять ее с собой, хотя и без ружья. Кроме Владимира Ильича были Гиль, товарищ из охраны и кто-то еще. Начало похода было не очень веселое. Владимир Ильич выглядел до крайности уставшим и чем-то озабоченным. Он шел впереди Ины и все время молчал; казалось, московские думы и заботы не оставляли его. А все остальные, идя сзади, тоже молчали или старались говорить вполголоса. Пришли к месту охоты и разошлись по своим местам. Вечер был замечательным: чудесным был весенний лес, запахи весны, тишина, нарушаемая только птицами. Вальдшнепы, правда, охотников не баловали: пролетел один, да и то далеко; кто-то стрелял, но неудачно.

Ленин любил долгие прогулки. В эмиграции вместе с женой они часами ежедневно проводили время на природе. В кремлевских залах и коридорах, в служебной квартире ему не хватало свежего воздуха. Ина заметила, что очарование тихого вечера и весенний воздух сделали свое дело. На обратном пути Ленин смеялся, шутил, рассказывал что-то забавное. В июле Ульяновы приехали в отпуск. Ина рассказывала нам, что и в отпуске предсовнаркома много работал. Распорядок дня был обычно такой: после завтрака Владимир Ильич уединялся на открытой террасе около своей комнаты. Гора книг, стопка писчей бумаги, чашка чаю. В это время он просил его не тревожить. До обеда Надежда Константиновна любила поговорить с Иной о том о сем. Каждый день на обед приезжала сестра Ленина — Мария Ильинична. Ина вспоминала, что обычно на обед они ели морковный пирог с чаем.

Во второй половине дня обычно ходил гулять иногда один, чаще с Надеждой Константиновной. Иногда они приглашали с собой Ину. Шутили: «Хватит глаза портить, зубрилка!» Ульяновы любили бродить по лесу. По инициативе Марии Ильиничны раза два организовывались походы за грибами. Ездили на машине в дальний лес. Когда Владимир Ильич шел гулять к реке, он проходил мимо дома отдыха МК, и отдыхающие зазывали его в свой сад. Ленину нравились эти непринужденные беседы.

Узнав, что Ина заболела, Ленин настаивает на ее помещении в санаторий «Дюльбер». Пишет письмо главврачу:

(Ина Александровна вспоминает, что она «пострадала» от ленинской заботы. Главврач на неделю уложил ее в постель и запретил прогулки.)

И вот теперь Ленин сам заболел. Страшно заболел, тяжело.

Письма Надежды Константиновны о состоянии здоровья Ленина то огорчали, то успокаивали Ину.

«Милая моя Иночка, не писала тебе целую вечность, хотя каждодневно думала о тебе. Но дело в том, что сейчас я целые дни провожу с Володей, который быстро поправляется, а по вечерам я впадаю в очумение и не способна уже на писание писем. Поправка идет здоровая — спит все время великолепно... настроение ровное, ходит теперь (с помощью) много и самостоятельно, опираясь на перила, поднимается и спускается с лестницы. Руке делают ванны и массаж, и она тоже стала поправляться. С речью тоже прогресс большой... То, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит... что выздоравливает, — я уж в личные секретари к нему прошусь и собираюсь стенографию изучать. Каждый день я читаю ему газетку, каждый день мы подолгу гуляем и занимаемся».

«...Получила литы мое письмо с карточкой Володи? У нас поправка продолжается, хотя все это идет чертовски медленно. У Володи выдержка громадная, старается скрыть от всех, как ему тяжело. Вообще, какдалеко пойдет поправка, — никто сказать не может, может и полное восстановление быть. Приходится одно — запастись терпением. Ездим в далекий лес на автомобиле, читаем газетку, по саду ездим...

...Сейчас у нас осень, парк опустел, стало в нем скучно. Летом народ толкался, теперь никого нет, и В[олодя] тоскует здорово, особенно на прогулках. Каждый день какое-нибудь у него завоевание...

...Читаем с Володей ежедневно газетки, он с интересом следил за событиями в Германии, вычитал и вытянул из нас все, что от него скрывали, — убийство Воровского, смерть Мартова и пр. Ужасно безответственные сообщения печатаются в газетах».

«Вообще все уже вошло в норму, Ферстер (врач) уехал к себе в Германию, тот врач, что жил здесь, перебрался в город, вчера ходили на тягу (без ружья, но с корзиной для грибов), видели одного вальдшнепа, 4 брусничины, десяток старых грибов и очень красивые осенние листья...»

В конце письма Надежда Константиновна пишет, что Владимир Ильич рвется к работе ужасно. «Впрочем, публика приезжает уже к нему и в одиночку, и высыпками».

Известие о смерти Ленина пришло к Ине в Берлин по официальным каналам раньше, чем она получила письмо от Надежды Константиновны.

В последний раз Ина встречалась с Лениным в ноябре 1922 г. Она слушала его доклад на IV конгрессе Коминтерна и речь на пленуме Московского совета. Тогда ей показалось, что Владимир Ильич совсем поправился, снова полон сил и энергии. Он шутил и смеялся, когда перед отъездом Ины в Берлин она была в их кремлевской квартире. В тот вечер в гостях у Ульяновых был Дмитрий Захарович Ману-ильский. Тот самый, с которым ее мама в 1918 г. ездила во Францию, чтобы вывезти оттуда брошенных Временным правительством бойцов Русского экспедиционного корпуса. Дмитрий Захарович умел талантливо пародировать партийных товарищей, очень удачно подражая их голосу, жестам, манере говорить. И вот он стал изображать, как выступают Калинин, Луначарский и другие. Это были, конечно, дружеские, но очень смешные шаржи. Ленин от души хохотал, слушая Мануильского, а потом, хитро сощурив глаз, сказал: «А я слышал, вы и меня изображаете. Ну-ка, ну-ка покажите, как я выступаю?» Но тут Мануильский очень смутился, стал отшучиваться, отнекиваться и отказался пародировать Ленина.

Позднее, уже за чашкой чаю, Владимир Ильич все в таком же веселом настроении рассказывал, в какие нелепые положения он попадал, занимаясь юридической практикой, как к нему за защитой обращались заведомые жулики-купчики и он не знал, как от них отделаться. Весь этот вечер Владимир Ильич был очень оживлен, много смеялся. Ине и в голову не приходило, что они видятся в последний раз. С Надеждой Константиновной теплые отношения продлились вплоть до ее смерти в 1939 г. Крупская много рассказывала Ине о дружбе с ее матерью. Под влиянием Надежды Константиновны Ина начала готовить к публикации письма матери.